Волшебство внутри

Зимой рано темнеет, поэтому в коридорах Хогвартса царит уютный полумрак, в которым снуют студенты, поменявшие измятые за еще один учебный день мантии на привычную и, самое главное, теплую одежду. Преподаватели покидают холодные кабинеты и деловито спешат в свои спальни, левитируя стопки сочинений, домашних и классных работ, отчетов… Они, как и ученики, мечтают о кубке тыквенного сока, а может, и о чем-нибудь более горячительном, но проверка работ до сухости в измученных глазах, до натертых пером пальцев не ждет, поэтому они, кидая иногда грустные, иногда сердитые взгляды на радостных ребят, часть из которых либо уже сделали домашнюю работу, а часть из которых спишет все за несколько минут перед сном, скрываются за портретами, который век исправно выполняющими свою работу. За окнами падают крупные хлопья белого-белого снега, серебристые приведения обсуждают какие-то свои призрачные дела, создающие иллюзию полноценной жизни, на кухне усердно работают домовики, радостно готовя очередной роскошный ужин для юных и не очень волшебников и волшебниц, строгий староста снимает баллы с очередной целующейся в пустом классе парочки. Но вся эта повседневная суета не затрагивает хрупкую фигурку, входящую в замок. Она на ходу растапливает на себе снег, тут же высушивая воду, прячет верхнюю одежду в хоть и большую, но явно недостаточно, сумку. Гениальная когтевранка недавно освоила заклятие Незримого расширения, в очередной раз приведя в восторг преподавателей. Она остается в просторной белой кофте с зелеными полосами на рукавах и широких штанах чуть ниже колена. Пара пассов волшебной палочкой, и тепло окутывает девушку уютным коконом. Тонкой рукой хватаясь за шерстяные крова, когтевранка стаскивает с себя насквозь промокшую шапку, запихивает в сумку, проделывая с ней те же манипуляции, и, недовольно морщась, убирает волосы, прилипшие к бесполезным, но таким дорогим ее сердцу очкам. На голове творится беспорядок: влажные, рыже-каштановые волосы разметались в разные стороны и выглядят так, будто никогда в жизни не видели расчески, часть из них постепенно превращается в отвратительные колтуны, которые вечером Лэнсу придется обрезать вручную. Кэти Холт уже давно пользуется услугами раздолбая-гриффиндорца в обмен на домашние задания. Оба знают, что стоит им только попросить, и все будет выполнено без каких-либо условий, но играть в эту игру интереснее. Девушка идет по коридорам, старательно, но теперь уже скорее по привычке, огибая шумные компании, держится ближе к стенам, которые точно не толкнут, не порвут сумку, не обрызгают случайно чернилами. Ну… в этой части замка точно. Наверное. С магией нельзя ни в чем быть уверенным на все сто стаканов сливочного пива. Кэти думает, что выпила примерно столько, ведь безумно вкусное печенье Ханка настолько же безумно сладкое и склеивающие зубы. Слышатся голоса, на которые девушка по привычке не обращает внимания, и из-за угла неожиданно выплывает, отвлекая Холт от мыслей и элегантно переставляя серебристые ножки, Аллура, заставляя девушку вжиматься в стену и молиться основателям, чтобы ее не заметили. У нее не было настроения объяснять, почему ее доклад на три свитка длиннее положенного и почему факты в нем так сильно расходятся с тем, что рассказывает преподавательница на уроках. К облегчению Холт, Аллура оказывается не одна. Приведение Когтеврана что-то втолковывает такому же серебристому Лотору, но в ее голосе проскальзывают нотки обиды, разочарования и раздражения. Приведения факультетов все еще выясняют свои десять тысяч лет как устаревшие отношения. Кэти улыбается вслед увлеченной парочке и отворачивается, снова погружаясь в свои мысли. Тихо фыркая, девушка пробует привести короткие волосы в какое-то подобие порядка, но быстро сдается, понимая, что на этом поприще победы ей не одержать. Кэти вздыхает и, прекратив мучить свои патлы, направляется к только что прибывшей на этаж лестнице, торопливо взбирается по ней, не забывая перепрыгивать ступеньки-ловушки и дружелюбно улыбаться приветствующим ее картинам. Она быстро преодолевает последние пролеты и коридоры, понимая, что катастрофически опаздывает. Третий этаж встречает ее мрачноватой тишиной, которую нарушают только перешептывания портретов или привидений и отдаленные смех и разговоры учеников. Кэти бежит, шлепая по полу не до конца просушенными сапогами, оставляет внушительные лужи, за которые завхоз и домовики ее точно не похвалят, и ругает себя теми словами, которые мама запрещает не только вслух говорить, но и даже про себя. Девушка неожиданно вспоминает, что еще не кормила Ровера, и надеется, что маленький совенок сам себе кого-нибудь поймает. Впереди уже маячит знакомая дверь, Кэти врывается в кабинет, сбивая одну из парт, и смотрит на часы. Девять минут и две секунды. Не так уж много, но для пунктуальной Холт — настоящая катастрофа. Она пробегается недовольным взглядом по помещению и высматривает высокую фигуру, стоящую у закрытого черными шторами окна. В кабинете совсем не темно. Под потолком класса висит большая железная люстра, а свечи в ней, как и скелет дракона под потолком, излучают волшебный, неяркий, очень приятный свет, позволяющий рассмотреть теперь уже не единственного человека в помещении. Профессор Широгане стоит, смотрит на сердитую девушку и мягко улыбается, по привычке проводя пальцами по плечевому суставу. — Ты опоздала, Кэти, — со смешком говорит он. Мужчина не придирается — поддевает сердитую девушку, снова разбивает скорлупу, которой она норовит себя окружить. Холт на пару секунд задерживает дыхание. «Пидж», — зовут ее все. «Кэти», — улыбается ей Широ. Девушка быстро берет себя в руки и уже фыркает в ответ, тряся нерасчесанной головой. Блики волшебного света играют в коротких волосах. Холт знает, что они похожи на текучий мед. Широ часто ей об этом говорит. Девушка снова осматривает помещение, замечает следы грязи на подоконнике, неаккуратно задернутую штору, древко плохо спрятанной метлы и парирует, привычным жестом поправляя очки: — А сам-то. Широ пожимает плечами и неловко трет левой рукой затылок, а Кэти снова ругает себя на чем свет стоит. Такаши снова пытается научиться летать со всего одной рукой. И не может. А Холт… Холт напоминает ему об этом снова и снова. Не специально. Оно само так выходит, но Кэти это не устраивает. Не устраивает невозможность контролировать себя рядом с профессором Широгане, не устраивают слова, вылетающие из ее большого рта. — Широ… — начинает Кэти и нервно посмеивается, пытаясь замять неловкость. — Такаши, — поправляет ее профессор Широгане… нет, Такаши, делая движение, которым люди обычно скрещивают руки на груди. Кэти уверена, что раньше, до того, как он стал «неполноценным», профессор очень любил эту позу. Защитную позу. Сейчас он непроизвольно укрывается от угрозы. От Кэти. Она трясет головой, отгоняя непрошенные мысли, и решительно сжимает волшебную палочку в потной от бега ладони. — Патронус, — усмехается профессор Широгане, отвечая на невысказанный вопрос Кэти, и продолжает говорить, освобождая центр класса от громоздких предметов. — Конечно, он не входит в школьную программу, по крайней мере шестого курса точно, но… Широ многозначительно замолкает, а потом резко переходит на преподавательский тон, рассказывая теорию. Кэти уже давно успела ее зазубрить благодаря восторженным историям Мэтта, которому тяжело далось это заклинание. Мэтт и папа. Отдел Тайн. Арка. Сердце снова начинает сильно колотить, живот скручивает, а холодная рука тренаучитьсявоги все сильнее сжимает горло. Холт делает глубокий вдох отключается. Отключается от своих мыслей, от Такаши, который в такие моменты противно дотошен, от холода в теле, который свидетельствует о том, что волшебство потеряло свою силу. Девушка поверхностно слушает преподавателя, а он, не переставая вещать, вручную убирает особо опасные приспособления. Если раньше мысли о брате и отце вызывали лишь спокойствие и гордость, придавали сил, то сейчас… сейчас Кэти боится. Боится до болей в животе, до прерывистого дыхания, до слез в уголках ореховых глаз. Но даже в таком состоянии она слушает преподавателя, пусть поверхностно, не вникая в его речь, но даже так улавливает странности в рассказываемой лекции: — …а любимый напиток Патронуса — тыквенный сок. Кэти вскидывает удивленный взгляд на профессора Широгане, разом отвлекаясь от всего, что душит ее, а Широ стоит с совершенно серьезным выражением лица и пристально смотрит на нее. Девушка трясет головой, уверенная в том, что ей всего лишь послышалась такая чушь, которую ни один уважающий себя учитель не посмеет произнести вслух. Она почти убеждается в этом, но Такаши не выдерживает первым и громко смеется, потирая рукой шею. В его раскосых глазах прыгают чертята, шрам, пересекающий прямой нос, подергивается и сморщивается сам собой, а обрубок руки взмывает вверх так, будто бы Широ собирается поправить седую челку или почесать бровь. Его черные, невероятно густые ресницы подрагивают, и из-за этого Кэти кажется, что серые радужки становятся еще темнее. У Такаши красивые глаза. Кто-то говорит, что они отдают металлом, и это действительно так. В них становится страшно смотреть, когда угрожаешь кому-то из учеников профессора Широгане или хуже — причиняешь вред. И Кэти это знает, но еще она знает совершенно другого Широ. Она видит его чаще, чем остальные. Гораздо чаще. Видит его, сидящего на подоконнике, видит сжимающего жалкий обрубок руки в темном коридоре, видит проверяющего домашние задания, видит готовящегося к следующему уроку, видит рассказывающего страшные и веселые истории, видит… целующего ее. В такие моменты глаза Такаши отнюдь не стальные, они скорее похожи на пасмурное, хоть и после дождя, небо. — Я проверял, слушаешь ли ты, — весело поясняет Широ, вызывая фырканье у своей не очень добросовестной ученицы. — Ты редкостный зануда, — хмыкает Кэти, дергает головой, не переставая улыбаться, и, бросив сумку на одну из парт, выходит в наконец расчищенный центр класса. — Какой есть, — кивает Такаши и делает неуловимые пассы палочкой. Кэти ощущает обжигающее тепло по всему телу и приятную тяжесть на плечах. Она снова хмыкает и опускает голову, пряча довольную и по-доброму насмешливую улыбку. Такаши не только накладывает на нее самые сильные согревающие чары, но и накидывает на тощие плечи Холт неизвестно откуда взявшееся пальто пиджак. — Ты такой старомодный. Я думала, что рыцари вроде тебя вымерли лет пятьсот назад, — весело поддевает его Кэти, чувствуя, как начинают гореть щеки. — Ты намекаешь, что мне пора на покой? — с невозмутимостью сытого удава парирует профессор Широгане, галантно поправляя массивную одежду на хрупком теле. — Ни в коем случае, — машет руками Холт и, смеясь, добавляет. — А то без дела совсем рассыпешься. Хорошее настроение постепенно возвращается к ней. Холод уходит, а широкая улыбка становится все более искренней и светлой. Кэти уютно в компании такого большого и надежного профессора Широгане, который делает все, чтобы отгородить ее от многочисленных допытываний сокурсников насчет семьи и наверняка провалившейся экспедиции, от сравнений с Сэмом и Мэттом Холтами, от разъедающей тоски и отчаяния. И Пидж ему благодарна. Очень. Это подтвердят многочисленные чертежи под ее кроватью. Она обязательно найдет способ совместить тонкие механизмы маггловских протезов с волнами волшебства, идущими от Широ. Но позже. — Кэти, — Такаши лукаво щурится, а его и без того узкие глаза превращаются в блестящие щелки, — как думаешь, что необходимо для вызова Патронуса? — Заклинание Экспекто Патронум и счастливые воспоминания, — уверенно говорит Холт, несмотря на то, что ее сильно смущает полуулыбка профессора Широгане. — Счастливые воспоминания? — с этими словами Такаши переводит довольный взгляд на люстру под потолком. — Можно и так сказать, но я люблю назвать это самыми счастливыми моментами в жизни. А теперь сосредоточься. Ты должна вспомнить все те моменты, когда ты была счастлива, которые до сих пор греют твое сердце, которые при встрече с дементорами должны моментально всплыть в памяти. Кэти закрывает глаза. Это не должно быть сложно. Она вспоминает смех брата, мамины обеды, вечера, которые они проводили вместе, слушая папины истории. Губ девушки касается легкая, немного грустная улыбка, но на конце палочки не появляется ни намека на серебристый цвет. Кэти быстро понимает, в чем дело, и меняет подход, чуть нервничая под заинтересованным взглядом Такаши. Перед закрытыми глазами мелькают ее друзья: Лэнс со старой гитарой, Ханк с большим противнем выпечки, Кит, полирующий свои многочисленные ножи, Аллура, читающая нотации при любом удобном случае, Коран со своими бородатыми шуточками. Непроизвольно Пидж вспоминает недавнюю ссору, которая почти развалила их компанию, вспоминает все склоки, оскорбления, Ханка, еле помирившего их. На душе появляется осадок, а на палочке — ничего. Рука Холт чуть подрагивает, выдавая ее волнение. Неудачи только заставляют ее двигаться вперед. Пусть она пока не знает, в каком направлении, но ориентиры уже маячат где-то впереди. Незаметно пролетают полтора часа, полные бесплодных попыток сделать хоть что-то, и Холт, вымотанная, с дрожащей рукой и задеревенелыми ногами, тяжело оседает на вовремя придвинутый Широ стул. Кэти изумленно оглядывается и про себя замечает, что совсем забыла о существовании профессора Широгане, слишком сосредоточившись на своих эмоциях. Такаши понимающе хмыкает и, весело приподнимая незаконно идеальные брови, подхватывает легкую девушку сильной рукой и пересаживает со стула на подоконник, подскакивает и приземляет свою восхитительную задницу на поверхность. Кэти с трудом заставляет себя отвести взгляд только для того, чтобы фыркнуть смешинкам в серых глазах. — Устала? — Широ, не прекращая улыбаться, легонько двигает ее локтем в бок. Совсем не ощутимо. Он сидит слева от нее и смотрит на темное, мертвое, лишенное звезд небо. Кэти передергивает плечами и, потирая глаза под очками, вяло отвечает: — Совсем нет. Еще совсем чуть-чуть, и у меня точно получилось бы. Широ озабоченно качает головой и придвигается к Холт, стараясь не задеть и не сбить с подоконника ненароком. Он приглашающе вскидывает руку, и Пидж, не колеблясь ни секунды, крепко прижимается к учителю и, стараясь дышать как можно тише, слушает биение сильного сердца. Широ молчит, позволяя Пидж расслабиться, гладит по растрепанным волосам медного цвета, задевает ненароком дужки очков. Пальцы начинают покалывать, а воспоминания о собственных школьных годах проносятся перед глазами. Звонкий смех, рыже-русая макушка, огромные глаза за стеклами, полеты. Мэтт был действительно замечательным, но и Кэти не хуже. Она — путеводная звезда Широ, что не позволяет ему потеряться в проклятии, которое временами дает о себе знать. Рука тяжелеет: Пидж неожиданно съезжает ниже и, сонно жмурясь, заваливается на Такаши. Он лишь улыбается и, чуть напрягаясь, приманивает теплый плед, ласково укутывая уставшую девушку. Кэти засыпает, но все еще может различить на черной ткани вышитые созвездия и странных роботов. Они напоминают кошек. Пидж шумно выдыхает и устраивается поудобнее в теплом гнездышке из пледа и надежной руки, точно зная, что именно сейчас она может создать Патронуса. Кэти абсолютно непозволительно счастлива.