Память воительниц

Терраса небольшого ресторанчика на греческом побережье почти пуста. Отсюда чувствуется запах тёплого Эгейского моря, слышатся крики чаек, и вокруг совершенно никого нет. Только рядом с белыми деревянными столбами, увитыми виноградными лозами, скрываясь в узкой полосе тени, сидит русоволосая девушка. Она читает толстую старинную книгу, изредка отпивая красное вино и бросая печальные взгляды на море. Вошедшая молодая женщина довольно щурит глаза и улыбается, обнажая острые клыки. Её наряд, увешанный цепочками с крестами и скарабеями, не скрывает крепких мышц. Яркий макияж, длинные чёрные стрелки бросаются в глаза при беглом взгляде на её лицо. — Паллада? Она подходит к девушке и садится напротив, закидывая ногу на ногу. Та резко поднимает голову и, дёрнувшись, чуть не обрывает страницу. Первое мгновение она смотрит с непониманием, а потом спокойно откидывается на спинку. — Сехмет! — восклицает девушка недовольно. — Какими путями в Элладе? — Афина, дорогая, вкус вин Диониса я люблю больше любых других. Сехмет встряхивает головой, и лицо в обрамлении рыжих волос слетает дымкой: богиня открывает истинный львиноголовый облик. Она довольно поводит плечами и поправляет кожаную куртку с шипами. От соприкосновения коротким перезвоном звучат многочисленные подвески и ожерелье, напоминающее усех. Определённо, смешение готического стиля и Древнего Египта даёт неожиданный результат, но при первом же взгляде на Сехмет становится очевидно, что любые комментарии о её внешности грозят закончиться плачевно. — Сатир! — громко кричит Сехмет, не сводя глаз с Афины. Когда официант подходит, она лениво поворачивает к нему голову. — Из моих любимых две бутылки сухого красного. Я предпочитаю старые вина самого Диониса, не забудь. Ты же помнишь, что я никогда не откажусь от свежего мяса? Египтянка кровожадно скалится, щёлкнув зубами, и заливается смехом. Побледневший сатир убегает, запнувшись о порожек под её насмешливым взглядом. Этот тихий ресторанчик на берегу моря уже тысячи лет открыт только для богов: люди не способны его заметить. Сехмет порой заглядывает в этот уголок Эллады ради любимого вина и встречи с Палладой, ведь нет больше места на Земле, где бы можно было найти это приятное сочетание. — Тебе не надоело их пугать? — отодвигая книгу в сторону, Афина склоняет голову набок. — Нет, конечно! Сатир возвращается с двумя очень старыми бутылками и бокалом на подносе. Сехмет замечает, как дрожат у того руки, и чуть наклоняется в его сторону, коротко проурчав над ухом. Официант быстро кланяется и тут же в ужасе скрывается за дверьми. — Дорогая Афина, как давно мы не встречались? — наливая вина в бокал, мурлычет Сехмет. — Две богини войны должны видеться чуточку чаще, не находишь? — Она отпивает немного и жмурится от удовольствия. — Всё происходит сейчас чересчур быстро. — Да. Люди развиваются. И теперь наши советы уже не так важны, — Паллада грустно улыбается, поправляя изящные локоны. — О да. Они додумались до такого, о чём мы не думали никогда! — жёлтые глаза египтянки сверкают азартом. — Какие теперь войны? — она смотрит с гордостью и удовольствием. Афина смеряет львицу недовольным взглядом, кладёт руку на книгу и одним пальцем поглаживает корешок. — Тебе нравится? — Паллада слегка морщится. — Мне надоело спорить об этом с Аресом, и ты желаешь того же. — Я за вашего Ареса не отвечаю. Признаться честно, и я не всегда с ним согласна… — Это говорит богиня, едва не погубившая весь свой народ, потому что кровь оказалась слишком вкусной! — Это. Случилось. Однажды, — грозно сверкнув глазами и щёлкнув клыками, рычит Сехмет, нагибаясь в сторону Паллады. — Если ты не хочешь, чтобы весь ресторан превратился в руины, не зли меня! — Если мы начнём драться, это заметят люди. Афина отвечает, ничуть не напрягшись, но Сехмет замечает, как кисть её руки, прежде лежавшая на книге, теперь свисает с подлокотника: в любой момент Паллада может принять божественный образ, и в руке появится копьё работы Гефеста. Конечно, убить бога едва ли возможно, а крест-анкх, без которого нельзя было представить Сехмет, тем более не позволит её смерти случиться, но восстанавливать тело после ран львица не любила никогда. — А может, оно того стоит? — вновь откидываясь на спинку кресла, расслабленно мурлычет Сехмет. — Разве есть бог, который не хотел бы вернуть должное уважение?.. — Сехмет… Разве мы не обсуждали это великое множество раз поодиночке и на больших советах? — устало говорит Афина. — Я сама не прочь снова оказаться в моём любимом времени, когда расцвела Эллада. Тогда я нашёптывала мыслителям великие идеи и сражалась рядом с людьми. Ты помнишь подвиг царя Леонида? Я помогала до тех пор, пока не пал последний воин… — она говорит едва слышно, глубже и глубже погружаясь в воспоминания. — А Троянская война? Мои герои, мои победители… Глаза Афины смотрят уже не на Сехмет. «В прошлое», — подтвердит любой бог с грустью. Паллада не замечает, как тонкое платье и джинсовая куртка тают, открывая истинный её облик: белые одежды под золочёными, начищенными до блеска доспехами. Глаза заволакивает лёгкой пеленой: прежде чистые серые, они стали мутно-грязного цвета, а яркий чёрный ободок исчез. Рука её так привычно сжимает копьё, шлем ложится на голову, щит приятной тяжестью чувствуется в другой руке… Сехмет по-кошачьи гибко и молниеносно бросается к ней и ловким ударом выбивает из рук эгиду. Лицо Медузы Горгоны поворачивается к полу. — Афина! Афина! — львица одним мощным ударом по доспеху заставляет Палладу обратить на себя внимание. — И ты себя называешь богиней войны? Где твоя выдержка, где твоя сила! Во что ты превратилась, скажи? Не замечаешь, как исчезает морок! — Сехмет рычит ей в лицо, схватив за плечи. Ранений сегодня ей не избежать. — Ничтожная! Да какое же ты божество после этого! — Как ты смеешь так говорить, кошка! Афина вскакивает на ноги, увереннее перехватывает копьё. Сехмет стоит перед ней, напрягая все чувства до предела. Паллада делает резкий выпад, удар копьём. Львица блокирует, по телу плывёт дымка превращения, и она скользит по полу мягкими лапами. Перед глазами мелькает древко копья, раздаётся глухой стук удара и рычание. Сехмет нападает, быстро скользит и захватывает шею Афины в сгиб локтя. — Ты даже драться разучилась! Перед глазами мир делает сальто. Одно мгновение на каменном полу — и Сехмет снова на ногах. Удары, блоки, выпады, прыжки и рычащие оскорбления львицы — долгие минуты равного боя. Копьё вспарывает бок: не хватило дюйма, чтобы уклониться. Сехмет рычит и, падая на одно колено, перехватывает древко. — Пришла в себя, Афина? Сехмет отпускает копьё, и Паллада кидает его на пол, быстро опускаясь к львице. Та зажимает рукой рану и тяжело дышит. Все пальцы её в крови, и несколько ярко-алых капель упали на серый камень. Конечно, переживать особого смысла нет: такое ранение не будет смертельным даже для человека. Но Афина осторожно помогает львице подняться и сесть в кресло, не задев покалеченный бок. Её глаза очистились, и в них снова видно осознание реальности. — Пришла в себя, я вижу. Сехмет довольно улыбается и свободной рукой тянется к бокалу, но столик отодвинулся во время их драки, и длины руки не хватает. Афина доливает вина и с виноватой улыбкой протягивает бокал львице. — Прости, что ранила. — Пустяк. — Она салютует бокалом и неторопливо пьёт. — Ты что-то совсем раскисла в последние годы. — Мы не виделись с тобой несколько десятилетий! — недовольно восклицает Афина и вновь создаёт морок человеческих одежд: египтянка не снимала их даже на время боя, и им следует держаться на равных. — Думаешь, я никогда не видела тебя на Земле? Неужели мудрая богиня такая наивная? — беззлобно ухмыляется Сехмет, опустошая крупный бокал и отставляя его на ограждения террасы. — Я слишком устала. Меня иногда обуревает желание отойти от дел, подняться на Олимп и лишь смотреть на людей. — Многие наши сделали это. Вместе с тобой начнёт исчезать память о тебе, и твоя жизнь на Олимпе будет вечной дремотой, пока люди не уничтожат Землю окончательно, — жёстко чеканит львица, словно прожигая взглядом дыру в Палладе. — Мне тоже иногда тоскливо. Вас, греческих, и ваших близнецов, римских, помнят и уважают побольше нашего! Прекрати перечитывать «Илиаду»: её время ушло навсегда, и ждать прошлого бессмысленно. — Ты жестока, — печально смеётся Афина. — Мне нечего делать в этом мире: воевать новыми методами жаждет Арес, не я. А помогать мудрецам и учёным едва ли нужно… — Но! — резко прерывает её Сехмет. — Люди всё ещё люди, им нужна наша помощь. Вдруг Сехмет замечает, что Афина стоит нетвёрдо, слишком сильно опираясь на стол — против своих привычек, а на её платье давно высохшие капли вина. Совершенно непохоже на гордую блистательную гречанку. — Афина Паллада, как давно ты здесь сидишь?! — в её голосе звучит сталь, рык невольно прорывается наружу. — Явно не с утра ты балуешься вином. Где ты остановила чтение? Ну, не прячь глаза, закладку сама оставила. Почти вся «Илиада» прочтена! — Сехмет отрывает длинный кусок ткани от скатерти и на скорую руку перевязывает покалеченный бок. Сегодня она вновь радуется, что носит короткие топы, и лишняя ткань не трётся о раны. — Ты сидишь здесь со вчерашнего вечера, не меньше. — С чего ты взяла, Сехмет, Возлюбленная Птаха, что я читаю книгу целиком, не отрываясь?! — она возмущена дерзким — даже по меркам Сехмет — поведением богини. — За тысячи прочтений я наизусть запомнила изложение Гомера и могу читать только то, что нравится мне более всего! — Афина скрещивает руки на груди, чуть пошатнувшись. — То есть всю «Илиаду». Мы с тобой встречались слишком часто, чтобы я не запомнила этой твоей слабости. — Сехмет встаёт на ноги и, подойдя к Афине, хватает её за плечи и слегка встряхивает. — Какое вино ты пила? Ты не так любишь старые вина, как я. Отвечай! — Сехмет замечает, как взметаются руки, но ловко перехватывает запястья: сейчас, когда сознание Афины затуманено лишь алкоголем, удерживать её становится гораздо проще. — Дай угадаю, бутылочка, закупоренная Дионисом в год победы над Троей? Так?! Сехмет рычит по-львиному громко и мощно, прямо в лицо Палладе. Прогнать опьянение от такого старого вина будет под силу разве что самому Дионису, но ненадолго вернуть богиню в чувства может и львица. — Что-нибудь скажешь? — А что говорить? Из других божеств ты знаешь меня лучше всех. — Надеюсь, такие твои мысли появились только из-за крепкого вина. Выдумала она… — уже без рыка, почти мягко говорит Сехмет. — Если не так, я насильно оставлю тебя на Земле. У нас с тобой случаются очень яркие споры, не хочу терять приятного собеседника. — Сегодня мы почти не говорили, — замечает Афина, осторожно вынимая руки из захвата. — Сначала попроси Диониса снять с тебя следы опьянения, тогда и поговорим. Ничего крепче моего вина я тебе пить не дам. Сехмет садится обратно в кресло и поворачивается к морю. Она обязательно найдёт Диониса и попросит никогда не давать Палладе «троянского» вина. И он согласится: гнев суровой и вспыльчивой богини-львицы не любят испытывать даже боги-воители. Афина уходит с террасы искать бога виноделия, пока старания львицы не пропали даром. Она не притронется к «троянскому» вину до конца времён, а «Илиаду» отдаст отцу Зевсу на хранение. И в ближайшие пару сотен лет не возьмёт книгу обратно: потерять саму себя в вечном сне слишком низко для гордой воительницы. Этим вечером, как и всегда, Афина и Сехмет обязательно обсудят оружие, последние военные конфликты, судьбу людей и богов, вспомнят забытых и разойдутся лет на пять. Богам уже нечего делить между собой, кроме редких встреч за бутылкой добротного вина в маленьком уголке мира людей, давно вышедшего из-под контроля богов.