Как поступают друзья

      Это не чокнутый фанатизм к работе, и Тен-Тен еще не знает, что ее ждет в будущем. Тен-Тен ответственная куноичи, миссии выполняет качественно, распоряжений слушается. Сказали проникнуть в Амэ — выполнено, сказали вести себя максимально незаметно и непринуждённо — выполнено. Единственное, что её слегка смущает — с каких пор в фразу «незаметно и непринуждённо» стали вкладывать смысл «проснуться с другом в одной постели»?       Тен-Тен лишний раз не шевелится, боясь не обнаружить под левым боком барьер из подушек, который с вечера построила под смех Неджи, и даже держится, когда бьющий в окно свет падает на её заспанные глаза, от этого слезящиеся с двойной силой.       Одеяло у них одно, потому, наверное, она и мёрзла половину ночи, перетягивая на себя хлопковый пододеяльник с большим пуховым наполнителем, во сне проклиная непревзойдённую мощь Хьюга и тысячи силовых тренировок Неджи. Впрочем, право спать в тепле она всё-таки отвоевала, запихнув под бок щедрую треть одеяла.       Тен-Тен не ранняя пташка и поспать любит чуть ли не больше, чем известный ничем иным, как своим извечным желанием вздремнуть Шикамару. Только лишь в гостиницах подрывается она ни свет ни заря. Или это случается именно тогда, когда постель приходится с кем-то делить? В общем, не её это — ютиться на краю мягкого матраса в дешевом хостеле.       Вчера их занесло сюда случайно — просто не осталось ни сил, ни малейшего желания и дальше мёрзнуть под заброшенным дырявым навесом от непрекращающегося дождя. Сменив одежду на гражданскую и промокнув до нитки вновь, они забежали в ближайший отель, сняв единственный более или менее приличный номер, двух «нормальных» (в понимании Хьюга) не нашлось. Озябшая Тен-Тен проклинала с час педантичного Неджи, который счел ниже своего великостатусного достоинства остановиться в любом свободном номере и побродил по паре—тройке предлагаемых вариантов, выбирая что-то «приличное». Им ведь как-никак О Боги! целые две ночи здесь нужно провести.       Иногда, например, сейчас, слушая, как сначала мелкие, а потом и более крупные и частые капли дождя начинают барабанить по железному откосу на окне, а из интересных занятий остается наблюдение за стрелкой на часах, Тен-Тен задумывается о несуразности своей команды: они все немного старше основного потока (им целых двадцать один — а туша из мышц и бьякугана под левым боком даже младше её самой на четыре месяца), все с абсолютно разными стилями боя и целями в жизни. Прислуга старшей ветви, недомедик-неудачник с неиссякаемым запасом ножей и чудо в зелёном костюме без способностей к нинзюцу — судьба явно посмеялась, когда свела их всех вместе под руководством полоумного сенсея. Правда, это был последний раз, когда над ними кто-то посмел смеяться безнаказанно: случайности не случайны — и сработались они все вместе, ко всеобщему удивлению, более чем хорошо: прикрывают друг друга, спасая от слепых пятен. Даже сейчас, когда у Тен-Тен задание не дать похитить древний клинок стране молний у Амэ, Неджи приставили к ней как охрану, цепного пса. А Тен-Тен всегда хотела завести собаку.       У неё с Неджи нет ничего общего, кроме тренировок, команды и этой чертовой слишком узкой кровати, скрипящей от любого шевеления. Тен-Тен шумно выдыхает, всё-таки поворачиваясь на левый бок, дабы спасти все те несчастные части тела, которые за двадцать четыре минуты и сорок одну секунду лежания на спине успели занеметь. Хьюга спит умиротворенно, с полукаменным выражением лица, которое Тен-Тен часто замечает за ним и днём.       Неджи живёт, как полагается всем представителям клана Хьюга. Тренируется до боли в крепких костях и ссадин на белой благородной коже, как Хьюга. Чёрт возьми, он даже спит, как Хьюга: не ворочаясь, не пуская слюни на подушку (Тен-Тен никогда не забудет единственную проведенную вместе с Ли ночь, когда это пьяное чудовище залило слюнями половину простыни и целую её уже нелюбимую подушку), он даже не дрожит от холода, хотя и почти раскрыт.       В Амэ холодно, и Тен-Тен зябнет в тот же момент, когда вытаскивает из-под одеяла руку, чтобы подпереть ею голову.       Тен-Тен всегда знала, почему Неджи все так неприкрыто восхищаются, знала и то, как это повысило самооценку тихо спящего подле неё молодого парня до космических масштабов. Недостойным и слабым для него стал каждый через одного. Его лояльность распространяется лишь на нескольких, в числе которых она сама, ну, и разумеется, Хокаге. Впрочем, лишь за один его вид: за тонкие тёмные брови и чётко очерченные пухлые губы, за волосы, собранные в конский хвост и достающие даже так почти до поясницы, ему можно простить наглость и высокомерие.       Тен-Тен, зарываясь тонкими пальцами в собственные, собранные на ночь в пучок, густые волосы, высматривает в лице спящего друга недостатки, которые, как и полагается, не находит. Он ведь Хьюга, а им от рождения с абсолютной защитой в подарок идёт абсолютная привлекательность. Она пытается сосчитать чёрные ресницы, очертившие веерами сомкнутые в чутком сне серые глаза, но на двадцать первой сбивается, продолжая зачем-то мысленно посылать ему смешные проклятия.       Хьюга, Хьюга — все так трясутся за его фамилию, что порой даже забывают, что перед ними такой же человек, со своими слабостями (несмотря на абсолютную защиту) и недостатками (несмотря на чертовски соблазнительную внешность). Вот он, весь перед ней, стоит лишь призвать оружие и провести полосу по крепкой шее, и все могущество Хьюга падёт.       Когда спустя несколько минут монотонного наблюдения, картина не меняется, Тен-Тен осторожно садится на кровати и склоняется над спящим приятелем. Одеяло соскальзывает с голых острых плеч, и Тен-Тен вздрагивает от окутавшего её тело в одной лишь майке на тонких бретелях холодного воздуха, скопившегося за ночь. Он вообще дышит?! Нельзя всю ночь лежать так неподвижно. Вроде пульс есть, да и левую щеку обдает тёплым дыханием.       Определённо, он жив.       Тен-Тен облегчённо выдыхает, стирая со лба несуществующий пот так, будто у Неджи, и правда, есть причина посетить тот свет.       Время идёт со скоростью улитки, а этот высокомерный Хьюга ни одной левой мыслью, видимо, не стремится просыпаться, а куноичи больше не в силах любоваться этой аристократической рожей и каплями, все так же бьющими по железному откосу.       Она откидывает пуховое одеяло с себя, а после едва удерживает равновесие, которое ей крайне необходимо, чтобы просто не свалиться с этой трижды проклятой узкой кровати. Неджи отпускает её руку лишь тогда, когда она обеими упирается ему в грудь, отыскивая в нем точку опоры. Сидеть на ногах лежащего Хьюги теплее, но Тен-Тен, честно, предпочла бы кровать.       — Сказать «доброе утро» или отправить на встречу с предками?       Тен-Тен предпринимает бесполезную попытку изменить свое положение в пространстве относительно кровати и, разумеется, Неджи, зачем-то уцепившегося мёртвой хваткой в обе её руки. Как ни старается, но куноичи не в силах привыкнуть к таким его выходкам, резко обострившимся в последние несколько месяцев, впрочем, выбора у неё нет, приятель как-никак.       — Во-первых, ты не справишься со мной, и ты это знаешь — это во-вторых, — Хьюга улыбается, проскальзывая своими большими руками по вздрагивающим от контраста тепла и холода комнаты кукольным предплечьям, — а в-третьих, утро бывает добрым, когда девушка, с которой ты провел ночь, не старается сбежать, пока ты не проснулся.       Неджи правой рукой убирает от её лица пряди, выпавшие из пучка, за ухо, чуть прищуриваясь от дневного света, бьющего в окно. Тен-Тен в ответ почти скалится и сильнее упирается руками парню в грудную клетку, надеясь сделать это максимально болезненно. Неджи косит ухмылку вправо, туда же направлен и взгляд его прозрачных глаз. Тёмные брови изогнуты и вместе с картинным вздохом дают понять, что Хьюга не удивлен, если уж и вовсе не разочарован.       — Раздражаешь, Хьюга! — шипит сквозь зубы Тен-Тен, пытаясь найти любую мелочь, на которую можно отвлечься. Хоть что-то, лишь бы не густые ресницы, высокие скулы и серые пустые глаза, лишь бы не замечать, как щекочут голые, согнутые в коленях ноги длинные тёмные волосы, разметавшиеся во все стороны.       — Ох, даже и не думай, — Неджи ловит на секунду растерянный взгляд девушки и отпускает обе её руки, улыбаясь и почти упиваясь тем, как девушка краснеет, едва его расслабленные ладони касаются её бёдер.       Тен-Тен закусывает губу и кидает взгляд вправо. Он снова всё читает во взгляде, в самых незаметных её жестах. Он опасный противник, сопротивление ему почти бесполезно. Девушка едва заметно сдвигает в стороны вспотевшие ладони, ощущая переплетения шрамов. Отважный шиноби, гордый выходец именитого клана и просто обаятельный мерзавец.       На тумбочке справа блестит кунай.       — Твои попытки соблазнения выглядят жалко, Неджи, — голос её звучит преувеличенно мягко, что почти рассмешило парня под ней.       — Мои попытки соблазнения? — Неджи смеётся, и улыбка у него такая же шикарная, как и фамилия, — это ты сейчас сидишь на мне, это ты сейчас лапаешь меня и это ты пятнадцать минут смотрела на то, как я сплю, Тен-Тен, — имя её он отчеканивает по буквам.       Куноичи очень хочет ответить ему что-то колкое, такое же уместное, как и вся его безосновательная словесная атака, но, оглядевшись, осознаёт, что всё сейчас выглядит ровно так, как он и сказал. И руки его уже не касаются её, и раздет он не больше, чем она сама.       Побеждённая Тен-Тен наконец-то сползает с кровати, натягивая свою короткую майку как можно ниже, желая прикрыть белье, незаметно поднимает с тумбочки кунай, раскручивая его на пальце. Вот так, Ино пузырит жвачку, накручивая её на наманикюренный палец, Тен-Тен играет с отравленным клинком, а Неджи… Неджи одним лишь пальцем останавливает вращающееся лезвие и выбивает его из рук приятельницы.       — Ты либо в душ, либо оденься, — Тен-Тен из-за плеча разглядывает почти полностью обнаженного друга и тут же отворачивается, потому что щёки под его ещё сонным, но уже хитрым взглядом горят. Или это так его ухмылка действует?       — Тебя что-то смущает?       Куноичи за спиной слышит приближающиеся шаги и неловко пятится боком, словно краб, к стене. Он её смущает и поведение его, неужели так непонятно — ей бы чуточку личного пространства.       В сантиметре от её кожи проходит его бледная рука с переплетениями вен и напряженных мышц, а сама Тен-Тен едва не роняет на пол небольшой льняной мешок с банными принадлежностями. Неджи уже не просто мальчик-гений из её команды. Он почти на голову выше, расправил плечи (по ним так красиво разлетелись его блестящие длинные волосы), на молодом, но уже полностью сформированом теле мириады шрамов. Лопатки сведены, рельефный пресс — следствие тысячи самых тяжёлых тренировок, не прекращающихся уже почти семнадцать лет подряд.       — Хорошо, душ занят.       Тен-Тен выпрямляется, на выдохе, шелохнувшем ее чёлку, закинув руку за шею, хрустит суставами, закидывает гостиничное полотенце на плечо с таким замахом, что Хьюга не успевает увернуться и получает по лицу. Девушка делает пару шагов по направлению к ванной комнате, теряя при этом полотенце, которое Неджи намотал на кулак. Однако Тен-Тен не была бы собой, если бы не развернулась и не ответила на этот вызов. Под её раздраженным взглядом Неджи смеётся, но продолжает все сильнее притягивать к себе полотенце и оружейницу вместе с ним.       — Бьякуган выколю, если посмеешь подглядывать.       Тен-Тен сильно дёргает полотенце на себя, едва не падая по инерции, когда Хьюга отпускает. Стоит, улыбается, скрестив руки, и только что не присвистывает. Его выходки бесят, каждая новая всё больше. Она свято про себя клянётся, что ещё одна, и он познает всю прелесть её хука справа. Клянётся раз в десятый. И, разумеется, он не подглядывает — благородная фамилия поперёк горла встаёт в такие моменты. Почти его высочество Хьюга, лучшие среди равных, сильнейшие среди сильных, правильные до отвращения, а честнее просто не найти. Гений клана, один из лучших в деревне и самый высокомерный среди них же.       На задании его ранят. Он просто встал перед Тен-Тен, просто закрыл её от техники, сломавшей ему два ребра и набившей синяков, мама не горюй. Он просто сделал это и также просто смотрел, с каким ожесточением напарница перерезает глотки противникам. Просто, потому что они команда. Ему всё всегда даётся просто, по крайней мере, так кажется Тен-Тен. Ему не слишком сложно и умереть, наверное, лишь бы блеснуть белым плащом.       Тен-Тен ноль в медицине. Делает простые перевязки и в кой-то веке пользуется подарком Хинаты — заживляющей мазью. Неджи перед ней полуголый без верха, шипит при любом её касании и делает это, наверное, специально, чтобы позлить. Брезгливый представить благородного клана. В секунды, когда он перед ней беззащитен, а клинок надёжно спрятан, Тен-Тен подумывает впиться руками в эту белую шею с виднеющимися от напряжения венами и придушить, чтобы не вел себя так, чтобы не клал голову на плаху ради нее или (нет, нет, нет) кого-то ещё.       Накладывая бинты, Тен-Тен резко дёргает кунай на себя, перерезает марлю, полностью игнорируя присутствие Хьюги. Все движения нервные и хлёсткие, и если бы она смотрела по сторонам, то заметила бы, как удивлённо исказилось идеальное лицо идеального представителя идеального клана. Она перетягивает его грудную клетку эластичным бинтом, крепко затягивая и незаметно для себя царапая белую кожу. Бинт трещит в её напряженных руках от того, как сильно она его растягивает.       Нет, не смотрит в серые глаза, пытается не коснуться его и не дать заподозрить, что ей вообще-то не всё равно на его жизнь. Она слышит его громкий выдох и ощущает мягкое прикосновение к своей правой ладони. Тен-Тен замирает, теряя ощущение полного контроля. Он кладёт её ладонь к себе на грудь, где-то слева.       — Я живой, ты чувствуешь?       Тен-Тен поднимает на него растерянный взгляд, не замечая, как сначала её хрупкие пальцы распрямляются, а после несильно впиваются ногтями. Ладонь Неджи сверху, он смотрит на девушку с обычной для себя насмешкой, но почти серьёзно.       Несмотря на простоту вопроса, Тен-Тен не знает, что должна ответить, не знает, что должна сделать. Чувствуя быстрое биение сердца, успокаивается, начиная про себя считать удары. Один, два, пять… Пауза затягивается, но Хьюга спасает от неловкости.       — Если продолжишь также затягивать, оно остановится, — Неджи смеётся своим самым высокомерным смехом и сам ослабляет бинт. Он, кстати говоря, вообще не в курсе, почему Тен-Тен вдруг решила, что он не справится без её помощи.       — Стой ты под большим углом, осколки рёбер пробили бы тебе лёгкое, правда, смешно? — Тен-Тен изгибает бровь и встаёт с их общей ещё на одну ночь постели. С минуту смотрит на сидящего перед ней выпендрёжника, а после резко отворачивается, снимая перепачканную форму. Ей не впервой раздеться на его глазах, перематывая собственные раны и не впервой слышать смех, тот самый. Но его жизнь — это не шутки.       — Такая забота. Я польщён, — в лицо ему прилетает её форменная рубашка и очень гневный взгляд, — меня ожидают приватные танцы? — Неджи садится повыше и в знакомом жесте ожидания складывает руки на груди. Его телу смело можно завидовать: на белом торсе не только мириады шрамов, но и проработанный пресс, на который Тен-Тен невольно заглядывается во время жарких тренировок под палящим солнцем, а после списывает избыток внимание на солнечные удары. Ей нравятся его напряжённые руки, сплетённые из одних только мышц, такие же, как и её, изувеченные шрамами. Одно лишь отличие — ему они идут.       Тен-Тен не смотрит на него, нет, не смотрит. На представителей его клана не принято пялиться, словно на новые ворота. А именно этот Хьюга ещё и с полгода будет припоминать, если поймает её за этим занятием. Смотрит только на свою раненую лодыжку с кровопотеками, шмотками травы и грязи, надеется, что обойдётся без осложнений и заражений в том числе. Её несильно ранили в предплечье, пара ссадин на щеке, лодыжка и с полсотни синяков по телу.       Ближний бой — нисколько не её стихия. Но благородства в ней ни на унцию не меньше, чем в этом гении. И, если он готов стать стеной для неё, взамен она убьёт каждого, кто прикоснётся к нему против его желания. Это честно, их учили быть такими, отверженными и бесстрашными.       Смывает перекисью грязь, а в запасах находит лишь пару полосок пластыря и один бинт, заклеивает ссадины на щеке и кое-как перематывает лодыжку, замечая прореху на брюках. Сжимая зубы и шипя от боли, всё той же перекисью заливает порез на руке, и серая пена тут же сползает до локтя и ниже, пока не оказывается перехвачена довольно грубым гостиничным полотенцем, медленно всбирающимся до края раны.       Поднимая взгляд с форменных белых брюк до выступающих костей таза, рёбер и, наконец, бинтов, Тен-Тен делает шаг назад и упирается в стену плечом. Она не боится Неджи, но справится без него в этот раз. Проблема одна — он зачем-то держит её и не отпускает.       — Я не одета вообще-то, — грозно произносит она, рывком освобождаясь из хватки.       — И в чём проблема? Я тоже, — в своей обычной излишне высокомерной манере отвечает Хьюга, вновь хватая её за запястье и протягивая руку на себя. Убирает оставшуюся грязь и достаёт из кармана бинт, ведь все её запасы на нем самом и красуются. У его бесцветных глаз выступают вены, и этот взгляд волнует, забираясь глубже, чем в душу. Этот напряженный взгляд полон силы, потому что истинное могущество Хьюга выглядит именно так.       Он непрост, этот Неджи. Загадочный боец с непробиваемой защитой. Он не допускает ошибок и ничего не делает ради того, чтобы сделать. Всегда есть цель и выверенный план действий. Поэтому, когда, опуская руку в её сумку, не копошась, он выуживает подаренную мазь, Тен-Тен вовсе не удивляется и лишь дёргает раненной рукой. Мягкая прохлада лекарства приятно стелется по линии пореза, еще недавно гудевшего от перекиси, и куноичи, кажется, не дышит, наблюдая, как высокомерный напарник аккуратно прикладывает марлю к её ране и, не перетягивая, бинтует. За годы в одной команде, они оба стали ловко управляться с ранами друг друга, потому что каждая из них — их собственный промах, неудача, невнимательность, неспособность прикрыть.       — Ни к чему, я могу и сама.       Ничего она не может — не левша и не справится с перевязкой правой руки, потому что и не медик тоже. Кивает вместо «спасибо» и оседает на пол вдоль стены, потому что невероятно устала за этот день, как, наверняка, и он. Тен-Тен сдувает челку со лба, потому что налившиеся свинцом руки просто не поднимаются. Ей даже не хочется задирать голову, чтобы посмотреть в глаза этому выскочке, у которого откуда-то берутся силы всё ещё стоять на ногах и делать вид, будто ничего особенного за сегодня не произошло, никого не ранили, никого не пришлось убить. Она не боится смерти, но порой, кажется, пытается вспомнить цену жизни, но это чёрный рынок.       — Мы паршиво справились, Хьюга, — кидает вслед скрывающемуся за дверью ванной напарнику и закрывает свинцовые веки. Весь его содержательный и полный ответ вместился в тихое «хм».       Слышится шорох хлопка, а голые плечи укрывает пышное одеяло, пропахшее мылом и сыростью. Тен-Тен ворочается, поджимая ноги, и через секунду резко садится в постели, будто сквозь сон почувствовав опасность. Зрение фокусируется за пару секунд, пока в расплывчатой картинке мелькает фигура в белом, спешно уплывающая от кровати.       — Который час?       — Девять, ты проспала четыре часа, — Неджи отходит от окна, за которым снова барабанит дождь по откосам и лужам, и сверлит взглядом белый воздушный квадрат, среди которого, ежась от холода и влажности, Тен-Тен, упавшая в ворох подушек, — поужинаем?       — Ты отвратителен.       Разыгравшееся либидо Неджи выдаёт не извечная ухмылка и даже не само предложение — только глаза. Взгляд, всего на секунду скользнувший по открытым плечам и линии одеяла, именно он его выдал. У Тен-Тен был хороший учитель. И она не может его винить, но сейчас не время. Задание важнее личных желаний, его желания, если быть точнее. Сама ведь Тен-Тен к этому непричастна.       Ей не хочется вылезать из-под одеяла, не хочется идти без кофты под его наблюдением, но и лежать дальше без дела нельзя. Им не объяснили, почему нужно задержаться на ночь дольше очевидно необходимого, Тен-Тен лишь знает, что это для них дополнительное испытание.       Амэ пугает своими сумрачными вечерами, непроглядным туманом и призрачными видами разрушенных домов, Тен-Тен неуютно и очень холодно. Ей не нравится абсолютно всё: от промокших сандалий до косых взглядов Хьюги, идущего с ней рука об руку уже чёрт знает сколько лет и сейчас тоже. Они оба здесь чужие, их выдаёт слишком быстрый, неуклюжий шаг и боязнь дождя, словно бы кислоты, но затравленные гражданские не смеют взглянуть на них с осуждением. В их обреченных взорах лишь плохо скрытая печаль, что так к месту здесь.       Слышится жалобный детский плач где-то из трущоб, но Неджи хватает её за предплечье, перенимая всё внимание на себя, и резко меняет направление, уводя куда-то в сторону. Правильно. Жалость шиноби не к месту. Хотя желание врезать ему до пресловутых звёздочек в глазах почему-то всё же возникает.       — Пора возвращаться, — с самым серьёзным выражением лица произносит он и откидывает за плечи влажные волосы. Она мычит что-то вроде «угу» и стряхивает наконец его руку, несмотря на то, что это уже далеко не те прикосновения, что были после миссии в номере.       Брезгливые представители клана Хьюга исключительно прагматичны. У них всё просчитано наперёд на три шага минимум, и послушаться его не кажется чем-то оскорбительным вроде подчинения по принуждению. Никаких выходок, и они обойдутся без бессмысленных жертв и конфликтов. Он научил её читать людей по глазам. Теперь сам не исключение из правил, она слишком хорошо его знает, чтобы не понять этот уверенный, но бегающий из стороны в сторону взгляд.       Эта короткая прогулка по ближайшим окрестностям Амэ, всё же включавшая и палатку с раменом, заканчивается в том же отеле. Резко начался ливень, и промокшие до нитки, они буквально вваливаются в номер, а дверь за ними чуть не слетает с петель. Играть парочку у них выходит с натяжкой, нужно быть слабоумным, чтобы верить в их актерский талант, и, кажется, хостес именно из того числа. Однако в этой комнате им снова можно быть самими собой, снова можно бороться за душ и грозиться расправой за пристальные взгляды и касания, ненароком слишком личные.       Три подушки — ограда от тайно-загадочных похотливых мыслей, одно на двоих одеяло и час ночи — сочетание, достойное камеры пыток, уже хотя бы потому что соседствовать с Хьюгой хуже, чем терпеть абсурдные выходки сенсея. Тен-Тен ворочается и ненавидит это сырое постельное, от которого только холоднее.       Ей порой хочется быть Хьюга, смотреть на мир и видеть его буквально насквозь, не бояться вглядываться в тьму, точно зная, что там, впереди. Ей не нравятся старые деревянные окна отеля, за которыми чёрные силуэты мелькают ежесекундно. Она отворачивается, утыкаясь носом в барьер из подушек, намокший от разбросанных по ним волос.       Первая подушка летит на пол, как только согревается от дыхания и начинает раздражать своим прелым запахом. Тен-Тен слышит отголосок смеха, тут же растворяющийся в звенящей пустоте, стискивает зубы, но молчит, подминая край подушки под головой руками. Закрывает глаза, они не помощники в ночи, и делает глубокий вдох. Всего лишь нужно поскорее заснуть, перетерпев скрип кровати и звук дождя.       Не слышит его движений, не слышит дыхание. По принадлежности к клану у него за душой — право быть таким идеальным шиноби, но у него нет права быть таким человеком. А он такой. Не изменить, не сломать, не бросить.       Вторая подушка летит на пол как грабитель одеяла уже через восемь минут, ведь Тен-Тен мёрзнет. Подгибает ноги, заворачивая под них край одеяла и надеясь, что не разбудила его этим своим шевелением. И если можно действительно что-то ненавидеть, то пусть это будет Амэгакуре.       На утро они выдвигаются рано, поэтому, если она сейчас не заснёт, будет всю дорогу терпеть шутки по поводу своего сонного вида.       Переворачивая на сухую и холодную сторону подушку, краем глаз замечает, как лежащая в ногах третья подушка падает на пол, не выдержав натиска поворота Неджи. Это плохой знак. Всё это не стоило делать хотя бы из-за того, что Тен-Тен чувствует неумышленное касание на своей спине и зябнет, ощущая мурашки, разбегающиеся по всему телу, потому что тёплым в этой морозилке может быть, конечно, только его рука.       С терпением великих мастеров классических боевых искусств игнорирует скользящую по плечу ладонь, игнорирует скрип кровати и тепло дыхания у себя на затылке. Цепляется за одеяло, надеясь в нём найти защиту и силы подправить с одной левой надменное лицо.       Тен-Тен распрямляет плечи, не смея отрицать, что в нахальном поведении Хьюги есть и преимущества в виде тепла и (о боже, нет!) уюта. В этой чужой стране он напоминает о доме, мягком солнце и шелесте ветра в кронах деревьев, на секунду она даже воображает, что снова в своей постели после тяжелого дня, а после сна будет тренировка. Ей не хочется задумываться о том, что на этот раз заиграло в голове Неджи, просто сошлётся на то, что он тоже человек и тоже может мёрзнуть, а вместе вроде как теплее.       — Опустишь руку ниже и оценишь скорость моего призыва, — шепчет Тен-Тен, совсем немного поворачивая голову назад, чтобы он точно мог её слышать.       От его тёплых рук на животе разбегаются мурашки, а вслед за ними расстилается спокойствие, потому что так или иначе он всегда прикроет ей спину, потому что они товарищи.       У неё нет сомнений, что это будет повторяться, пока их не разведёт та самая, в которую он теперь делает вид, что не верит, или старуха в чёрном, пришедшая к их порогу (в неё он, кстати говоря, не верит тоже). Но, если так всё же случится, Тен-Тен надеется, что первый порог будет её — терять больнее, чем быть потерянным.       Если когда-то они потеряют друг друга, второй сойдёт с ума. Делить смерть на два — честно, но по одиночке они точно не отмоются от крови, и кошмары самых страшных снов вдруг станут явью, словно Аматерасу, вечно сжигающей.       Ей нужно знать, что это дыхание, неслышное, но отчетливо тёплое на её шее останется таким еще много лет, нужно знать, что он все также будет стоять у неё за спиной, защищая от всего на свете, нужно знать, что в чёрное ей никогда не придётся облачаться. Ей нужно знать, что когда холодно, он будет рядом, чтобы согреть. Ведь так поступают друзья.