Не уходи

      После выстрела наступает гробовая тишина.       Ее много, и она, наверное, живет только у Джо в голове, но пугает каждый раз, как в первый. Он мельком замечает, как дрожат руки — неприятное зрелище для искушенного вековыми схватками бойца, — но ничего не может с этим поделать. Это сильнее. Это бьется в виске панической мыслью, пока он подскакивает на ноги и отбрасывает врага, оглушая прямо в полете мощным ударом.       Это — набившее оскомину "не уходи".       Не оставляй меня.       Пожалуйста.       Тело Ники на грязном, залитом кровью полу вывернуто под неестественным углом. Джо, приканчивая очередного ублюдка, мимолетом успевает подумать: помимо контрольного в голову спецназовец сломал Ники несколько десятков костей. Заживать будет больно, долго. Но это ничего.       Главное — чтобы очнулся.       Чтобы пришел в себя.       Вечная жизнь, как бы парадоксально ни звучало, выставляет ограничение на количество смертей, и никто из них не знает, которая станет последней. Настоящей. Кто-то ждет ее, как избавления, кто-то — как возможность отпустить грехи. Джо же боится ее втайне до жути. Ведь — если реальная смерть все-таки случится — они с Ники потеряют друг друга.       Для него в мире не существует пытки страшнее.       Он к ней совершенно, абсолютно не готов.       Джо пинком отталкивает в сторону чей-то безвольный труп. Перед глазами дым, в голове дрожащий шум — дают о себе знать последствия взрыва, — вся одежда изорвана в клочья. Но это неважно, это — ерунда по сравнению с Ники. Джо тянется вперед словно на автомате, механически ненатурально перебирая воздух пальцами. Ему просто нужно добраться до Ники. Оказаться рядом, когда тот проснется.       Он ведь должен проснуться.       Ради Джо. Ради всего, что у них было, есть и еще обязано случиться.       Джо падает на колени. Считает секунды. Это обыденно — они всегда делают так, когда покидают друг друга. Это практически смешно — смотреть, сколько выдержит без любви твое обезумевшее от столетий сердце.       И это страшно.       Потому что однажды один из них не очнется.       Джо бормочет молитвы, цепляется зубами за нижнюю губу. Давай же, давай. Не покидай меня. Только не сегодня, Николо. Ты еще должен мне Мальту, нежное касание пальцев к щеке и поцелуй, от которого перетряхивает от макушки и до пяток.       Ты еще должен побыть со мной.       Прошу.       — Николо?       Молчание.       Секунда.       Еще одна.       Третья.       Вначале Джо замечает, как дергается грудная клетка, и только потом различает звук. Тихий стон, практически на грани слышимости. Тяжелое дыхание. Кашель.       Ники открывает глаза, поводит челюстью. Учитывая, что тот гад-спецназовец засунул ему в рот пистолет и вынес мозг, неудивительно, что он выглядит мертвенно-бледным. Регенерация с трудом затягивает такие глубокие раны, ей требуется время. Много времени, которого у них нет, ведь где-то наверху слышится приглушенная пальба, и они нужны своим. Они нужны Найл, этой новенькой храброй девчонке. Они нужны Энди. Они нужны даже Буку, запутавшемуся предателю Буку, который несмотря на оплошности навсегда останется их семьей.       Джо позволяет себе выдохнуть. Ники смотрит на него, не моргая; и на скуластом лице мигом отражаются сомнения и страхи, которые терзают и Джо. Сколько им еще осталось? Сколько им еще быть вместе?       "Ты со мной?", — беззвучно, одним взглядом спрашивает Николо. После столетий бок о бок слова иной раз излишни. Они тонко ощущают друг друга и без них.       Джо кивает. Находит на ощупь его руку. Касается запястья, пробегается пальцами выше, к предплечью. И сжимает. С силой, возможно, до боли. Она, ее горький привкус на языке помогает чувствовать себя живым. Чувствовать Ники и все, что происходит между ними.       Все еще происходит между ними.       Николо дышит через хрип, и Джо держит его все то время, что регенерация сшивает драные края ран и затягивает прорехи. Джо держит его — и молчаливо надеется, что продержит еще хотя бы немного.       Он не готов с ним проститься.       Не сейчас, когда любит и нуждается так особенно остро.