Блондинчик, изменивший жизнь

      Тихая игра на гитаре украшала и без того прекрасный вечер. Малиновый закат медленно стекал по светлым стенам большого дома, пробираясь в комнаты Ди и Глэма. По причине того, что они проводят очень много времени вместе, Металл старший решил переселить подростка ближе к себе и теперь их разделяет лишь одна стена. И не только физически. Они стали слишком близки. Так близок Ди не был даже со своим родным братом, но все равно блондинам что–то мешает... что–то, что отпугивает их друг от друга. Может возраст? Да, скорее всего.       Глэм думает, что хотел бы родиться на пару годиков раньше, чтобы сейчас быть совершеннолетним. В соседней комнате Ди думает о том, почему не родился хотя бы на 7 лет позже, чтобы ему сейчас было 18 и он не годился тому, кто ему симпатизирует в отцы. Такая вот дилемма, такая вот стена.        Лучи солнца все ещё лениво облизывали стены комнат этих двоих, а парни следят за тем, как последний из них исчезнет и загорятся на небе первые звёзды. Они как разведчики, которым было поручено узнать насколько далеко за горизонт ушло солнце и можно ли всем остальным выглядывать, или же полностью выставлять себя на показ в радость людишкам. Людишкам, которым никогда не стать такими же яркими, как эти звёзды, или... Люди тоже могут сиять так же как эти прекрасные звёзды? Да, для Ди Глэм — самая настоящая звезда, которая сначала скрывалась от него и он не видел этого яркого ослепительного и такого привлекательного сияния. Блондин словно мотылёк, следующий всегда и везде за светом, что испускает Глэм. Неожиданный поворот, но первым, кажется, влюбился именно Ди. Глэм им лишь восхищался, даже не замечая, что есть у него темная сторона. Парнишка не замечал этих хищных холодных взглядов, которые таяли при виде подростка. Он не замечал то, как его кумир реагирует на его прикосновения, не замечал, как Ди сам искал повода поговорить, коснуться его. Глэм не замечал ничего вообще.        Дни шли и никто не заметил как прошла тяжёлая неделя и наступили очередные выходные. И вот она, пятница. Вернее вечер пятницы. Солнце зашло, но гитара Металла старшего всё не умолкала, завывая невыносимо грустную мелодию. Струны звенели, но отнюдь не весело, один лишь минор. На душе Ди итак тошно, но он упорно продолжает играть эту, скулящую о неразделённой любви, песню, стараясь обратить на себя внимание соседа через стенку. Как влюбленный подросток, ей богу.        А за стеной лишь тишина. Глэм молча тупит в стену, пытаясь понять то, почему же блондин за стеной играет такие ужасно грустные песни, от которых у него слёзы наворачиваются. Сидят через стенку, думают друг о друге, но никто не делает первый шаг. Ди желает лишь внимания Глэма. Глэм в свою очередь даже не понимает, что такие ноющие мелодии он играет по его вине.        " Может его кто–то обидел? На работе проблемы? Или умер кто? "       Размышлял подросток, обняв колени и прижав их к груди, раскачиваясь на кровати таким образом. Еще несколько минут таких терзающих душу мелодий и блондинчик не выдерживает, вскакивает с кровати, уже собирается исполнить план веснушчатого, но выйдя в коридор он замечает, как в соседнюю комнату ныряет рыжеволосый Хэви. Минорный концерт в ту же секунду замолкает. В этот момент, кажется, весь дом облегченно выдохнул. А Ди, недовольный и обиженный на Глэма, ложится спать.

***

" — Ди, я люблю тебя. — любишь? — да, очень! — иди ко мне, малыш, сядь на колени. — х–хорошо... — Парнишка подходит ближе к блондину и послушно усаживается на его коленях. Ди одобрительно улыбается послушанию подростка и опускает руки сначала на плечи мальчика, потом медленными ласкающими движениями спускается по груди к талии Глэма, остановившись там. Глэм смотрит прямо в глаза Металла, таким влюбленным взглядом, что всё внутри блондина бурлит от счастья. Все запреты и законы вдруг отходят на задний план и голубоглазый не может сдержаться. Он прикладывает руку к щеке подростка и его руку тут же накрывает молодая, приятная на ощупь ладонь Себастьяна. Ди наклоняется ближе к зардевшемуся от смущения лицу Швагенвагенса, проводит большим пальцем руки по нижней губе голубоглазого блондинчика, чуть приоткрывая рот и тут же, за секунду, преодолевает последние несколько сантиметров расстояния между ними. Губы Глэма так приятны, что оторваться от них невозможно. Шальные руки Металла старшего проскальзывают под футболку блондинчика, оглаживают торс, спускаются ниже и... "       Ди просыпается одновременно и с радостью приятного сна, и с горечью того, что это был всего лишь приятный сон. Взгляд его метнулся на настенные часы. Уже светало и парень без труда рассмотрел где находится стрелка часов.        — 4 утра... Надо ложиться... — но только парень прилёг, как почувствовал что–то неладное. Резко поднявшись на локтях, он рывком отбрасывает одеяло и недовольно шипит, когда видит свою ширинку. Голубоглазый тяжело вздыхает и бьёт себя рукой по лбу. — Чёрт, какой же я извращенец. — ещё один вздох. — Прости, Глэм... — Бубня себе под нос, Ди отправился в ванную комнату, молясь богу, чтобы Хэви не встал пожрать этой ночью.

***

       Утро ожидалось ясным. Всем хотелось, чтобы в выходной день их разбудили ласкающие лучи солнца, но, увы, разбудил всех раскат грома, что прокатился по всему серому, и такому же грустному, как вчерашние песни Ди, небу. Сам же Ди уже пялил в окно в ожидании дождя. Он очень любил грозу. И в момент его мыслей о любви к этому природному явлению, небо разрывает на две части стремительная стрела молнии и в догонку ей пыхтит тихий гром. Вернее сначала был тихий, а потом как вжарит! Словно барабанщик на концерте своей рок-группы в самый разгар живой и подвижной песни. Следом за этим громким ударом последовала барабанная дробь из капель дождя.        Как же это всё вдохновляло Металла старшего. Он мог часами вот так наблюдать за сокрушающей силой природы. В такие моменты даже самому хотелось выбежать на улицу и закричать как в детстве: " Дождик! Дождик! Лей сильней!"        В соседней комнате, так же вдохновленный этим природным явлением, Глэм усердно что–то чиркает в своём личном дневнике. Сначала что–то про догонялки молнии и грома, ассоциируя себя с громом, который всегда гонится за хвостиком яркой и красивой молнии, которую он сравнивал с Ди. Потом, откинув мысль писать об этом, он просто пишет строки, которые сами по себе приходят на ум. Это некий крик души, который выливается на листок, красивым почерком в красивые строки о любви, о том чего Себастьян желает на самом деле. " Громко воет ветер за окном, Слезы льются на холодный кафель. Поздним летним вечером, Я убит был в страхе. Бушует где–то там гроза. Мы молча сидим рядом, Твои синие глаза, Отравляют сердце ядом. Меня кидали сотни раз, Предавали без сожаления. Но с тобою я сейчас, в столь прекрасные мгновения. Лежим с тобой, Рука в руке. Переплетая пальцы. Я с тобой наедине, Как же, блин, прекрасно! " Аккуратно пишет Глэм, выводя осторожно буковку за буковкой и вдруг он понимает, что хотел бы посвятить эти строчки Ди и только ему. Его голубым глазам, в которых он тонет; его веснушкам на щеках, сравнимых со звёздным небом; его губам, к которым так тянет, которых так хочется коснуться; его теплым рукам, в которых хочется таять; его горячему дыханию, которое опаляет ухо Себастьяна каждый раз на занятиях по гитаре. Только сейчас он, вспоминая то, как близко прижимался к нему блондин сзади, как накрывал его руки своими, чтобы показать правильную постановку аккордов, понимает как это было смущающе. Щеки подростка наливаются румянцем, в животе бабочки порхают от воспоминаний и представлений, как Ди снова прижимается к нему сзади, накрывает руки своими теплыми ладонями и, вместо схемы боя, шепчет на ухо слова любви. По коже пробежали мурашки и, смущенный до невозможности, блондинчик прыгает на кровать, зарываясь в подушку. — боже, о чем же я думаю?! —