Баллада о двух... бардах

      В этот злополучный день кабаре едва ли не трещало по швам: новая постановка Лютика с прекрасными танцовщицами и идея с полуголыми обслужницами возымела невероятный успех среди посетителей, и до самой ночи из Хамелеона неслась музыка, едва ли не поставив на уши весь Новиград. Что уж сказать, подарок барда полностью оправдывал своё название: с первого дня открытия он влился в город, как будто стоял уже здесь добрую сотню лет, и популярность заведения росла в геометрической прогрессии. Но то, что было сегодня, повергло в шок даже самих держателей кабаре.       Присцилла мерила шагами комнату на втором этаже, сложив руки на груди и думая о том, что произошло уже больше часа назад.       Веселье было в самом разгаре, вино лилось рекой, а все столики были забиты и даже не думали освобождаться в ближайшее время. Сорвав оглушительные аплодисменты, девушка спустилась в зал и встала у лестницы, чтобы посмотреть на номер, к которому Лютик готовился целых две недели и носился с ним как с писаной торбой. Творческая личность, мать его.       Выступление произвело идеальный эффект: вначале зрители сидели несколько секунд в гробовой тишине, а потом начали кричать, рукоплескать и топать ногами так, что, казалось, стены заходили ходуном. А Лютик, не изменяя себе, начал пожимать руки особо восхищённым гостям, а потом очаровательно улыбаться слушательницам, которые столпились около сцены и не давали ему прохода. Для Присциллы это давно стало обычным делом, поскольку она сама порой оказывалась в подобных ситуациях. Иногда ей даже становилось страшно, когда несколько подвыпивших мужчин сразу просили у нее руки, сердца и подписаться на том, что первое достали из карманов. Невольно задумавшись, она упустила момент, когда её любвеобильный бард вдруг пропал из виду.       Завернув на кухню, она посмотрела направо, в затемненный участок под лестницей и застыла: какая-то молодая, но явно при деньгах мазелька водила руками по знакомому сливовому костюму, а его обладатель припёр девушку к стене и что-то шептал ей на ухо. На голове у него была шапочка с пером цапли.       Встряхнув светлой копной волос, Присцилла поднялась наверх и начала собирать вещи. Бросила. Опять начала собирать. Захотелось плакать. Она же знала, с кем живёт. Знала о том, что он творил раньше и не хотела знать большего. Это же Юлиан Альфред Панкрац виконт де Леттенхоф, знаменитый на все Северные королевства менестрель и бард Лютик, чьи поэмы знают даже малые дети, а именитые короли готовы драться за то, чтобы он играл у них при дворе. Насколько известен он был в искусстве писать стихи, настолько хорош он был и в искусстве задирать женщинам юбки. Неудивительно, что даже Геральт с его манией отыметь все, что движется, проигрывает ему в этом деле. Однако просто уйти бардка не могла, и решила напоследок высказать ему все, что она о нем думает, и, если надо будет, приложить его лютней. Даже инструмента не жалко.       Музыка внизу начала затихать, и вскоре смолкла совсем. Послышались шаги.       - Цираночка, ты уже спишь? – прошептал Лютик, открывая дверь и осторожно заходя в комнату.       – Нет, любимый, я не сплю.       Девушка стояла, облокотившись на стол, и сверлила барда взглядом. «Даже Йеннифэр так не умеет», подумал Лютик, прежде чем его любимая открыла рот.       - Как тебе выступление? – спокойно сказала Присцилла, растягивая слова и начиная ходить вокруг него. – Оглушительный номер, отличная выручка, и зрителям понравилось! Я в восторге, Лютик! Ты у меня просто молодец! - последнее слово она произнесла по слогам, останавливаясь напротив ничего не понимающего барда.       - Выступление и правда оглушительное. Я даже немного оглох, когда они начали апплодировать, - осторожно начал Лютик, который хоть и видел Присциллу в гневе, но с такой холодной ненавистью он столкнулся впервые. – Мне, кажется, даже какие-то парни попытались делать сама понимаешь какие намёки, представляешь? Я даже удивился! Вот что творит с людьми действительно настоящее искусство!       - Да? А это искусство в твоём понимании должно еще и всяких мадам априори зажимать по углам? В этом цель твоего творчества, а, Лютик? – срываясь на крик, Присцилла даже сама от себя удивилась, ведь она никогда не повышала голос так сильно. Кроме как в постели с тем, кому сейчас этот крик и был адресован.       Поэт удивлённо поднял брови и с непониманием смотрел в её глаза.       Красивые голубые глаза, которые до боли напоминали ему Эсси.*       Как она могла подумать, что он её предаст после всего, что было между ними? Да, он не чурался полигамии и порой наживал себе этим много врагов, но всегда что-то кончается, а что-то начинается. Он не мог позволить себе её потерять. Поэтому почувствовал, как в груди начинает клокотать ярость от абсурда её слов.       - Что ты сказала?       - Я все видела, Лютик. Я видела и ту разодетую шлюху, и то, как ты ее прижал к стене около кухни. Не надо врать ни себе, ни мне. Ты так и остался бабником и уродом, который ни во что не ставит верность! - сказала Присцилла, которая от эмоций густо покраснела. Ее шапочка сползла набок, поэтому девушка сорвала её с головы и упёрла руки в бока.       Как же она ему нравилась такой. Румяной, пылающей, умной и невыразимо прекрасной. О женской красоте бард сложил немало стихов и баллад, видел сотни, может, тысячи женских тел и лиц, но ни в одной он не нашел того, что было в Присцилле. Что-то похожее он испытывал к своей Ласочке – Анне Генриетте, но тот случай не шёл ни в какое сравнение. Может быть, туссентское вино тогда слишком сильно ударило ему в голову, и он совершенно потерял рассудок от любви – той самой, о которой писал в своих стихах.       Но в Новиграде такого вина он не пил.       Поэт подошёл к ней почти вплотную, сдвинув брови, и медленно произнёс, невольно понизив голос:       - Значит, сделаем так. Сейчас я тебе по порядку расскажу о том, что именно ты увидела. Потом ты осознаешь, что такого я делать бы не стал даже под нильфгаардскими пытками, как бы ты себе там не надумала. А после этого я тебя трахну прямо на этом шикарном столе.       От такого заявления у Присциллы вырвался возмущённый вдох, и она занесла руку, чтобы ударить наглеца по лицу. Но Лютик перехватил руку и прошептал ей прямо в губы, совершенно по-лютиковски ухмыляясь:       - Сначала рассказ, моя милая и ревнивая Цираночка.       Рассказывал он очень подробно, в красках и не стесняясь в выражениях, периодически поглядывая на девушку. Она, сидя на стуле и вертя в руках свою треклятую шапочку, внимательно слушала, всё еще злясь. Но слушала.       Как оказалось, злосчастная и действительно располагающая немалыми средствами мадам – одна из тех, у кого Лютик одалживал деньги на кабаре. Выплатив ей всё до кроны, поэт со спокойной душой продолжал заниматься заведением, как она начала наведываться к нему с претензиями о долгах и якобы росшими процентами. Несколько раз он объяснял и показывал банковские бумаги, что ни о каких долгах и речи-то быть не может, но девушка вскоре начала угрожать своими связями и судами, которые она, конечно же, могла подкупить. Либо – страстный секс у нее дома, и Лютик свободен. По стечению обстоятельств, на этот раз она пришла именно тогда, когда и было запланировано грандиозное выступление – сегодня.       - Но это же глупо! С твоими-то связями - и угрожать? – недоверчиво покосилась Присцилла. – Ты либо красиво врёшь, либо что-то недоговариваешь, Лютик.       - Терпение, моя дорогая. Или ты хочешь поскорее оказаться на столе?       Взгляд его дорогой стал настолько убийственным, что поэт стушевался и продолжил рассказ.       - Выцепив меня среди воздыхательниц у сцены, Изабелла опять начала мне угрожать, причем на этот раз не остановилась только на словах и полезла мне в штаны. В прямом смысле. Да не смотри ты на меня так! Я себя чувствую, как будто рядом со мной сидит белобрысая Йеннифэр! – воскликнул Лютик, когда после этих слов Присцилла начала дышать как бык на корриде, раздувая крылья носа. – Я быстро ее затащил в первое укромное место, которое мне попалось – около кухни под лестницей – и припёр к стене. И прямым текстом ей сказал, что если она не успокоится, то у меня есть один знакомый, который два меча за спиной не для красоты носит. Поняв, о ком я говорю, она, наконец, осознала, что угрожать мне – чистой воды безрассудство. Мадам покинула Хамелеон, а я продолжил развлекать гостей.       Повисло недолгое молчание. Присцилла наконец перестала вертеть в руках шапочку, положила ее на стол, глубоко вздохнула и сказала:       - Звучит убедительно.       - Звучит убедительно? И это всё, что ты можешь мне сказать? – возмущённо воскликнул бард, подходя к ней. Девушка встала со стула и попятилась, гордо вскинув голову и смотря прямо в глаза Лютику. – Цираночка, я понимаю, что поводов ревновать меня – не счесть. Но я никогда по своей натуре не отрицал этого. Даже когда меня ловили на измене, я либо бежал со всех ног в другое королевство, либо валялся в ногах и просил прощения. Но никогда я не скрывал того, что я такой любвеобильный…       - …козёл! Ты просто вертел женщинами как хотел, а потом описывал это в своих балладах! Ты просто невыносим! Я не…       Договорить она не успела, наткнувшись на стол, а Лютику только это и нужно было.       Быстрым движением он подхватил её под бёдра и усадил на стол, снеся все перья и наброски стихов, поставил руки по бокам от неё так, чтобы бардка не могла двигаться.       - Я же сказал, что трахну тебя на этом столе. – томно произнёс бард, оголяя её плечо. – Ты даже не представляешь, насколько я хочу тебя весь этот вечер… Я отсчитывал минуты, чтобы наконец подняться сюда и отыметь тебя так, пока сам не смогу стоять. А это очень и очень непросто!       Девушка почувствовала волну возбуждения внизу живота и постаралась его скрыть за надменным выражением лица. Но как такое можно спрятать, да еще и от кого?       - Да ты сама та еще чертовка, Цираночка, - захихикал поэт. – Я всё вижу, даже не пытайся меня обмануть, дорогая. – низким голосом сказал он ей в ухо, вызвав стаю мурашек и еще больше возбуждая её.       Больше сопротивляться не было смысла.       Присцилла потянула барда за ворот костюма к себе и жадно впилась ему в губы. Его шапочка уже давно валялась на полу. Лютик отвечал ей не менее страстно, углубляя поцелуй до невозможности. Устроившись между ее ногами, он потянул девушку за волосы, а другой рукой притягивая к себе еще сильнее, целуя шею и ключицы. Бардка застонала от нетерпения, чувствуя, как у Лютика появляется заметный бугор и упирается ей в промежность.       - Я так и знал, что ты сама этого захочешь, Цираночка, - почти пропел Лютик, когда она начала снимать его жакет, уже не в состоянии сдерживать желание. Он начал водить руками по её стройному телу, снимая вещи одну за другой, не переставая целовать её шею. Сама Присцилла уже добралась до низа и положила руку ему на уже внушительный размеров бугор. Только от этого действия бард уже был готов кончить себе в штаны – настолько его заводила эта девушка.       Отстранившись, он смотрел на обнаженную Присциллу, снимая остатки одежды. Ее аккуратная красивая грудь мерно вздымалась от ласк, а в глазах уже потерялась радужка из-за расширившихся от страсти зрачков. Положив одну руку ей на лопатки, а другой скользнув между бёдер, он проник пальцем в горячее лоно. – Какая же ты мокрая…       - Лютик, заткнись и трахни меня уже! – воскликнула Присцилла, заметавшись у него в объятиях, не выдерживая этой сладостной пытки. В ответ на это поэт только медленнее начал двигать рукой, с ухмылкой смотря ей в глаза. Девушка начала стонать, положив голову ему на плечо.       - Лютик, пожалуйста…       - Что – пожалуйста?       - Трахни меня! Умоляю!       - Трахнуть? Где? – словно издеваясь, невинным голосом спросил её бард, еще медленнее двигая пальцами.       - На столе!       - Трахнуть тебя на столе? – Этого вынести Присцилла уже не смогла и громко простонала ему куда-то в шею:       - Даааа-а-а…       Лютик только этого и добивался. Вынув пальцы, он резко развернул девушку спиной к себе, положил на стол и провёл рукой вдоль позвоночника, одновременно входя в неё. – Горячая… – прошептал бард, начиная размерено двигаться. От соприкосновения сосков с холодной поверхностью стола у девушки начало плавиться сознание. Стол начал ходить ходуном, и её лютня, стоящая рядом, жалобно звякнула струнами и упала. Выкрикивая его имя, Присцилла держалась за край стола, чувствуя, как возбуждение нарастает и вот-вот разольётся по всему телу. Но Лютик не зря имел репутацию потрясающего любовника. Не дав ей закончить, он резко вышел из неё и подхватил на руки.       - Стол – вещь хорошая, особенно когда на нем лежишь обнажённая ты, - сказал поэт, положив ее на кровать. – Но все же комфорт – превыше всего! Присцилла уже потянула к нему руки, но он бережно отвёл их в сторону, поиграл бровями и развёл её бедра в стороны. Опустившись вниз, поэт нежно подул на горячее лоно и начал языком скользить между ее складками, особенно задерживаясь на клиторе, одновременно сжав её грудь. Девушка начала извиваться под ним, положив руки Лютику на голову, оттягивая ее за волосы и снова прижимая к себе.       - Прости…ах… меня… за сегодняшнее… - между стонами бормотала бардка, проговаривая слова уже где-то на периферии сознания. Ей было настолько хорошо, что зайди сейчас в комнату кто угодно – наплевать. Ведь Лютиковский язык вытворял удивительные вещи – причем во всех смыслах. Выгибаясь в спине и двигаясь барду навстречу, она громко прокричала его имя и кончила, обмякнув на простынях кровати. Лютик, поднявшись, навис над ней и нежно провел рукой от подбородка до шеи, победно улыбаясь и целуя ее.       И тут Присцилла сделала то, что не входило в планы Лютика. Она опустилась на пол и обхватила его член, водя по нему рукой. Подняв на него глаза, бардка улыбнулась и начала с выражением читать:       - «При свете радужной зари,       Крылами хлопая, летят       На токовище глухари,       Подруг себе найти хотят…»       Прикрывший глаза от удовольствия Лютик изумлённо посмотрел на неё сверху вниз. Ещё никто и никогда не читал ему стихи во время такого щекотливого действа, как минет. Причём, его же собственные стихи. В глазах у Присциллы он видел самую настоящую квинтэссенцию любви и похоти. Любви, которую она давала безвозмездно и искренне, в ответ получая не меньше. Похоти, которая сносила ему крышу каждый раз, когда они оставались один на один, обнаженные и до безумия влюблённые друг в друга. Стряхнув оцепенение, он продолжил вместе с ней:       - «…Вот так и мы самой судьбой       Любовью связаны с тобой…       Я так хочу лобзать тебя,       Златые кудри теребя.»**       На последней строчке Присцилла вобрала его член в рот, все так же смотря Лютику в глаза. Ему показалось, что небеса ударились о землю – настолько бурный поток чувств он ощущал в этот момент. Положив руки ей на голову, поэт начал вздыхать от наслаждения, накручивая «златые кудри» себе на руку.       - Ты нереальная… Такого не бывает…О, да!... Продолжай… - теперь стонал уже Лютик, подаваясь ей навстречу. Девушка гладила поджарое тело поэта, ускоряя темп. Шумно выдохнув, он кончил ей в рот, чуть ли не оседая от испытанного оргазма.       - Ещё ни разу мне не читали мои же стихи, держа при этом в руках то, что я всегда берёг как зеницу ока! – восхищенно сказал Лютик, поднимая Присциллу с колен и откидывая на подушки кровати. – Иногда твои труды меня заводят даже больше, чем ты сам, даже если это невинное короткое стихотворение. – с блеском в глазах ответила бардка. Прижав ее всем своим телом, он начал целовать её в шею так, как будто был не человеком, а как минимум высшим вампиром. «Синяк останется…» - только и успела подумать она, когда бард прижался лбом к её лбу и замер. – Ты до безумия галантен, но порой так невыносим, ты знаешь об этом? – прошептала Присцилла, гладя Лютика по щеке. Он накрыл её руку своей и прошептал в ответ:       - Нужно было пройти тысячи миль и прожить десятки лет, чтобы найти тебя, моя Присцилла, нежная Цираночка с восхитительным голосом, потрясающим умом и огромных размеров сердцем.       Поцеловав ей руку, Лютик вновь уткнулся ей в шею. Притянув его за плечи, девушка обхватила его ногами и зарылась руками в его длинные волосы. Он вошёл в нее без промедления и начал двигаться, ловя каждый ее стон и сжимая кулаками подушки. Присцилла, откинув голову, уже не соображала, что она делает, впиваясь ногтями в спину Лютика. Он ускорил движения и начал стонать, и это полностью отключило ей все мыслительные процессы, сосредоточившись на одном – на безумном желании и приближающемся оргазме. Лютик поднялся на колени и продолжил еще быстрее, попросту вдавливая девушку в кровать. Она мельком увидела его шею с набухшими от напряжения венами, в свете свечей блестевшую от пота, и поняла, что это конец. Задрожав и прогнувшись в лопатках почти пополам, Присцилла бурно кончила, расслабляясь каждой клеточкой своего тела. Лютик нагнулся обратно и налёг на нее всем своим весом, прижимая к постели и обильно наполняя её изнутри. Ещё минуту он подрагивал и тяжело дышал, покрывая мелкими поцелуями её взмокшее тело.       Откинувшись рядом, они дышали и смотрели наверх. Вспотевшие, уставшие и безумно счастливые.

***

      Сходив на кухню и согрев воды, они вместе лежали в одной бадье, переговариваясь и улыбаясь.       - Завтра нужно будет повторить трюк с полуголыми обслужницами. Они столько крон за день никогда не уносили, как сегодня! – сказал Лютик, откидывая голову.       - Ты так говоришь из-за денег, или же из-за их коротких юбок? – подняла брови Прицилла.       - А ничего, что идея с одеждой была вообще-то твоей, Цираночка? – удивился бард. – Точно, - вздохнула она, - я забыла.       - Прям как тот суккуб, когда мы… Ой.       Второй раз за вечер наткнувшись на этот убийственный взгляд, он не придумал ничего лучше, чем облить её ледяной водой из ковша.       - Суккуб? Мало тебе обычных баб, у тебя был еще и суккуб?!***