***
Джонс давно подметила удивительное свойство алкоголя — никогда не знаешь, где ты проснешься на этот раз. Пока что ее рекордом был нудистский пляж в Коста-Рике — они с Триш праздновали ее восемнадцатилетие, только вот та проснулась где-то в Адской кухне, где они и начинали, а Джесс, открыв глаза, увидела чаек и белые барашки приближающихся волн. Сегодня же ей повезло проснуться в своей квартире (ну или не повезло. Тут уж как посмотреть). За окном послышалась сирена автомобиля, и Джесс, с трудом разлепив глаза (в которые будто налили суперклей и посыпали песком с тех самых нудистских пляжей) попыталась встать с кровати, с досадой и легкой болью от падения обнаружив, что это диван. Вокруг разлетелась куча бумаг, в которой она, по-видимому, спала, и пара бесящих бутылок из-под коньяка (бесящих, потому как коньяка уже в них не было) с глухим стуком упали на пол вслед. На полу вдруг обнаружилось, что не только у Железного кулака есть что-то железное, у Джесс вот, например, была совершенно чугунная голова, чего не случалось довольно давно, но не в этом суть. Еле поднявшись с пола на следующую ступень эволюции — колени, — она оперлась на стол и со стоном уткнулась лицом в дрожащие руки. Надо было подумать. Думать можно было много о чем. Например, что Малькольм частенько говорил не засиживаться с работой допоздна (пфф, как будто она его вообще слушает). О том, почему все тело так… нет, кто ее вчера так отпиздил, что она даже вздохнуть нормально не может и ребра болят? И на кой черт она так напилась, что ее супер-пупер-хуюпер метаболизм послал ее в жопу и устроил похмелье с утра? Голову через несколько минут все-таки удалось поднять. Настенные часы, которые с какого-то хрена тоже принес Малькольм, показывали восемь утра и безбожно врали — в такую рань она не просыпается. Зато ее телефон был честным — таким же ангельски честным, как те парни, которых она прижимала к стене, чтобы выпытать информацию, — и показывал почти одиннадцать. Через несколько попыток ей все же удалось встать в полный рост. Неуклюже переваливаясь с ноги на ногу, она заправила волосы назад и осовелым взглядом оглянулась назад, на бутылки. Хмыкнула, подошла к холодильнику, в котором не оказалось пива, и вспомнила, что Малькольм вчера забрал последнюю банку. Бог любит троицу, — как любил поговаривать один из ее прошлых клиентов — эмигрировавший русский. Поэтому стоило Джесс вспомнить этого придурка из соседней квартиры в третий раз, как на столе вдруг зазвонил телефон и высветилось угадайте-с-трех-раз-чье-имя. — Что? — уныло ответила она, нажав на вызов. — Во-первых, доброе утро, — обиженно прохрипел голос на той стороне. — Доброе, — отрезала Джесс без единого признака радушия. — Что хотел? Она присела на диван, чуть подвинув бумажки. — Я-я-я ничего не хотел, — устало протянул Малькольм. — А вот ты вчера хотела, чтобы я тебя предупредил о встрече в кафе, на пересечении 11-ой и 49-ой*, в двенадцать часов. — О встрече? — Да. — С кем? — сказала она, удрученно вздохнув. — У нас новый клиент? Если да, то пусть идет на хер, я сегодня не в настроении выходить куда-то. И не бери больше клиентов, которые хотят, чтобы мы встретились где-то вне этого сраного офиса, понятно? — Нет. Точнее, да, понятно, и нет, не клиент. Твой давний знакомый. — Мой давний знакомый? Да ты пиздишь. — Эй, ты сама мне так сказала, ясно? — возмущенно воскликнул тот. — Я больше ничего не знаю. — Ладно, — как-то ожесточенно отрезала она и бросила трубку. Все-таки стоит давать Малькольму больше информации, решила вдруг она. Хотя пошел он к черту.***
Идти по улицам Адской кухни, над которой даже в полдень серыми нитями переплетались между собой облака, в кожанке и голубом шарфе, попивая кофе с коньяком было очень даже… освежающе. Возможно, ей стоит чаще выходить вот так погулять, без всяких расследований, задач и нервотрепок. Возможно. Было что-то умиротворяющее в том, чтобы проходить сквозь толпу, мимо людей, которые тебя не знают и которым на тебя абсолютно насрать, видеть их серые скучные лица и ощущать приятное чувство одиночества, согревающее изнутри. Хотя, наверное, это все же коньяк. Она хмыкнула своим странным романтизированным сопливым мыслям и выкинула стаканчик в урну. И все же с самого «утра» Джессику не покидало совершенно странное ощущение того, что ее что-то ждет. Если бы она была каким-нибудь глупым составителем гороскопов на каждый день, то для своего знака зодиака обязательно написала бы какую-нибудь муть, типа «Сегодня вас ожидает большой сюрприз!». Казалось, даже улицы всем своим видом намекали, нашептывали ей что-то, чего она не могла понять. А может, это просто шиза. — Эй, красотка, — окликнул ее кто-то хриплым старперским голосом, и Джессика обернулась, натыкаясь взглядом на продавца газет в ларьке. Тот махнул в ее сторону рукой, даже не повернув голову. Невольно подойдя поближе, она обнаружила почему — он был слепым. — Чего? — хмуро спросила она, инстинктивно кивнув. Что-то до боли знакомое было в его голосе, в саркастичной, насмешливой интонации, с которой он преподносил каждую реплику. Что-то такое, что просто гипнотическим образом заставило ее обернуться и всполошило воспоминания прошлогодней давности. — Вам что-то нужно? — спросила она более вежливо. Старик улыбнулся. — Купи у меня газетку. Свежий номер! — произнес он с все той же лукавой улыбкой. Джесс отвернулась, поежившись. Черт возьми, как же сильно его голос напоминал ей Стика! К сожалению, обладатель этого голоса не имел ничего общего с тем худым как его трость стариком, которого они встретили в китайском ресторанчике и который прошел с ними половину пути, умерев от рук дамочки-ниндзя. Он был полноватого телосложения, с несколькими проплешинами посередине седой головы, квадратной челюстью и кроме длиной сухой трости носил еще и очки. Если бы не эти факторы, Джесс бы подумала, что Стик наверняка реинкарнировал в продавца газет. — Сколько? — бросила она, когда старик, устав ждать ответа, будто бы уснул на месте. — Один доллар десять центов. Порывшись в карманах, она выудила оттуда пятидолларовую купюру и с легким хлопком положила ее на стеллаж. Оттуда ее тут же взял старик и, хорошенько прощупав номинал, слишком знакомо усмехнулся, кладя деньги себе в карман и отдавая ей свежий номер Дэйли Бьюгл. Чертовщина какая-то.***
Когда Джесс все же дошла до пересечения 11-ой и 49-ой улиц и заняла один из столиков у входа, то оказалось, что сейчас только 11:50 и своего давнего знакомого ей надо ждать целых десять минут. — Ну блядь. К ней тут же подошла официантка. Джесс заказала еще кофе и от нечего делать стала рыться в телефоне. Выяснилось, что вчера вечером она звонила на чей-то номер, который никак не определился. Не выяснилось, делала ли это она до или во время пьяного угара. А затем телефон как всегда сдох, и Джессика решила, что выяснит, чей это номер, потом. Принесли кофе, и не зная, чем больше заняться, она начала читать свежекупленную газету. Прочитала на последних страницах душещипательную историю о больном мальчике, сыне вора Лягуша-Попрыгуна («Е-мае, совсем у людей фантазия кончилась», — со вздохом подумала Джессика), подписанную неким Йеном Мирихом**, со скукой на лице пролистала статью об удачном спасении заложников из средней школы Мидтауна благодаря Человеку-пауку, а затем наткнулась на очень странные слова, которые заставили ее непонимающе взглянуть на передовицу. Кажется, следующее ее выражение лица сошло с картины Эдварда Мунка, настолько она была шокирована. Ей немного поплохело. Джесс прикрыла рот рукой и сглотнула, таращась то на крупный заголовок, то на цветную фотографию. «Сорвиголова И Его Пособник Срывают Свадьбу Фиска!» и мелкими буквами «Читайте продолжение на стр. 3». Она сразу же узнает лицо под черной повязкой, он так же глупо выглядел, когда повязал ее шарф, а вот в знакомой маске с рожками снова скрывается кто-то совершенно другой. И все же она, черт возьми, отказывается в это верить. В конце концов ее терпение с хрустом лопается. — ЭТОТ СУКИН СЫН ЖИВОЙ!! — кричит она на все кафе, со злостью кидая газету на стол. Переполненное шумом и людьми кафе замолкает, уставившись на Джессику. Джессика решает притвориться сверхзанятой и с серьезным видом просматривает ту самую статью на стр. 3, попивая остывший кофе. Вскоре все снова возвращаются к своим делам. Дверь звякает именно тогда, когда последний человек решает, что эта ситуация не стоит его внимания. Джесс опускает газету, встречаясь взглядом с красными поблескивающими стеклами. Мэттью, чтоб его, Мёрдок стоит перед ней с мягкой улыбкой, опираясь на трость и чего-то выжидая. Джесс, совершенно не заботясь о том, что о ней подумают окружающие, жестом приглашает слепого присесть. Тот этот жест какой-то своей чакрой улавливает и, отодвигая обитой кожей стул, садится. — Привет, Джессика, — говорит тот своим бархатистым голосом, складывая руки в замок. Она закатывает глаза. — Помяни чёрта, — и вздыхает, пытаясь ничем не выдать своего внезапного, непонятно, блядь, откуда взявшегося волнения. Потом бросает эту бесполезную попытку. Боже, да он все равно слышал еще с улицы ее крик, может, даже еще за квартал отсюда, да и ее сердцебиение он прекрасно чувствует, насколько она помнит. Дебильный ходячий детектор лжи. Он усмехается чуть шире, словно в его программу суперспособностей входит еще и чтение мыслей. Очаровательный говнюк. — Ты зачем сюда пришел? — спрашивает она как ничуть не бывало. — Ты сама меня вчера по телефону пригласила, — говорит он, удивленно вскидывая брови. — После того, как я тебе… ну, помог. На крыше, — он кривит лицом, словно говоря о чем-то незначительном. — Черт, — говорит Джессика, то ли попытавшись выругаться, то ли обзываясь, и трет переносицу. На ум вдруг приходят обрывки прошлой ночи и люди, дерущиеся с помощью «любимого» ею кунг-фу. — Значит, это твой номер у меня не определен? Ни хера не помню. «Значит, ты все-таки жив». Он улыбается уголками губ, словно вкладывая в эту эмоцию всю душу. А она чувствует напряжение в плечах и не может решить, чего хочет больше: врезать мерзавцу или задушить его в объятиях.