Впервые увидев ее, Гай уже в тот момент потерял счет времени. Казалось, будто земля медленно уходила из-под ног. Им было по пять лет, это был день подачи документов в академию. Второй раз толстобровый встретил ее возле ресторана Ичираку, когда она на пару с мальчишкой, имя которого Гай все никак запомнить не мог, и высоким мужчиной, наверняка их отец, после знатного ужина направлялись домой.
Судя по крепкому телосложению — он был шиноби, судя по белой коже, угольно-черным глазам и остроконечным смолистым волосам — Учиха. Хотя по девочке вовсе не было заметно ее принадлежности к клану Учиха, не считая, конечно, красно-белого веера на спине и черным волосам. Но глаза... Ее глаза были светло-сиреневого цвета, видимо, по материнской линии.
Гай узнал ее, потому что запомнил еще с первого брошенного на нее взгляда в тот самый день несколько дней назад. Это было удивительно, ведь Майто Гай никогда не имел привычки надолго запоминать людей на лицо, да и по имени тоже.
После нескольких попыток, мальчишке повернулась удача и его все же приняли в академию шиноби, несмотря на полное отсутствие навыков к ниндзюцу. И как же чертовски, думал он, повезло, что с той девочкой они попали в один класс. На занятиях в академии они виделись каждый день.
Гай не сводил с нее влюбленных глаз на занятиях, из-за чего напрочь не слушал ничего того, о чем говорил сенсей. Майто Гай не спускает с юной красавицы влюбленных взглядов и резко их же отводит, выдавая себя с потрохами, как только девочка мимолетно оборачивается в его сторону.
Он влюблен, думает, нет, уверен, что влюблен!
— Ты просто невыносим, Какаши! — раздраженно выкрикнула она, когда серебристоволосый вновь неосознанно выставляет Обито идиотом при всех. — Никто не имеет права издеваться над моим братом, кроме меня! Очень надеюсь, тебе это ясно.
Толстобровый был растерян, но чертовски заинтересован очередной потасовкой в коридоре академии, где столпились все их одноклассники, так же, как и он сам, завороженно наблюдая.
— Я просто сказал, как есть.
Какаши невинно развел руки по сторонам, от чего девочка зло нахмурила тонкие бровки, она действительно была зла. И причина ее гнева — засранец Хатаке Какаши.
— Не надо, сестренка. — ответил Обито, положив ладошку ей на плечо, будто его совсем не беспокоило заносчивое, на первый взгляд, поведение Какаши.
Учихе не нравилось, что братец смотрит на это сквозь пальцы, ведь может ответить или влезть в драку, — она знает, что может. Так же прекрасно знала, как это его задевает, тем более, когда этот гад Хатаке опускает его на глазах у Рин. На внимание других Обито было по большей части плевать, важнее всего, как обычно — драгоценная Рин, которая сама не знает куда деться от вечных ссор и споров одноклассников, лишь как серая мышка забивается в угол.
Бросив на светловолосого засранца злостный взгляд, на выдохе ответила она:
— Вообще не понимаю, что девчонки в тебе находят! — тут же порядка трех девочек, в числе которых была и сама Нохара, отвели смущенные взгляды в сторону, что не прошло мимо проворных глаз близнецов Учиха.
На самом деле ей хотелось сказать так много, что накопилось, но она не могла наплевать на просьбу братца. Хатаке в этот раз очень повезло, так бы получил учиховской стихии огня прямо по своей надменной физиономии. Гай ошарашенно наблюдал за перепалкой двух лучших учеников из класса.
Юный мастер тайджуцу ею восхищен, она такая красивая, такая смелая и так сильна духом, думал он. И явно недолюбливает засранца и вечного выпендрежника Какаши!
Гай был в этом убежден.
Майто Гай лучший в тайджуцу. Он не был рожден лучшим — он лучшим стал. По этой же причине благородный зверь Конохи смело бросает вызов Хатаке Какаши и нарекает его своим вечным соперником. Причем, делает это он, даже не желая слышать и принимать каких-либо возражений последнего.
Хатаке понимал, что спорить с Гаем — все равно, что головой об стену биться.
После очередной сопернической тренировки, где сегодня юные шиноби практиковались в тайджуцу и, в заключение, решили помериться своими навыками в «камень-ножницы-бумага» в пять партий.
Сегодня, с результатом три-два в пользу гая, они возвращались по домам. Какаши уже дал слово своему сопернику, что отыграется, чего последний будет всей душой ждать!
Мальчишки проходили мимо невысоких зданий по давно знакомым улицам, мимо лавок с аппетитными закусками, когда в поле зрения обоих была замечена
она, увлеченная беседой с Рин и Куренай.
Гай в один момент застыл на месте, не находя в себе сил и желания оторваться от объекта своих воздыханий, все бы ничего, но Какаши замер рядом с ним, когда девочка обратила внимание на своих одноклассников и помахала им в знак приветствия.
Сквозь еле заметную, но сильно ощутимую дрожь, что резко ступила по всему телу, Хатаке, найдя в себе силы, помахал ей в ответ. Улыбнувшись, девочка направилась за подругами, что тянули ее за рукава куда-то вперед. Юная Учиха ушла, пропав из поля зрения, а Гай все так же, как онемевший и стоял, будто биджу увидел, будь он не ладен. Какаши не оставил это без внимания.
— Она... — еле слышно начал Гай, пытаясь справиться с дрожью в конечностях и едким биением сердца в груди. — Она тебе нравится?..
Конечно, толстобровый и сам заметил реакцию своего соперника, когда тот встретился взглядом с сиреневыми глазами сестренки Обито.
— Не то чтобы меня интересуют подобного вида привязанности, но... — Какаши отвел взгляд от товарища, почувствовав, как начала гореть кожа на щеках под маской. — Она довольно интересная.
Светловолосый никогда не любил, когда кто-то вешался ему на шею, не любил излишнего внимания с чье-либо стороны. А именно
она не была таковой. Юная куноичи даже без еще не пробудившегося шарингана была сильна и телом, и духом, не гналась ни за кем, не создавала себе идеала и делала все для себя самой, не сравнивая себя ни с кем.
Именно это его вдохновляло и привлекало в ней.
Какаши чувствовал жгучий румянец на щеках, слава всем Ками, на его лице была плотно натянутая маска почти до самого разреза глаз, что спасала его в этой идиотской ситуации.
— Но к чему ты это спрашиваешь? — вернув взгляд к другу, поинтересовался тот.
— Нет... Ни к чему. — начал отговариваться Гай. — Просто спросил.
Хатаке ничего не ответил, лишь, чуть прищурив глаза, бросил подозрительный взгляд. Говорить тут было ни о чем, без того все ясно. Но Гая все еще терзало смущение и один не менее важный для него момент, который еще долгое время не даст покоя.
На следующее утро Какаши и Обито вновь сошлись в дружеском поединке на заднем дворе академии.
Условно дружеском.
Девочка заинтересованно наблюдала за поединком, сощуривая светлые глаза, когда к ней подсел Гай и ненароком поинтересовался:
— Что ты думаешь о Какаши? — Гай поразился своей же смелости и прямоте своего вопроса, но деваться уже было некуда.
— Ничего не думаю. — не отводя взгляда от поединка брата и одноклассника, ответила она. — Самовлюбленный и заносчивый засранец, что считает себя лучше других. — Какаши ведь на деле был таковым, но не от того, что считал себя выше других.
Гай облегченно выдохнул. Но что это ему дало? Если он хотел себя этим утешить, то на какое-то время это даст покой. А дальше что? Выпустившись из академии в возрасте семи лет и получив звание генина, Гаю вновь обернулась удача, по счастливой случайности закинув его в одну команду с юной Учиха и их одноклассником, Сарутоби Асумой.
Гаю было всего семь, но он же был уверен, что это, чище воды, любовь и та самая штука, что именуют судьбой! Хотя ему и рано думать о таких громких и серьезных вещах. Если бы кто спросил, что для Майто Гая есть вообще
любовь, то этот бы вопрос поставил его в ступор. Он и сам не до конца это понимал, но был абсолютно уверен в том, что любовь именно то самое чувство, которое почти пару лет он испытывает к прекрасной Учиха!
Она была сильна, умна, прирожденно гениальна и талантлива, как и их с братом отец. Гай понимал, чтобы иметь право бороться за ее сердце, он должен быть с ней на одном уровне!
Благодаря мечтам и воздыханиям о талантливой куноичи он становился лучше. Она и мечты о ней вдохновляли благородного зверя. Еще чуть-чуть, он уверен, и признается в своих чувствах!
Еще чуть-чуть...
Вернувшись с задания на мосту Каннаби на территории куса, команда Минато вернулась без товарища. Учиха Обито героически погиб, пожертвовав жизнью ради своих друзей.
Минато лично сообщил своему товарищу о смерти его сына, — посчитав, что будет правильно, если отец семейства узнает о трагичной вести первым и от своего же друга, из первых уст. После чего об этом узнала и сама юная Учиха от отца.
Смерть брата послужила главной причиной пробуждения ее шарингана, оставив сильный отпечаток на душе на всю жизнь. Связь близнецов была негласной, чаще всего скрытая от чужих глаз, но чертовски крепкой, отчего было только больнее принимать факт того, что сиреневые глаза больше никогда не увидят теплой, ослепительной и искренней улыбки Обито.
Честно признать, свежий шрам на глазу, рассекающий левую бровь, смотрелся даже симпатично и не делал лицо Какаши хуже. И ярко-красный шаринган ему тоже вполне подходил. Подлецу все к лицу, не так ли?
После этого Хатаке очень изменился, и девочка это прекрасно видела. Сама того не замечая, она даже больше начала тянуться к этому заносчивому засранцу Какаши, которого откровенно на дух не переносила все предыдущие годы. То одна случайная встреча, то другая, то недолгая прогулка по знакомым улицам, то легкая тренировка — и они становились друг к другу ближе.
С каждым днем, с каждой встречей, с каждым случайным прикосновением или взглядом. Какаши не сберег ее брата, но Обито, видимо, успел хорошенько промыть ему мозги, она это видела и понимала, как никто другой.
«В мире шиноби люди, которые нарушают правила, считают отбросами. Но шиноби, предавший своих товарищей, хуже отброса.» — идеология всей жизни Учиха Обито.
Да, любой скажет и согласиться с тем, что Обито никогда не отличался умом или талантом. Но его любили и ценили окружающие не за количество выполненных миссий, не за новый присвоенный ранг по карьерной лестнице шиноби, не за умение пользоваться кунаем и тому подобное — он был любим за то, кем он сам являлся, за свою доброту, за умение заставить всех улыбнуться, за тепло, что исходило от него.
Учиха Обито был солнцем — и никто с этим поспорить не мог.
— Почему ты делаешь вид, будто тебе все равно? — вопрос застал Нохару врасплох. Учиха всегда отличалась от многих своей прямотой и импульсивностью. — Он любил тебя, а ты ведешь себя так, будто ничего не произошло!
— Это не так! — в свое оправдание выдала Рин, поднимая ореховые глаза на подругу. — Мне не все равно!
— Отвратительно. — откровенно ответила Учиха, вскинув голову и прожигая холодным взглядом Нохару.
Последней никогда не хватало воли спорить с подругой и сейчас не хватило воли выдержать этот тяжелый взгляд фиолетовых глаз. Глаз, что откровенно начинали смотреть на всех с высока. Учиховская надменность давала о себе знать.
Для нее это стало последней каплей в дружбе с глупой Рин, что даже не посчитала нужным вспомнить об Обито, который при жизни только о ней вечно и трепался. А на уме у Нохары, как и прежде, был один только Какаши. Ничего не изменилось. Даже после смерти Обито оставался не более, чем добрым другом. А Рин не находила в себе силы посмотреть правде в глаза, что и злило импульсивную куноичи.
Слабость и безволие Нохары стали отправной точкой для отвращения Учихи к человеческой слабости.
Солнечный мальчишка Учиха Обито не погиб — он смотрит на мир через подаренный им шаринган своего друга. Отныне копирующего ниндзя Какаши. Учиха Обито жив, пока в Хатаке живы идеалы, заложенные погибшим другом. И Учиха Обито жив, пока живы его идеалы, в которые его дорогой друг теперь и сам искренне верит и всем сердцем желает передать их следующим поколениям. Ей становилось легче от этих мыслей.
Ей становилось легче
рядом с самим Какаши, с которым она разделяет боль и чувства скорби по
общему солнцу в их жизни.
Гай в очередной раз решил позвать бывшую одноклассницу и ныне сокомандницу на тренировку, а если и повезет, то они прогуляются вдоль реки, и он угостит ее любимыми данго!
— Сегодня признаюсь. — крепко сжав в руках букет белых лилий, тяжело выдохнул Гай, пойдя навстречу девочке.
Лилии.
Учиха любила лилии.
— Обязательно признаюсь.
Он был искренне уверен в своих чувствах, но, к несчастью, не был уверен в самом себе, что и становилось большой и, казалось, непреодолимой проблемой.
— Привет! — Гай зажал букет за спиной. — как насчет того, чтобы отточить последний прием, что нам показал Шикаку-сенсей на днях?
— Прости, Гай, я уже договорилась с Какаши о тренировке! — спешно пролетая мимо него, ответила девочка, бросив на приятеля виноватый взгляд.
В тот же момент земля словно разочарованно рухнула из-под ног.
— С Какаши, да?.. — едва слышно ответил Гай, тоскливо смотря в след убегающей Учиха и шансу, что с каждым разом, с каждым годом и днем становится все дальше и дальше от него.
Ужаснее всего было осознание того, что с этим ничего сделать было нельзя.
Война не щадит никого, потому недалеко от границ страны огня с границей Амэ прошла очередная тяжелая схватка между шиноби Конохи и Ивы, в которой пали множество шиноби обеих сторон, в том числе и погиб Учиха Сумитадо — отец близнецов Учиха. Мужчина не задумываясь подставил себя под удар, от которого по какой-то причине не смог уйти товарищ, тем самым защитив своего друга и вечного соперника, Намиказе Минато.
Стоя на похоронах, отдавая дань уважения погибшим шиноби Конохи, Учиха чувствовала полное опустошение. Потеря дорогого брата, смерть отца. Сумитадо оставил дочь одну, но иного выбора не оставалось. Старший Учиха однажды обсуждал с Минато вопрос о том, что его дочь после печальных обстоятельств очень сблизилась с Хатаке.
Что Учиха, что Намиказе — они оба отчетливо видели, как эти двое влияют друг на друга, как меняются в лучшую сторону, как становились ближе. Им было всего по тринадцать, но взрослые мужчины уже предвещали Хатаке и Учиха большое будущее.
Наивно? Возможно, да и несколько не в духе Сумитадо, скорее, больше по части Минато. Но, на последнем вздохе на руках своего друга, Учиха Сумитадо всей душой верил в то, что его дочь сможет позаботиться о себе и сможет стать самым счастливым человеком на свете.
Иначе быть и не могло!
Опустив глаза, Учиха прощается с отцом, провожая его в последний путь. А рядом стоит тот самый, уже не такой уж и засранец, Какаши. Хатаке молчит, но куноичи чувствует негласную поддержку и опору.
Гай видит ее боль, отчего и ему самому становится чертовски больно. Больно от того, что он ничего не может сделать для того, чтобы хоть на миг вновь увидеть ее счастливую улыбку. Он видит, что засранец Хатаке рядом и он вынужден с этим мириться.
Это... Это больно.
Майто Гай все еще безумно влюблен, но чувствует себя лишним в жизни близкого для него человека.
Нохара Рин была похищена шиноби Кири в одну из осенних ночей на очередной миссии. Какаши уже давно отправился на спасение своего товарища, а девятый отряд во главе с Нара Шикаку был отправлен в поддержку значительно позже.
Сейчас важнее было успеть прийти на помощь.
— Гай, вы направляйтесь вперед, а я пойду по пути, что ближе к реке! — предложив план, парировала Учиха, которую Шикаку-сенсей, при решении разделиться, оставил за главную и отправился в другую сторону.
Толстобровый в знак согласия кратко кивнул и отправился с тремя членами других отрядов по пути, что повел их Биске — один из призывных псов Какаши.
— Наконец-то! Где вы ходите?! — раздался запыхавшийся голос Какаши, что уже направлялся прочь из логова Кири, а за ним следовала уже спасенная, живая и вроде невредимая Нохара.
— Я рада, что тобой все хорошо, Рин. — пропустив мимо внимания реплики Хатаке, сдержанно произнесла Учиха, смотря на целую и невредимую бывшую подругу.
Но мимо зорких сиреневых глаз не прошло то, что с Нохарой явно что-то не то — она чем-то обеспокоена. Но, с этим можно разобраться позже, как они доберутся до дома.
Главное — она их нашла и нужно срочно сообщить отряду и сенсеям, что Какаши и Рин целы и они уже все вместе на пути домой. Но все оказалось не так хорошо и просто, как планировалось, в конечном счете шиноби АНБУ Кири догоняют их у реки, развязывая очередную схватку на берегу. Что-то тут было не так, только что.
Учиха, выпрыгнув вперед, умело сложив нужные и наизусть заученные печати, проговорила:
— Стихия огня: Техника великого огненного шара!
Тут же все поле боя было покрыто огромным шаром жаркого пламени клана Учиха, что зацепило половину вражеских шиноби. На это ушло порядка нескольких секунд.
Едва ли переведя взгляд, она увидела, как Хатаке в долю секунды образовал чидори и уже готовился нанести вражеский удар бегущем на него киригакурцу, как из пелены плотного дыма выпрыгнула Нохара.
— Рин! — громко выкрикнула Учиха, напрочь срывая глотку. Но резко появилось острое ощущение того, что она не слышала собственного голоса, оглушая себя своим же криком.
Какаши даже под пыткой смертной казни не успел бы сориентироваться и отвести удар в сторону. Хватило доли секунды, как чидори насквозь пронзило грудную клетку Рин. Учиха видела все это собственным глазами, став невольным свидетелем смерти своей
когда-то лучшей подруги.
В тот же момент она каждой клеточкой своего тело почувствовала пронзавшую боль, прилив эмоций и мощной чакры, что словно ударила в мозг и невероятную боль, что разлилась по всему телу и была готова разорвать ее изнутри. Моментально светло-сиреневые глаза загорелись красным пламенем шарингана, приобретая новый усложненный узор.
Это значило лишь одно — пробуждение мангекье шарингана.
Куноичи очнулась уже на больничной койке, яркое солнце попадало в больничную палату через огромное не зашторенное окно. Тело сводило в спазмах, болели суставы, голова словно раскалывалась на две части.
Отведя тяжелый взгляд в сторону, на соседней койке она заметила Какаши, что все еще не пришел в сознание. Она и понятия не имела о том, как они оба тут оказались, но в голове всплывали последние размытые воспоминания о том, что девочка видела своими глазами и в какой момент сознание покинуло ее.
Они пробыли в больнице не больше недели. Каждый день Гай приносил Какаши фрукты и приносил Учихе цветы и ее любимые заливные персики.
Благородный зверь сидел по несколько часов у их коек и пытался вывести друзей на диалог, но чаще всего все было тщетно. Он приходил каждый чертов день, чтобы быть просто рядом.
Какаши снились кошмары каждую ночь, как только он закрывал глаза и каждый раз просыпался посреди ночи в холодном поту, бегом направляясь к раковине, в тщетной попытке под потоком холодной прозрачной водой отмыть кровь, следы которой ушли уже давно.
Хатаке получил дурную славу среди жителей родной деревни, теперь он был известен как шиноби, готовый в любой момент убить товарища, если того потребуют обстоятельства миссии. И только Учиха знала, что это далеко не так. Она видела, как было все на самом деле.
Отныне у них с Какаши новая общая ноша на душе, это их сближало, но, в тот же момент, еще больше отталкивало друг от друга. Эта общая боль словно возводила между ними высокую, казалось, непробиваемую стену, что нельзя обойти или перепрыгнуть, только разрушить хорошим разрядом молнии с
обеих сторон.
Только общими усилиями, но никто из них не спешил это делать.
Только она знала насколько Какаши тяжело и больно, а он сам становился только дальше, понимая насколько больно и ей.
Понимание и принятие общей тяжести на душе не облегчало ситуации.
И только Майто Гай знал насколько тяжело им обоим, по крайней мере искренне хотел верить в это. Он не забыл ни о чем, но спрятал свои чувства и не похоронил их, пока что. Временно отложил на потом, понимая, что сейчас не время для его чувств, если вообще когда-нибудь оно настанет...
его время.
Неважно.
Сейчас нужно вернуть друзей.
Намиказе знал, что сейчас чувствует его последний выживший ученик, потому решил приставить того к АНБУ при Хокаге. Но и подумать не мог, что это только лишний шаг к становлению на путь ко тьме.
Минато знал и видел,
что происходит и происходило до этого между его учеником и юной Учиха. Четвертый ни на день не забывал клятву, данную им другу — позаботиться о юной Учиха.
Они привязаны друг к другу. Это настоящие человеческие чувства, что должны быть чужды таким хладнокровным шиноби, какими они и были. Поэтому вскоре, по приказу четвертого Хокаге и
она сама вступила в ряды АНБУ.
Прошло достаточное количество времени. Полтора года пролетели незаметно, а между Хатаке и Учиха не изменилось ничего — хотя, стали другу как чужие. Нападение девятихвостого демона-лиса на деревню. Четвертый Хокаге остановил лиса, ценой своей и жизнью жены спасая Коноху.
Потерять учителя, одного из немногих близких людей — больно. Больно для обоих. Что еще больше отдалило их друг от друга, только делая стену между собой лишь выше и в разы плотнее.
— Что ты здесь делаешь? — голос звучал равнодушно и крайне холодно.
Хатаке не отводил взгляда от мемориального камня возле третьей тренировочной площадки.
Он часто проводил здесь все свободное время, выработав эту привычку после смерти Обито пару лет назад.
— Ничего, о чем бы тебе стоило беспокоиться. — в той же манере ответила девушка в маске кошки.
— Я так не думаю.
Прошло ведь не так много времени, но они стали друг другу чужими. Словно между ними до смерти Рин и до смерти четвертого не было того тепла, поддержки, взаимопонимания, не было тех
уз...
Иногда казалось, что и вовсе никогда они друг друга не знали.
— Тогда подумай еще раз, Хатаке. — в свете луны, из-под женской маски загорелось два ярко-красных шарингана по три томоэ на каждый глаз.
Несмотря на свое показное равнодушие, Какаши был почти готов признать, что он искренне рад, что
она рядом.
— Какаши... — не выдержав всей этой наигранности, актерского хладнокровия и гнетущей, слишком долгой между ними тишины, начала девушка. — Мне не хватает тебя. — честно призналась она, как в тот же момент привычно строгий и холодный голос предательски дрогнул.
Хатаке не подал виду и даже не шелохнулся, продолжая столбом стоять спиной к девушке. На темных глазах накатились прозрачные капли слез, но ни одна из них не посмела скатиться по щекам вниз.
Ему тоже чертовски не хватало ее. Все эти месяцы. Не хватало ее тепла, ее искреннего, хоть и не частого, смеха, ее рук, голоса, робких взглядов сиреневых глаз, ее самой полностью.
Ее присутствие в жизни копирующего заняла только пустота, что тянула на путь ко тьме с каждым мгновением только больше.
Но готов ли он это признать? Признать, что эта девчонка имела над ним такую власть и имеет до сих пор.
— Ну скажи хоть что-нибудь! — чуть поддавшись вперед, уже умоляюще произнесла она, не выдержав этой оглушительной тишины между ними. Это выдалось гораздо эмоциональнее, чем планировалось.
— Стой. — отрезал серебристоволосый, резко повернувшись к девушке в пол оборота и выставив руку вперед.
Девушка рефлекторно остановилась.
Благо, серебристая челка падала на лицо и под ярким светом луны не было видно его покрасневших глаз, что уже тоже были на мокром месте.
— Если ты подойдешь ко мне ближе... Я не уверен... — медленно и аккуратно отвечал он. — Я не уверен, что смогу тебя отпустить.
Эти слова прозвучали вроде так легко, что девушка просто не могла поверить в реальность происходящего.
Она была готова поклясться, что это ей явно послышалось, параллельно приходило спешное осознание того, как на самом деле эти слова тяжело дались копирующему, — любые сомнения прошли.
Учиха была уверена — эти слова
настоящие и искренние.
Ей и не нужно было, чтобы он когда-либо ее отпускал.
Сдерживать искреннюю улыбку, которая светилась на ее лице за последние годы крайне редко, и слезы не было сил, да и желания. Бросив на свежую летнюю траву деревянную кошачью маску, куноичи быстрым шагом направилась к нему.
Какаши, в свою же очередь, так же сорвался с места навстречу любимому человеку. Доля секунды и шиноби уже дикой хваткой вцепились друг в друга. Они обнимали и прижимали друг друга к себе так, словно в последний раз, словно вот-вот и кого-то из них у другого отнимут раз и навсегда.
Серебристоволосый запустил длинные пальцы в смолистые женские локоны, что вечно пахли свежим дождем и утренней росой, прижимая ее за затылок к своему крепкому родному плечу.
Девушка уперлась носом в его шею и ее горячее дыхание обжигало белую кожу даже сквозь плотную ткань полюбившейся маски.
Стена, что Хатаке и Учиха собственными руками с годами возвели между собой, начала рушиться. Наконец-то. Будто они оба со своих сторон ударили мощным разрядом стихии молнии, сделав огромный и значимый шаг навстречу друг другу.
Они обнимали друг друга так крепко, так жадно, так горячо и искренне, потому что знали — они принадлежат только друг другу и никому больше. И так будет всегда.
— Мне тебя тоже безумно не хватало,
Сэйери... — на выдохе, счастливо и в тот же момент отчаянно отвечает Какаши, обнимая тонкую талию, прижимая девичье тело плотнее-плотнее к себе и блуждая крепкими руками по рельефной женской спине. — Я скучал...
Хатаке впервые открыл нараспашку кому-то душу, не боясь и не переживая о последствиях, потому что безоговорочно желал ей довериться.
И таким человеком была только она — только Учиха Сэйери.
Всегда только она...
Гай уже который год ломал голову над тем, как получить или даже завоевать расположение своего многолетнего объекта обожания. Но понимал, что с каждым же годом возможность завоевать девичье сердце утекает у него прямо из рук, если вообще это когда-то представлялось возможным.
Толстобровый как мог, так и отгонял эти неприятные мысли подальше, потому что он не сдастся и добьется сердца прекрасной куноичи!
Пока сила юности следовала рядом, плечом к плечу, то Майто Гай был убежден — он способен на все!
Какаши и Сэйери уже не скрывали своих чувств ни перед друг другом, ни перед кем-либо другим.
Конечно, не позволяя себе много лишнего при людях, но кратких теплых или игривых переглядок, совместных прогулок и нечастных объятий, и держаний за руки вполне хватило для того, чтобы их друзьям и окружающим не оказалось затруднительным понять, что когда-то юные соперники по классу с недавних пор являются уже официальной влюбленной парочкой.
Майто Гай по уши и безнадежно влюблен в девушку, для которой он навсегда останется просто другом. Он ценил Какаши и дружбу с ним, потому посчитал правильным уважать выбор своего товарища. Пусть и искренне желал оказаться на его месте, но это не была темная зависть.
Благородный Зверь Конохи был искренне рад за них. Они были счастливы и Гай это отчетливо видел. Сердце казалось разбитым, но юноша чувствовал радость за друзей. Но любить девушку не перестал. Он любил ее с каждым днем только сильнее. Да, теперь точно понимал, что любит.
Юному джинчуурики девятихвостого уже четыре года. На задании по вербовке некого обладателя стихии дерева из корня АНБУ, Хатаке не намеренно подвергает жизнь своей возлюбленной опасности. Копирующий ниндзя сам не понимает, каким образом все так обернулось.
У него был выбор — пойти на помощь Сэйери или же пойти за нужной информацией, которая и была изначальной целью их общей миссии, но отчего-то шиноби неосознанно выбирает второй вариант.
Ему же самому на какой-то момент кажется, что вернулись старые рефлексы — удачный исход миссии на первом месте. Но это была жизнь не просто напарника или товарища — это была жизнь любимого человека, что верит и безоговорочно доверяет тебе, полностью и без остатка.
Доверяет тебе свою жизнь.
— Ничего и никогда не изменит моих чувств к тебе, Какаши. — даже не пытаясь сдержать слез, откровенно признается девушка.
Голос холоден и равнодушен.
— Но, как оказалось, доверять тебе я не могу.
Хатаке стоит перед ней, как манекен. Он не знает, что делать и что сказать в ответ или даже в свое оправдание. А что, будто этому было оправдание? Копирующий и сам прекрасно понимал, что виноват перед Учихой.
Голос будто пропал в один момент, сказать было нечего. Юноша не мог ничего сделать, ощущая все свое бессилие, когда любимые фиолетовые глаза смотрели на него уже не так тепло, как еще некоторое время назад. Глаза пусть покрасневшие и намокшие от слез, а взгляд такой же ледяной и тяжелый.
Хатаке чувствовал себя ничтожно, без того понимал — Учиха Сэйери не из тех, кто принимает извинения, тем более, этому проступку прощения не было. Какаши не знал, что должен делать, будто вовсе и не пытался удержать, хотя знал, что девушка собирается делать.
Если бы он мог хоть что-то сказать, он бы
их легко спас.
Девушка покинула Коноху.
прошло одиннадцать лет
Миссия по спасению Казекаге прошла успешно, к сожалению, не без жертв, но потери были минимальные.
— Предлагаете мне вернуться?
— Именно так, — ответила Пятая-сама, раскинувшись в своем кресле Хокаге. — и предлагаю восстановить тебя в звании джоунина.
Девушка заинтересовано отвела взгляд. Предложение действительно интересное, однако, есть ряд причин, по которым есть сомнения по поводу возвращения в деревню. Но сейчас ее терзало кое-что другое.
Тут же в кабинете Хокаге появилась Шизуне со свежим отчетом.
— Миссия в Стране Ветра завершена, Казекаге в безопасности.
— Отлично. — кратко ответила Пятая.
— Команды Гай-сана и Какаши-сана вернутся приблизительно через день-два. — закончила Шизуне.
Девушка, сидящая в кресле напротив Хокаге-самы, тяжело и облегченно выдохнула, будто камень с плеч спал.
— Спасибо, Шизуне.
Помощница Хокаге спешно кивнула головой и покинула кабинет. Пятая тут же вновь перевела заинтересованный и обеспокоенный взгляд на гостью.
— Все в порядке? Ты какая-то бледная.
— Нет-нет, Цунаде-сама... Все отлично. — облегченно улыбнувшись, ответила ей девушка.
Миссия выполнена. Лишь Какаши в критическом состоянии после частого использование мангекье шарингана. Гай никогда бы не оставил своего друга и вечного соперника в беде. Доставив товарища на собственных плечах до родной деревни.
Девушка покинула резиденцию Хокаге, проходя вдоль улиц деревни листа, она думала о предложении госпожи Цунаде. Нужно ли это ей? Возвращаться. Как минимум, у нее есть день подумать. Только вот, как бы не наткнуться на неожиданных старых знакомых. Этого ей сейчас хотелось меньше всего.
Проходя возле госпиталя, девушка поймала себя на мысли, что тут вообще ничего не изменилось за последний десяток лет.
— Хэй, Какаши-сан! — раздался голос какого-то молодого шиноби со стороны, вроде как чуунин.
На этот зов обеспокоенно обернулась и сама девушка. Не обнаружив ничего, о чем бы ей стоило беспокоиться, она повернула голову обратно и в тот момент, она готова поклясться, чуть не провалилась сквозь землю.
Встретившись взглядом с человеком, у кого один глаз был закрыт протектором, девушка покрылась ярким и жгучим румянцем, а глаза ее полезли на лоб.
— Сэйери... — отрывисто, из последних сил, произнес копирующий ниндзя, тут же бессознательно полностью свалившись с плеч своего друга.
— Сэйери... Это правда ты? — с еле заметной дрожью в голосе и широкими, полными удивления глазами, спросил Гай.
— А ты вообще кто такой? — выгнув тонкую бровь, спросила девушка, смотря на толстобрового.
Гай чувствовал себя обделавшимся ребенком, неужели она действительно его забыла? Забыла, как зовут, как он выглядит? Он не верил.
— Я... В смысле... Ну. — запнулся мужчина, явно потеряв самообладание. Увидев ее вновь, он словно вернулся в детство. Вновь почувствовал себя семилетним генином-неудачником.
Гай никогда не жил прошлым, он всегда смотрел вперед в будущее. Но именно
она была единственной и последней ниточкой из прошлого за которую он держался дикой хваткой. Он никогда о ней не забывал. Потому что любил. И никогда не переставал.
Надув стройные щеки со смеху от удивленного и вытянутого лица Гая, Сэйери не сдержалась и взорвалась, не сдерживая громкого и свободного смеха.
— Расслабься ты, я шучу. — девушка легко ударила его по животу. Напомнив Гаю о его проблемах с памятью. Гай часто забывает лица людей.
Мужчина облегченно выдохнул.
Она вернулась. Учиха наконец-то дома, думал он. Спустя столько лет, все такая же сильная духом, смешная и очень красивая. Та самая
его Сэйери, наконец вернулась. Только ради чего или кого...
— Гай, представляешь... — Какаши пришел в себя лишь через несколько часов на больничкой койке и увидев Гая возле себя, начал. — мне приснился сон, будто... Что Сэйери вернулась... — Хатаке устало провел ладонью по лицу, в попытке согнать следы ото сна.
Гай насмешливо ухмыльнулся. Это ухмылка была странная. И это не понравилось Какаши. Тут же мужчина краем уха услышал похожий глухой смешок со стороны окна.
— Тогда можешь считать это своим наихудшим кошмаром. — с ухмылкой ответила Учиха, скрестив руки на груди и повернувшись к ним.
Между ними словно вновь пробежал тот самый ток, как тогда, как раньше... Гай усмехнулся над самим же собой, что, черт возьми, заметил это между ними. Опять заметил.
Какаши провел в больнице достаточное количество времени, даже его команда успела побывать на задании без него и все это время Сэйери провела с ним. Сама не понимая почему, она согласилась на предложение пятой и осталась в деревне. На время или навсегда, не знала и она сама. Как получится.
Сэйери была рядом с Какаши.
Нельзя сказать, что это вновь начало сближать друг с другом. Нет, до этого было очень далеко, учитывая, как они расстались в последний раз.
Не было обид, были выводы.
Но это никак не помешало им поддерживать общение и помогать друг другу.
Разлюбили ли они друг друга?
Отпустили ли?
Один ответ — нет.
Гай это прекрасно знал. Он знал, что все эти годы чувствовал Какаши и был уверен в том, что Сэйери чувствовала то же самое. Он, черт побери, все знал и видел, понимал, что в этих отношениях, в этих гребанных узах он
лишний. Он знал, но это никак не повлияло на его чувства.
Гай любил эту девушку все эти годы, понимал, что любит, всем сердцем, «от» и «до», полностью и по-настоящему.
Они оба любили ее.
И оба знали кому принадлежало женское сердце.
Оказавшись вновь вместе, в одной дивизии на четвертой мировой войне шиноби. Пусть и Сэйери не особо горела желанием быть с этими придурками рядом, но была. Да они и не самые чужие для нее люди.
Несмотря ни на что.
После очередной битвы с воскрешенными шиноби прошлого, третья дивизия переводила дух в своем лагере и «зализывала» раны. Денек выдался тяжелым.
Но на войне не бывает легко.
Учиха ужинала со своей группой и активно о чем-то беседовала с шиноби из Суны.
В то же время капитан третьей дивизии — Хатаке Какаши сидел в одиночестве подальше ото всех, о чем-то размышляя и меняя бинты на свежей ране, полученной во время дневного боя. Рана не серьезная, но гигиену соблюдать стоит.
Опытный и элитный джоунин, а намотать бинты на ногу нормально не может... А только потому что время от времени подглядывает на ту самую девушку, что сидела и ужинала в кругу шиноби из других селений.
Она сегодня его вновь выручила. Если бы не она, то Какаши таким легким ранением не отделался бы, уж точно!
Какаши часто считал ее своим ангелом-хранителем и главным лучиком света в своей жизни. Всегда.
— Я знаю, о чем ты думаешь. — раздался голос Гая из-за спины, и вот благородный зверь Конохи уже сидел напротив Какаши.
Гай действительно прекрасно его понимал. Какаши ничего не ответил, лишь хмыкнул, сделав вид, что был заинтересован лишь бинтами на своей правой ноге и ничем другим.
— О той самой девушке с шаринганом, — Гай продолжил, вопреки недовольству его друга. — О девушке из прошлого, о девушке, что ты когда-то упустил и сейчас вновь упускаешь.
Пусть это и было в лоб сказано, но Гай лишь озвучил то, о чем думал сам Какаши последние несколько месяцев и все то время, что Сэйери провела в деревне после своего возвращения.
Какаши это все и сам знал.
Гай все это всегда видел и видит сейчас. Он знает, что эти двое чувствуют по отношению друг к другу.
— Какаши, не делай вид, будто тебе нет до этого дела. Сейчас война. Ты ведь понимаешь, что можешь потерять ее раз и навсегда? Ровно так же, как и она тебя. Вы сами у себя отнимаете это время.
Гай знал, что прав. Он хотел, чтобы они были рядом с другом, потому что действительно времени потом может не остаться.
Да, они в каком-то смысле рядом, это факт, но они все еще не могут вновь открыть друг другу души. Не могут чувствовать друг друга так, как чувствовали тогда...
— Ты прав, Гай, ты чертовски прав, прав, как и всегда. От первого до последнего слова, черт, прав! — Какаши имел отличное самообладание, но сейчас ему было тяжко, и он чуть ли не сорвался на крик
Лишнее внимание сейчас ни к чему. Хатаке и без того думал об этом практически постоянно, но слова Гая только подлили масла в без того раскаленный огонь.
— Ты знаешь, что я чувствую, как никто другой. — проведя длинными пальцами сквозь серебристую шевелюру, Какаши продолжил. — Потому что ты чувствуешь то же, что и я, я прав?
Это прозвучало как вопрос, но на деле это было утверждение.
Какаши если и не знал, если и не был уверен, то хотя бы видел и замечал его отношение к Учиха. Он видел, какими глазами его друг на нее смотрит.
Даже спустя столько лет... И чисто по-человечески он понимал Гая, понимал за что он ее любит. Но и ревность имела место быть.
— Это неважно.
— Нет, важ... — пытался продолжить Какаши, как Гай его перебил.
— Нет, неважно. — твердо ответил он. Какаши никогда его таким не видел вне поля боя. Твердым, решительным. — Что бы я когда-либо к ней не чувствовал — это все неважно. Потому что мы оба прекрасно знаем и понимаем, кому принадлежало и будет принадлежать ее сердце.
Гай ткнул указательным пальцем в грудь копирующего ниндзя.
— Тебе, Какаши. — твердо и уверенно произнес он. Но он произнес это искренне, без какой-либо зависти и гнева. — Только тебе.
Наверно это и можно назвать взрослением? Гай никогда не говорил о своих чувствах, да и, честно признаться, никогда и не собирался. Любит и, наверно, будет любить, но отпускает. По-настоящему отпускает. Не уступает, и наверно, даже не проигрывает, потому что никогда не бился за нее, зная, что человек, от имени которого бьется ее сердце сильнее, вовсе не он.
Майто Гай не из тех, кто будет биться за что-то, на берегу зная, что проиграет. Он отпускает, но это не значит, что перестанет любить.
— Я не знал, чего я боялся больше за те прошедшие десять лет... — с глупой усмешкой начал Какаши. — Увидеть ее вновь или больше не увидеть ее никогда. И понимал, что, все же, второе.
Это главный бой в их жизни. И они уверены, последний.
Гай всегда знал за что он бился. Всегда знал ради чего жил. Всегда знал, что ему нужно. Но никогда бы и подумать не мог, что будет биться против самого Учиха Мадары. Призрака прошлого.
Благородный Зверь, не сомневаясь и ни секунды не думая, принял самое главное и важное решение в своей жизни.
Минато, Сэйери, Какаши и даже ли с юным Казекаге, они все знали, что Гай собирается сделать.
— Гай! Гай, послушай меня! — Сэйери взяла его лицо в руки и посмотрела ему в глаза. По-настоящему и искренне. В них читалось все: начиная от восхищения, заканчивая полным нежеланием позволить ему пойти на этот шаг. — Мы уже потеряли стольких людей. Я, биджу тебя бы подрал, потеряла многих близких мне людей! И я не хочу стоять на твоей могиле и оплакивать тебя!
— Так ты будешь оплакивать меня... — сквозь тяжелую улыбку ответил ей Гай.
— Конечно буду! — громко воскликнула девушка, борясь с желанием не оформить ему хорошего леща по лицу.
— Я сражаюсь за то, что мне дорого, и ты мне дорога... — момента лучше уже явно не будет, думал он. — Возможно, сейчас не время признаваться в любви, но, может быть, мы говорим с тобой в последний раз. Просто будь счастливой... Мне большего не надо.
Она знала, всегда знала о его чувствах. Только бы слепой этого мог не заметить. У Гая и не особо удавалось это скрывать. Учиха — это не те люди, от которых можно утаить подобное. Она все прекрасно знала и знала, что не может ответить тем же, потому что, Гай в очередной раз был прав — ее сердце принадлежало другому. Всегда.
— Гай... — первая слезинка покатилась по ее щеке, не удержавшись на тонких ресницах.
— Поэтому, Сэйери, пожалуйста, не держи меня. Я чувствую, что был рожден и жил ради этого дня!
Учиха в знак согласия кивнула и отпустила его, полностью осознавая тот факт, что это действительно их последний разговор. Она восхищена и гордится им. Человека с большей силой духа она, возможно, больше никогда и не встретит. И такого друга, каким был он, тоже...
— Восьмые врата, врата смерти: Открыть!
У него нет права проиграть и предать свои мечты и идеалы.
Майто Гай не из тех, кто будет биться за что-то, на берегу зная, что проиграет. Но не сейчас, он идет в бой, будучи не уверенным в своей победе. Не желая даже самому себе это признавать. Но факт остается фактом.
Защитить то, за что не жалко и жизни отдать, внести вклад в победу над врагом — правильно. Гай всегда поступал правильно, как сам для себя считал правильным. Он никогда не был трусом, но боялся сказать о том, что чувствует с самого детства. И нашел силы в себе только сейчас, когда понимал, что видит ее в последний раз, любовь всей своей жизни.
Гай всегда поступал правильно. Хорошие парни всегда должны поступать правильно. Потому-то Майто Гай и не говорил о своих чувствах. Он не вставал между двумя влюбленными людьми. Потому что знал — это неправильно.
Хорошие парни поступают правильно, и он был в их числе. Всегда. Он не имел права мешать и навязывать свои чувства.
— Я ведь хороший человек, — сказал себе как-то Гай и принял это как данность. — Я хороший человек!
И был прав, он хороший человек. Сильный и смелый человек, достойный называть себя
шиноби. Человек, что дал достойный отпор Учиха Мадаре.
И до последнего вздоха, Гай был убежден, он сделал все правильно. Он был счастлив и был готов гордо умереть с улыбкой на лице. Именно так должны уходить настоящие и достойные шиноби.
— К сожалению, — врач тяжело выдохнул, внимательно смотря на рентген. — Ногу восстановить невозможно.
Ли, что хватило духа, вскипел от услышанного, а Тен-Тен тяжело и раздраженно выдохнула. Но гай, скрестив руки на груди и опустив задумчивый взгляд, на удивление, был абсолютно спокоен, будто вот так вот просто готов смириться с вынесенным ему приговором.
— А как же ваша весна юности, Гай-сенсей! — громко тараторил юный толстобровик, обращаясь к учителю.
— Спокойно, ли. Я ни о чем не жалею! — спокойно ответил Гай, подняв глаза. — весна юности будет вечной, пока я в нее верю.
— Гай прав, — в разговор вступила девушка, что до того молча стояла у окна. — И главное, что ты жив.
Учиха облегченно выдохнула, радостно смотря на своего друга. Она рада, что в списке ее потерь не прибавилось еще одно имя, хотя... Если бы еще чуть-чуть, то все.
Неважно.
Гай жив, все остальное уже было неважно.
Мужчина в ответ посмотрел на девушку и так же искренне ей улыбнулся. Он горд собой, он поступил правильно. И она тоже гордится им.
— Ну что, как успехи? — раздался в палате до сладости знакомый голос и в дверях появился новоиспеченный Шестой Хокаге.
— Все отлично, Какаши. В любом случае, я всегда смогу надрать тебе зад в нашем вечном соперничестве! — не без ухмылки ответил Гай, смотря на друга.
Хатаке переживал за него, но увидев его бодрый настрой, понял — беспокоиться ему не о чем. Это все тот же Гай. Никак иначе. Лучший друг и вечный соперник Майто Гай!
После завершения войны, Сэйери часто думала о брате, смерть которого она переживала уже во второй раз, но она понимала, что на этот раз ничего не вернуть.
Учиха Обито ушел по-настоящему и уже навсегда. Но братец пообещал, что они рано или поздно встретятся вновь, когда душа его сестры обретет покой. Но он надеется, что это будет не скоро, пусть он и всей душой будет ждать этой встречи.
Сэйери должна прожить долгую и счастливую жизнь, что более важно — рядом с любимым человеком, чтобы потом ей было что рассказать братцу.
Какаши часто думал о словах Гая, что тот ему сказал несколько месяцев назад. И он решил, пусть сейчас уже наконец и настали мирные времена — время терять нельзя. Хатаке смело сделал предложение Учихе, на что она не могла ответить отказом. Никак не могла.
Гай, узнав об этом, был искренне и по-настоящему рад за своих друзей. Они это заслужили. После стольких лет этот огонь между ними не пропал, а стал лишь сильнее. Мужчина чертовски был рад за них и что они оба были счастливы, он рад, что счастлива
она.
Майто Гай был одним из первых, кто увидел пухлощекое и вечно орущее счастье, с серебристой макушкой, маленькими пухлыми ручками и ножками. Он счастлив за друга, как никогда раньше.
Его друг стал отцом, это безумное счастье и радость. Сэйери подарила любимому человеку дочь. Ради этого стоило пройти весь этот тернистый путь, чтобы наконец прийти к этому.
Шестой полон радости, Гай это видит. Видит эту широкую до ушей улыбку даже сквозь плотную маску.
Гай искренне и как-то по-детски улыбается, когда Какаши доверяет ему в руки самое дорогое, что уже есть в его жизни. Гай дрожащими руками принимает маленький комочек счастья. Его руки дрожат будто он берет в руки что-то хрупкое и безумно нежное.
Его руки дрожат из-за того, что он один из тех, кому они это доверяют.
Серебристоволосая девочка, на удивление, даже не дернулась и это никак не повлияло на ее чуткий детский сон. Хотя, малышка привыкла только к нежным рукам мамы и папы, что ни на секунду не отпускали ее.
Даже в нежных и легких руках Сакуры девочка не смогла оставаться спокойной и кричала так, все готовы поклясться, что чуть стекла на окнах не полопались. А на руках у Наруто и подавно, любой заплачет и заистерит.
— Почему она плачет и кричит, даттебайо! — испуганно проговорил Узумаки, еще чуть-чуть и заплакал бы он сам, дуэтом с новорожденной Хатаке.
Только на руках Цунаде-самы малышка смиренно спала.
И вот, на тяжелых руках Гая девочка тоже чувствовала себя вполне комфортно.
Она была прекрасна. Мужчине казалось, что он держит в руках не трехдневного младенца, а легкий и нежный цветок лилии, что всегда так любила Сэйери.
Цветы серебристых лилий.
Гай всегда покупал ее любимые цветы, но никогда не решался ей их вручить, неважно, был на то повод или же нет. Не решался.
Гай всегда будет любить ее, вопреки всему и будет счастлив за нее. Хатаке это знает, он знает все. Он читает своего друга как открытую книгу. Мужчина знает, но не винит его за эти чувства. Эти чувства оправданы, и Какаши это понимает.
Гай видел — Какаши счастлив, он любимый и любящий муж, и уже отец. Гай горд своим другом. И он всегда будет с ними рядом.
Его Сэйери, его — Какаши, была счастлива. Она без остатка принадлежала только ему, только Хатаке Какаши, как и он ей, до последней частички души.
Только ей.
У Гая никогда не было и нет права называть Сэйери «своей», она принадлежала только Какаши, до кончиков пальцев.
Только ему.
Никто не обязан извиняться или чувствовать вину за свои чувства и эмоции. И Гай тоже не обязан, но он так не думает. Он не понимает, что его чувства никому не вредят. Его чувства принимают, хоть и нет возможности ответить тем же.
Гай ее любил, любит и будет любить всегда.
Но у него, думает он, нет на это права.
Хатаке Какаши, Майто Гай, Учиха Обито и Учиха Сэйери
вернутся в большом цикле работ
«ЭРА ШИНОБИ»
