Ноябрь

      — Такечи-сан, не хотите выпить? — лёгкая улыбка, чуть приподнятый небольшой керамический кувшинчик с саке в знак приглашения. Тёплый алкоголь приятно согревает в столь промозглую осеннюю погоду, медленно разносясь вместе с кровью по организму. Но насколько же неправильно пить одному, придаваясь старым воспоминаниям. Раз в год таким своеобразным способом поминать павших товарищей и понимать, что так повезло только им двоим. Спрашивать себя, что должен был тогда сделать, дабы не довести до такого.       — Не думайте, Такечи-сан, я не пью часто. Просто… сегодня день такой, — он грустно улыбается, переводя взгляд на двор. Интересно, почему именно ноябрь его так выбивает из колеи? Постоянные дожди, туман и красные листья клёна, промозглый ветер — разве что-то изменилось с его прошлой жизни? Да вроде нет.       Из головы совершенно вылетает простой факт того, что сенсею пить нельзя. Даже воспоминания о свадьбе стираются, будто их и не было. А ведь тогда они были действительно счастливы, ещё до прихода Чёрных кораблей…       И учитель соглашается, наверное, только из уважения к бывшему ученику. Молча протягивает чарку, хотя прекрасно помнит о последствиях. После того случая в доме знатных вельмож современности он наверняка зарёкся не только не пить известный ему алкоголь, но и с осторожностью относиться к виноградному соку. А Рёма без задней мысли подливает ему саке, сам берёт кусочек сушёного кальмара и отправляет в рот. Сладко. В этом мире вся сушёная рыба сладкая и это воспринимается странно, но на деле оказывается не так уж плохо. Глубоко и грустно вздыхает, не перестаёт спрашивать себя: какого чёрта?..       Сегодня весь день накрапывает дождик, ветер шуршит пожелтевшей листвой, и надо бы ему забраться под тёплый футон, заняться написанием хотя бы набросков для статьи, а нет. Сидит здесь и отрешённым взглядом смотрит вокруг, даже до конца не осознавая, что один из самых близких людей совсем рядом.       — Как Вам современный мир, Такечи-сан? Привыкаете понемногу? — собственный голос звучит непривычно сипло, наверное, из-за долгого молчания. От этой дождливой атмосферы и собственных дум он совершенно потерял счёт времени. А телефон? Кажется, остался где-то в комнате.       Ханпейта морщится, отводит взгляд и всем видом показывает, что не особо хочет отвечать на вопрос. Сейчас он кажется даже реформатору глупым. Какие могут быть впечатления о двадцать первом веке у человека, который всю свою жизнь чтил кодекс Бусидо и служил хану? Рёме думается — исключительно негативные.       — После общения с современными детьми мне всё больше верится, что ещё не всё потеряно. Им не чужды взаимовыручка и сострадание. Они готовы много трудиться, если их заинтересовать. Только дисциплины не хватает и элементарных манер. Многие не умеют правильно себя вести со старшими.       Стук чарки о поднос, скрип половиц, и небесные капли теперь падают на руки и ноги. Сакамото пустым взглядом смотрит на собственные ладони. Зачем он выбрался из-под крыши? Хотел показать бывшему учителю, что так и остался неисправимым шкодником? Воспоминания о тренировках, занятиях вихрем врываются в сознание. Ему плохо давались науки, но под чётким руководством Ханпейты удалось достигнуть больших успехов в искусстве владения мечом.       — Сейчас совершенно другое поколение, — голос звучит почти как обычно. — Людям не нужно цитировать Конфуция и падать в ноги даймё. Вежливая речь, которую мы знаем, уходит в прошлое. Непосредственность и креативность — вот что правит миром. Я ещё помню, как Вы нас муштровали, — стоит немного помокнуть, и он вновь возвращается на прежнее место. Подливает водки себе и учителю, свою чарку махом выпивает. Сейчас, спустя столько лет, он даже благодарен Ханпейте за такую подготовку. В молодости он ехал в Эдо будучи отличным мечником. До чего же тогда было обидно получить от какой-то девчонки. Губы искривляются в усмешке.       — Вам бы в двадцатый век, Такечи-сан!       Ханпейта только недовольно фыркает и отводит взор от бывшего ученика. Быстро осушает чарку и ставит её с характерным звоном на поднос. Успел он уже почитать о том пресловутом двадцатом веке. Узнал, что успели наворотить люди за какие-то сто лет. Ха, а он-то считал пришествие американцев концом света.       — Обойдусь. Мне и нашей резни хватило, — он смеряет строгим взглядом друга. Всё не сидится ему на месте, вот сейчас под дождь пошёл. Зачем? Чёрт его знает.       «Скучно ему в этом мире, не расходует всю энергию», — не без грусти осознаёт Такечи, смотря на разливающего алкоголь друга. Такого Рёму он видел всего пару раз. Один из таких произошёл по его вине.       — А ты здесь хорошо прижился. Среди местных и не узнать, — берёт свою чарку и с сомнением смотрит. Пить много не стоит, он уже чувствует, как ровный строй мыслей начинает расшатываться, взгляд слегка плывёт. А Сакамото на его слова лишь невесело ухмыляется.       Приспособился — да, но это совершенно не значит, что стал здесь своим. Неформально говорить, забыть о статусах и защищать права человека, о которых в новом мире отчего-то забеспокоились только после второй всемирной войны, он хотел и мечтал всегда, но слишком большая разница в достатке, трусость нового поколения и нежелание что-либо менять приводили порой в отчаяние. Как и сейчас, как и тогда, когда они с Такечи-саном скрестили мечи. Сложно сейчас представить, что он всерьёз хотел лишить того парня жизни. Почти нормальный поступок в Бакумацу и ужасное преступление в современности. Как же изменились люди.       — А Вы знаете, моя идея с революцией не нова. В начале двадцатого века её уже провернули. Жуткое было время, — он морщится, вспоминая прочитанное в интернете, вновь закусывает кальмаром.       — Знаю. Свержение императора, передача власти в руки простых людей и много кровавых событий. Это чем-то похоже на наше время, только без таких глобальных последствий, — учитель деловито кивает и всё же отпивает немного рисового вина. Наконец он нашёл в себе силы изучить историю и даже добрался до иностранной. Там происходили события ничуть не хуже, чем были у них. А в некоторых моментах даже интересней. Но самурай был рад, что подобного переворота не случилось в их стране, и император всё ещё на прежнем месте.       — Что бы Вы сделали, если бы вернулись назад? Постарались бы возродить угасшее движение Сонно Джой? Или присоединились к Тёсю? — не унимается с вопросами Сакамото. Алкоголь будто развязал ему язык, заставил немного отвлечься от меланхолии, посмотреть с почти прежним живым интересом на собеседника.       — Не знаю. Не хочу думать. Но, наверное, просто жил бы с Томико, — пожимает плечами. Более лезть в политику не хотелось. Слишком много товарищей потерял из-за неразумных действий.       — Всегда Вы так. Даже помечтать не можете. А мечты — половина дела, — говорит и разливает саке вновь. Хочется отвлечься от невесёлых мыслей, представить, чтобы они могли сделать, вернувшись домой. Но, кажется, учитель смирился с текущим положением и теперь старался найти своё место в этом мире. Нет, слишком скучно. Учить детей, писать статьи и просто жить по течению. Деятельная натура Сакамото требовала приключений и переворотов. Хотя он сам боролся за такое будущее, чего теперь жалуется?       — Думаете, ещё кто-нибудь может сюда попасть? Тот же Идзо, к примеру. — Воспоминания о нём вызывают улыбку. Светлый и добрый юноша, который зачем-то окропил чужой кровью собственные руки.       Ханпейта отставляет чарку и тяжело вздыхает. Воспоминания об этом парне особенно сильно коробят старые раны, будят совесть, которая только недавно перестала грызть. Да, он бы очень хотел увидеть друзей, извиниться перед ними и помочь освоиться в новом мире. Нет, не в этот раз. Даже Томико здесь оказалась жалкой подделкой, хотя и общению с ней он был рад.       — Не думаю. Прошло три месяца, как я сюда попал. Никого больше не было. Наверное, никто уже не придёт.       Сакамото только задумчиво смотрит на него, берёт очередного кальмара, сожалея, что не купил чего-то ещё. Те же родные суши были бы прекрасной закуской.       — Кто знает… Я тут пробыл год, пока Вас не встретил. Возможно, стоит подождать, — последние слова сливаются со стуком тела о деревянные половицы.       Рёма просто ложится на холодный пол, игнорируя всякую заботу о здоровье. Он тогда о нём не особо беспокоился, а значит не нужно начинать. С минуту смотрит на деревянный потолок, прислушивается к стуку капель о листья и лужи, а затем прикрывает глаза. Хотелось бы, как во сне, увидеть картинки из прошлой жизни, испытать прежние чувства, увы, перед глазами мелькают лишь разноцветные пятна.       Он не хочет более говорить. Не знает о чём. Присутствие учителя хотя и внесло некоторое разнообразие, но он был бы счастлив один день в году побыть наедине с собой и собраться с мыслями. С глупыми и слишком депрессивными мыслями. Он не понимает, почему так тяжело становится на душе именно в этот день. Или просто не хочет понимать. А календарь где-то на кухне показывает простую дату — пятнадцатое ноября.