Дождь и зажигалка

      Людвиг привык к дождливым дням — они в Германии были даже не «не редкостью», а самой настоящей обыденностью, по крайней мере, ему так казалось. Но привычка дело не всегда хорошее: дождь был очень неудобной, дополнительной, мелкой неприятностью. И пусть даже он всегда, в общем-то, был готов и «вооружен» зонтом — sicher ist sicher, как говорится, — но шлепать по лужам ужасно не романтично, в его понимании.       Но сегодня что-то пошло не так.       Дождь всегда был предвестником чего-то нехорошего; это было уже как рефлексом — смотреть как крупные капли бьют по стеклу, когда происходит какая-то херня. Только теперь Людвиг мог увидеть, а самое главное — ощутить их лично, не через тонкое стекло и не в теплой, сухой квартире.       Весь день, в общем-то, коту под хвост. Никогда не просыпал ни одного будильника, не опаздывал на работу и не имел проблем с концентрацией — спасибо брату-военному, который выдрессировал и приучил к порядку его еще с детства. Но сегодня он проспал. И все остальное тоже, да. А еще забыл зонт дома и отказался от того, чтобы брат забрал его после работы, поэтому Гилберт наверняка уже выпил.       Этот ублюдок (самый любимый, конечно же) затеял вечеринку по случаю своего возвращения. Выпивка, женщины и кучка друзей — полный комплект. Он умел совмещать в себе железную дисциплину и полное отсутствие тормозов, поэтому про ответственность вчера никто даже не вспоминал. И мозгов иногда ему тоже не хватало, но Людвиг никогда не стал бы говорить об этом вслух.       Пальто на нем ужасно намокло, потяжелело и теперь ужасно давит на плечи. Он прячется от крупных капель на автобусной остановке и, безнадежно вглядываясь в пустующую улицу, полностью спрятанную за стеной ливня, стирает с лица капли. Как назло автобус опять опаздывает. Казалось бы, немцы — педанты до мозга костей, а автобусы и поезда у них опаздывают.       — У тебя есть зажигалка?       Людвиг вздрагивает, оборачивается и неожиданно для себя видит сидящего на скамейке парня с сигаретой в зубах. Он думает, что ему послышалось, оглядывается по сторонам, но незнакомец смотрит прямо на него. Он сидит, развернувшись полубоком, в одной только рубашке и в очень коротких для него штанах, насквозь, кажется, мокрый, с блестящими глазами какого-то неестественного цвета и толстым шарфом на шее. Волосы почти седые, но потемневшие из-за влаги и чуть вьющиеся на концах.       Нарик, думается Людвигу со странным волнением в груди. Еще и иностранец, судя по его странному акценту. Но рубашка выглядела прилично, не считая, конечно, расстегнутых пуговиц.       — Так что? Зажигалка есть?       Парень почему-то улыбается, хотя Людвиг отчетливо ощущает скользящее в его голосе недовольство. Раздражение даже. Эта улыбка кажется кривой и такой же странной, как цвет его глаз. Губы у него тоже почти фиолетовые, бледные совсем, синие — наверняка замерз.       Людвиг вдруг ловит себя на мысли, что до сих пор нагло рассматривает какого-то парня. Просто пялится на него бесстыдно. Он отмирает, неуверенно роется в карманах и находит одну, протягивая странному незнакомцу.       — Прошу прощения. Вот, пожалуйста, возьмите.       Парень в миг забывает о своем раздражении, Людвиг видит как расслабляются его широкие плечи и блаженно закатываются глаза, когда он затягивается сигаретным дымом.       Дождь предвестник чего-то нехорошего, а этот парень выглядел как самая настоящая катастрофа. Людвиг подумал, что он пьян, но голос звучал очень ровно, уверенно, мягко. Людвиг мрачно хмурится и отворачивается. Не его это вовсе дело. Очередной пьяница, которого полиция еще не нашла из-за ужасного ливня. Хотя для пьяницы он выглядит слишком ухоженно и аккуратно.       — Я выгляжу паршиво, да?       Людвиг не поворачивается, поджимает губы. Но чувствует какое-то приятное покалывание от того, что диалог не закончился на одной только зажигалке. Это пугает и одновременно завораживает. Этот парень такой странный.       — Есть такое, — уверенно отвечает Людвиг.       — А ты честный, — хохочет вдруг парень, откидывая голову на стенку остановки. Он сидит, широко расставив ноги, вальяжно облокотившись на заднюю стену, и тоже смотрит на разыгравшуюся погоду. — Мне нравится.       Людвиг ощущает совсем иррациональное смущение и спешно фыркает, все также нахмурив озадаченно брови. Этот парень не только выглядит опасным, но и является таковым — немец буквально ощущает, как поднимающийся в воздух дым хватает его за глотку.       Людвиг ведь не курит, а зажигалка принадлежит брату.       — Иван, — парень руки не протягивает, но снова бросает на Людвига взгляд и улыбается. Тот это спиной ощущает и, как ни странно, оборачивается и отвечает тем же. Кривая улыбка парня становится шире и какой-то совсем уж жуткой, но Людвиг не смеет отвести взгляд.       — Людвиг, — он кивает. Иван кивает тоже и вдруг смеется.       — Хорошо, Людвиг. Хороший, да? Домой едешь, да? А что же ты без машины?       Людвигу хочется сказать, что это вообще не его дело, но вместо этого вырывается лишь:       — У меня ее нет.       — Плохо. Грустно, — отвечает Иван, как-то по-детски насупившись. В его чертах, снова замечает Людвиг, вообще было много совсем мягких черт. Щеки, крупный нос, губы пухлые. И весь он такой большой и неряшливый. — А у меня вот, — он вытаскивает изо рта сигарету, снова выпуская из ноздрей белесый дым, и махает рукой. — Теперь, кажется, нет дома. И вещей. Хозяйка, верно, их выкинет. Она всегда выкидывает. Такая жестокая женщина, но очень педантичная. Настоящая немка! Как ты!       — Это стереотипы, — хмуро вставляет Людвиг.       Иван улыбается. Так широко, точно шутку рассказывает. Ненормальный. Точно нарик. Но Людвиг, кажется, совсем теряет голову, потому что разговор не прекращает. И даже не отворачивается снова — глаза только отводит, — садится рядышком и скромно в пол смотрит.       — Что же тут смешного? — не выдерживает Людвиг.       — Ну, то, что я опять оказался на улице. Между прочим, так глупо.       — Ты что, не заплатил ей? — Если он хочет говорить на «ты», то Людвиг не против. Иван глупо моргает и кивает неуверенно. — Ох, ну, тогда естественно, что ты оказался на улице. Нужно платить аренду, ты не можешь жить бесплатно в чужой квартире. Да и в своей тоже, в общем.       — Как жестоко! — наигранно дует он губы. — Мог бы пожалеть. Но ты честный мне нравишься.       Людвиг ощущает, как краснеют его щеки.       — Что за глупости.       — Нет, правда. Ты похож на мою младшую сестру. Она тоже все время хмурится и ведет себя так серьезно. Она влюблена в меня и совсем безумна. Но она очень красивая, совсем как ты. Ты любишь картошку?       Людвиг теряется в потоке такой информации и просто бросает «да». Иван хохочет.       — Да, ты на нее так похож! Она работает медсестрой. Такая упрямица она и людей совсем не любит. Но работу выполняет хорошо. У тебя есть сестра?       — Брат, — Людвиг вздыхает. — Военный.       — Он такой же злобный, как ты? — Иван улыбается дружелюбно, и Людвиг не может возмутиться по поводу «злобного».       — О, нет. Мы совсем непохожи. Он очень часто ведет себя, как абсолютный идиот. Вечно из себя строит не пойми что, а ведь он старше меня! Но он ответственный. И действительно многое может, даже если не скажешь по нему.       — Ты его любишь, — смеется Иван. — Так здорово иметь такого старшего брата? — Людвиг кивает, слабо улыбнувшись.       — Но не всегда, — Людвиг многозначно оглядывает остановку.       — Ах, ты по его вине тут сидишь, да?       — И голова болела весь день тоже из-за его предложения.       И они смеются теперь уже вместе. Людвиг совсем не ожидал от себя этой искренности. Но Иван буквально гипнотизирует его своей улыбкой и цепким, блестящим взглядом.       — Почему ты здесь, Иван? — вдруг выдает он. — Почему не пойдешь к сестре?       Иван смотрит на него как-то странно, и снова так неестественно улыбается. Медлит с ответом, словно слова подбирает.       — Она в России. Они все в России, в Сибири. Там. А я здесь учусь. Работаю. Может, уже не работаю, потому что я не приходил на смену более месяца. Как-то не получалось, знаешь. Дожди.       — Иван, ты пьешь?       — Да, — Иван отвечает прямо. Людвиг хмурится разочарованно, но подбадривает себя тем, что тот хотя бы признает проблему. Уже полдела сделано. — Но я стараюсь не пить. Ничего не пить. Мне постоянно еще какие-то таблетки дают. Я не пью.       Воцаряется тишина. Людвиг хмурится еще мрачнее и пожимает губы. Плохая компания? Друзья-наркоманы? Что-то из этого — точно.       — Тебя кто-то ждет дома, да?       Людвиг непонимающе поднимает на Ивана взгляд и, проследив за его глазами, наконец замечает вибрирующий и звенящий в кармане телефон. Точно! Немец подскакивает с места, отвечает на звонок и отходит в другую часть остановки. Гилберт. Переживает, что младшенький задерживается в такой ливень. Людвиг его успокаивает. Гилберт, выдохнув, заводит какой-то бессмысленный монолог: рассказывает про пришедшего в гости Варгаса, про Франциска, про новости из телека, мол, сбежал из психушки какой-то шизофреник, про автокатастрофу и про ливни. Людвиг прерывает его на полуслове.       Нет, это ненормально. Вот как он не смог услышать свой собственный телефон? Людвиг мотает головой и жмурится, отмахиваясь от едкого запаха сигарет. Нет, к черту этот автобус. Людвиг заказывает такси и снова поворачивается к Ивану.       Но разговор закончить, взглянув в блестящие фиолетовые глаза, не решается.       — Брат? — иванова улыбка становится еще шире и теперь его точно перекашивает всего. Людвига это жутко пугает, но он не отворачивается. Страх такой колючий, глотку его сжимает, но притягивает как магнит.       — Откуда ты знаешь?       — Ты его так назвал, глупый, — Иван приглушенно смеется. И смех такой вымученный, такой тяжелый, такой истерический, что у Людвига сжимается горло. Совсем непохож на тот, какой был минуту назад.       — Почему ты здесь? — повторяет он.       — Потому что у меня нет дома, говорю же. Теперь, — Иван докуривает сигарету и бросает окурок в лужу. Людвиг даже не возмущается из-за мусора. Это, черт возьми, совсем на него не похоже. — И нет брата, который ждет меня дома, Людвиг.       Это звучит как упрек, но Иван продолжает улыбаться и смотреть прямо на него. Людвиг какого-то черта ощущает за этого парня волнение. Или он боится его? Но он хмурится и вновь подходит ближе.       — Люд, я так одинок. Меня никто не ждет там, дома. Я один, совсем! — Людвиг вздрагивает. Голос звучит так надломленно, тихо, беспомощно, но Иван улыбается. — Там так холодно и все вокруг белое. Я в Сибири там, Людвиг, совсем один! Там мягкий снег, но он холодный.       Такси подъезжает к остановке. Людвиг беспомощно стоит на месте, не смея отвести взгляда от его лица. Водитель терпеливо стоит, не выходит из машины. А Иван рыдает и улыбается, улыбается и рыдает, и больше не смотрит на Людвига, а тот не может дышать. Глаза Ивана темнеют, он с ужасом смотрит куда-то за машину и оглядывается вокруг нервно.       И шепчет беспрерывно: «Людвиг! Один! Они тут! Людвиг! Люд, Людвиг!»       В машину, в конечном итоге, садятся двое. И Людвиг просит ехать побыстрее и не обращает внимание на странные взгляды водителя. Он прижимает к себе дрожащего от страха парня, который шепчет в безумии его имя. Иван чуть позже успокаивается. Замирает в чужих руках, перестает плакать. Он поднимает на Людвига взгляд и, снова улыбаясь, возвращает ему зажигалку.       Таксист молчит и думает о своем: как жаль, что он пропустил из-за вызова новости по радио.