Первая встреча

Они встречаются в поезде нихрена не первый раз. Прошутто смотрит на Буччеллати на железнодорожной платформе, думая о том, что его лицо почему-то кажется знакомым. Пеши зудит что-то на фоне, Прошутто отвечает машинально, а сам всё пытается вспомнить, где же он мог видеть его. Где, кроме собраний Сквадры и обсуждения целей, где, чёрт возьми? Осознание приходит к нему позже, когда он встречается с Буччеллати лицом к лицу и слышит его голос. «А ты сообразительный. Да и ловкости тебе тоже не занимать», — говорит он, вылезая из потолка прямо над ними. Дальнейшее Прошутто пропускает мимо ушей, поражённый внезапным осознанием. Он уже слышал это, ОН УЖЕ СЛЫШАЛ ЭТО. Ту же фразу, тем же голосом. Год назад, когда Сквадра переживала не лучшие свои времена, пытаясь выпросить у Босса лучшую территорию, Прошутто полюбил заходить в один бар в Риме. Он приходил туда каждый вечер, брал бокал виски, молча выпивал его, сидя в укромном углу и уходил. Этот бар пользовался популярностью у молодых людей, а ему нравилось слушать молодость, находиться среди тех, кто ещё не обременён заботами взрослого мира и не откладывает каждую лишнюю копейку себе на старость. У Прошутто была на то серьёзная причина. Однажды он пришёл в этот бар и его обычное место было уже занято. Некий молодой человек с бокалом сока сидел за его столиком, а напротив него стоял бокал его любимого виски. Это был Бруно Буччеллати. Хотя тогда Прошутто этого, конечно же, не знал. Буччеллати тогда не представился, взглядом пригласил его присесть и не проронил ни слова, пока оба их бокала не оказались пусты. — Прогуляемся? — сорвалось с губ Прошутто, прежде чем он успел осознать это. Буччеллати с улыбкой поднялся, приглашая следовать за собой. Это было странно и по-своему завораживающе. Они гуляли по улицам Рима на закате, в основном, избегая людных мест, но не заходя и в совсем уж укромные уголки. Белая футболка Буччеллати — потому что тогда он ещё не обзавёлся своим фирменным костюмом, а может просто выбрал что-то более лёгкое для посещения бара (или свидания?) — приятно сочеталась со светлыми улицами Рима и контрастировала с его собственной чёрной рубашкой. И всё это было совершенно неважно, потому что Буччеллати был словно само воплощение пьянящей молодости, и Прошутто не мог им надышаться. Их прогулка закончилась у какого-то отеля, и первым, что сказал Бруно за вечер, было: «Войдём». Не вопрос, а утверждение, словно он был уверен, что Прошутто не откажется. И Прошутто действительно не отказался. Через несколько часов, когда через огромное старинное окно в номер лились первые лучи рассвета, окрашивая в оранжево-розовый сбитые простыни и спину Буччеллати, а Прошутто курил прямо в постели, хотя давно обещал бросить сам себе, у них и состоялся тот знаменательный разговор. Обмен репликами. — Ты давно следил за мной. Даже успел запомнить, что я пью. — А ты сообразительный. Да и ловкости тебе тоже не занимать, — Буччеллати тогда улыбнулся совершенно не скрывая, что всё так и было. А потом они снова занялись сексом, потому что вторая часть его ответа на это недвусмысленно намекала. Прошутто не знал, какой это был раз по счёту, потому что сбился со счёта после первого же, плавно перетекающего во второй. То, с какой отдачей Буччеллати трахался, приводило его в неподдельный восторг. Прошутто тогда уснул, а когда проснулся от Буччеллати остались лишь воспоминания да лёгкий запах одеколона на подушке. Он ходил в тот бар ещё целую неделю, но оставался в одиночестве каждый раз. И вот теперь они встретились здесь, в чёртовом поезде, покинуть который живым было суждено лишь одному из них. Пеши не замечает его секундного промедления, а Буччеллати хорошо разыгрывает свою роль. Этот «блондинчик в чёрном костюме», значит, вот он кто теперь. А ведь той ночью с этих порочных губ срывалось совсем иное прозвище. И не одно. Прошутто хмурится, но всё же пытается атаковать Буччеллати. А тот, предсказумо, уклоняется. Каждый из них здесь выполняет свой долг, сейчас не время и не место для воспоминаний. Пусть даже таких приятных. Интересно, жаль ли Буччеллати, что всё так обернулось? Чувствует ли он хотя бы маленькую толику ностальгии по тому, что между ними было? Прошутто чувствует. И это та причина, по которой ему хочется раздавить Буччеллати, увидеть, как тот умирает. Сожаления о прошлом — удел стариков, и каждый, кто заставляет Прошутто чувствовать подобное, должен умереть.