Must have been the wind

Той ночью было холодно. Чхве Сынчоль натягивал на себя одеяло снова и снова, вертелся каждые две минуты, но окоченевшие ладони и ступни не давали окончательно погрузиться в сон. Не помогали теплые носки, несколько слоев одеял, переворачивание подушки, даже тихий стук дождя за плотно закрытым окном. Казалось, что холод исходит от самого Чоля, будто он сам превратился в один сплошной кусок льда. Где-то уныло свистел ветер, и правая сторона тела Сынчоля в который раз покрылась мурашками. — Неужели не закрыл окно на кухне?.. — устало выдохнул он и медленно, скрипя зубами в такт паркету, на который опустились ступни Чоля, поплелся на кухню. Чоль оказался прав: щель в окне была мала, но ее было достаточно, чтобы ветер завыл, как потерянный ребенок, свою жалобную песню. Он просился в дом, просил тепла, но он мешал Сынчолю уснуть, а значит должен быть безжалостно выкинут на улицу на растерзание ливню. К тому-же, где-где, а в этом доме ветру тепла не найти. Покончив с виновником шума, Чоль хотел вернуться в кровать, но вдруг услышал глухой удар прямо над своей головой. Он поднял голову, будто надеялся что-то увидеть на сером потолке, тускло освещенным желтым фонарем, стоящим напротив дома. Должно быть, у соседа сверху тоже проблемы со сном, и с координацией заодно. Звук напоминал разбившееся стекло. И буквально в ту же минуту послышался еще один, более глухой удар, а вслед за ним нечто очень схожее с рыданиями. Сынчоль так и стоял, тупо глядя в потолок, будто сможет сквозь него увидеть, что-же происходит у его соседа. Звуки не прекращались, и теперь Чоль знал, что в эту ночь он точно не уснет. Сварив себе горячий шоколад, он сел за стол и поджал коленки к груди, не переставая вслушиваться в плач сверху. Должно быть, кому-то действительно всегда хуже, чем тебе. Чоль убеждал себя, что скоро тот человек успокоится и все будет хорошо, но какая-то часть хотела, чтобы плач не прекращался. Чтобы ветер не был единственным, с кем Чоль мог провести эту бессонную, холодную ночь. Но когда рыдания не прекратились через полчаса, а потом уже и через час, Сынчоль заволновался. Он точно знал, что столько слез не может уместиться в обычного человека, если он просто разбил свою любимую кружку, не заметив в темноте угол стола. Возможно, стоит подняться и попытаться помочь? Чоль вытер рукавом своей пижамы шоколад с губ и, все еще обеспокоенно глядя в потолок, поплелся в коридор. Нащупав в кармане ключи, сунув их в карман штанов и кое-как нацепив тапочки, он вышел в подъезд и направился к лифту. В подъезде воняло смесью алкоголя и бетонной пыли, и от этого запаха тянуло блевать. Лампочка, у которой суетились мошки, слабо освещала ступеньки, на которых еще виднелись мокрые следы чьих-то сапог. — Зачем я вызываю лифт, если мне всего-лишь надо пройтись пару пролетов?.. — пробормотал Чоль себе под нос, тем не менее нажимая на темно-красную кнопку вызова. Пока ехал лифт, должно быть, с самого верхнего этажа, сквозь голову Сынчоля проскользнула мысль о том, что, возможно, следовало бы вернуться и не лезть в чужие дела, но он не слушал ее. Дело в том, что Чоль умел учиться на ошибках других людей. Его бывшему было абсолютно плевать, когда Чхве время от времени закрывался в ванной комнате и рыдал, уткнувшись в коленки лицом. Достаточно было дрожащим голосом произнести: «Нет, все в порядке», чтобы услышать в ответ тихое «угу» и отдаляющиеся шаги. Чоль все еще иногда плакал в душе, но ему уже некого обвинять в том, что он переживает все в полном одиночестве. Дверцы лифта медленно отворились и Сынчоль, мельком взглянув на свое усталое лицо в зеркале, отвернулся и поехал на второй этаж. Он думал о том, что следовало бы взять с собой остатки горячего шоколада. А еще о том, что у него все не так плохо, раз есть силы беспокоиться о ком-то другом, кроме себя. Чоль вышел на втором этаже и быстро нашел нужную ему дверь. Из-за нее все еще можно было слышать тихие всхлипы. К двери, прямо под дверным глазком, был приклеен небольшой цветочный венок. Похоже, он висел здесь довольно продолжительное время, ведь многие лепестки уже засохли и начали опадать на темно-зеленый коврик. Сынчоль не решался постучать. Он ведь даже не знает, кто живет за этой дверью. Судя по высоким всхлипам и постанываниям, это была девушка. Одинокая и грустная девушка. Сынчоль представил, как она, как маленький комочек, свернулась на кухонном полу и рыдала. Чоль был на ее месте совсем недавно, поэтому он знал, как ей может быть плохо. На момент он будто сам вернулся в прошлое. Вот он, несчастный, мокрый и разбитый, лежит на полу ванной и ревет, одной рукой сжимая рубашку на груди, другой закрывая красные опухшие глаза. Глубоко вздохнув и мягко улыбнувшись двери, Сынчоль постучал. Внутри на момент все затихло, затем послышались шаги в направлении двери, снова тишина, и тут ручка повернулась и на пороге показалась тощая фигура в белом свитере, горло которого было натянуто до самого подбородка. Это был парень. Парень с нежными серебристыми волосами до самых плеч, серыми, почти стеклянными глазами и поджатыми губами. Чоль, когда увидел его, тут-же подумал, что он похож на ангела. Ему тут-же захотелось прикоснуться к его бледной коже, которая, должно быть, была мягче его воображаемых крыльев. Парень смотрел на Чоля как можно более спокойно и заинтересованно, но тот видел, насколько тяжело ему это дается. — Чем я могу вам помочь? — на миг его мягкий голос сорвался, но парень прокашлялся и продолжил чуть тише, — Что-то случилось? Надо позвонить? — Нет, ничего такого… — Сынчоль отвел взгляд и выдохнул. — Я ваш сосед снизу, Чхве Сынчоль, и я слышал… — замялся, — звуки, исходящие из вашей квартиры, и они меня взволновали. С вами все в порядке? Можно на ты, если хотите. — Юн Джонхан. Должно быть, тебе послышалось. Спасибо тебе за заботу, Сынчоль, это очень мило с твоей стороны, — он отвел взгляд и еще сильнее прикусил губу, скрестив руки на груди. Чоль заметил бинты на его пальцах. — но я не слышал никаких… звуков. Сегодня довольно сильный ливень и ветер, должно быть, это он. — Ветер? — переспросил Чоль, сунув руку в карман и нервно перебирая ключи. — Да, всего лишь ветер. Он врал. Сынчоль знал, что ветер, при всем своем одиночестве и склонности к завываниям, не мог издавать подобные звуки. — Я слышал, как что-то разбилось. — Я шел на кухню попить воды и случайно уронил кружку. Слушай, сейчас два ночи, нам обоим следует вернуться в свои квартиры, — Джонхан заправил прядь за ухо и улыбнулся максимально вежливо и нежно. — Да, точно, — Чоль начал медленно отходить назад, тоже улыбаясь и кланяясь, — прости за беспокойство. У тебя милый венок. Спокойной ночи, Джонхан. — Спасибо. Спокойной. — Хан помахал ладонью и захлопнул дверь. С венка упало еще несколько лепестков. Сынчоль чувствовал себя идиотом. Таким-же идиотом, который когда-то так-же боязливо отходил от двери ванной комнаты. Который даже не мог помочь родному человеку, даже не пытался, который боялся непонятно чего. Тем не менее, Сынчоль вернулся в свою квартиру, снова засел на кухне, прислушиваясь к каждому звуку, и стал думать, как он может помочь его ангелу сверху. Чоль не был уверен в существовании настолько красивых, нежных и одновременно разбитых парней, но ровно до того момента, как Юн Джонхан отрыл дверь. И его нельзя оставлять одного этой ночью, Сынчоль это знал. Знал, и пытался придумать, каким образом он может помочь. Звуков сверху больше не доносилось. Должно быть, Юн пошел спать, успокоился или… Сынчоль решил не продолжать свою мысль. Глубоко вздохнул, и решил сварить еще шоколада. Стоя над плитой и медленно помешивая напиток, Чоль думал о том, что он мог бы сказать Джонхану, если вернется к его двери. Много всего, что он сам бы хотел услышать, будучи в подобной ситуации. Тем не менее, он боялся, что его опасения напрасны, что Юн и вправду всего-лишь разбил кружку и все эти звуки — проказы одинокого ветра. Но Чхве отмахнул эти мысли, наливая шоколад в любимую кружку с подсолнухом: даже если все правда, и он будет выглядеть глупо, Хан хотя-бы будет иметь плечо для рыданий всего этажом ниже, когда оно все-же ему понадобится. Прошло около получаса, но Сынчоль все не решался подняться к Джонхану и сказать все то, что следовало бы. Вместо этого Чоль достал свою маленькую переносную колонку и включил песню, которая могла бы сказать гораздо больше: «Lean On Me». Ее написал хороший друг Чоля и, можно сказать, подарил ее ему, когда он нуждался в поддержке больше всего. Может быть для его друга написать песню — не такая большая проблема, но для Сынчоля она значила очень многое. Особенно в то тяжелое время. Именно поэтому, несмотря на мысли о бредовости своей идеи, он поставил колонку на кухонный шкаф у самого потолка, и включил «Lean On Me» настолько громко, насколько позволяло несколько позднее время. Если Чоль услышал плач Джонхана, то тот услышит его песню. Песня играла на повторе некоторое время, если быть точным, около получаса, когда послышался стук в дверь. «Слишком тихий для разъяренного соседа или для полиции, значит, вполне возможно, что это Юн», подумал Сынчоль, и открыл дверь. Он был прав. Это был Джонхан. Несколько напряженный и с бегающими глазами, и в перевязанных бинтами руках лежала небольшая коробочка с клубникой. — Добрый вечер, Сынчоль, — он мягко улыбнулся. — Могу я… — Входи, — Сынчоль аккуратно взял его руку чуть выше локтя и протащил в темный и холодный дом. — Я не… Я не это имел в виду, — руки Хана тряслись и он быстро протянул Чолю клубнику, — могу я поблагодарить тебя? Я… — по его щеке покатилась слеза, и он опустил голову. — Хан, — Чоль взял коробочку и положил на тумбочку, затем взял холодные ладони Хана в свои. — ты можешь остаться у меня на пару часов, или на ночь. Да, я всего лишь твой сосед с нижнего этажа, но ты можешь на меня положиться, я готов тебя выслушать. Сынчоль медленно раскачивал ледяные руки Хана, а тот не мог пошевелиться. — Чоль, могу я?.. — Можешь. И Юн медленно отпустил руки, обвил их вокруг талии Сынчоля и уткнулся носом в его плечо. Серебристые волосы приятно щекотали щеку Чоля, и он даже мог почувствовать, как его тело наполняется долгожданным теплом. И как будто в его мир наконец пришла весна, и даже привкус шоколада на языке стал слаще, и запах бетона и алкоголя будто рассеялся, и вместо него пришел аромат клубники и мяты. Где-то вдалеке все еще играла «Lean On Me», и будто сквозь сон, он ощутил прикосновение чего-то теплого и мягкого к своей шее. И ему показалось, что правильно будет вернуть это прикосновение обратно. А потом еще раз. И еще раз. Из кухни донесся тихий гул. — Юн, ты слышал? — Сынчоль отпрянул, и по его телу снова пробежали мурашки. — Должно быть, это ветер, — он улыбнулся самой нежной из своих улыбок и снова прильнул к Чолю.