Дом надежды

Джоанна дрожала. Она укоряла себя за свое совершенно иррациональное и глубоко неправильное поведение, но перестать дрожать не могла. Она так и не смогла забыть полный безумия и ненависти ко всему вокруг взгляд, и темно-карие глаза до сих пор заставляли ее вздрагивать и относиться к человеку с такими глазами настороженно. Учитывая все то, через что она прошла, это казалось вполне логичным, но, Боже мой, не тогда же, когда с ровно такими глазами родился твой собственный ребенок! Новорожденный Бенджамин – ему еще не выбирали имя, но, небо, у нее просто не получалось звать его иначе, это было единственное имя, которым в ее голове заменялось имя Суини, лежал в кроватке и плакал. Джоанна, по счастью, была еще совсем слаба после тяжелых родов, а потому она четвертый день лежала в кровати, сказываясь больной. Впрочем, почему сказываясь – она таковой и была! Какая здоровая женщина будет шарахаться от новорожденного младенца, тем более, собственного! Ввиду ее неспособности присматривать за ребенком, этим занимались бабушки, однако кормить его все равно приходилось ей самой. Тогда, во время кормлений, ей приходилось смотреть на ребенка, узнавая в нем черты того страшного человека, который породил ее. В эти моменты ей, к ее собственному ужасу, хотелось, чтобы время повернулось вспять и она умерла при родах. Джоанна находилась в состоянии постоянного страха, ей казалось, что из глаз ее ребенка на нее в любую секунду взглянет маньяк, убивший десятки людей, тем более, что глаза-то мальчик действительно унаследовал от него, больше не от кого. На крики новорожденного прибежала миссис Хоуп, и Джоанна поспешно отвернулась, притворяясь, что спит, хотя она почти не спала с самых родов. Энтони не было рядом, чтобы ее успокоить – он еще не вернулся из плавания, хотя, кажется, должен был вернуться очень скоро. Быть может, он сумеет заставить ее поверить в то, что Бен – не его дед? Хотя, так ли это? Забудь мое лицо… Ребенка уже не было в комнате, Хелен унесла его, и вокруг должна была воцариться тишина, но хрипловатый голос продолжал звенеть в ушах Джоанны… Она бы забыла, она пыталась, но… Очередной приступ дрожи сотряс девушку, и она тихо застонала, закрывая уши руками. Сомнений не было – душа ее отца была здесь, он пришел за ней, за ее сыном… Должно быть, вселился в него… Теперь Бен ребенок, но что же будет, когда он вырастет? Через два дня домой вернулся Энтони и пришел в ужас, застав жену в абсолютно неадекватном состоянии. За это время положение только ухудшилось – она уже не могла смотреть на ребенка вообще, ей всюду слышался голос Бенджамина Баркера, насмехающегося над ней также, как он насмехался перед ее приемным отцом перед его смертью. Энтони, к счастью, был довольно рассудительным человеком, он успел сильно повзрослеть за прошедшие два года, а потому, едва услышав от жены довольно бессвязные заверения в том, что в их сына вселился Суини Тодд, и смотрит на нее через его глаза, он моментально послал за доктором Крейном. Не то, чтобы тот был экспертом в области женских болезней, но он был другом Энтони, и, если бы он не помог сам, то подсказал бы, к кому из его коллег следует обратиться. Доктор Крейн, узнав о ситуации, прибыл по первому зову. Бегло осмотрев Джоанну и выяснив у миссис Хелен Хоуп, насколько долгими и тяжелыми были роды, он выгнал из комнаты всех, кроме Энтони, которого он выгнать попытался, но не смог, и начал расспрашивать девушку о том, что ее тревожит. Та, с подозрением взглянув на доктора, все же неохотно рассказала ему, что ее преследует дух ее отца, Суини Тодда. Энтони пару раз порывался остановить Джоанну, ведь они не собирались никому рассказывать это, но доктор останавливал его строгими взглядами. Его волновали не семейные тайны четы Хоуп, а состояние больной. Закончив опрос, доктор вежливо попрощался с Джоанной и вышел из комнаты, глазами приказывая Энтони следовать за собой. – Сэр? – робко окликнул юноша, когда они отошли от их с Джоанной комнаты на достаточное расстояние, чтобы она не смогла услышать их разговор. Сам Энтони, после всего, что услышал, был уже в не меньшем ужасе, чем его жена, он искренне боялся, что его возлюбленная в его отсутствие сошла с ума, и что это неизлечимо. А ведь как хорошо все было! Когда он, вернувшись из Франции, узнал, что он снова станет отцом, он был безумно счастлив, и Джоанна разделяла его радость. Когда теперь он возвращался домой, он ожидал, что увидит своего второго ребенка, и он увидел его, и мальчик был прекрасен! Его, правда, тоже немного смутил цвет его глаз, ведь он теперь уже знал, что дети обычно рождаются с голубыми глазами, и только потом те могут поменять цвет. Так в свое время было с Люси, которая теперь радостно ползала, а иногда и ходила, вокруг младшего брата. Счастье сменилось беспокойством, когда он услышал, что Джоанна до сих пор не оправилась от родов, и что она называет сына Бенджамином. Это был перебор даже для нее, поэтому Энтони поспешил к жене и воочию убедился, насколько плохо дело. – Не трясись, – строго велел доктор Крейн, – ничего непоправимого пока не произошло. Ты лучше вот что мне скажи, про Суини Тодда Джоанна правду говорила? Я не из любопытства спрашиваю, мне нужно понимать, не являются ли ее слова очередным бредом нездоровой барышни. – Нет, сэр, –покачал головой Энтони, – Джоанна говорила правду. Это очень долгая история, и, если позволите, я не стану раскрывать ее подробности, но в том, что это - не бред, я могу Вас заверить. – Что ж, уже неплохо, – пробормотал мужчина, – все могло быть гораздо хуже. Они спустились вниз по лестнице, где их уже ждали остальные члены семьи. – Значит, так, – объявил доктор Крейн, когда все остальные собрались вокруг него, – первое и основное – пока я не разрешу, ребенка миссис Хоуп не давать, и ее саму к нему не подпускать. Она может невольно ему навредить. Найдите малышу кормилицу. Завороженные серьезным тоном доктора женщины просто кивали, не возражая. – Что с ней? – тихо спросил Энтони, изо всех сил пытаясь сдержать слезы. Доктор Крейн вздохнул: – Послеродовой психоз. Болезнь, которая случается после тяжелых родов и большой потери крови. Она известна давно, еще с античных времен. В данном случае болезнь несколько осложнена предыдущими моральными травмами, лечение ее необходимо провести немедленно, промедление может быть опасно для жизни больной. В первую очередь, ее необходимо успокоить. По ее же заверениям, она уже несколько дней не может заснуть, вполне стандартный симптом для послеродового психоза. Помочь могут настойки или отвары успокаивающих трав: валерианы, зверобоя, кипрея, пассифлоры… Имеется что-нибудь из этого в доме? Миссис Хоуп покачала головой: – Валериана и зверобой были, но кончились. – Если так, то бегите в аптеку, – велел доктор Крейн, – несколько дней поите ее этими отварами, она успокоится, и уже тогда можно будет в разговоре убедить ее, что все те страшные вещи, что она видела и слышала, ей просто почудились. Да, и вот еще что: прямо сейчас пусть кто-нибудь из вас поднимется к ней и побудет там, пока она не уснет, да и после этого, желательно, тоже. В таком состоянии женщина вполне способна попытаться наложить на себя руки. Энтони ахнул и бросился было обратно наверх, но его остановил строгий окрик миссис Баркер: – Стоять! – велела она, подходя к нему ближе, – сейчас с ней побуду я, а ты беги в аптеку, не нам же, старухам, туда ползти. Пока у внучки побуду я, а ты вернешься с лекарствами и сменишь меня, хорошо? Энтони кивнул, признавая правоту ее слов. – Не переживай слишком, Энтони, – успокоил его доктор, – если не запускать ситуацию, а этого мы делать не будем, то Джоанна вскоре поправится, и все у вас будет хорошо. У нас сейчас в плаваниях перерыв, море неспокойное, говорят, буря надвигается, раньше, чем через пару недель, мы из порта не выйдем. К тому времени твоя жена уже поправиться успеет. Юноша снова кивнул, молчаливо благодаря друга за поддержку, и бегом бросился в аптеку за травами. Когда же он вернулся, женщины его сначала отправили к детям, потому что Люси соскучилась по папе, но пообещали, как только отвар будет готов, позволить ему самому напоить им Джоанну и остаться с ней, обещая на это время позаботиться о малышах. Энтони, приняв такую сделку, направился в детскую, тем более, что он и сам скучал по своим крошкам. Они плакали хором, интуитивно ощущая, что с их мамой что-то не так. Энтони осторожно убаюкал сына и уложил его спать, а затем взял на руки Люси, успокаивая и ее. – Па-па, – пролепетала девочка, обнимая отца за шею, – а ма-ма де? – Мама сейчас не может с вами быть, моя хорошая, – прошептал Энтони, – она очень устала и заболела, ей нужно полечиться, и тогда она выздоровеет и снова к вам придет, а пока ты будь хорошей девочкой, не шуми и присматривай за братиком, ты ведь у меня уже большая, правда? – Плавда, – сонно ответила Люси, убаюканная нежными объятиями отца. Энтони аккуратно положил ее на большую кровать рядом с братом, поцеловал обоих и вышел, оставив их на попечение своей матери. Когда он вошел в их комнату, Джоанна все еще дрожала от усталости и страха. Ее тело и разум были измучены болезнью, но она не могла отдохнуть, не могла успокоиться и вспомнить, что настоящий кошмар давно закончился, что она в безопасности, с мужчиной, который ее любит. Отвар, сваренный Бетти и Белиндой и принесенный Энтони, Джоанна с неохотой выпила, морщась от того, что целебные травы сильно горчили. Энтони буквально пришлось уговаривать ее, что он, впрочем, делал очень убедительно. Выпив лекарство, Джоанна, плача, прижалась к его плечу. – Он не оставляет меня, – сквозь слезы пожаловалась она, – он снова и снова приходит ко мне! Он смеется надо мной, так же, как когда-то над отцом, а затем снова выкрикивает свое имя! Энтони, отчего ты не прогонишь его? – Я прогоню его, обязательно, – едва сдерживаясь, чтобы самому не расплакаться, обещал Энтони, – я отгоню от тебя любого, кто посмеет тревожить твой покой, любовь моя. Слышишь, я клянусь, я все сделаю, чтобы тебя защитить. Он нежно целовал ее – ее руки, холодный лоб, покрасневшие от слез щеки, пару раз коснулся и губ… И сжимал в объятиях, поглаживая по спине и волосам… – Энтони? – слабо попросила Джоанна, когда слезы ее иссякли, – спой мне. Юноша покорно прочистил горло и запел свою любимую песню, посвященную ей и их любви: I feel you, Johanna, I feel you. I was half convinced I'd waken, Satisfied enough to dream you. Happily I was mistaken, Johanna… I'll steal you, Johanna, I'll steal you. Do they think that walls could hide you? Even now, I'm at your window. I am in the dark beside you, Buried sweetly in your yellow hair! Девушка глубоко вздохнула, покрепче прижавшись к возлюбленному, и заснула, впервые за эти дни заснула глубоким, спокойным сном. Черты ее лица разгладились, дыхание стало мерным и спокойным. Она спала, а Энтони так и сидел рядом с ней, не выпуская ее из своих объятий и продолжая чуть слышно напевать давно врезавшиеся в память и в душу слова.