Она была прекрасна

      Она была прекрасна. Я никогда не видел девушку лучше, чем она. Ее душа была подобна распускающемуся цветку. Она медленно жила каждым днем, брала от него всё самое лучшее и полезное. Она тянулась к лучшему, не понимая того, что она уже идеальна.       Она была огнем, который освещал все темные улицы человеческих душ. Ее действия всегда были точны и продуманы, она никому не желала зла. Она была тем огнем, который спасает замерзших путников. Тем огнем, который грел им пищу. Она действительно была такой – всегда желала людям только добра. Её сердце было подобно бумаге, которая впитывает каждое слово. Она слишком близко принимала слова окружающих к сердцу, их проблемы становились ее проблемами. Слишком мягка, но было ли это ее плюсом или минусом? Она всегда меня понимала. Иногда мне казалось, что она умеет читать моё сердце. Читать всё, что я чувствую. Я мог смело рассказать ей абсолютно всё и точно знать, что это не коснётся чужих ушей. Она с самого первого дня нашего знакомства вызвала у меня доверие. Заставила верить в то, что всё будет хорошо. Заставила верить в себя.       Весь смысл моей жизни можно было назвать ее именем. У меня никогда не было такого друга, как она.       Все люди пустые, в них нет того, что было в ней. Они не умеют думать, книги для них это нелепые страницы, несущие на себе весь груз тяжких знаний. А она любила читать.       Она делала это каждую свободную минуту, каждый день. Помню, холодными зимними вечерами она сидела напротив окна и читала. Страницы в ее руках тихо шелестели, это был самый приятный звук из всех. А я тихо сидел рядом, замёрзший, заметенный снегом, с кружкой тёплого чая.       Она могла бы и не наливать чай. Мне становилось теплее от ее присутствия. Ее духи заставляли меня вернуться к жизни. Запах ее кожи я мог отличить из тысячи, он был особенный. По-своему родной.       Изредка она отрывалась от книги и спрашивала, как я себя чувствую. Я всегда кивал головой, что-то говорил ей. Иногда я так тихо это говорил, что сам едва понимал, но она ловила каждое слово. Она чувствовала меня, она хотела разделить мои проблемы. Она со всеми была такой доброй, милой, нежной. Она говорила, что всегда будет рядом.       Иногда я даже ревновал ее к окружающим. До нее со мной никто не общался, я был изгоем. Она была первым человеком, который подошёл ко мне и смог вселить в меня веру. Я не хотел делить моего первого друга с кем-либо еще. Это ужасное чувство – ревновать друга.       Я всегда рвался к обществу. Она же от него убегала. Она не хотела быть среди этих прогнивших людей, которые не могли отличить автобус от троллейбуса. «Уж лучше быть одной», - говорила она шёпотом, когда я задавал этот вопрос.       Я даже испытал радость, когда она приболела. Теперь я всегда смогу быть рядом с ней, она не будет общаться со своими одноклассниками, здороваться с теми, к кому я ревновал ее. Теперь она только мне будет рассказывать о только что прочитанной книге.       Каждое утро я приходил к ней, садился на край кровати и рассказывал ей о своих снах. Мне всегда снятся сны. Сны – это самое необыкновенное, что только может быть. Она всегда слушала меня не перебивая, говорила только тогда, когда была уверена, что мой рассказ закончен. Я часто советовался с ней, рассказывал ей о проблемах, и она плакала вместе со мной. Ее слезы – что могло быть печальнее для меня? Я слышал ее всхлипы, чувствовал на своей одежде ее слезы.       Она обнимала и говорила, что всё будет хорошо. Она не врала и не успокаивала. Она говорила от чистого сердца. Я верил ей, я верил каждому ее слову.       Я знал, что могу доверять ее словам.       Однажды я пришел к ней, чтобы рассказать очередной сон. Я нарвал ей цветов, я хотел, чтобы она радовалась. Я ничуть не удивился, когда увидел открытую дверь.       Всхлипы. Я слышал, что она плачет. Со всех ног я помчался к ней в комнату. К ней – к девушке, которую по праву можно назвать идеальной!       Она сидела у самой двери и ее тело содрогалось. Я почувствовал это, когда положил руку ей на плечо.       Она – мой единственный друг – сидела и плакала. В сердце болезненно защемило от груза. В голове не укладывалось то, что ей плохо.       Я спрашивал, что случилось. Она говорила, что всё отлично. Я знаю, что это неправильно, но я поверил ей. Я ведь всегда верил ей.       Она просила не приходить к ней больше.       Это был самый болезненный удар в моей жизни. Я нелепо протянул ей цветы, пробурчал что-то, надеясь, что она как всегда поймет. Она прижимала цветы и тихо, почти одними губами произнесла «Спасибо». Я провел рукой по ее волосам. Для меня они тоже были особенны.       Следующие дни были, как в тумане. Я не приходил к ней. Зачем? Она же попросила…       Через неделю я всё же решился зайти к ней.       Я постучал в ее дверь. Открыла ее мама. Дрожащей рукой она завела меня в ее комнату.       Она лежала на кровати. Я тихо подошел и произнес «Привет». Она молчала… она молчала настолько долго, что я испугался.       Пульса не было. Я проверил. Это был самый ужасный момент в моей жизни.       Ее мама протянула мне листок, но увидев глаза поняла, что ей стоит читать самой. Зашелестел лист, но это был не тот звук, когда страницы шептали Ей слова. Это был холодный, пугающий звук.       Размеренный голос ее родительницы нарушил мои крики. Я метался по комнате, круша все предметы. Я упал на пол, бился в конвульсиях. Я подполз к ее кровати и взял за холодную руку. Никогда эта рука больше не обнимет меня, никогда не проведет по волосам. Никогда не перелистает страницу. Ее мама взяла меня за плечо. Как я ее дочь неделю назад. Я решил не оборачиваться, я хотел чувствовать только Её.       -Это… тебе, - прошептала ее мама. Я покачал головой. Не хочу ничего видеть! Её больше нет…       -Она очень хотела, чтобы я отдала это тебе.       Ноль реакции. Мне казалось, я тоже умер. Я не хочу жить без нее.       Поняв, что бесполезно говорить что-либо мне, ее мать начала читать ее записку:       «Извини, что не говорила тебе ничего раньше. Я не хотела, чтобы ты был несчастен. Ты единственный человек, от которого мне не хотелось отвернуться. Ты не пустой. Когда я увидела тебя на школьной площадке, я поняла, что в тебе есть что-то такое, чего нет в остальных…» Её больше нет…       «…Никогда не видела таких людей, как ты. Ты достоин большего, чем все остальные. У меня рак сердца. Извини, что не говорила! Извини!» Её больше нет…       «… Прости меня, если можешь! Я никогда не врала тебе. Я хочу, чтобы ты был счастлив. Слышишь? Будь счастлив!» Её больше нет.       «…Спасибо еще раз за цветы. Они прекрасны. Откуда ты знал, что мне нравятся ромашки?»       Действительно, откуда? Это пришло само, я даже не задумывался.       «…Спасибо за все те дни, которые ты был рядом. Спасибо, что никогда не отворачивался от меня. Спасибо!» Больше нет…       «… У тебя хорошие сны, неиспорченные. Расскажи мне свои последние сны, пожалуйста. Я ведь всё равно услышу их. Я всегда буду рядом, помнишь?» Больше нет… нет… нет!       «… С любовью, Люсия.       P.S. Я знаю, что этого мало. Ты хочешь услышать больше. Я тоже хочу написать тебе абсолютно всё, но у меня нет времени. Люблю тебя. Люблю, слышишь?..       Будь счастлив. Ты сможешь, ради меня, пожалуйста. Будь счастлив. Я буду идти с тобой за руку всегда. Обещаю…»       И я начал рассказывать ей свои сны. Мои рассказы перебивали слезы, я буквально задыхался ими, но рассказывал. Она хотела слышать мои сны. Она же рядом… рядом… рядом…       От этой мысли я сходил с ума. Она была рядом, я верил ей. Но я не могу обнять ее, живую. Я могу только смотреть на бездыханное тело… ***       Я вспоминал всё это, стоя на ее похоронах. В руках я держал ее предсмертное письмо. Я прижимал его к сердцу, не отпускал ни на секунду. Ее мама разрешила взять мне некоторые ее вещи. Я возьму книги. Она любила книги. От выкопанной ямы веяло холодом. Мне казалось, она втягивает все живое в себя. Всю радость.       И ее.       Ее мама сказала, что в руках она держит засохший букетик ромашек. Она хотела забрать его с собой в могилу. Она просила маму перед смертью.       По моим щекам текли слезы.       Я не видел, как ее тело погрузили в гроб и опустили, но я слышал звук, когда ее последняя колыбель упала на землю.       Я не видел букета цветов в ее руках, ее позы, ее лица.       Никогда не видел. Я слепой с самого рождения.       Не знаю, сколько времени я стоял у ее могилы. Может, день, а может и два. Но я ушел самый последний. Даже ее мама ушла раньше. Я стоял, держа в руках ее вещь. Ее записку. Весь смысл моей жизни можно было назвать ее именем, а теперь она мертва.       С тех пор я каждый день приношу цветы на ее могилу. Ромашки. Как она любит.       Ее мама давно умерла, за ее памятником слежу я. Я провожу рукой по мраморной плите. Я знаю, что там выгравировано ее лицо. Я вожу рукой по ее волосам, щекам, шее.       Прошло несколько десятков лет, а я каждое утро еду на кладбище посмотреть, как там моя любимая.       Она общалась со мной, зная о моей ущербности. Она не избегала меня, как все. Она была особенной.       А значит, и я буду общаться с ней, несмотря на смерть. ***       Сейчас мне 89 лет. Я лежу на своей кровати и смотрю в потолок. У меня нет семьи, родственников. Я абсолютно один, скажите вы.       Нет. Я не один. Она рядом со мной. Она – единственный человек, который смог полюбить меня. Я до сих пор верю ей.       Я знаю, что смерть забирает меня к себе. Я чувствую это. Но я даже рад, ведь совсем скоро мы с Ней будем вместе. И мы будем счастливы.       Я всё так же смотрю на потолок. Мне кажется, что она трогает меня за руку.       Я вижу потолок, люстру, тумбу рядом с кроватью. Я вижу! Вижу!       На тумбе лежат ее книги. Я трогаю их переплеты, мне едва это удается. Ко мне на кровать падает книга и открывается на середине. Из нее выпадает фотография.       Моя с Ней фотография.       Какие же красивые у нее глаза!       Это последнее, что я успеваю подумать. Я закрыл глаза. Навсегда. ***       Я надеюсь, что моя душа нашла ее. Что мы опять молодые и счастливые. Что у нас все отлично. Она ведь любит меня.       И я люблю ее. До сих пор. Навсегда.