Чердак

Thanks doctor I need Thoughts give me a free dose.

Жизнь Пьеро после смерти Шарлотты напоминала американские горки, в которых он ничего не контролировал. Было приятно иногда, закуривая сигарету в кабинете своего психотерапевта, ударяться в рассуждения о том, что ему даже приятно было порой, когда его выкидывало жизнью из глубинной ямы, в которой он поселился (хотя лучше бы так и сидел там, невменяемый монстр). Пьеро знал, что он был болен, что бы не считали все эти странные маленькие люди, которые его окружали повсеместно каждый день по его жизни. Люди воспринимались его сознанием как ненужная информация, случайные коды, белый шум, пиксели. Пьеро не запоминал лиц, кроме тех, которые хотел запомнить или которые вгрызались в его память. Л’Ивси внимательно слушал его, делая разные отметки в своей «книге придурка», как назвал свою собственную карточку у доктора сам Пьеро, задумчиво кусал колпачок ручки (все психатры такие странные?), а после, иногда на целых десять минут, выдавал триаду, которая мягким ручьем затекала в уши черноволосого клоуна. Никто из них не был уверен в том, что что-то в этой голове оставалось, но у Л'Ивси была какая-то пугающая харизма, такая, что Пьеро его реально слушал. Пьеро курил, смотря в потолок, доктор чиркал что-то в своей тетради. - Ну что же, мой мальчик, - Л’Ивси поднимает голову, Пьеро не реагирует, выпускает из носа дым, - давай поговорим сегодня о Шарлотте. Пьеро поднимает вверх бровь, стараясь не замечать, что его ладони начали потеть, а дыхание автоматически участилось. Он поворачивает голову на подлокотнике дорого дивана, искоса смотря на мужчину с нелепым сбитым галстуком. - Поговорим о Лотти? – Пьеро старается делать вид, что его ничуть не волнует эта тема. Но он знает, что Л’Ивси ему не верит. Он слишком умен и видит слишком многое, не даром Карабас отдает за их беседы каждый раз маленькое состояние. - Да, - Джеймс перекидывает ногу на ногу, удобнее усаживаясь на своем «докторском троне», как окрестил его Пьеро, - уверен, тебе есть, о чем рассказать и что вспомнить. Пьеро снова уставился на потолок. Поговорить о Лотти. Такая, казалось бы, простая просьба, не несущая за собой ничего странного или подозрительного. Но у доктора точно есть мотив. Пьеро это знает. Он снова собирается своим притворным вниманием выцепить из него что-то, за что он ухватится как коршун и будет использовать другие шесть-семь сеансов. Позволить ему? Конечно нет. Юлить? Узнает, конечно же. Что именно он хочет услышать от него? В последний раз о Шарлотте Пьеро говорил свободно… очень много лет назад. Пьеро подносит сигарету к губам, хватает за фильтр и складывает руки на груди. Щелчок в голове психиатра – невербальный знак тела – тема нежелательна и болезненна, Пьеро закрывается от него. - Это может быть что угодно, - Л’Ивси спокоен. Как и всегда, - Я не прошу тебя рассказывать тот день. Просто расскажи мне о ней. Какой она была? Пьеро делает затяжку, выпускает дым через нос. Пепел осыпается на рубашку, но ему все равно. Он выдерживает паузу ровно в семь минут. Все это время Л’Ивси не сводит с него мягкого взгляда, выжидающе молчит. Пьеро мог бы даже сказать, что его взгляд чем-то отдаленно напоминает отцовский. От этого коробит нереально. Пьеро тушит дотлевающий бычок о диван, доктор не ведет ни единой бровью. Пьеро – особенный мальчик, он много времени потратил на то, чтобы установить с ним даже такой хрупкий контакт. Испорченная мебель - меньшее из того, что можно было заплатить за это. - Какой была Лотти? – Пьеро прерывает тишину, нарушаемую до этого только тихим ходом настенных часов, - Самой лучшей на свете, полагаю. Доктор выдерживает паузу. Выжидающе, но мягко смотрит. Пьеро осознает, что выбора у него, видимо, все таки нет. Картинно вздыхает. - Что вы хотите узнать, - молодой человек снова поворачивает голову в сторону своего психотерапевта. - Все, что ты посчитаешь нужным мне сказать. Пьеро ничего не хотел говорить. Но продолжает. - Она была лучшей старшей сестрой на свете, - он уставился на потолок, который своей белизной мог посоперничать с потолками больничных палат. От этого становилось немного неуютно, - когда мне было 12 и я ходил в «Голден А»* драться каждый день с уебком Оливером Маккарти, Лотти тоже считала, что он заслуживает тумаков. Л’Ивси внимательно смотрел на своего пациента. - Заслуживает почему? - Потому что он был редкостным уебком и сыном директора, который постоянно задирал и подставлял меня. - Почему ты считаешь, что Лотти считала твои драки нормальными? - Потому что она никогда не говорила о них плохо. - Пьеро нахмурил брови. Беседа начинала походить на допрос. - Она ежедневно выслушивала меня, брала свои дурацкие пластыри с кошечками и клеила мне на нос, - Пьеро не заметил, как стал улыбаться, - Маккарти всегда целился в мой нос, уебок. Из-за него у меня был перелом два раза и в итоге я получил эту уебскую горбинку, - Пьеро тыкнул на собственный нос, - но зато я выбил ему коренной зуб. Казалось бы, столько лет прошло, а он реально до сих пор этим гордился. Пьеро немного расслабился и закрыл глаза. В голове помимо кружащих всполохов мелькнул любимый нежный образ. Он старался не обращать внимание на сжимающееся сердце. - Лотти всегда меня слушала и помогала мне, док, - в голове проносились забытые детали, от которых он обычно бежал как от огня, - Я не могу назвать ни одного случая, когда я бы в ней разочаровался. Л’Ивси едва заметно раскрыл тетрадь и едва слышно зубами снял колпачок с ручки. Пьеро старался игнорировать стучащую на границе сознания мысль «смерть ты так ей и не простил». - Я думаю, что она бы вам понравилась, док, - Пьеро открыл глаза и пошарил по своим карманам в поисках новой сигареты, - она всем всегда нравилась и меня это жутко бесило. - Он щелкнул зажигалкой и снова удобнее устроился, закидывая ногу на спинку дивана, - Знаете, сколько людей вокруг нее вертелось постоянно, сколько хотели подружиться. Он выдохнул дым, делая небольшую паузу. - Но она всегда была особенная, не такая как другие, - Пьеро еще более расслабился, голос стал необычайно нежный. Доктор делал редкие заметки в тетради, внимательно слушая его и наблюдая за реакцией, - Мы часто сбегали с приемов отца вместе и прятались на чердаке. – Пьеро сделал еще одну затяжку, - Потом нас подолгу не мог найти Артемон и отец страшно на него бесился. - Что вы делали на чердаке? – Л’Ивси сверкнул очками. - Говорили, - Пьеро отнесся к вопросу абсолютно спокойно, - Обо всем. Я мог говорить с ней абсолютно об всем. Он понимал, что такого ответа доктору недостаточно, потому продолжил, делая очередную затяжку. - Лотти отлично пела, доктор, если бы она хотела, она стала бы королевой «Золотого Ключика» и ее никто никогда бы не сверг, даже Мальвина. - Молодой человек меняет положение, садясь на диван и поджимая под себя ноги, - Но она ненавидела театр. Точнее, огромное скопление народа. Потому пела она только мне. На улице, в комнате, на чердаке, когда угодно, что угодно, если я попрошу. Пьеро прикрыл глаза, переносясь в детские воспоминания. …Это был осенний вечер, теплая золотая осень. Любимое время года Пьеро на тот момент, они крепко держались за руки и бежали сквозь лабиринты коридоров, преодолевая лестничные проемы один за другим. - Подожди, подожди, пожалуйста, Пьеро, - Лотти отпускает его руку и держится за рельефные перила, пытаясь отдышаться, - слишком быстро. Пьеро улыбается, ослабляет дурацкую бабочку от парадного костюма, подобранную отцом в честь сегодняшнего приема, стараясь не обращать внимания на свое сбившееся дыхание. Он не задыхался, как сестра, конечно, спасибо ежедневным тренировкам бега со школьными хулиганами, но он действительно сильно хотел покинуть это место побыстрее. Он подходит к молодой красивой девушке ближе, наклоняясь, чтобы рассмотреть ее лицо. - Чуть быстрее, чем обычно, - он улыбается, с нежностью смотря на нее, - теряешь форму, Лотти? Она хмурит брови, с легкой обидой смотря на брата. - Просто кто-то отрастил слишком длинные ноги для своих четырнадцати лет! Пьеро засмеялся, не смея возражать абсолютной правде. Он сильно вытянулся на последний год, а за последние полгода так вообще стал выше собственной сестры уже на половину головы. - Ну уж извини мою генетику, сестренка, - он склонился в шутливом поклоне, подавая ей руку, - Давай, еще немного осталось и мы обо всем забудем. Шарлотта с легкой улыбкой подала ему руку, продолжая следовать за ним. Пьеро до сих пор оставался, конечно, долговязым подростком с угловатыми коленками, но уже трудно было не заметить насколько красивым молодым человеком он вырастет. Они снова преодолели расстояние в несколько лестничным пролетов, после чего Пьеро достал из кармана тяжелый металлический ключ, вставляя его в замочную скважину. Дверь поддалась после трех поворотов, черноволосый сделал шаг в сторону, изображая лакея и, придерживая дверь, жестом пригласил прекрасную даму проследовать внутрь. Она, в свою очередь, в знак благодарности опустилась в низкий реверанс, следом - проскользнула в комнату. Пьеро последовал за ней, закрывая тяжелую дверь с другой стороны. Чердак не был единственным местом уединения для детей Карабаса, но был одним из любимых для Шарлотты, поскольку отсюда открывался замечательный вид на безумный Голден Кей. Это действительно был старый чердак, заваленный всевозможным пыльным хламом, из которого еще в детские годы они сделали что-то вроде ретро-комнаты на двоих. Тут было все, что они любили, куча книг, наваленных неаккуратной, но достаточно стильной стопкой – отдельная любовь Шарлотты; старый граммофон с большим количеством классической музыки – Пьеро был без ума от классики, потому любую пластинку, что ему удавалось купить или получить в подарок он нес сюда; здесь же располагался старый диван, в отличном состоянии, но видимо выброшенный сюда за ненадобностью – их отец строго относился не только к своему бизнесу, но и к окружающим вещам, поэтому на чердаке были найдены море неприметных сокровищ, создававших некогда их детские воспоминания, скорее всего, именно поэтому чердак казался таким привлекательным для них обоих. Лотти устало плюхнулась на диван, подминая под себя пышную розовую юбку, сбрасывая аккуратные, но совсем неудобные туфельки с ног, после чего блаженно зажмурилась. Приемы мэра Голден Кей всегда сопровождались бальными танцами, которые, естественно, никогда не щадили ног. Пьеро остался стоять в красивом смокинге, сшитом специально под его угловатую юношескую фигуру, с нежностью ловя любое движение своей сестры. - Устала? – он нарушает тишину, наблюдая, как она прячет под себя ноги и скидывает с рук белоснежные перчатки. Шарлотта кивает, откидывая голову на диван, отчего ее волосы розовой пеной опускаются на плечи. Шарлотта невозможно красивая, Пьеро не может отвести взгляда. - На этот раз было еще более скучно, чем обычно, - Пьеро расстегивает манжеты, после чего скидывает идеально выглаженный и чистый фрак на пыльный пол, - Я думал, что это никогда не закончится. Он скидывает бабочку по пути к дивану, после чего плюхается рядом с сестрой, расстегивая верхние пуговицы, которые душили его целый вечер. Пьеро ненавидел классические костюмы, но их статус и положение обязывали всегда выглядеть с иголочки, а перечить отцу – Пьеро не мог себе позволить такой роскоши. - Хорошо, что мы с тобой сбежали и нас никто не найдет до самого утра, - Лотти мурлычет, наклоняется к брату и опускает голову на его плечо. Пьеро ловит ее маленькую ручку и нежно поглаживает костяшки пальцев своими ледяными руками. Шарлотта улыбается, носом трется о его плечо, отчего Пьеро прикрывает глаза. В их маленьком кукольном домике было так спокойно. Все люди мира переставали существовать в границах их общего убежища. Были только она и он. - Лотти, - Пьеро нарушает тишину, - что за парень крутился вокруг тебя после выступления мисс Кроу? Шарлотта поднимает на него удивленный взгляд, но Пьеро уже опустил голову, прячась в своих распущенных длинных волосах. - Не знаю, вроде кто-то из сыновей отцовских друзей, ты же знаешь их, - она капризно надула губы, - не отстанут от меня, даже если я повешу на себя табличку «не подходи-убьет». - Мне показалось, что он тебе понравился. Шарлотта не отвечает. Пьеро же слишком занят рассматриванием позолоченной пуговицы на высоких штанах, в которые сейчас одет, чтобы посмотреть, что она делает. Она садится на коленях на диване, протягивая руку вперед, лишая Пьеро «шторы спасения», убирая волосы за его ухо, подушечками пальцев касается его подбородка, заставляя повернуть голову. Взгляд Пьеро слегка обиженный, хотя он прекрасно знает, что ничего на самом деле не случится, даже если этот безмозглый идиот действительно понравился его сестре. - Эй, ты чего, дурачок? – Пьеро молчит, поджимает губы, а лицо Лотти озаряется мягкой улыбкой, она еле сдерживает смех, - Ты что это, ревнуешь? Пьеро чувствует, как загораются его щеки, мгновенно отводит испуганный взгляд. - Не ревную, что за глупости ты говоришь. Шарлотта смеется, заливается своим теплым смехом, подается вперед и бросается ему на шею, чего подросток не ожидает. Он не выдерживает напора и заваливается на диван, оказавшись придавленным облаком сахарной ваты. Уж слишком девушка напоминала данную сладость своими шикарными пушистыми волосами. - Какой же ты милый, Пьер, - лицо Лотти все так же озаряла улыбка, она мягко провела рукой по его щеке, а Пьеро чувствовал, что предательский румянец не только не думает его покидать, он только еще больше расползается по его лицу, перебравшись уже, кажется, на самые уши. Какой позор, - Не переживай, мой дорогой, ты мой самый любимый мальчик на свете. Она потрепала его по волосам с небывалой нежностью (Пьеро жмурится от такого вида ласки), после чего опустилась на его грудь. Они пролежали так в тишине большое количество времени, слушая осенний ветер, стучащий в окно. Лотти спокойно лежала на его груди, но уже через мгновение по комнате раздался мягкий тихий голос, укутывающий махровым одеялом. Она лежала и пела ему колыбельную этим любимым чистым голосом. Ее едва было слышно, но выученные наизусть слова вертелись и у него в голове, потому Пьеро немного неловко обнял ее за плечи, запуская пальцы в мягкие волнистые волосы. Времени было далеко за полночь, скорее всего их уже ищут по всему дому. Пьеро было плевать на все, потому что то тепло, что давала ему его сестра, всегда было особенным, как сейчас, когда он еле успокоил собственное сердце. И ни один из людей, находящихся за пределами этого чердака не смог бы это заменить. Из раздумий его вывел мягкий голос Л’Ивси. - Мой мальчик, все хорошо? Пьеро не сразу понял, что, видимо, так глубоко погрузился в воспоминания, что выпал из реальности на час. - Да, - Пьеро смахнул пепел с прогоревшей сигареты, - я просто задумался. Л’Ивси задумчиво посмотрел на своего необычного пациента. По всей видимости воспоминания, которые вызвал этот простой вопрос, были чем-то личным, но, судя по меланхоличной улыбке молодого человека, неприятными не были. - Я думаю на сегодня достаточно. Доктор сделал еще пару заметок в тетради, отмечая, что сегодня, возможно, они наконец-то сделали крошечный шаг с мертвой точки, осталось только не допустить в последствии шага назад. Пьеро же до сих пор казалось, что он чувствует за окном шум осеннего ветра. И какая разница, что сейчас зима.