teen idle

      В половину второго ночи я зашла в номер Финнеаса, и получила вместо братского радушия удивительно недружелюбный тон.       - Ты топаешь, как слон, - бросил рыжий, изображая активную умственную деятельность. Стоит ему наверное сказать, что пялиться в ноутбук не равно быть занятым. И в любом случае плевать я хотела на его псевдо-охренительно-важные дела, если таковы имелись.       - Хотел бы, чтобы я не приходила - не давал бы свой ключ, понял? - я пнула его ногу, чтобы он перестал быть такой жадной жопой и освободил для меня второе кресло. Старший брат послушно убрал ласту, и продолжил щелкать клавишами, словно меня тут вообще не было. Словно я привычно трахаюсь с кем-то за тонкой стеной отеля, а он так погружен в работу, что и ухом не ведет.       За окном в нескольких километрах раскинулась главная достопримечательность города - бухта Сидней-Харбор, в воде которой всего полчаса назад так прикольно бликами отражалась полная луна. Но сегодняшняя ночь была неспокойной - грозовые тучи начали стягиваться от горизонта, словно пенка на кофе, и у меня страшно разболелась голова. Закинувшись таблеткой, я попробовала поспать в своем номере под сопение матери на соседней кровати - сна ноль; только злиться начала на свой тупой организм, который теперь обезболивающее стал воспринимать за леденцы. Хрен с ним с джетлагом, который не заканчивался, но бессонница грозила вернуться ко мне бумерангом на концерте в Мельбурне. Удивительно, но у нас намечались два свободных денечка в расписании; однако я уже уяснила, что за словом «свободный день» мелким шрифтом шли слова «интервью», «пресс-конференция», «мит энд грит», «съемка» и еще десяток богомерзких синонимов. В чем прикол ездить в тур на другую точку земного шара, если все, что ты видишь - это зеленые комнаты и салоны автобусов?       Когда я смирилась с тем, что сна мне сегодня не видать, я предположила, что рыжее чудовище не спит и не откажет мне в приюте. И вообще не прогадала - закутанный в растянутый свитер, он сидел, поджав ноги на кресло, и что-то ковырял в своем лэптопе. Костлявые пальцы отбивали прикольный ритм по клавишам - щелк-щелк-клик. Я проверила время на айфоне.       - Охренеть конечно радость, бодроствовать в такое время суток.       - Чего не спишь?       - А с чего мне спать?       - Ну мне казалось после вчерашней веселой ночки тебя вырубит, как обухом по голове, - Финнеас странно скосил глаза. Я не поняла его маневров, то ли от усталости, то ли от тупости.       - В смысле?       - Ну во сколько тебя вчера в отель вернули? Часов в шесть утра?       - В ше... а ты-то с чего такой осведомленный? Караулил? - я выпрямилась в кресле. Рыжий фыркнул так презрительно, словно для него нет в мире темы более скучной, чем я.       - Не льсти себе. Не спалось, а ты дверью хлопнула так, что стекла зазвенели.       - Не гони, это Редиссон. Тут стекла прочнее, чем твоя черепушка уродская,- я снова опустилась на спинку, стекая по креслу вниз. Голова удобно ушла в плечи, отрицая существование шеи. Я ухватилась за пожеванные шнурки толстовки, ощутив тянущую боль в животе. Дурацкий вчерашний день. Абсолютно-дурацкий-вчерашний-день.       - Он хотя бы был норм? - неожиданно Финнеас прервал свою псевдо-работу и поднял глаза на меня. Я перестала жевать шнурок.       - Кто он?       - Тот парень.       - Ты про вчерашнего?       - Нет, ну ты можешь рассказать про прошлонедельного... но, судя по всему, он сдох, - пожал плечами Финнеас. Я засмеялась неприлично громко для половины второго ночи, совершенно забыв о стенах-картонках. Надо засудить ссаный «Редиссон» - их звукоизоляция никакой критики не выдерживает.       - Сдох-сдох, не выдержал такого счастья, как я.       - Это уж точно.       Мы посмеялись, и я снова стала жевать шнурок.       - Все было классно вообще-то.       - А вид тогда почему такой помятый? - О’Коннелл отличался какой-то совершенно уникальной эмпатией - он не разбирался ни в чьих чувствах, включая свои собственные, но иногда становился неожиданно проницательным. Я целый день таскалась с улыбкой на все лицо и тупыми шутками наперевес - но он все равно насквозь меня видел, словно я прозрачная.       - Мы почти полночи просидели с его дружками, а потом к нему поехали. Отстой.       - Неужели он так плохо трахается? - Финнеас округлил глаза, даже не соизволив отвернуться от ноута. Что у него блин там настолько интересного?       - Отлично трахается. Миссионеркой не ограничился, будь уверен.       - Но?       Я тяжело вздохнула, понимая, что от пытливого ума рыжего вряд ли укроются мои хождения вокруг да около. В конце концов, когда он велся на мое вранье? Я попыталась вспомнить, но трюки с обманом брата у меня прокатывали только лет до восьми. Потом же у него внезапно появился мозг.       - Он заговорил о чувствах.       - О чувствах.       - Да, штука такая есть, ты наверное не слышал, - в ответ на мои слова Финнеас заржал, как лошадь, потому что даже тупому было известно, что этот двадцатиоднолетний лоб живет чувствами и только ими. Как топливо, которое подпитывает его творческое «я» - ему постоянно нужно было быть влюбленным. Пусть это и выходило ему боком.       - И что же тебя так расстроило... в чувствах?       - Ничего не расстроило, - я достала из-за спины подушку и швырнула ее в брата. Подушка ударилась об его паскудное лицо и упала на ноутбук сверху. Ну слава богу, хоть не сможет больше строить из себя неизвестно что.       - Неужели он предложил встречаться? - Финнеас осторожно убрал ноутбук на пол, заменив его подушкой на своих коленях, и застыл, словно статуя, ожидая моего ответа. Я фыркнула.       - Да ну нет конечно, он же не совсем ебоба. Он начал говорить, мол, ты такая потрясающая, тыры-пыры, я всегда ждал такую девушку, хуе-мое. Потом говорит, если ты захочешь, я поеду с тобой дальше в тур.       - А ты что сказала?       - Мне дополнительный багаж нужен, что ли? - буркнула я, натягивая на голову капюшон и резким движением стягивая шнурки. Толстовка образовала вокруг меня спасительный домик, и мне очень захотелось навсегда в нем остаться. Темнота была моей надежной подругой, которая слышала слезы, стоны и крики в подушку. Любой спектр эмоций в темноте раскрывался совершенно удивительным образом. Была бы я поэтом, я бы обязательно облекла свои мысли в красивые слова, но вот только поэтом я не была.       Зато был Финнеас, который сидел в метре от меня на красивом ярко-желтом кресле и глазел. Красивый Финнеас в красивом желтом кресле.       - Какая же ты сука, О’Коннелл, - я замахнулась на него ногой, но заранее знала, что не дотянусь. Быстро оставив попытки, я снова поставила ногу на ковер с коротким ворсом.       - Чего это?       - Как ты можешь быть таким красивым? Я не понимаю.       - У тебя все с головой в порядке? - Финнеас заржал, словно я сказала глупость, но на щеках послушно выступили красные пятна. Актер из него говно, конечно; и как его в «Гли» взяли?       - У меня все супер, но я все равно не понимаю. Как из двух красивых Патрика и Мэгги получился один очень красивый человек и одно вот это? - я провела над собой руками, чтобы обозначить проблемную зону. По моему скромному мнению, проблемной зоной была Билли Айлиш целиком. Финнеас, казалось, разозлился.       - Еще раз ты себя оскорбишь - и я впихну строчку про «глаза-океаны» в следующий сингл, я это тебе обещаю.       - Не смей, - я зашипела, - и я себя не оскорбляю. Просто в зеркало умею смотреть, знаешь ли.       - Тебе что-то твой урод сказал про твою внешность? - Финнеас предположил совсем уже дикую вещь.       - Нет.       - А что тогда?       Мне очень не хотелось касаться этой темы. Совершенно. Никак. Ни при каких обстоятельствах. Но брат смотрел на меня с такой озабоченностью, что казалось, на моем душевном здоровье держится целостность его мира. И я не смогла заткнуть рот.       - Когда я ему сказала, что меня кроме секса ничего не интересует, он со злости ляпнул, что я малолетняя бесчувственная оболочка. Хоть и хорошенькая, - с неохотой выдавила я, уставившись в стену на безвкусный черно-белый триптих с Сидней-Опера. Не было у меня никакого настроения смотреть на сочувствующий взгляд Финнеаса, который всегда очень расстраивался, если я кому-то не нравилась - а в последнее время это выглядело так, словно он может ножом пырнуть любого из моих обидчиков. Проверить правдивость моего предположения пока возможности не было, но судя по нашему общему раздраю в туре - все к этому шло.       - Ты ему не втащила за такие слова?       Вера рыжего в мои силы, честно говоря, окрыляла.       - Нет, конечно, за правду не бьют.       - Его слова правда только в той части, где про «хорошенькую».       Я попыталась не реагировать на это подобие комплимента, предпочтя словам игру со своими пальцами. С пальцами всегда было весело - чего только они за мои шестнадцать лет не вытворяли... больше интересного опыта только у пальцев Финнеаса - они до кучи к собственным достижениям еще и у меня в глотке побывали. В детстве, правда; когда я уверенным шагом двинулась в сторону смерти, попробовав на вкус шарик Марблс. Вкуса я не помнила, да и проверить снова пока случая не представилось.       Вкуса пальцев Финнеаса я тоже не помнила, и этому стоило порадоваться.       Я сделала несколько быстрых выдохов, чтобы унять ноющую боль в животе, которая разрасталась по непонятным мне причинам. Обезболивающее должно было помочь от любых спазмов в моем организме - но боль все еще была. Надо было две таблетки выпить. К счастью, недостатка в медикаментах для тура мы не испытывали.       Молчание затянулось как-то слишком надолго. Я бросила быстрый взгляд на Финнеаса, чтобы увидеть, что он своими уставшими глазами залип на начавший накрапывать дождик. Рыжая борода обросла, как у настоящего бомжа, а полосатый свитер уже можно было отправлять в путешествие в один конец до помойки - выглядел он скверно, но все равно красиво. На секунду я испытала стыд от собственного опухшего лица, но быстро себя одернула. Уж не Финнеасу меня осуждать - и не в таком состоянии видел. Весь пубертат друг друга перед глазами. Сомнительное удовольствие наблюдать, как он круглые сутки сосется с Самантой, Кэти и другими дурами в своей комнате.       - Ты сам-то в порядке?       - А я похож на человека, который в порядке?       - Если ты скажешь, что ты сейчас глядишь на красивый город и думаешь о бывшей, я тебя укушу, - пообещала я, но смеха в ответ не услышала. Финнеас наклонил голову, рассматривая неизвестно что за оконным стеклом. Челка упала ему на лицо, словно он не мой рыжий брателло, а эмо-бой из далеких двухтысячных.       - Ничего не скажу.       - О, брось, - я издала звук рассерженного велоцираптора, - твоя Саманта на всю голову Саманта. Косплеер, тоже мне. Кэти лучше ее раз в... сам придумай, во сколько! В шестдесят девять, вот!       Финнеас покачал головой, сильнее кутаясь в растянутые рукава. Поправив волосы, которые лезли ему в глаза, он устало потер лоб.       - Кэти классная. И Саманта классная. Это все...       Я молчала, ожидая, пока он прогрузится.       - Не знаю, Билли. Я, наверное, апгрейднутая версия девчонок, которых воспитывали на диснеевских мультиках.       - Это как, прости?       - Стремлюсь за идеалом, - он повернулся в мою сторону, - и знаешь, не нахожу.       - Хочешь честно скажу? Идеал - это когда тебя ебут и не говорят лишнего после этого, - я вылезла из своего капюшона, чтобы лучше видеть в полумраке комнаты. Пучок на голове был близок к распаду, как и мое внутреннее состояние, но я болт положила на красоту волос. Никогда во взгляде Финнеаса не ловила презрения к своему внешнему виду - не было его и сейчас.       - А тебе после секса не хочется, не знаю, поговорить? - поинтересовался рыжий. Я задумалась.       - Возможно. Но они такие глупости изо рта выпускают, что хочется быть глухой от рождения.       - Может, ты просто еще не нашла того... ну... знаешь, это клево - если человек в твоей кровати может тебя рассмешить до такой степени, что ты потом до утра не сможешь уснуть от истеричного хохота.       Я задумалась над его словами. Секс и смех? Звучит как что-то из воображаемого, но определенно интригующего.       Финнеас, тем временем, застрял в своих мыслях, и продолжил:       - А это чувство, когда твой человек меняется. Вот встречаешь ее - сначала дура-дурой, сопли на кулак мотает. И интересы на первый взгляд такие поверхностные - ноль тяги к саморазвитию. Но вот недели идут, и происходит эволюция, как у Покемона. И вот уже и музыка общая, и фильмы удобнее смотреть, закинув ноги друг на друга... а ночью гонять до «ТакоБелл», потому что готовить лень - это вообще из запредельного.       - Ты меня, конечно, извини, но я сейчас тебе все твои розовые замки в хлам разнесу. То, что ты сейчас так красиво описал - это ссаные сиблинги, придурок.       Финнеас уставился на меня с взглядом настолько странным, что я даже не смогла отнести его в мысленную классификацию «взглядов Финнеаса». Их там было парадоксальное множество, особенно я гордилась набором «разочарованные» и «ржущие как сука». Но сейчас он словно потерял нить своего монолога и тупо глядел на меня; как рыба, которую выбросили на берег. Разве что выпученными глазами не таращился.       - Прости, что стукнула тебя о реальность, - быстро затараторила я, - но все эти совместные времяпровождения - херня собачья. Я просто хочу, чтобы меня ебали - и все. Я не хочу знать, что у этих шибзиков на уме; не хочу знать, как зовут их собак или под какую музыку они гоняют на пробежку. Мне абсолютно насрать, что они мои фотки ставят себе на блокскрины айфонов и надрачивают на них по ночам. Хочу быть обычным подростком. Хочу получать удовольствие и не думать о последствиях.       Финнеас внимательно слушал мои излияния с серьезным лицом, но щеки его напоминали помидоры - уже бордовые пятна уходили аж по скулам в бороду, словно вся кровь отошла от сердца и толчками переместилась к лицу.       - Очень жаль, что тебе не удалось побыть праздным тинейджером.       - Да, - я потерла бровь и оттянула нижнее веко, чтобы напоминать монстра, - но меня даже это не расстраивает. Я не знаю, я, может, совсем бесчувственная?       Комната погрузилась в молчание; только кондиционер над головой Финнеаса пытался разгонять стылый февральский воздух теплыми потоками. С обогревом в номере явно были проблемы. С моей головой явно были проблемы.       Я натянула рукава до самых кончиков ногтей и покусала нижнюю губу, попутно сжевав кусочек омертвевшей кожи. Вся эта эмоциональная фигня оставалась для меня каким-то белым шумом и закрытым уровнем; скиллов моей жизненной игры не хватало для разблокировки. Финнеас же в этом преуспел, и я, признаюсь, завидовала. Красивый талантливый парень, способный смотреть на своих девчонок с глазами-сердечками, как эмоджи - удивительное зрелище. Почему же, глядя на такой прекрасный пример для подражания под боком, я чувствовала то... что не должна?       Странная боль в животе от моих мыслей словно обернулась спиралью и переместилась ниже, обдавая горячей волной. В чувствах я совсем не разбиралась, но это не узнать не могла - о, единственное знакомое мне чувство пришло прямо сейчас, почти в два часа ночи, когда я в полумраке сидела возле брата, чьи мышцы кололи мне глаза даже сквозь уродский свитер. Почти полгода я давила в себе эту чушь, словно надоедливый прыщ, но улучшения не наблюдалось - теперь же перестали помогать даже прыжки от одного красавчика к другому. Закрытые глаза не погружали в родную темноту; они только вспышками выкидывали руку с родинкой, пижонски стриженные медные волосы, клевую кожаную куртку - за что мне все это?       Почему бы Финнеасу просто не закрыть рот, не напялить на себя мешок и не избавить меня от этой муки?       - Так а что не так с Кэти? Мне казалось, у вас полный коннект между собой, - я быстро перепрыгнула на совершенно другой угол разговора, рассчитывая увести Финнеаса - и себя заодно - подальше от опасных тем. На секунду мне показалось, что подействовало.       - Я ее не хочу.       Я опешила. Что? Романтичная жопа Финнеас не хочет свою музу?       - Погоди-погоди. Но ты же громче всех орал, что не разделяешь любовь и секс, и для тебя одно без другого не существует.       Финнеас замялся, пытаясь подобрать слова; излюбленный поэтичный слог, очевидно, не мог описать его состояние. Свитер сполз с его плеча, обнажив почти прозрачную кожу с россыпью веснушек, отчего мне захотелось ударить себя по лицу, чтобы перестать глазеть. Подушка на худых коленях была безжалостно измята от того что он теребил ее, словно припадочный; дергая за уголки и растягивая их в разные стороны. Невростения у нас, очевидно, семейная.       - Я так думал. Но выяснилось, что возбуждение может жить совершенно отдельно от любви. Это тупо, - О’Коннелл почесал один глаз. Этот жест у него выходил непроизвольно в момент, когда страдали его нервные окончания. Я с интересом приподнялась в кресле, ведь сонливость моментально куда-то улетучилась, оставив место горящим ушам.       - Почему странно?       - Это мне не свойственно вообще.       - Секс с нашим графиком и нагрузкой - это вообще единственное, что спасет тебя от поехавшей кукушки, - я в своих постулатах была уверена, и в глубине души радовалась, что у нас с братом нашлось что-то общее, - снимай девочек по городам, делов-то. Уверена, добрая часть группис с удовольствием бы тебя оседлали.       Треклятое тело отозвалось на мои же слова - я незаметно ущипнула себя за бедро, чтобы отвлечься от растущего напряжения на физическую боль. Очередной синяк на ноге - скоро вся посинею, как аватар. Финнеас запылал щеками в ответ на мой комплимент, но не дрогнул:       - В этом и проблема. Я не хочу трахать просто тела. Кому вообще может это нравится?       - Да, неразборчивость для тупых. Но ты всегда можешь выбрать кого-то под свой вкус.       - Если я буду выбирать под свой вкус, меня посадят.       Я почувствовала, словно меня огрели чем-то тяжелым по виску - голова снова страшно разболелась, заныли даже фаланги пальцев. Ситуация в комнате накалилась до предела; воздух как будто сжался в вакуум - я не могла найти другую причину, почему дышать стало так тяжело. Совершенно безобидные разговоры про любовь и прочую несуществующую ерунду зашли в какую-то новую плоскость, раннее не обсуждаемую. Я с трудом смогла пересилить себя и перестать пялиться на листья растения в углу комнаты - Финнеас же не делал ровным счетом ничего, кроме как тяжело гонял воздух из носа в комнату и обратно.       Он ведь не сказал ничего про меня.       О боже, почему я вообще на это реагирую?       Обычные подростки точно так себя не ведут.       - Давай иди к себе, уже поздно, - старший родственник снова потянулся за ноутбуком, а я испытала эгоистичный порыв, словно ребенок, которого подразнили огромной конфетой, а потом при нем же облизали - как же повезло, что я не брезгливая. Мы подошли так близко к гребаной точке невозврата, и стояли на ней, балансируя, словно профессиональные акробаты.       И я готова была столкнуть его в пропасть.       - Не говори, что ты будешь работать, ни в жизнь не поверю.       - Нет, я лягу спать, - провод макбука запутался о ножку кресла, и Финнеас выглядел весьма комично, пытаясь высвободить свой девайс и не потерять при этом серьезное выражение лица, - вчера всю ночь не спал, пока дожидался, когда этот уродец тебя привезет.       - Финнеас! - мой крик наверное, даже до рецепшн через шесть этажей долетел. Финнеас от неожиданности выпустил ноут из рук, чудом не разбив его к чертям собачьим. На его шее вена стучала так сильно, что даже я со своим слабоватым зрением могла сосчитать, сколько ударов в минуту выдает его пульс.       Много.       Дьявольски много.       - Что?       Я скрестила ноги, чтобы отвлечь свое тело от первобытных реакций и вывести ситуацию в привычное русло, но рот решил жить своей жизнью; от недосыпа, очевидно.       - Секс без обязательств. Быстро. Твое мнение.       - Восхитительно.       Вслух никто из нас не решился сказать о конкретике; такие слова, брошеные в полумраке пустого гостиничного номера, могли вызвать непоправимые последствия. Я понятия не имела, правильные ли сделала выводы - даже с детства знакомые мысли внутри рыжей головы оставались для меня потемками. Я смотрела на Финнеаса и ждала, что он решит нашу проблему как большой и взрослый брат - прикроет меня широкой спиной и сам со всем разберется; но он только теребил несчастную подушку. Он знал меня достаточно хорошо, чтобы догадаться, что такой выбор нельзя оставлять за мной - но он ничего не предпринимал. Мои глаза снова зацепились за длинные пальцы на красивых руках, и больную голову разорвало окончательно.       Я оказалась возле Финнеаса в два больших шага; не успело зачастившее сердце ударить по ребрам изнутри - и я опустилась на его колени. Нас разделяла одна только подушка графитного цвета и один испуганный взгляд Финнеаса с до боли широченными зрачками, в которых отражалась мои взлохмаченные серые волосы.       - Уходи, пожалуйста, - голос брата дал осечку, словно пузырек воздуха лопнул в горле. Я наклонилась ближе, удобно разместив руки на мягких подлокотниках кресла - мне просто необходима была опора, потому что сердце от страха долбило так сильно, что весь тремор уходил в конечности.       - Убери подушку, и я уйду, если увижу, что ты этого не хочешь, - моя бровь несколько раз дернулась, подгоняемая батюшкой Турреттом; но капитулировать без боя было не в моих правилах.       Зачем бегать от своих демонов, если можно с ними переспать?       - Нужно быть совершенно ебанутым, чтобы такое захотеть, - Финнеас поднял подбородок и выпрямил спину, словно надеясь выстоять победителем в этой битве. Оставался большой вопрос, с кем он сражается? Точно не со мной; поскольку сейчас мы однозначно были на одной стороне.       - Я тебя с рождения знаю, - прошипела я, склоняясь к его уху, - ты совершенно точно ебанутый.       Он ничего не сказал на это; лишь продолжил сидеть так смирно, словно он не человек, а восковая кукла. Я даже не слышала биения его сердца - он как будто отключил у себя все признаки жизнедеятельности, лишь бы я от него отвязалась.       - Ничего сказать не хочешь?       - Нет. Хочу, чтобы ты пошла к себе.       И пусть я выглядела храброй, но я сроду такой не была - отказ лишь подтвердил мои опасения насчет собственного искаженного восприятия реальности. Я оттолкнулась руками от кресла и распрямилась в полный рост; нужно было бежать из номера подальше и запирать за собой дверь, прятаться под одеяло и не думать в ночной тишине о тупых-руках-брата, которые могли бы пробираться мне под футболку, но вместо этого будут долбить по клавишам до самого утра. Семимильными шагами я направлялась прямо в сторону ада, и мой путь Финнеас разделить не захотел - и это означало лишь, что у него еще не все потеряно. Я почти смогла сделать резкий маневр в сторону выхода, но злочастная рука обхватила меня за запястье и резко потянула вниз.       - Стой. Я неловко упала обратно в кресло на острые коленки и подняла взгляд, оказавшись носом к носу с моей самой большой проблемой последних пяти месяцев. Проблемой, которая смотрела на меня своими отвратительными красивыми синими глазами и прожигала гребаную саднящую дыру у меня в животе. Между таким знакомым телом и мной было чудовищно мало места, но я даже рот открыть не успела чтобы вякнуть что-нибудь на этот счет.       Искусанные сухие губы обожгли мою щеку. Сантиметров пять - совсем рядышком с губами - однако Финнеас замер, ожидая моего решения; словно не в состоянии самостоятельно перешагнуть эту несуществующую границу. Мой мозг что-то упорно пытался мне донести, но говорил он явно на чужом языке, потому что я его не совершенно не понимала.       Или не хотела понимать.       Я предпочла закрыть глаза и встретить свою любимицу темноту, пока мои губы пошли по ощущениям, и, оцарапавшись о обросшую щетину, наконец наткнулись на чужие пухлые губы. Рыжий тяжело выдохнул через нос, ощекотав мою щеку своим неравномерным дыханием; грудь его расправилась, отрезая мне все пространство для маневров. Воспаленное воображение не стало мне рисовать в фантазиях собственного брата - в реальности он сидел подо мной и тяжело дышал, словно его отключили от аппарата вентиляции легких. Отпустив наконец злочастную подушку, своими красивыми руками он заключил в ласковый плен мое лицо.       - Я думаю, сегодня ты можешь побыть обычным подростком и не думать о последствиях.       Я кивнула сквозь поцелуй.       Как жаль, что я уже о них думала.