Open 24 Hours

Конец недели, поздний вечер пятницы. Кагеяма Тобио чертовски голоден. И речь идёт совсем не о еде — хотя его желудок продолжает требовательно бурчать, подсказывая, что совсем скоро приоритеты могут измениться, но не сейчас. Сейчас Тобио слишком занят, чтобы обратить внимание на низменные потребности: этой ночью Кагеяма жаждет не ужин из пяти блюд. Кагеяма жаждет мести. Целую неделю он безуспешно звонил в пиццерию «Саканошита», и с каждым впустую потраченным днём пламя справедливости распалялось всё жарче и жарче — пока не достигло своего пика. И, наконец, час расплаты настал. Ровно семь дней назад Кагеяма решил заказать пиццу из этого проклятого места: пары были долгими, куда дольше была тренировка по волейболу, поэтому всё, о чём Тобио мог мечтать — это свалиться на стрёмный диван в стрёмной маленькой квартире и, наконец, закинуться чем-нибудь съестным и точно не здоровым, чтобы, удовлетворив голод вредными углеводами, просто отключиться в постели. Тобио остановил свой выбор на пицце: простая, немного пикантная — с пеперони и дополнительной порцией сыра, она будоражила его сознание, заставляя представлять золотисто-жёлтые ниточки, растягивающиеся, когда он достаёт заветный кусочек с коробки: с восхитительной пикантной прослойкой томатного соуса и идеальными кружочками колбасы на верхушке. Горячее, свежее, только что приготовленное тесто хрустит при каждом укусе… Одна лишь мысль о божественной пицце после изнурительной тренировки заставила рот Тобио наполниться вязкой слюной. С трудом переборов пытку фантазией, он решил вздремнуть, а когда проснулся — пиццы всё ещё не было. Стук в дверь не спешил тревожить его. Никто не мельтешил у входа. Тобио ждал. Ждал. И ждал. В конечном итоге он позвонил в пиццерию, чтобы услышать ожидаемое «курьер уже в пути». И лишь когда Кагеяма уже сдался, решив принять душ и приготовить ужин «отчаяния», состоящий только из дешёвой заварной лапши, в квартире раздался звонок. Тобио услышал трель, будучи уже в душе. Выругавшись себе под нос, он обернул бёдра полотенцем и поспешил к входной двери. Вот тогда-то он впервые и увидел… его. Хината Шоё, милейший доставщик пиццы во всём городе. Милейший и просто худший. Кагеяма был искренне удивлён — Хината слишком радостно улыбался для ночного курьера из пиццерии — а потому не смог сформулировать все свои мысли надлежащим образом (что-то там про «опоздания» и «наверняка остывшую еду»). Но когда Тобио уже собрался духом, чтобы хоть что-нибудь сказать, то получил в ответ претензии о неправильно указанном адресе и отсутствии чаевых. Нет, ну, а чего он ожидал от нищего студента, который был вынужден ждать вожделенную пиццу целых два часа?! В общем, Хината Шоё ворвался в квартиру Кагеямы и в его жизнь, чтобы через несколько секунд исчезнуть без следа, безжалостно забрав с собой оранжевые, цвета щербета волосы и карамельно-медовые глубокие глаза. И только когда он ушёл, Кагеяма смог прийти в себя. И обнаружить, что, во-первых, пицца была холодной с застывшим сыром и жесткой, непрожёвывающейся корочкой, и, во-вторых, на месте одного из кусков осталось только маслянистое пятно. В уголке рта Хинаты была крошечная капелька томатного соуса. Кагеяма, чёрт побери, уверен в этом, потому что он просто не мог прекратить пялиться на соблазнительно-розовые губы. Последующие шесть дней Кагеяма Тобио без устали звонил в Саканошиту, чтобы высказать всё, что думает, но никак не мог застать Хинату на работе: то он выходил на смену в те часы, когда у Тобио стояли пары или тренировки, то работал поздно ночью (а Кагеяма не мог ждать полуночи, чтобы заказать дешёвую пиццу — ровно в семь утра его ждали в зале). Но сейчас, в прекрасный поздний вечер пятницы, судьба вновь распахивает перед ним все двери. Кагеяма уверенно берёт телефон и набирает до боли знакомый номер — несколько гудков предшествуют хриплому ответу: — Спасибо, что позвонили в «Саканошиту». Мы открыты двадцать четыре часа. На связи Укай, чем могу вам помочь? — Привет, — выдыхает Тобио. — Это Кагеяма. Укай, владелец пиццерии (Тобио уверен в этом на девяносто девять и девять процентов), тяжело вздыхает. — Ах, Кагеяма… Знаешь, тебе не нужно каждый раз представляться. — Но я хочу, чтобы вы точно знали, что это я звоню, — упрямо отвечает Кагеяма. — Да-да, я понял, но вообще знать мне это необязательно, — Укай хрипло усмехается. — Для этого нет причин… ладно, неважно. Что ж, Кагеяма, в этот раз ты всё-таки планируешь заказать пиццу? — Хината Шоё сегодня работает? — спрашивает Тобио. Из трубки доносится очередной усталый вздох, а затем ответ, которого Кагеяма ждал все эти мучительно долгие дни: — Да. — Наконец-то, — Тобио даже не пытается скрыть триумф. — Я хочу всё то же самое, как и в прошлый раз: большую пиццу с пеперони и дополнительной порцией сыра. Огромной порцией, пожалуйста, — Кагеяма диктует Укаю адрес, а после добавляет: — Ох, и хлебные палочки. — Хорошо, — говорит Укай. — Одна большая «Пеперони» с огромной дополнительной порцией сыра и хлебные палочки должны приехать к тебе примерно через… сорок минут. Кагеяма сдержанно благодарит его, кладёт трубку, а после неподвижно сидит на диване, сложив руки на коленях. Он определённо должен чем-нибудь заняться: может, посмотреть телевизор или начать выполнять домашнее задание, или… ещё что-нибудь. Но вместо всего этого Тобио поддаётся искрящему предвкушению и покорно ждёт курьера. В голове раз за разом прокручивается сценарий, как именно он поставит этого глупого, невообразимо ужасного доставщика пиццы на место. Лучше Хинате в этот раз поторопиться. (Желудок Тобио согласно бурчит). К искреннему удивлению Кагеямы, в дверь стучат всего через полчаса. Он резко подскакивает с дивана, а после марширует ко входу. — Кто там? — А ты как думаешь? — возмущённо доносится из-за двери. — Господи, да что с тобой не так?! Тобио рывком распахивает дверь, и вот оно, свершилось — перед ним вновь стоит Хината. Он всё также выглядит, словно вкуснейший спелый манго: милый в ярко-оранжевой униформе, практически сливающейся по оттенку с волосами. В руках Шоё держит большую коробку с пиццей, медовые глаза яростно устремлены на Кагеяму. — Укай сказал, что ты звонил в пиццерию каждый день, узнать, работаю ли я. Это крипово! — Хината обвиняюще тыкает пальцем. — Ты странный и в прошлый раз нагрубил мне… — Ты съел кусок моей пиццы! — скептически отзывается Тобио. — Да-да, ладно. Но я вечность искал твою глупую квартиру! — бормочет Хината. — Что, кстати, исключительно твоя вина. И я изголодался до смерти — к тому моменту моя смена закончилась уже как два часа! А потом ты открываешь дверь, весь такой типа: «Эй, ты, жалкий доставщик пиццы, давай мне сюда еду, и никаких чаевых тебе, потому что я горячий и тупой», когда я с таким трудом доставил… — Ты считаешь, что я горячий и тупой? — плоско спрашивает Кагеяма, хмурясь. Хината дёргает плечами. — Я объективен. Тобио прищуривается. Чувствует какой-то подвох — будто перед ним пазл, который он должен собрать по кусочкам. Очень сырный и очень соблазнительный пазл… Но, к сожалению, Тобио никогда не давались головоломки. — Если ты считаешь меня странным и криповым, — медленно произносит он, — то зачем согласился доставить мне пиццу? — Потому что, — фыркает Хината, кладя свободную руку на пояс, — ты задолжал мне огромные чаевые за прошлый раз. — Я уже говорил, что у меня нет денег. Тобио тянется за коробкой, но у Хинаты хватает дерзости, чтобы отвести руку в сторону. Он пожимает плечами, а после демонстративно качает головой, будто говоря: «Что ж, это очень плохо». — Ты не можешь… — шипит Кагеяма. — Не можешь держать мою пиццу в заложниках! Я заплатил за неё! — Да, но как насчет доставки, а? — раздраженно отзывается Хината. — Ты бы не получил эту пиццу, если бы не я! Ах, если бы ты только смог придумать какой-нибудь другой способ, чтобы расплатиться со мной…. Полагаю, тогда я рассмотрю возможность отдать эту вкуснейшую пиццу с пеперони тебе. — Например? — Мне всё равно, что именно, — туманно отвечает Хината. Он медленно шагает вперёд, и вот — одна его нога уже внутри квартиры. — Я просто хочу… хочу, чтобы ты дал мне это. Кагеяма прищуривается. — Ты хочешь… съесть мою пиццу… опять? — О, боже, — Хината закатывает глаза. — Так ты хочешь заняться сексом или нет? — Ох, чёрт, — хрипит Кагеяма. — Ты имел в виду… чаевые… буквально к чаю… ну, к чаю…. м-м-м. Он растерянно замолкает, когда Хината входит в квартиру, прицельным пинком захлопывает за собой дверь, приподнимается на цыпочки и, держа коробку с пиццей на вытянутой руке над головой, прижимается губами ко рту Кагеямы. Но после Тобио не медлит: сжимает его, приподнимая в воздух, и Шоё с готовностью обхватывает ногами талию, нахально смеясь прямо в их внезапный и абсолютно точно шокирующий поцелуй. На вкус Хината не похож ни на апельсины, ни на мёд и уж точно — ни на сахарную вату. На вкус Шоё как глупый, до чёртиков раздражающий мальчишка. И Кагеяма нутром чует: этого более чем достаточно, чтобы удовлетворить все его желания. — Я назвал тебя горячим и тупым, — выдыхает Хината ему в губы, до ужаса раздражающе отдёргиваясь каждый раз, когда Тобио пытается углубить поцелуй, — но ты действительно тупой. — Сам такой, — ворчит Кагеяма. — Вообще это ты хочешь переспать с тем, кто тебя терпеть не может! Хината сильнее сжимает ноги, и трение их бёдер, тесно вжатых друг в друга, становится невыносимым. Кагеяма выдыхает максимально смущённое фырканье — в паху пульсирует. — Что-то я не чувствую, что так уж прям терпеть не можешь, — усмехается Хината. — Ты раздражаешь, — шипит Кагеяма. — Но у тебя до чёртиков милая задница. Он резко стаскивает Хинату с себя, чтобы, развернув, толкнуть его под очень удачным углом на диван — Шоё перекидывается через подлокотник, задрав задницу вверх. Под протестующий писк коробка с пиццей приземляется на голубую обивку. — Ты вежливее обращаешься с моей задницей, чем со мной! — А ты пока что не проявил должной вежливости ни к одной из частей… меня, — выдыхает Кагеяма. Чёрт, возможно, совсем скоро это изменится. Тобио хватает Хинату за бёдра и грубо подтаскивает назад к себе — тот тихо скулит, когда Кагеяма прижимается к нему сзади, надеясь облегчить болезненное давление в штанах. Нет, это не помогает. Становится только хуже. Задница Шоё круглая, с идеальным соотношением упругости и мягкости — словно сочнейший персик, который только и ждёт, когда от него наконец откусят кусочек. Кагеяма толкается вперёд, вжимаясь в это нерукотворное произведение искусства: по ощущениям — будто в Рай попал без очереди, и всё становится ещё лучше, когда Хината слегка откидывает голову назад, вздыхая от усиливающегося давления. И этого достаточно. Это последняя капля: Кагеяма вцепляется в чужие штаны и резко стягивает их вниз. Задница Шоё очень соблазнительна в узких джинсах — намёк на мягкую припухлость приятно будоражит воображение, но без мешающей ткани это что-то совсем иное. Что-то… впечатляющее. Бледная, с лёгким розовым румянцем, идеально округлая и упругая — кажется, задница Шоё лично решила поприветствовать Кагеяму, недвусмысленно предлагая ему творить с ней всё, что только в голову придёт. Хината оборачивается, выглядывая из-за плеча — он красный, словно помидор — и с напускным смущением выдыхает: — Одними взглядами чаевые не заплатишь… Член Кагеямы яростно дёргается в штанах, и Тобио шлёпает слегка вспотевшими ладонями по соблазнительным ягодицам. Шоё выдаёт испуганное короткое «Ах!», которое моментально перетекает в стон, когда Кагеяма грубо сжимает сочную плоть пальцами: кожа моментально покрывается ещё более свирепым оттенком красного. Тобио то раздвигает Хинату, то сжимает его ягодицы вместе — будто играет с пластилином «Плэй-До». Ладно, с очень взрослой версией пластилина «Плэй-До». — Хватит тянуть, — скулит Хината, когда Кагеяма толкает его с такой силой, что он валится ещё дальше вперёд, задевая коробку из-под пиццы. Картонная крышка гостеприимно распахивается. Чёрт, пицца пахнет вкусно. В этот раз она горячая и даже больше — Кагеяма видит, как от идеальных кусочков поднимаются в воздух прозрачно-серые завитки пара. Ворча на нетерпеливого Хинату (ладно-ладно, возможно, Хината здесь ни при чём — Тобио действительно тяжело выбрать между сексом и едой), он расстёгивает ширинку и позволяет домашним штанам приземлиться на пол. Боксеры с многозначительным влажным пятном летят следом, а после — о-о-ох, да. Тобио подаётся вперёд, позволяя сочащейся головке члена проскользить по аппетитной, задранной в воздух заднице. Шоё подаётся назад, неудовлетворённый. — Прекрати извиваться, — выдыхает Тобио, крепко хватая непослушные бёдра. — Я пытаюсь поторопить тебя, Бакагеяма! — Ч… не зови меня так! И я тороплюсь — ты постучал в мою дверь всего пять минут назад! — Да, — стонет Хината. — Но я ждал целую неделю, чтобы ты наконец набрался храбрости и заказал ещё одну пиццу, — он посылает Кагеяме нахальную усмешку. Тобио растерянно смотрит на него, затем хватается ладонями за румяные ягодицы и раздвигает их достаточно, чтобы член с лёгкостью проскользил прямо между ними. Хината скулит, когда Тобио сжимает его задницу с боков, помещая член в уютное тепло, словно горячую сосиску между булочками. Очень соблазнительный хот-дог. — Это так странно, — хихикает Хината. — Что ты делаешь? — Заткнись, — чеканит Кагеяма, сжимая зубы. Чёрт побери, так приятно. — У меня нет презервативов и… ничего нет, так что… — Вау, так по-джентельменски! — восторженно восклицает Хината, ахая, когда Тобио на пробу толкается вперёд. — Ох… и это д-действительно приятно… При таком удачном наклоне, каждый раз, когда Кагеяма ведёт бёдрами, его член трётся о подлокотник старого дивана — уже не кажущегося таким стрёмным, как раньше. Тобио крепче сжимает желанные ягодицы и начинает толкаться быстрее — Хината окутывает член человеческим теплом, и это… горячо. Практически удушающе туго. Идеально. Головокружение нарастает вместе с темпом фрикций и высотой вздохов и стонов Шоё, а ещё — с распространением запаха свежеиспечённого теста и сыра по квартире. К чёрту. Тобио наклоняется к Хинате, прижимается грудью к его спине, и Шоё удовлетворённо мурлычет — ровно до того момента, когда замечает, что Кагеяма тянется рукой раз, второй, третий к коробке с пиццей. И, наконец, достаёт. — Э-эй! — ахает Хината. — Что ты… д-делаешь? — Голоден, — бормочет Кагеяма. Он хватает ближайший кусок пиццы и чертыхается, когда сыр капает на диван. — Ты говорил, что мне тоже можно! — недовольно фырчит Шоё. — Да, но после того, как мы закончим, — соглашается Тобио, засовывая пиццу в рот. Горячая — почти обжигает, но недостаточно, чтобы он не выдержал, и что ещё более важно — вкусная. Такая чертовски вкусная. Лучшая пицца из когда-либо пробованных им, это точно. Нет, Кагеяма не может утверждать наверняка, что это никак не связано с тем, что его член практически внутри задницы курьера, но… честно говоря, ему плевать. — Ты худший, — решительно произносит Шоё, когда внимание Кагеямы вновь возвращается к нему. Хината откидывает голову, впиваясь недовольным взглядом в Тобио, и на миленьком лице вновь обида. — Кто ест во время секса? Ты запачкаешь жиром мою задницу! Хината в чём-то определённо прав — Кагеяма не станет отрицать этого. Он пытается выдохнуть: «Ты можешь воспользоваться душем после», но из-за куска пиццы, зажатого в зубах, выходит совсем неразборчиво. Ох, ладно. — Каге… а-ах! — стонет Хината, пока Тобио продолжает толкаться, размазывая предсемя между розовыми ягодицами. Быстрее, быстрее — ноги начинают трястись, жар в животе и яйцах скапливается в одной белой обжигающей точке… Дрожащие движения бёдер, неистово дёргающихся вперёд-назад, подталкивают их обоих к грани, и довольно скоро Шоё снова скулит и впивается пальцами в диванные подушки. Пицца, всё ещё зажатая в зубах, опасно покачивается, и Тобио молча наблюдает, как длинная ниточка сыра тянется от аппетитной начинки, а после — покорно летит вниз. Хината взвизгивает, когда обжигающий сыр приземляется на чувствительную кожу бёдер, и неистово извивается, зажимая ягодицами скользкую головку члена — Тобио резко напрягается. — Блять, — рычит сквозь зубы, и секундой позже разливается прямо между сжатых бёдер Хинаты. Шоё ахает, выгибает спину, и Кагеяма без лишних мыслей тянется к нему, обхватывает ладонью член и делает несколько уверенных движений. — Фу, мерзко, Кагеяма, сначала вытри руки! — успевает пробормотать Хината, прежде чем наконец догнать его — короткий пронзительный стон срывается с губ, пока он заканчивает на дешёвую голубую обивку дивана. Хината валится на подлокотник, и Кагеяма подбадривающе шлёпает его по заднице. — Всё ещё злишься по поводу чаевых? — Хм-м-м, — задумчиво выдыхает Хината, дотягиваясь до коробки с пиццей и подхватывая кусок. — Эй! — протестует Тобио. — Я собирался взять именно этот! Хината шипит, засовывая обжигающее тесто с начинкой в рот. — Ты кончил примерно за четыре минуты, даже не вставляя, — пожимает плечами. — Так что мы квиты. — Мы не «квиты»… И… не сиди на моём диване со… спермой на заднице! — Это, кстати, твоя вина, Кагеяма! А ещё ты пошлый и грубый! В итоге всё заканчивается тем, что они, всё ещё частично обнажённые, пересаживаются на пол и поедают пиццу вместе. По мнению Кагеямы, это был совершенно нечестный обмен (Хината же продолжал настаивать, что всё предельно и абсолютно справедливо — и секс, и пицца). И да, пеперони с огромной порцией сыра была действительно хороша. И не так уж и плохо разделить её с Хинатой Шоё за вечерним «ужином».

***

Когда в следующую пятницу вновь поступает заказ по уже знакомому адресу — Хината просто не может поверить в происходящее. Произошедшее неделю назад похоже на сон или на сюжет какой-нибудь шаблонной порнушки, где супер горячая леди с огромной грудью по каким-то неведомым причинам западает на неопрятного парня, доставившего ей пиццу с… сосисками. Хотя, стоп. Именно это в прошлую пятницу и произошло. Нет, конечно, в той пицце были пеперони, а не сосиски, но… Суть в том, что парни ростом выше шести футов с шелковистыми, мягкими волосами, глазами цвета океана и прессом как у Супермена не гоняются за низкими растрёпанными после долгой смены курьерами. По крайней мере, на постоянной основе. И голубоглазые красавцы точно не трахают курьеров в гостиной на диване, а затем совершенно определённо не едят с ними пиццу. Но Кагеяма именно так и поступил… можно ли сказать, что он то самое редкое исключение из правил? Может, он супер нищий? Или это его способ отыграться на Хинате за тот съеденный кусок? Кагеяма выглядел довольно сердитым в первые минуты их встречи… Навязчивые мысли захватывают его голову, мучают всю неделю — и рабочий вечер пятницы не становится исключением. Даже больше — сегодня вязкие размышления ещё более настойчивы, и Хината раз за разом выпадает из ритма: ухитряется потеряться во время доставки заказа и дважды получает выговор от Укая за рассеянность. И всё же… Шоё закусывает губу, пытаясь подавить вздох — он всё ещё пытается смириться с фактом, что Кагеяма точно-точно, абсолютно определённо не позвонит. Но телефон звонит. И Укай берёт трубку. — Спасибо за ваш звонок… ох, Кагеяма. Это снова ты. Хината едва не падает. — Это Кагеяма? — шипит он Укаю, но тот лишь отмахивается. — Чего он хочет? — Ах, Кагеяма, послушай, — устало произносит Укай. — Я в последний раз повторяю: обычно мы не доставляем по твоему адресу… Хината резко выхватывает телефон. — ХА-ХА! — кричит он прямо в трубку. Укай с видимым замешательством хмурится. — Этот Укай, такой шутник, правда? Эй, привет, Кагеяма, кстати, как ты? Что мы можем сделать для тебя? На другом конце провода молчат, и когда Хината уже начинает беспокоиться, знакомый баритон наконец отвечает: — Хината? — Да! — выдыхает Шоё. — Ты запомнил! Кагеяма откашливается. — Ухм, ладно. Ага. — Классно, — улыбается Хината. Совпадение или нет, но именно «классно» сейчас отлично описывает его состояние мозгов. Да, это всё, на что он способен. — Супер классно. Хочешь заказать что-нибудь? — Если я могу… — Да, можешь, — подбадривает его Хината. Укай дёргает плечами — в конце концов, его смена подходит к концу. — Хорошо. Я бы хотел всё то же самое, как в прошлый раз, — бормочет Кагеяма, а после в спешке добавляет: — Доставишь же ты, верно? — Да, сегодня только я на смене, — подтверждает Хината. — Я буду через, хм, около сорока пяти минут! Он вешает трубку и с нелепой лучезарной улыбкой на лице поворачивается к Укаю. — Одна большая пеперони с огромной дополнительной порцией сыра и хлебные палочки! Ему предстояло доставить ещё парочку заказов, что хорошо и плохо одновременно: хорошо — потому что у него, на самом деле, достаточно времени, чтобы проветрить голову и успокоиться; плохо — потому что он совершенно не может успокоиться, и с каждой проходящей минутой паника только нарастает. Ладно, хорошо. Кажется, Кагеяма хочет заняться с ним сексом. Опять. Это великолепно, но если… если ситуация уже не будет в новинку, и второй раз не окажется таким уж великолепным? Что, если Кагеяма внезапно обнаружит, что секс с доставщиком пиццы не такой уж и «волнующий» опыт? Может, Хинате стоит выждать пару часов и только после этого доставить пиццу. Возможно, Кагеяме нравится, когда сложно заполучить? Большую часть возникшего сексуального напряжения в прошлый раз, кажется, легко можно объяснить этим… И их первая встреча, да. Взгляд Кагеямы. Его, если не считать полотенце, обнажённое тело. Мокрое. Но потом Кагеяма открывает рот, и Хината чувствует прилив раздражения (и похоти, да). После за Шоё думал его член: он словно взял на себя мыслительный процесс — включая тот неловкий, нелепый флирт. Нет, ну, а как Хината должен был всё это воспринять? В прошлую пятницу ситуация казалась однозначной. Но вновь опоздать с доставкой было бы крайне неприятно, поэтому примерно через сорок пять минут, как и обещалось, Хината стучит в дверь Кагеямы — та распахивается почти сразу же. — Наконец-то, — выдыхает Тобио, в этот раз без лишних колебаний сразу же затягивая Шоё внутрь квартиры и крепко впиваясь в его губы своими. Совершенно и абсолютно несправедливо, что руки Хинаты вновь заняты. Он хочет обвить ими крепкую шею, цепляться пальцами за плечи, прижаться теснее, но он как бы всё ещё держит чёртову пиццу, поэтому ему не остаётся ничего другого, кроме как недовольно пропыхтеть прямо в поцелуй. — «Наконец»? — повторяет он, когда две большие ладони осторожно прокрадываются ниже, чтобы охватить его задницу, обтянутую потёртыми джинсами. Господи, у Кагеямы действительно фетиш или что? — Я пришёл сюда вовремя! Как и обещал! И вообще ты везунчик, что я всё-таки принял заказ на этот адрес! — Если ты не хотел, то зачем сказал, что доставишь? — горячее дыхание пускает мурашки по коже. — Потому что я хорош в обслуживании клиентов, — ворчит Хината. Ворчит и жалеет о сказанном практически сразу же. — Да, думаю, хорош, — мурчит Кагеяма. Его пальцы сжимаются — колени Шоё плывут. «К чёрту тебя», — мысленно выругивается он. Вот уж дурацкий Кагеяма и его абсолютно дурацкая сексуальная тупость. Шоё позволяет коробке с пиццей выскользнуть из ладони, когда сам он толкает Кагеяму к стене. — Эй, поаккуратнее, — произносит тот, когда картон встречается с полом. — Я хотел эти хлебные палочки целую неделю! Хината протягивает задумчивое «м-м-м-м».  — Ох? Правда? Как странно… а я целую неделю хотел только твою хлебную палочку. С молчаливым триумфом Шоё стягивает с Кагеямы спортивные штаны, пока того хватает лишь на удивлённые вздохи. Хината проворно падает на колени, и Кагеяма наконец приходит в себя: — Ты только что назвал мой член хлебной палочкой? — У-у-ух… — тянет Хината, отвлечённый вышеупомянутым членом, возникшим прямо перед его лицом. Кагеяма… Кагеяма довольно большой. Это было понятно и в прошлую пятницу, но сегодня он наконец видит всю длину собственными глазами. — Возможно. — Чудак, — хмыкает Кагеяма. — Не-а! — Эй, а ты можешь подать мне хлебную палочку? Настоящую хлебную палочку? — Ты серьёзно? А чудаком ещё называешь меня? Фыркнув, Шоё всё-таки передаёт коробку с едой. Да как угодно: пусть Кагеяма затыкает свой глупый роток поеданием углеводов, пока Шоё… полакомится чем-то получше. Ладно, возможно, не совсем «полакомится». Кагеяма выдыхает до неприличного томный стон, несмотря на то что Хината только начинает приближаться — губы приглашающе приоткрыты, но ещё не сомкнулись на покрасневшей головке. Шоё поднимает взгляд. — Они так хороши, — приглушённо бормочет Кагеяма: сложно нормально выговаривать слова, когда твой рот набит хлебом. — Всегда такие тёплые и мягкие… Ну, кроме того первого раза, когда ты их доставил через два часа после приготовления… Хината щипает его за бедро. — Перестань быть придурком и припоминать мне это! — Ах ты… маленький… — Кагеяма в отместку тыкает в щёку Шоё хлебной палочкой, и соус маринара с готовностью размазывается по лицу. — Кагеяма! Тобио смеётся как настоящий придурок — почему «как»? — и Хината яростно дёргается вперёд, пытаясь заглотить напряжённый член (и практически давясь плотью в спешке), чтобы наконец заткнуть этого идиота. Кагеяма удивлённо дёргается, а после действительно стонет. Хината усмехается — насколько это возможно с членом во рту — и подаётся назад, чтобы избежать рвотного рефлекса. Да, он никогда не пытался заглотить что-то столь большое, но… Хината Шоё не из тех, кто легко сдаётся. И он не сдерживается: смотрит вызывающе, встречается с Кагеямой взглядом — тот держит хлебную палочку между зубов, свободной рукой поворачивая козырёк форменной кепки Хинаты назад, чтобы тому было легче работать ртом. Чтобы они могли беспрепятственно смотреть друг на друга. «Он до странного красив», — отрешённо думает Хината. Приятно, когда чьи-то розовые губы смыкаются на твоём члене — да, с этим не поспоришь, но есть что-то действительно опьяняющее, когда это твой рот натягивается на чужой член, скользит по стволу, замирает на пульсирующей головке. Особенно, когда этот член принадлежит Кагеяме — чью сексуальность не портят даже крошки и томатный соус на симпатичном лице. Он податливый, пластичный, словно пластилин, под чужими прикосновениями, и Хината… Хината тоже получает удовольствие от процесса. Он скользит рукой вниз, расстегивает пуговицу на своих джинсах, прокрадывается пальцами в бельё и крепко обхватывает себя — стонет в член Кагеямы, и тот выдыхает: — Охуеть. Теперь Хината по-настоящему рад, что кепка больше не мешает и он открыто может видеть лицо парня: это помогает ему определить, что он делает особенно… хорошо. По губе, внезапно находящей своё место между зубами, по трепещущим ресницам, по глазам, которые совсем слегка закатываются от удовольствия. Хината медленно натягивается на член, принимая его практически полностью — Кагеяма забывает, что пытался есть: хлебная палочка замирает на полпути ко рту. Шоё осторожно скользит назад, дразнит щель и уздечку языком — Кагеяма слегка прикрывает глаза, пряча за рядом тёмных ресниц затуманенный взгляд. Хлебная палочка свисает из его рта, рискуя упасть на пол. Хината с сочным мокрым хлюпом отстраняется. — Кагеяма, — зовёт мягко, и тот медленно открывает глаза. — Могу поспорить: у меня получится заставить тебя кончить очень быстро. Кагеяма изо всех сил старается не разрывать зрительный контакт. Он вытаскивает практически полностью обкусанную хлебную палочку изо рта, чтобы демонстративно выдохнуть: — Э-это… не совсем честно, тупица. Не когда ты… о-о-ох, чёрт… «Попался», — торжествующе думает Шоё, медленно, но уверенно проводя языком по головке. Он сжимает в кулаке собственный член, двигая рукой в такт движениям рта — жёстко, буквально наказывающее. Губы резко засасывают член внутрь, и Кагеяма издаёт тихий всхлип — неожиданный, практически сломленный. Желудок Хинаты делает красноречивый кульбит. — Не совсем честно, когда что? — бурчит Шоё, проталкивая член всё глубже и глубже. — Когда что, Кагеяма? — Когда… когда твой рот… — стонет Тобио, слова будто бы застревают в его горле — словно причиняют ему боль. — Т-такой приятный… Ох, нет. Хината пытается зажать пальцами основание члена, но слишком поздно: он уже не в силах остановить набухающий узел жара в животе, и через секунду горячая сперма пачкает бельё. Блять. — Ты не продержался… — Кагеяма продолжает что-то там кукарекать, когда Хината злобно засасывает член так глубоко, что тот проходит в горло. Ладонь соскальзывает ниже, сжимая напрягшиеся яйца парня. — Ублюдок… — хрипит Кагеяма, и через секунду спускает прямо в горячую глотку. Шоё, как может, сглатывает, прежде чем, кашляя, отстраниться и вытереть рот. — Грязно играешь, — обвиняет он Кагеяму, хмурясь. — Как… — тяжело выдыхает Тобио, облокачиваясь на стену. — Как это, я грязно играю? — Я не ожидал, что ты скажешь… что-то такое… — Ты сам спросил! — Кагеяма выглядит искренне возмущённым. — И вообще: ты отсасывал мне. Предпочёл, чтобы я сказал, что ты хуёво справляешься? С аргументом не поспоришь. Шоё знает наверняка, что хорошо поработал ртом, но внезапный комплимент посередине процесса был… неожиданно приятен. Изначально ему показалось, что Кагеяма вообще не из тех парней, кто любит говорить или получать комплименты. Ну, возможно, ему просто очень нравится, когда ему сосут. — Ладно, в любом случае… — произносит Кагеяма, позволяя рукам повиснуть вдоль тела. — Спасибо. — Всегда пожалуйста, — Хината принюхивается, а затем, словно кобра, бросается вперёд, наклоняется и откусывает конец хлебной палочки, зажатой в вялых, совершенно не готовых к атаке пальцах. — Чёрт побери, Хината! Шоё хихикает с набитым и широко открытым ртом. — Я же предупреждал, что хочу твою хлебную палочку. По какой-то непонятной причине Кагеяма не спешит выпинывать его из квартиры и даже опять делится ужином. И к концу вечера Хината понимает, что готов признать: да, Кагеяма не оставляет чаевых, но всё-таки он… нормальный парень. Пятничные вечера становятся очень сырными и очень, очень весёлыми.

***

Кагеяма всегда любил выходные: комбинация отсутствующих пар и волейбольных матчей (конечно, не каждую неделю, но всё же) идеальна сама по себе, но сейчас… Сейчас Кагеяма остро понимает, что выходным предшествует ночь пятницы, и любовь к субботе и воскресенью становится слабым оправданием того, что каждый будний день он просто ждёт определённого вечера. Что бы не происходило между ним и Хинатой — это становится регулярным. Нет, не «становится» — фактически это действительно происходит регулярно: каждую пятницу Кагеяма звонит в пиццерию, чтобы сделать поздний заказ (под самый конец смены Хинаты), и через сорок пять минут в дверь с лёгким нетерпением стучат. И когда Кагеяма открывает — его всегда встречает знакомая усмешка. Несмотря на то, что Тобио раздражителен, груб и неуклюж, Хината, кажется, всегда искренне рад его видеть. Он и обычно-то довольно жизнерадостен, но стоит Кагеяме подшутить над ним, растрепать волосы или неловко улыбнуться — Шоё буквально подсвечивается изнутри. Хината даёт ровно столько же, сколько получает сам. Кагеяма думал, что спустя какое-то время Шоё устанет от его поведения, но нет. Шоё не устаёт — а Кагеяме становится слишком тяжело быть постоянно сварливым рядом с энергичной квинтэссенцией солнечного света. Иногда (и нет, Тобио никогда не признается в этом вслух, но…) Хината буквально заставляет его вести себя мягче. Деликатнее. И, кроме всего вышеупомянутого, у них есть секс. Кагеяма не всегда знает точно, какой именно голод его беспокоит — он хочет пиццу или, на самом деле, парня, который её доставляет. Сам Тобио ни разу не общительный, зажатый, а поэтому любые прошлые сексуальные контакты были довольно неловкими и неуклюжими, но теперь… у него есть Хината. Секс с Шоё странный, грязный и иногда даже мерзковатый, но Кагеяма всё никак не может насытиться им. Да и меню слегка расширилось: невозможно каждую неделю есть пиццу (и неважно, насколько она божественна), поэтому иногда он заказывает что-нибудь другое. Например, однажды Шоё «случайно» рассыпал пол чашки риса прямо на обнажённый живот Кагеямы, а после принялся слизывать горячие зёрна языком, пока Тобио извивался и корчился от жара. А в другой раз затейником стал сам Кагеяма — ему пришла в голову гениальная мысль обвить удоном член Хинаты, а после по одной ссасывать тонкие ниточки лапши, пока Шоё давится истеричным смехом. Ничего из этого не задумывалось сексуальным, но… Кагеяме больше не нужно беспокоиться, что он выглядит или ведёт себя как идиот (надо признать — большую часть времени Хината нисколечко не уступает ему в глупости), и так… действительно намного веселее. — Сегодня острые крылышки, хах? — Шоё растягивает губы в улыбке сразу же, как только Кагеяма открывает дверь. — Надеюсь, нас ждёт особо извращённая ночка… Кагеяма… подождияжепростопошутил… Тобио делает вид, будто вот-вот захлопнет дверь прямо перед носом Шоё, и тот с писком прорывается внутрь. Кагеяма растрёпывает рыжие волосы и подхватывает еду. — Извращенец, — бормочет смущённо. — Я просто хочу есть, а ты вечно приходишь и соблазняешь меня… Хината ахает в притворной обиде, но Тобио игнорирует его, выкладывая коробки с едой на стол, пока Шоё ворчит где-то позади. — Ладно-ладно, а почему тогда ты никогда не ешь до конца… процесса? Кагеяма почти что замирает. С каждой неделей становится всё тяжелее и тяжелее скрывать тот факт, что Шоё действительно нравится ему. Не только из-за еды или секса. Но, к счастью, Хината достаточно туп, чтобы заметить его интерес, и это, кстати, тоже проблема, потому что… — Потому что от секса на набитый желудок меня тошнит, — хрипло отвечает Кагеяма. — Ох, так ты просто пытаешься поскорее разделаться с… со мной, чтобы наконец поесть? Кагеяма тупо смотрит на него, раздражённый тем фактом, что Хината продолжает пытаться выдавить из него ответ на очень нежелательный вопрос. — Да, — отзывается Тобио. — А что? Ты ожидаешь большего? Он знает, что нет. Шоё не ожидает. Что бы между ними ни происходило — всё это лишь о том, насколько хорошо Тобио управляется своим членом, и точно не о его интересном внутреннем мире, потому что… Ничего интересного, ладно. Всё, что у Кагеямы есть — ворчливость и удивительно толстый член, но… похоже, Хината вполне удовлетворён и этим. И, конечно же, Шоё сначала плоско моргает, а после усмехается и качает головой. — Нет, — говорит он. — Меня устроит всё, что ты захочешь сделать. Что Кагеяма действительно хочет сделать, так поцеловать его — поэтому он не медлит: резко разворачивается и застаёт Шоё врасплох, судя по тому, как юноша ахает, прежде чем их губы наконец встречаются. Но долго его удивление не длится — Хината быстро просчитывает ситуацию, скользит привычно горячими пальцами по рукам Кагеямы, гладит кожу, сжимает бицепсы, и Тобио не сдерживает лёгкой ухмылки. Что бы там Хината ни думал о нём — Кагеяма точно знает, что Шоё без ума от его рук. — Прекрати выделываться, — прямо в поцелуй стонет Хината. — Я не… нет. — Да, ты… да, — продолжает настаивать Шоё. — Ничьи руки не могут быть настолько хороши, придурок. — Не завидуй, — ухмыляется Кагеяма. — Я не завидую, я просто… ухм! — Хината облизывает его губы в жарком отчаянии, и Тобио с готовностью размыкает их, впуская внутрь. Не скрывая довольного вздоха. Ему нравятся их поцелуи. Нравились с самого начала — ещё до того, как они занялись чем-то… большим. Прикосновения их губ неряшливые, мокрые, неуклюжие, в них полно отчаяния — что странно, учитывая, что они видятся каждую пятницу, но… возможно, и на это есть свои причины. Ведь только по пятницам они могут реализовать то, что сидит в их головах все остальные шесть дней. — Хочу кое-что спросить у тебя, — отвлечённо бормочет Хината, пока Тобио погружает зубы в мягкую кожу его шеи, а после заботливо обводит отметину языком. Его ладони неуклюже цепляются за привычные потёртые джинсы, пытаясь стянуть их куда быстрее, чем позволяют трясущиеся пальцы. — Почему ты говоришь, что хочешь что-то спросить? — фыркает Кагеяма. — Просто спрашивай, тупица. Хината дёргает головой, мстительно тыкаясь лбом в щёку Тобио. Вздыхает. — Я хочу попробовать кое-что другое. — Например? — продолжает допытываться Кагеяма, и, ах, он наконец расстегнул пряжку ремня и смог торопливо стянуть мешающиеся джинсы вниз. Наконец-то он может погрузить пальцы в идеально круглую задницу, может массировать её так, как разминают тесто для пиццы — без всякой мягкости и аккуратности. Грубо и крепко. Хината стонет. — Хочу тебя внутрь, — спешно шепчет он, и Тобио замирает. Они ещё не делали этого. Они доходили до… блять, да до практически всего, но Кагеяма никогда не набирался храбрости достаточно, чтобы предложить… что-то большее. И совсем не важно, кто именно будет подставлять задницу. Нет, не то чтобы он вообще не думал о продолжении их баловства — не то чтобы он не хотел, чтобы Хината трахнул его или наоборот, но это… слишком интимно. Такими вещами занимаются действительно сексуальные люди, и несмотря на значительное количество секса, они оба помнят, как пармезан забивался во всякие очень неприличные места, и от этих воспоминаний точно не веет сексуальностью. Скорее это совершенно несексуально. Хотя это не мешает Кагеяме полностью наслаждаться процессом. Их развлечения изначально не задумывались как что-то «особенное» или «крышесносное» — их секс тупой, грязный и весёлый, а потому точно не напряженный или заставляющий нервничать. Кагеяма понимает, что затягивает с ответом, лишь когда Шоё начинает отчаянно идти на попятную. — Но это только… просто мысль. Если ты не хочешь, мы… Кагеяма цепляется пальцами за рыжую макушку, не давая улизнуть. — Подожди, тупица. — Знаю, это было глупо, — пищит Хината. — Забудь, я… — Я хочу сделать это, — выдыхает Кагеяма, одним лишь взглядом затыкая бормочущего Шоё. — Если ты, конечно, уверен, что сможешь принять меня. Хината удивлённо уставляется на него и облизывает губы. Маленький розовый язычок скользит по краям рта, и член Тобио намекающе дёргается. — Да, — хрипло сипит Шоё. — Да, определённо смогу. Кагеяма тяжело сглатывает. — Окей. Ладно. Ухм, подожди… чёрт, у меня нет… — Я купил! — быстро восклицает Хината. — По пути сюда. — Ох. — Всё в… в сумке, позволь-ка… — Шоё отступает, едва не спотыкаясь о собственные штаны, всё ещё болтающиеся вокруг лодыжек — в итоге он просто скидывает их и начинает рыться в пластиковом пакете, прежде чем продемонстрировать Кагеяме покупки. — Какие? Хината с нетерпением вкладывает в ладони Тобио целую охапку разноцветных коробок. Ошеломлённый, Кагеяма растерянно рассматривает их. Магнум… XXL… Супер Королевский Макс… — Ты… — бормочет Тобио, пытаясь подобрать правильные слова. — Ты довольно-таки уверен, что нам понадобится больше среднего, хах? Хината c энтузиазмом кивает. — Очень. Очень уверен. Кагеяма лишь на секунду представляет, как Шоё внимательно изучает стеллаж с презервативами в местном супермаркете. Как, высунув язык (он всегда так делает, когда сильно сосредоточен), пытается выбрать бренд презервативов с учётом… внушительных размеров члена Кагеямы. Тобио останавливает свой выбор на двойном экстра большом. — Ухм, думаю, этот подойдёт. Шоё подхватывает выбранную коробку и стаскивает прозрачную плёнку. — Ложись. Кагеяма мог бы сразу догадаться, что дело дойдёт до подготовки, и, о господи, он бы с радостью растягивал Хинату хоть тысячу раз, если бы ему предоставили такую возможность. Шоё нетерпеливый — извивается, пытается сделать всё сам — и Кагеяма шлёпает его по рукам: чёрт побери, сам он может подготовить себя в любой другой день недели. Но по пятницам — очередь Кагеямы. И после Хината приказывает ему спокойно лечь и довериться: он седлает бёдра Кагеямы, вбирает в себя три пальца — его лицо краснеет, взгляд стекленеет, а дыхание гулко выбивается из лёгких каждый раз, когда Тобио оттягивает его назад, положив свободную ладонь на талию. Он осторожно раздвигает пальцы внутри, растягивая Шоё ещё шире, и Хината с громким стоном потирается о его каменный стояк. — Окей… окей… Кагеяма, поторопись и вставь его уже внутрь! Сипло выматерившись, Тобио слепо тянется за презервативом, лишь каким-то чудом справляясь с упаковкой. — Опускайся, — говорит он Хинате. — Медленно. Шоё действительно не в состоянии делать что-то «медленно». Он соскальзывает вниз с достаточной скоростью, чтобы они оба ахнули — пусть ему и приходится приложить усилия, чтобы принять в себя всю длину. — Ах, — выдыхает он, двигая бёдрами. Глаза Кагеямы едва-едва не закатываются куда-то обратно в голову. — Большой… — Ты знал это заранее, тупица, — шипит Тобио сквозь плотно сжатые зубы. — Поэтому я и сказал «медленно». Хината трясёт головой. — М-м-м. Всё хорошо. Мне нравится, — он опускается полностью и вздыхает. — Так хорошо, Кагеяма… — Б-блять, — задыхается Тобио. Ощущение, определённо, превосходные, но слова Хинаты… Его «так хорошо»… Это какой-то абсолютно другой уровень удовольствия. Мозг полностью отключается ровно в тот момент, когда Шоё начинает двигаться. Кажется, он какой-то… «про» в этом или типа того, и, господи, Кагеяма чувствует лёгкий приступ ревности от одной лишь мысли, что другие парни (вероятно, гораздо более харизматичные и общительные) тоже делали это с Хинатой. Но Шоё крутит бёдрами, выстанывает имя Кагеямы протяжно и хрипло, и Тобио совершенно забывает о чём или о ком угодно, кроме парня на его члене. Тот смотрит на него сверху вниз — раскрасневшийся, потный, с сиянием в глазах, которое не предвещает ничего иного, как новые неприятности. — Почему… почему ты смотришь на меня… так… — выдыхает Кагеяма. — Просто размышляю, — шепчет Шоё. — Не хочешь ли ты слегка ускорить происходящее… — Что? Хината тянется куда-то рукой, и Тобио недоуменно хмурится, а после предупреждает: — Не надо. Хината, сжимающий острое куриное крылышко в пальцах, смеётся, а затем тыкает едой в губы Тобио. Первая мысль Кагеямы «определённо, вкусное куриное крылышко» спешно сменяется на «возможно, экстра острый соус был лишним». Он надувает щёки и высовывает язык, надеясь облегчить пожар во рту, и Шоё хохочет, как чёртов демон из преисподней (коим он и является!), прежде чем наклониться и поцеловать его. Резкая смена положения заставляет член Тобио выскользнуть чуть сильнее обычного, и оба ахают. — Фу-у-у-! — шипит Хината, обмахивая рот ладонью. — Горячо! Слишком остро! — Хината, тупица! — кричит Кагеяма. Губы горят. — Да что с тобой не так?! — Я просто не хотел, чтобы ты решил, что мы слишком долго тянем! — отшучивается Шоё, макая курицу в сливочную заправку и откусывая ещё кусочек. — А-ах! С соусом вроде получше, хочешь? Кагеяма впадает в задумчивость: его член по самые яйца в Хинате, они трахаются на полу гостиной, и Шоё насильно кормит его куриными крыльями. Именно это он имел в виду, когда говорил, что никогда не считал их сексуальными. — Иди сюда, — бормочет он. Хината довольно смеётся и, зажав крылышко зубами, наклоняется вниз, чтобы Тобио смог украсть ещё кусочек. Дышать становится тяжело. Кагеяма начинает всерьёз опасаться, что с минуты на минуту загорится. Напряжение нарастает в яйцах, жгучий соус обжигает язык и дёсны, а злобный румянец заливает лицо и уши. Каждый дюйм его кожи пылает — будто покрывается крошечными капельками пота, но Хината, конечно, не удовлетворяется только этим. Он задирает футболку Тобио до самых подмышек — медовые глаза сияют хреновыми идеями — и зажимает кусочек курицы между зубами. — Хината… — то ли стон, то ли предупреждение срывается с губ Кагеямы, но слишком поздно: нахальные маленькие ладони уже облепили его грудные мышцы: щиплют соски, размазывают соус по гиперчувствительной коже. Крылышки слишком острые — и грудь Тобио теперь тоже это чувствует. Ощущения смешиваются, перекручиваются — Хината продолжает быстро и сильно двигаться на его члене, и Кагеяма понимает: долго он не продержится. Он запрокидывает голову, сжимает идеальную задницу Хинаты — по одной ягодице в каждой ладони, и изливается в презерватив. — К-кагеяма… — хрипит Хината, когда бёдра Тобио лихорадочно дёргаются прямо под ним. — У меня руки… грязные… можешь… Кагеяма тяжело глотает воздух, а после тянется ладонью, чтобы обхватить член Шоё. Он дрочит ему быстро — наверное, даже слишком, но, честно говоря, никакой пощады. Хината кричит, всхлипывает — кончает, немного болезненно сжимая член Кагеямы. Тобио шипит, погружает пальцы в мягкую кожу бёдер, продолжая второй рукой выжимать юношу, пока тот не оказывается совсем опустошённым. — В-вау… — выдыхает Шоё. — Это было… — Слишком остро, — хрипит Кагеяма. — Тебе стоило предупредить меня, глупый Хината. — Хм-м-м-м, возможно. Но у меня было предчувствие, что тебе понравится. Он улыбается — буквально сияет изнутри, и, господи, какой он отвратительный, и везде острый соус и… чёрт побери, он прав. — Как угодно, — отмахивается Кагеяма. — Дай-ка мне ещё одно. Тобио не знает, действительно ли ему нравятся настолько острые куриные крылья или дело в Хинате. Шоё заставляет его полюбить те вещи, которые никогда бы не понравились ему до их встречи, и, честно говоря, Кагеяма устал убеждать себя в обратном… Он действительно без ума от Шоё.

***

В один прекрасный пятничный вечер Кагеяма, как и обычно, звонит в пиццерию, но Хината чувствует, что что-то не так. — Добрый вечер, пиццерия Саканошита! Что мы можем сделать для вас? — радостно чирикает Шоё в трубку. — Хината… привет. Шоё удивлённо моргает. Как он и думал, звонит Кагеяма, но его голос… совсем не похож на привычного Кагеяму Тобио: он не рявкает в трубку, не произносит обычное «тебе не нужно так вопить, придурок» и даже не спешит сделать заказ. — Кагеяма…? — спрашивает Хината через несколько секунд затяжной тишины. — Ты всё ещё тут? — Что? Ох, да, — вздыхает Кагеяма, будто он и вовсе забыл, что звонит куда-то. — Я просто… хм, я подумал, что, возможно, не голоден… — Не голоден?! — вскрикивает Хината. Странная леденящая паника накрывает его с головой. — З-зачем тогда звонишь? — Я всегда звоню, — отвечает Кагеяма. В его голосе можно распознать недоумение и, возможно, немного усталого раздражения. — Я просто хотел… неважно. Забудь. — Подожди! Подожди! — дёргается Хината. Кагеяма же не может просто бросить трубку, верно? Он же не может просто не хотеть его видеть, так ведь? — Возможно, ты в настроении для чего-то… нового? Предложение выходит куда более двусмысленным, чем планировалось, но, эй, такая вариация тоже присутствует в меню! Кагеяма вздыхает и, к большому недовольству Шоё, не переходит на тот соблазнительный шёпот, который всегда использует, когда заинтересован. Вместо этого он плоско спрашивает: — У вас есть сладкое? Хината задумывается: это новый код? Шифровка? — А? — Ну, типа… десерты? — терпеливо объясняет Кагеяма. — Хм, у нас есть брауни? — неуверенно отвечает Шоё. — А мороженое? Хината почти говорит, что нет. Насколько нужно быть тупым, чтобы включить в доставку мороженое? Но, запнувшись, он кивает сам себе и произносит: — Да, конечно. Идёт вместе с брауни. — Правда? — переспрашивает Тобио. Его голос поднимается на полтона лишь на секунду, и каким-то неведомым образом эта перемена заставляет сердце Хинаты трепетать. — Да! — спешно выдыхает он. — Да! Скоро увидимся! — Подожди… — бормочет Кагеяма. — Сколько с меня будет… — Дай мне тридцать минут! Обычно дорога до квартиры Тобио занимает у Хинаты около двадцати минут, но когда брауни готовы — он бежит в магазин за мороженым. И нет, он совершенно точно не считает это нелепым, бессмысленным или экономически невыгодным, ведь Кагеяма… Кагеяма ведёт себя странно, и Хината хочет узнать, что случилось, и, вероятно, мороженое поможет ему завоевать благосклонность, верно? Поэтому Хината не думает дважды. Он стучит в дверь Кагеямы через примерно тридцать минут после звонка, и несколько долгих секунд из квартиры доносится лишь тихий звук шагов. Это что-то новенькое: обычно дверь распахивается сразу же — будто Тобио ждал его прихода прямо у порога. Пусть и с задержкой, но дверь открывается, и Хината поднимает взгляд. Внешне Кагеяма не особо отличается от обычного, хотя, быть может, выглядит чуть… мягче. Чёрная толстовка, пижамные штаны, растрёпанные волосы — он выглядит уютно и по-домашнему. Привычная аура секс-бомбы не так бросается в глаза, но суть не скроешь слоями ткани — чёрт, Шоё всё ещё хочет объездить эту лошадку. Однако прямо сейчас совершенно другое чувство одерживает верх над похотью — и это… удивляет. — Спасибо, что пришёл, — бормочет Кагеяма, будто бы это не было частью работы Хинаты, и Шоё наконец разбирается в своей голове. Господи, он беспокоится. Беспокоится о Тобио. — Я принёс тебе брауни, — произносит он, демонстрируя тёплую коробку шоколадных пирожных. — И мороженое! — Ты так и не сказал, сколько я тебе должен, — отзывается Кагеяма. — Если ты поделишься, то я угощаю, — усмехается Шоё, пытаясь не выдать свою нервозность. Что если… Додумать он не успевает — Кагеяма кивает и делает шаг в сторону, пропуская внутрь. Облегчённо выдохнув, Хината поспешно снуёт в знакомые апартаменты. Телевизор включён, на диване — гора из одеял и подушек, словно Кагеяма провалялся в спячке до самого его прихода. Не похоже, что он сегодня вообще нормально ел — вокруг столика валяются несколько пустых упаковок рамена быстрого приготовления. И это слишком, слишком не в стиле Кагеямы: не считая пятничных пицц, обычно он придерживается строгой спортивной диеты (что, кстати, влияет даже на выбор начинки и толщины теста). — Кагеяма… — растерянно протягивает Шоё. — Я не против поделиться едой, — перебивает его Тобио. — Но сегодня я… не думаю, что я в настроении на… — Хорошо, — соглашается Хината. — Давай есть брауни: они хороши только пока тёплые, потом каменеют — не откусишь. Кагеяма плоско уставляется на него, молчит несколько секунд, а после рявкает: — Тогда, может, их нужно лучше готовить, придурок?! Они устраиваются на диване, накрываясь мягким, слегка выцветшим одеялом — Хината почти что умирает, когда осознаёт, что оно с узором из примерно тысячи обворожительных котиков. По телевизору идёт какое-то глупое шоу, но они едва ли обращают на него внимания, пытаясь выкрасть кусочки брауни друг у друга. К мороженому шла только одна ложка, поэтому Кагеяма забирает его себе, но как только Хината оказывается на коленях у Тобио, игра в «держать мороженое подальше» переходит на новый уровень сложности. В итоге Кагеяма признаёт поражение и начинает попеременно то есть его сам, то агрессивно скармливать лакомство Хинате. — Ты такой придурок! — смеётся Шоё после того, как Кагеяма хватает его за запястье, чтобы откусить огромный кусок пирожного. — Но ты продолжаешь возвращаться, — самодовольно отзывается Тобио. Его щёки в крошках от десерта, и он наконец перестаёт выглядеть как побитая собака, но Хината всё ещё настороже.  — А ты продолжаешь звонить, — произносит он. — Эй. — Хм? — Что-то случилось? Ранее? Кагеяма замирает, забывая жевать, а придя в себя, тщательно сглатывает и упирается напряжённым взглядом в упаковку мороженого. — Мы проиграли. Хината склоняет голову набок. — Кто? — Мы… — поясняет Кагеяма. — Ну, моя команда. Волейбольная команда. Мы проиграли действительно важный матч, и… мы выбыли из гонки. На этот сезон. — Ох… — с одной стороны, это грустно, но Хината не может совладать с собой — напряжение в грудной клетке улетучивается. Это не из-за него… Он, наверное, должен чувствовать вину за испытываемое облегчение, но… Это не из-за него. Это не потому, что Кагеяма больше не заинтересован в их встречах. — Кагеяма, у тебя есть ещё три года, ты продолжишь тренироваться, станешь лучше и… — Если бы я уже стал лучше, мы могли бы выиграть! — дёргается Тобио, и разочарование разливается в его голосе. Он сжимает кулаки, а горящие глаза так сверлят пластиковую упаковку мороженого, что Хината начинает всерьёз беспокоиться, что оно растает. Шоё откладывает брауни в сторону, скрещивает руки и задумчиво качает головой, всматриваясь в окаменевшее лицо Кагеямы. — Это глупо, — наконец выдаёт он. Голова Тобио дёргается, во взгляде голубых глаз — неподдельное удивление и обида. — Эй… — Если бы ты мог выиграть просто став лучше, то тогда зачем вообще тебе команда? — спрашивает Хината. — Бакагеяма, это хорошо, что ты хочешь улучшить навыки, но прекрати вести себя так, словно ты наголову выше остальных. Это раздражает. Кагеяма моргает. Фыркает. — Кого это ты назвал раздражающим, тупица? — его голос немного трясётся, но Тобио изо всех сил старается звучать похоже на самого себя. Хината улыбается. — Тебя, — выдыхает он, и почему-то Кагеяма совершенно не выглядит злым — скорее даже немного счастливым? Шоё цепляется за эту соломинку обеими руками и пытается сохранить настрой: сняв фирменный козырёк с головы, он осторожно надевает его на тёмную макушку: — Взбодрись, Кагеяма! Если профессиональная карьера волейболиста не сложится, я замолвлю за тебя словечко в Саканошите! Лицо Кагеямы — сначала искренне недоумённо, затем неверящее, а после негодующее — заставляет Шоё взорваться смехом. Тобио атакует его ложечкой с мороженым, и Хината отчаянно извивается, когда холод растекается по щеке. — Я просто пытаюсь помочь! — хрипит он. — Ты маленький… — рычит Кагеяма, а после — резко наклоняется и, прежде чем Хината успевает улизнуть, целует его. И Шоё тает, словно мороженое в тёплых руках. Кагеяма на вкус сладкий, сахарный — Тобио на вкус как все те сладости, что они уплели за целый вечер. И Хината хотел этого, ждал целую неделю: ждал не только странный, нелепый секс (который, кстати, всегда был очень хорош) — ждал теплоты, близости, которые, так уж получилось, всегда шли вместе с огромным членом? Именно этим Шоё наслаждался больше всего. Именно по этим лёгким прикосновениям и поцелуям он скучал все шесть дней разлуки. Именно это он не мог получить от кого-либо другого. В груди теплеет — словно нелепое пушистое одеяло оборачивает его сердце, и всё, что Шоё хочет — тонуть в этом уюте целую вечность. Если, конечно, Кагеяма позволит ему. Одна ладонь Тобио закапывается в рыжие волосы на макушке, пока они продолжают нежно и неторопливо целоваться — и только чужие губы сдерживают Хинату от стонов. Кагеяма не хочет переходить к… основному блюду сегодня, и Шоё очень, очень хочет смириться с этим, но медленная сладость, томные, до боли знакомые прикосновения слишком хороши, чтобы не поддаться желанию. Он тихо скулит, когда Кагеяма проводит пальцами сквозь непослушные волосы. — Прости, — шепчет, когда ладонь Тобио замирает. — Я знаю, что ты сказал, что не сегодня… тебе не нужно… — Хината… — Наверное, мне лучше просто уйти. — Нет, — Кагеяма хватает его за руку. — Это моя вина. Я действительно думал, что не хочу… ухм… — он неловко чешет макушку. — Я был в плохом настроении и не думал, что ты вообще захочешь быть со мной рядом сегодня, не говоря уже о чём-то… большем. — Кагеяма… — Хината не может сдержать улыбку. — Ты всегда в плохом настроении, так почему это должно отпугнуть меня сегодня? — Это другое, — протестует Тобио. — Но хорошо, что ты пришёл. Это… я чувствую… — Возбуждение? — подшучивает Хината. — Чувствую себя лучше, — наконец заканчивает Кагеяма. — Ты… прав. Я никогда не был хорошим сокомандником, но университет решил дать мне шанс, и я не могу всё испортить. — Если ты так беспокоишься об этом, то, думаю, всё будет хорошо. Шоё ласково перебирает тёмные пряди волос — да, он делает это не в первый раз, но обычно он грубо хватается за них, тащит, дёргает, но не сегодня. Сегодня глаза Тобио с трепетом прикрываются, он всем телом подаётся в чужие прикосновения, и Хината внезапно думает, что милая сторона Кагеямы нравится ему не меньше горячей. — Да… — мурлычет Кагеяма. — Хината, можешь… Шоё замирает, прекращая медленно перебирать волосы — наверняка, Тобио хочет попросить, чтобы он перестал. Возможно, ему даже неприятно? — Хм? — Ты можешь просто… — Кагеяма сглатывает. — Остаться? Сначала Шоё даже не понимает, что он имеет в виду. — Где? На диване? — Здесь, — бормочет Кагеяма. — У меня. Сегодня ночью. Сердце пропускает удар — Хината едва выдавливает из себя: — Мне нужна сменная одежда. Его униформа не такая уж и удобная для сна.  — Ты можешь взять мою… Голос Кагеямы становится совсем тихим, и Шоё чувствует, как щёки багровеют от жара. Кивает. — Хорошо. Если ты не против. Кагеяма не против. Честно говоря, совсем. После того, как стало очевидно, что Хината точно не собирается сбежать, став свидетелем его приступа апатии, Тобио даже не против перейти к чему-то большему. Но сегодня всё по-другому: они не срывают друг с друга одежду, не щупают беспорядочно и никуда не торопятся: Тобио осторожно стягивает поло Хинаты через рыжую макушку, вновь целует его, Шоё накрывает их одеялом и прижимается к груди парня. Под огромной чёрной толстовкой (достаточно большой, чтобы при желании туда поместился и Хината) старая волейбольная футболка — истрепавшаяся и мягкая. Губы Тобио холодные от мороженого — и горячие, словно пламя, когда скользят от мочки уха вниз по шее и к острому плечу. Кагеяма крепко обнимает, громко и прерывисто дышит прямо на ухо, и Шоё вжимается в него бёдрами, осыпает поцелуями всё лицо — щёки, нос, длинные тёмные ресницы. Тобио пробегает тёплыми кончиками пальцев по позвоночнику, медленно гладит ладонями вниз и вверх, подставляется под внезапный поток нежности и нисколечко не протестует — будто и сам этого хотел. Будто и ему это нужно. Хината не может вспомнить, чтобы когда-то трахался так с кем-то другим. Уже кончив, он понимает, что, возможно, сегодня был лучший секс в его жизни. И нет, совсем не потому, что после душа Тобио даёт ему свою футболку и штаны (огромные и хранящие запах хозяина) и совсем не ругается, когда Шоё расправляется с остатками подтаявшего мороженого.

***

С приближением конца учебного года Кагеяма не может отделаться от нарастающего беспокойства — такого же, как, например, когда он бездумно переедает мясных булочек, замечая это после — когда тяжесть наполняет весь желудок, и где-то глубоко внутри просыпается сожаление (от которого он быстро отделывается, судя по тому, что ситуация повторяется не раз и не два). Возможно, всё это имеет какое-то отношение к Хинате. Кагеяма всегда чувствует себя наиболее беспокойно в те моменты, когда входная дверь громким хлопком оповещает о том, что Шоё покинул его квартиру (иногда это поздние часы пятницы, но всё чаще и чаще — утро субботы). Хината уходит, и таймер ожидания сбрасывается, но каждая неделя теперь всё быстрее и быстрее приближает его к лету. К концу семестра. И если сам Кагеяма собирается остаться в городе, то какие планы у Хинаты — одному чёрту известно. И вот именно на этом моменте в игру вступает забывчивость. Тобио хочет спросить — нет, серьёзно, правда хочет, но каждый раз, когда Хината переступает порог его квартиры, мозги Кагеямы, кажется, совсем отказывают (ещё сильнее, чем обычно), и всё, что он хочет делать — трогать Шоё, подшучивать над ним, разделять с ним ужин, объедаться вкусностями до тошноты. И ничего, ничего не спрашивать. Одной из долгих пятничных ночей Хината пытался понять, сможет ли он выложить своё имя на кандзи на голом животе Тобио с помощью картофельных долек. Картошка была слишком горячая, и Кагеяма прибил бы его, но Шоё пообещал бесплатную пиццу, если он будет лежать спокойно, поэтому Тобио просто ругался себе под нос, а после всё-таки разрушил всю конструкцию смехом — Хината каким-то удивительным образом ухитрился неправильно написать собственное имя. (И да, все оправдания Шоё строились на том аргументе, что у картофельных долек неудобная, видите ли, форма). Им хорошо вместе. Им весело дурачиться, трахаться, целоваться, разговаривать — именно поэтому Тобио искренне считает, что нет, дело не в забывчивости. Он просто не хочет спрашивать, боясь, что ответ не совпадёт с желаемым, и поэтому всё совершенно не пустое любопытство уходит на задний план до того момента, пока он вновь не оказывается в квартире один. И тогда он вспоминает. Смогу ли я вновь увидеть тебя после окончания учебного года? Когда настаёт пятница перед экзаменационной неделей, Кагеяма, набирая номер «Саканошиты» и слушая гудки, наконец решается. Сегодня он должен спросить. — Спасибо, что позвонили в «Саканошиту», мы работаем для вас двадцать четыре часа. На связи Укай, чем я могу вам помочь? — Привет, — бормочет Кагеяма. — Это я. — Ох, Кагеяма! — отвечает Укай. — Чем могу быть полезен? Тобио хмурится: обычно на этом моменте разговора Укай просто передаёт телефон Хинате. Застигнутый врасплох, он хрипит: — Хината? Укай фыркает. — Его здесь нет. Кагеяма моргает. Что? — Где он? — Не знаю, — просто отвечает Укай. — Дома? Надеюсь, учится… — Почему он не здесь? — рявкает Кагеяма. Пальцы трясутся. — Не перебивай людей, Кагеяма, мы уже разговаривали с тобой об этом, — терпеливо напоминает Укай прежде, чем продолжить. — Его здесь нет, потому что больше он тут не работает. На секунду мозги Кагеямы отключаются от происходящего — он пытается проанализировать услышанное, но не может вывести итоговый смысл. — Почему нет? — спрашивает он, сдавшись: части картины начисто отказываются складываться в единое целое. — Ах… — вздыхает Укай. — Ну, я уволил его. — Вы… что? — Он не рассказывал тебе? — удивляется мужчина. — Не то чтобы я хотел его увольнять, но… Я узнал, что он близок к провалу по большей части учебных дисциплин. У вас же скоро экзамены, верно? Поэтому я сказал, что лучше бы ему не появляться здесь до тех пор, пока он не улучшит оценки. В голосе Укая проскальзывает не наигранное раздражение. И жаль, но Кагеяма не в том состоянии, чтобы порадоваться, что у Хинаты проблем с учёбой не меньше, чем у него. — И когда он вернётся? — требовательно спрашивает он. — Не знаю. Если не улучшит оценки и в следующем году, то я не позволю ему опять надеть форму. Честно говоря, ему пора задумываться о будущем… Ладно, прости, Кагеяма, но мне нужно вернуться к…. — Где он живёт?! — кричит Тобио в трубку. — Он… я не могу сказать тебе! — отвечает Укай. — Это нарушение тайны личной жизни! — Номер телефона? — отчаянно цепляется за последнюю тростинку Кагеяма. — Всё ещё… нарушение, Кагеяма. Подожди-ка, за всё это время вы так и не додумались обменяться номерами? — Укай тяжело вздыхает. — Так вы использовали пиццерию просто, чтобы… — Укай-сан, пожалуйста, — шепчет Тобио. — Что если… что если я никогда не увижу его снова… — Не драматизируй. Разве ты не увидишь его в университете? — Что? А должен? — Так разве вы не в одном учреждении учитесь? — сердито спрашивает Укай. — Он сам мне сказал, так что я думал… — Мы учимся в одном университете?! — вскрикивает Тобио. — Кагеяма, тише. Об этом мы тоже говорили… — Простите! — всё ещё слишком громко извиняется Кагеяма. — Я просто… никогда не видел его там, почему я никогда… — Вот поэтому я его и уволил, — вздыхает Укай. — Он проводит слишком много времени, пытаясь помочь в пиццерии, и недостаточно на парах, где, вообще-то, и должен быть! — Тупица, — произносит Кагеяма, не сдерживая ухмылки. — Он такой тупица. Спасибо, Укай! — Почему ты д… Тобио вешает трубку, прежде чем Укай успевает договорить (и да, об этом они тоже говорили — честно говоря, Укай довольно часто отчитывал его за прошедшие несколько месяцев). Но если Кагеяма и чувствует укол вины — то слишком лёгкий, чтобы размышлять об этом. Он всё ещё взбудоражен полученной информацией. Тобио решает отправиться на позднюю пробежку, надеясь хотя бы чуть-чуть успокоиться, но, оказавшись наедине сам с собой, он ещё больше погружается в маниакальные зацикленные размышления. Внезапно Хината больше не работает в «Саканошите» — ладно, окей, это довольно-таки грустно, и Кагеяма, возможно, близок к тому, чтобы разрыдаться, но он сможет оправиться и пережить это. Особенно учитывая новую информацию, намеренно или нет подкинутую Укаем. Определённо, им просто стоило обменяться номерами — хотя, подождите-ка, разве это не вина тупицы-Хинаты? У Кагеямы всегда была возможность дозвониться через «Саканошиту», но у Шоё никогда не было его номера… И… Исходя из этого, возможно, Кагеяма виноват даже в большей мере, но… но если Хината никогда не спрашивал его номер, быть может, он вообще не хотел разговаривать с Кагеямой? Тобио сжимает телефон в кулаке. Нет смысла волноваться об этом сейчас: он и так слишком долго полагался на «а что, если», и теперь Хината ухитрился улизнуть прямо у него из-под носа. Если Шоё действительно не хочет его… если он не нравится Шоё достаточно, чтобы продолжить видеться без предлогов типа «доставки пиццы» или ещё чего, то… ладно, тогда Тобио просто смирится, что в его жизни будут куда менее захватывающие ужины и куда более «ванильный» секс. Если с ним вообще кто-нибудь захочет встречаться. Чёрт побери, Кагеяма до сих пор не может поверить, что он сам захотел встречаться с кем-то так сильно — не просто с кем-то, а с оранжевым гремлином из пиццерии. Господи, ему действительно нужно было сделать это. Типа… влюбиться в Шоё это же как заказать супер огромную пиццу со всеми наистраннейшими начинками? Когда Кагеяма наконец добирается обратно до квартиры и падает, уставший, на кровать, беспокойные мысли сменяются фантазиями. Он представляет, как увидит Хинату в университете, как их взгляды пересекутся, и он спросит у Шоё… нет, он бросит ему вызов. Предложит встречаться прямо перед всеми. И Шоё, конечно, скажет да. Он всегда не прочь посоревноваться. Все выходные Кагеяма не перестаёт мечтать: в фантазиях он настолько учтив и обольстителен, что ему просто невозможно отказать, и Хината… Хината так мило краснеет, когда Тобио называет его тупицей. И лишь в понедельник утром, добравшись до кампуса, Кагеяма понимает, что в его идеальном плане есть определённые недостатки. Если не сказать проще — дыры. Чёрт побери, он не знает ни в каком учебном корпусе Хината учится, ни какое у него расписание. В университете много отдельных строений — куда больше, чем Тобио замечал до этой конкретной секунды. — Чёрт, — выругивается он вслух. Каждую минуту, свободную от экзаменов, Кагеяма проводит в поисках Хинаты. Большую часть понедельника он мечется от корпуса к корпусу, но всё безрезультатно — Тобио не находит Хинату: не видит красноречивую вспышку оранжевого в толпе, не слышит на перемене пронзительных криков. И только вечером он вспоминает, что Шоё как-то упоминал, что учится на направлении социал… Социальных медиа? Практически весь вторник Тобио пытается выяснить, в каком корпусе проходят пары у студентов с «Социальных медиа» — он даже ввязывается в десятиминутный спор с одним из заведующих, который пытается убедить его, что такого направления в их университете не существует, прежде чем наконец понимает, что, вероятно, Шоё учится на социологии, а не на социальных медиа. Нет, ну серьёзно. К несчастью, в расписании у социологов не стоят экзамены в среду, и несмотря на то, что Кагеяма разъярённым призраком бродит по нужному корпусу, он и в четверг не обнаруживает Хинату. Пятница — его последний шанс, но к обеду Тобио, совсем отчаявшись, оказывается у столовой. Ему больше негде искать. У него совершенно нет идей, где может быть Шоё. И что хуже всего — у него совсем нет времени. Его желудок грустно бурчит, пока Тобио сканирует внимательным взглядом коридор и замечает… Вспышку оранжевого. Слышит… Громкий смех. Кагеяма забывает о голоде. О грусти. Забывает, как и всегда, обо всём, кроме источника яркого, энергичного, идиотского смеха. Он срывается с места, переходит на бег, петляет между столами, уворачивается от студентов с подносами, от работников столовой, игнорирует презрительные или недовольные взгляды, мчится через всё помещение, пока внезапно не останавливается у стола в дальнем углу. Хината сидит с группой друзей. Он радостно смеётся и первое, о чём задумывается Тобио: «он вообще скучал по мне?» Но затем Шоё поворачивает голову и замечает его — янтарные глаза широко распахиваются, и он вскакивает на ноги. — Кагеяма?! Один из его друзей громко шепчет: «Так это и есть Кагеяма?». — Я нашёл тебя! — торжествующе произносит Тобио, а после: — Почему тебя, блять, так тяжело найти?! Это потому что ты низкий… — Эй! — оскорблённо выдыхает Хината. — Я не такой низкий, и… подожди, что? Что ты имеешь в виду под «тяжело найти»? — Я имею в виду тот факт, что я, блять, искал тебя везде! — огрызается Кагеяма. — С тех самых пор, как ты исчез из пиццерии, а Укай не дал мне твой номер, но сказал посмотреть здесь… — Ты просил у него мой номер? — спрашивает Хината. — Да, но он сказал, что не даст, потому что… — Почему ты не спросил мой номер у меня? — Потому что я не мог позвонить тебе, глупый Хината! — вспыхивает Кагеяма. — Нет, я имею в виду… почему ты до этого не спросил мой номер? — Я собирался, но… — Кагеяма начинает говорить, но мысли застревают в глотке. — Я не… я не был уверен, что ты хочешь… — Не будь идиотом. Сердце Кагеямы падает куда-то далеко вниз. Он изо всех сил старается смотреть прямо, не обращать внимание на других посетителей столовой — чёрт, он же ещё в средней школе поклялся не устраивать сцен в общественных местах. Всё идёт не по плану — он думал, что сможет очаровать Шоё и тот падёт к его ногам. Но Шоё не спешит терять голову, и неуверенность берёт верх. Взгляд Хинаты свиреп как никогда. — Конечно, я хотел, чтобы ты спросил мой номер. Бакагеяма. Тобио удивлённо раскрывает рот. — Ты… ты хотел? — Скажи мне, почему ты вообще искал меня, Кагеяма? — голос Шоё сквозит сталью, но Тобио чувствует тот самый отголосок, знакомую нотку, подсказывающую, что Хината хочет, чтобы его умоляли. Просили. Ублажали. Лицо опаляет жаром от воспоминаний, как Шоё усмехается, дразнит его таким же командующим голосом, лежит совершенно обнажённый… Кагеяма трясет головой. «Не позволяй ему отвлечь тебя». — Потому что я хотел кое-что сказать тебе, — отвечает он. Хината хмурится, но через секунду сердитое выражение сменяется улыбкой — он подходит ближе, останавливается лишь, когда практически вжимается в него грудью. Тобио опускает взгляд. Прямо в лукавые глаза. — Так что ты хотел сказать мне? — шепчет Шоё. — Что я не хочу прекращать еба… — Кагеяма вовремя успевает включить мозги, — есть ебать какой вкусный ужин! С тобой! По пятницам. Хината дёргает бровью. — Л-ладно, — сдаётся Тобио. — Я не хочу… прекращать видеться с тобой. Шоё улыбается шире. — Если так, то… — Несмотря на то, что тебя уволили, — продолжает Кагеяма. Шоё вновь хмурится. — Это… — Потому что ты проебался по учёбе. — Будто бы ты нет! — взвывает Хината, пытаясь ударить Кагеяму в живот. Тобио успевает перехватить его кулак, и теперь они держатся за руки, и…. Тобио больше не собирается отпускать. — Я серьёзно, — вздыхает Кагеяма. — И про то, что ты проебался по учёбе, и… — он ловит вторую ладонь Хинаты, когда тот вновь пытается ударить его, и крепко сжимает теперь обе. — И про то, что хочу видеть тебя. Не хочу… не хочу переставать видеть тебя. Шоё отвлекается от своих попыток оттоптать ему ноги и впивается в его лицо внимательным взглядом. — Правда? — Да, — хмыкает Тобио. — Правда. В любом другом случае я бы сдался после двух дней поиска по всему университету, тупица. Почему ты просто не пришёл ко мне? Ты же знаешь адрес. — Я приходил! — недовольно бурчит Шоё. — Я стучал и ждал, но ты не открыл мне! — Я не слышал… — Кагеяма удивлённо хмурится, а после: — Ох. В пятницу вечером. Я пошёл на пробежку. Сразу после звонка Укаю. Хината пожимает плечами и смущённо надувается. — Ладно, я просто… не был уверен, что ты хочешь видеться со мной. В другие дни. Поэтому не упоминал, что мы учимся в одном университете… Я думал, возможно, тебя устраивают встречи только по пятницам. Я не знал, было ли всё это… серьёзно. Кагеяма тяжело сглатывает. — Думаю, я был бы очень рад проводить с тобой большую часть дней. Практически все. Если хочешь. Каким-то неведомым образом всё оказывается слишком серьёзно: их грязный, удивительно невообразимый и иногда просто отвратительный секс становится серьёзным. Сексуальным. Его чувства к Хинате не какой-то там фастфуд — это шикарный ужин из четырёх блюд. И оба они — гурманы. Они идеально подходят друг другу, сочетаются так же отлично, как и мясные булочки с молоком… И Хината… кажется, Хината чувствует тоже самое. — Я остаюсь здесь на летних каникулах, — смущённо бормочет Шоё. — Я тоже, — быстро выпаливает Тобио. — И если хочешь иногда приходить ко мне… — Да, — с той же поспешностью выдыхает Хината. — Да. Ох, и Кагеяма… — Да? Тобио практически вскрикивает от шока, когда мгновение спустя Шоё размазывает по его губам карри. Нет, это не самое худшее место на его теле, которое Хината пачкал едой, но в общественной столовой это кажется особенно… ужасным. Буквально травмирующим. — Это за то, что назвал меня низким! — радостно смеётся Шоё. Кагеяма медленно вытирает карри с щеки. — Я убью тебя, — предупреждающе хрипит он. Хината беззаботно хохочет, а после наклоняется ближе и шепчет прямо на ухо: — Буду рад посмотреть на твои попытки. Нет, это будет не совсем убийство в прямом смысле, но Кагеяма клянётся, что обязательно отомстит Шоё позже — будет мстить очень и очень медленно. Как только они оба вернутся к нему в квартиру. Возможно, он впервые растянет свою вендетту на все выходные. Кагеяма Тобио в итоге принимает тот факт, что их отношения с Хинатой похожи на огромную пиццу, которую будто бы заказали по ошибке — ну кто мог смешать столько разных начинок? Но… иногда так бывает: то, что сначала казалось невероятно странным, на самом деле, оказывается совершенным. Идеальным. Лучшим. У них с Шоё получается самая вкусная пицца на всём земном шаре. И Кагеяма… Ох, Кагеяма планирует насладиться каждым её кусочком.