Водостойкий карандаш

Полковник Жилин наливает в граненый стакан водки, выпивает одним глотком, морщится, но не закусывает. В доме давно уже нет никакой еды кроме редиса, надоевшего еще пару дней назад, так что уж лучше без закуски. Жилин сидит в одиночестве на крохотной кухоньке, бездумно смотрит перед собой, а тишину нарушает лишь ритмичное рычание старого холодильника. Алкоголь, выпитый на голодный желудок, быстро ударяет в голову, поэтому тело приятно расслабляется, а зрение слегка расфокусируется, так что узор на обоях причудливо извивается, складывается в загадочные письмена. Хорошо, что руки пока слушаются, это главное. Жилин смотрит в небольшое зеркало, стоящее тут же на столе на импровизированной подставке из книг, которые на иную роль в этом доме и не претендуют, берет в руки подводку для глаз и уверенными движениями принимается за работу. Он сам не уверен в том, когда это началось, в чем крылись причины и тем более к чему это приведет (ясно лишь, что ни к чему хорошему). Полковник старался и не думать о таком. Просто иногда напивался до той кондиции, когда руки вновь тянулись к неприметному шкафчику, где хранилась аптечка с косметикой внутри – там были помады, тушь, подводка. Сокровища, которые было тяжело добыть, а еще труднее скрыть тот факт, что ты их вообще добываешь. Все-таки Жилин был достаточно заметной фигурой, чтобы люди знали о том факте, что никакой жены у него нет. Да и вообще никого нет. Он выпивает еще водки, зажмуривается, потом смотрит в зеркало. Длинные черные ресницы, подводка, темная вишневая помада, его любимая, очень дорогая. Но сегодня алкоголь, хотя и крепкий, не пьянит до достаточной степени, чтобы полковник мог с извращенным удовлетворением смотреть в зеркало. Он не обманывает себя – да, ему нравится то, что он там видит, но и неприязнь невозможно удержать в себе. Невозможно не думать о том, что бы сказал брат, всегда смеявшийся над более осторожным и почти интеллигентным близнецом, как бы отреагировала общественность, если бы увидела того самого полковника Жилина вот таким, каким он мог показаться лишь самому себе, сидя ночью на кухне в компании бутылки водки. Если бы хоть кто-то увидел, какая же он баба. «Причем путана,» - болезненно ухмыляется он своим мыслям, тяжело вздыхает, убирает подальше зеркало, а косметику засовывает в аптечку и кидает в мусорное ведро, окончательно разочарованный в себе, снова пьет и курит, хотя вроде бы бросил. Когда бутылка пуста, а в пепельнице покоится шесть окурков, Жилин слышит шум на улице и знакомый голос, выкрикивающий какие-то бессвязные реплики. Полковник быстро подходит к окну и наблюдает, как во дворе Катамаранов отпинывает от себя очередную безумную заброшенную овчарку (и откуда они только взялись в городе?), хватает на руки своего рыжего кота и ловко, будто и сам относится к кошачьему роду, карабкается на дерево, по пути теряя каску. У Жилина нет времени на размышления, он хватает табельное оружие и стремительно выбегает из дома, не закрывая дверь и прыгая через четыре ступени разом, на каждом таком прыжке рискуя сломать шею. Воздух на улице прохладный, пахнет недавно прошедшим дождем и болотом. Полковник на секунду задумывается от кого – от заброшенных овчарок или от самого Катамаранова, но вскоре времени на размышления не остается, ведь перед ним стоят, оскалив зубы, четыре собаки с безумными глазами и пеной у рта. К счастью, заброшенные овчарки не глупы, одного предупредительного выстрела в воздух достаточно для того, чтобы они, поколебавшись долю секунды, бросились прочь. Звук выстрелов хорошо им знаком, охота в местных лесах почти столь же популярна, как сбор подболотников. Катамаранов падает с ветки как мешок, но умудряется не раздавить кота, тут же вскакивает на ноги и надевает на голову ту самую знаменитую оранжевую каску. Кот, недовольно взвыв, все же вырывается из его рук и уносится прочь – в сторону подвала. Характер у него под стать хозяину. - Стой, дурак, я ж тебе скипидарчику налить обещал… - бормочет Игорь, но остановить зверюгу невозможно, это очевидно даже для Катамаранова. Жилин бросает на него беглый взгляд, уже собираясь уйти, но замечает окровавленную штанину. Сердце непривычно болезненно сжимается. Пить, если уж подумать, в компании веселее. - Игорь, голубчик, ну как ты так умудрился-то?.. – качает он головой, но даже не собирается выслушивать бессвязные объяснения, кивает в сторону своего подъезда, - Пойдем, будем обеззараживаться, я и так соседей разбудил всех, надо уходить. - А то что, милицию вызовут? – невпопад смеется Катамаранов, но послушно идет, методично наступая на каждый след, оставляемый Жилиным. Дома у полковника душно, пахнет водкой, редисом и теперь немного лесом. Игорь прихрамывая подходит к окну и открывает его настежь, запуская свежий воздух. Полковник достает откуда-то вторую бутылку водки, а Катамаранов вытаскивает из-за пазухи скипидар, но даже не предлагает хозяину дома, и так ясно, что такое пить способен лишь один человек во всем городе, а то и во всем мире. Сначала пьют молча, потом алкоголь развязывает языки. Они вспоминают школьные годы, когда их объединяли общие «брибамбахи», как говорил Водолаз, и, как отсюда следует, крепкая дружба, которая казалась тогда вечной и нерушимой. Когда она успела закончиться не помнит никто – просто Игорь превратился в заядлого алкоголика и местного сумасшедшего Катамаранова, а Митя в полковника Жилина. Но об этом они предпочитают не говорить. Сидят друг напротив друга, курят одну сигарету, потому что Жилин успел выкурить почти все свои, а сигареты Игоря настолько промокли во время очередного похода за грибами, что глупо вообще надеяться их высушить однажды, но он все же надеется. Диалог, шедший активно и даже на повышенных тонах, почему-то затих. Полковник выдыхает очередное облако дыма, улыбается глупо, перед его глазами все плывет, но он видит, как усмехается в ответ Катамаранов, снимает зачем-то свою каску, кладет на колени, перехватывает руку Жилина с сигаретой, делает затяжку прямо так, не забирая сигареты. - Мить, - обращает он на себя внимание, голос хриплый и какой-то странно тихий, не свойственный Катамаранову. - А? – Жилин уже отвык от такого обращения, он неохотно выныривает из своих мыслей, заставляет себя сфокусироваться на собеседнике, хотя перестать улыбаться не может. Да и сосредоточиться ему тяжело пока он ощущает на своем запястье слишком холодные и жесткие пальцы. - Можно я тебя поцелую? – Катамаранов говорит шепотом, с каждым звуком приближая свое лицо, останавливается буквально в сантиметрах, так что они делят на двоих вдохи и выдохи, почти чувствуют прикосновение носов. Кто бы мог подумать, что Игорь такой деликатный. - Можно, - Жилин отвечает хриплым голосом на грани слышимости, но между ними такая искрящаяся тишина, что не расслышать ответ было бы невозможно. Он зажмуривается, потому что от опьянения перед ним будто бы кружится целая сотня этих сумасшедших глаз Игоря, каждый из которых заглядывает прямо в душу, ждет чего-то. Но Катамаранову достаточно и такого ответа, он преодолевает это мизерное расстояние между ними, касается губами мягко и неторопливо, вовсе без напора и страсти. Этот поцелуй вышел практически целомудренным, легким и невесомым, но теплым, в противовес холоду Катамарановских губ. Игорь отстраняется, ухмыляется, глядя на спокойное лицо напротив с все еще закрытыми глазами, будто Жилин умудрился уснуть за эти секунды. Катамаранов не выдерживает, касается лица ладонью, пачкает в мазуте или в саже, он сам никогда не знает в чем его руки, делает то, о чем мечтал – пальцем касается губ, смазывает помаду, делая до этого умилительный вид Мити пошлым и откровенным. Игорь наслаждается результатом своей работы, забирает наконец-то сигарету из онемевших пальцев Мити и затягивается. Полковник лениво открывает глаза, смотрит на сумасшедшую улыбку Катамаранова, блеск в его глазах и губы, на которых отпечаталась его вишневая помада. Его. Вишневая. Помада. Жилин, кажется, трезвеет мгновенно. Он нервно прикрывает губы руками, бормочет что-то бессвязное, такое, что даже Татьяна Восьмиглазова не смогла бы расшифровать, убегает в ванную, моет лицо с мылом, не обращая внимание на то, как щиплет глаза и то, что макияж очень быстро смылся, а он все продолжает тереть лицо. Перед глазами мелькают возможные варианты реакции людей на рассказ Катамаранова о том, что товарищ полковник красит губы и целуется с мужиками. Он закрывает кран с водой, напряженно всматривается в свое лицо в зеркале, не узнавая его, выдыхает и выходит из ванной. Игорь спит за столом, подложив под голову руки. Тяжело вздохнув, Митя смотрит на Катамаранова. Искушение оставить того сидеть велико – все-таки сон за столом это уже намного лучше, чем сон в болоте или даже в подвале, но человечность побеждает. Он еле как расталкивает Игоря, практически тащит неожиданно распьяневшего друга до дивана. Кажется, за те минуты, что полковник провел в ванной, он успел допить свой скипидар да еще и прикончить остатки водки. Уже лежа на диване, он вдруг раскрывает глаза, хватается за шею Мити, практически роняя на себя, и шепчет невнятно: - Ты был такой красивый, - тут же расслабляясь и отключаясь окончательно. Жилин заваливается в кровать в одежде, накрывается одеялом и не может уснуть. Его бьет дрожь, мозг усиленно работает, подкидывая образ за образом, смешивая воспоминания, сны и фантазии. И лишь спустя час ему удается забыться в беспокойном сне. Наутро полковник просыпается в одиночестве. В голове мелькают образы то ли воспоминаний, то ли сна, а скорее всего сразу. Как они с Игорем прогуливали школу. Как в очередной раз дрались с братом. Как ходили по выходным в лес, который уже тогда был изучен Катамарановым лучше, чем сам город. Как Игорь, сидя на бревне напротив, достал помаду, которую стащил из маминой косметички, и мазал губы Мити, пялился, не смущаясь, шептал о том, какой он красивый. Помада была яркой, с блестками, и Жилин добрые двадцать минут оттирал ее в озере, проклиная все на свете, а Игорь сидел рядом, жмурился на солнышке, как довольный наглый кот. Он никогда не понимал таких проблем, как переживания по поводу мнения окружающих. «А ведь я его любил», - именно сейчас, с тяжелой от похмелья головой и красными от невыплаканных слез глазами он впервые признается себе в этом. Сотни фактов собственной жизни вдруг складываются в безупречно логичную картинку. Неожиданно ясными становятся мысли, эмоции, слова и поступки полковника. Даже удивительно, как он смог после школы выбросить из головы эти невероятные дурные глаза и ледяные руки. Жилин с трудом выныривает из воспоминаний, идет на кухню, наливает прямо из под крана стакан холодной воды, боясь разбить его трясущимися руками. На столе лежит та самая аптечка. Полковник смотрит на нее не моргая с минуту, пытается вспомнить, когда успел достать из мусорки, лишь потом замечая на ней записку, написанную неаккуратным почерком на обратной стороне пачки от сигарет – «Не дури». В понедельник Жилин впервые красит глаза на работу. Аккуратно, едва заметно подводит линию роста ресниц, лишь слегка подчеркивает свои глаза. Он взволнован, немного испуган и при этом так удовлетворен, как, кажется, никогда до этого. Разумеется, никто не замечает изменения в полковнике (или тактично молчат), а утренний макияж вскоре уже входит в привычку, становится такой же рутиной, как чистка зубов. Спустя месяц Жилин нервно заполняет какие-то документы, а за его неровными движениями из-за решетки наблюдают внимательные глаза Катамаранова. Даже не очень пьяные, видимо, проведенная пятнашечка без скипидара пошла ему на пользу. - Ну все, голубчик, ты свое отсидел. Выходи, распишись тут и проваливай, сейчас придет телевидение, буду им рассказывать, как ты сбежал, и как правосудие тебя обязательно отыщет, - Жилин протягивает бумажку вперед, а Катамаранову дважды предлагать не нужно. Он уже стоит у стола, наклоняется и ставит размашистый крестик чуть ли не на весь документ. Игорь в очередной раз умудрился накосячить, и это в очередной раз не скрылось от глаз местных журналистов, а Жилин же в очередной раз неведомо зачем будет его выгораживать. Взгляд полковника задерживается на внимательных глазах Катамаранова, тот смотрит в ответ не моргая. Жилин заглядывает в эти глаза и узнает того мальчика, которым когда-то был Игорь. Того мальчика, который всегда был за него, с которым было проведено столько невероятно насыщенных часов и дней, который однажды превратился в этого алкоголика, с которым пути у полковника уже разошлись. И за это он, кажется, никогда не перестанет себя корить, ведь Катамаранов не предавал и не подводил никогда, а сам Жилин умудрился предать лишь в тот единственный раз, когда другу нужна была поддержка, когда ему нужно было протянуть руку, насильно вытащить из подвала, вырвать из цепких холодных рук бутылку и выкинуть вон. Но что сделано, то сделано. Жилин тяжело отводит взгляд, вздыхает и устало трет глаза, он уже давно забыл, что такое здоровый восьмичасовой сон. - Товарищ полковник, - на удивление четко и ясно произносит Игорь, улыбается искренне и по-доброму, - аккуратнее нужно быть. Он опирается на стол, наклоняется еще ближе, облизывает большой палец и аккуратно, но твердо и уверенно в одно движение от уголка глаза к виску стирает размазавшуюся подводку. Жилин зажмуривается, боясь встретится с этими дурными глазами и чертями, что вечно в них пляшут, боясь, что его собственные внутренние демоны не выдержат, сорвутся, а потому сидит в темноте и не осмеливается взглянуть в глаза страху. В прямом смысле в глаза. А Игорь лишь окончательно расплывается в улыбке, будто Чеширский кот, по-дружески и даже немного грубо хлопает полковника по плечу и быстро удаляется из кабинета, бросив на прощание: - Ну бывай, Митя, скоро журналисты приедут. А Жилина пробивает дрожь от этого обращения. Кажется, никто не обращался к нему по имени с самого детства. С того самого момента, как из его жизни ушел Катамаранов, как приклеилось к нему это безликое «полковник». А в вечернем выпуске новостей Жилин будет еще больше похож на робота, чем обычно – скажет какую-то бессвязную чушь с серьезным, как будто судорогой сведенным лицом и взглядом, направленным мимо камеры. Жизнь возвращается в обычное русло, оставляет в прошлом и странную ночь, и не менее странный день. Жилин много работает, по вечерам запивает тоску водкой и много курит, по утрам подкрашивает глаза, иногда слишком долго смотрит в окно, да к слухам прислушивается внимательнее. Катамаранова не было видно и слышно уже больше месяца. Не рекорд, конечно, но понервничать заставляет. А одной ночью он просто стучит в дверь полковника, вваливается внутрь с хитрой улыбочкой и очередной бутылкой скипидара. - Это, Митя, тебе, - говорит он. И кладет на обувную полку карандаш для глаз в красивой упаковке. Дорогой, польский. - Водостойкий, - тихо добавляет он и смотрит наконец-то в глаза Жилина. Теперь его ход.