Like Shadows Follows Fall

С Саном легко и сложно одновременно: он яркий, радостный и способен, кажется, улыбаться двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю, размахивая обезьяньим хвостом и радостно вихрясь вокруг сумрачно-хмурой Блейк. Она ценит это — правда ценит — но порой ей становится неуютно, и это происходит тогда, когда ей по каким-то причинам надо вспомнить, откуда Сан родом. Он из Вакуо, из места едва ли безопаснее Менажери, пустыни, наполненной жаром и ночным холодом, в которой даже Академия Охотников носит название Тени — того, что укроет от палящего знойного солнца и даст приют. Блейк поначалу легко об этом забывала, но в те дни на лайнере и в Менажери, когда казалось бы надломленная ею же самой нить срасталась заново, слегка неловко и неуклюже — в те дни Блейк, вглядываясь в беспечную улыбку и теплые глаза Сана, видела что-то новое. Сан сражался в Битве за Бикон вместе со всеми — но в отличие от других и от нее же самой будто бы остался прежним, балагуром и весельчаком, способным заставить улыбаться даже Блейк; но теперь она видела больше, понимала больше, и как-то раз, когда Сан в очередной раз балаболил напропалую, сверкая улыбкой и фыркая, она положила пальцы на тыльную сторону его ладони. Он растерялся и посмотрел на нее как-то недоуменно и недоверчиво — словно спрашивал, не тронулась ли она головой и не перегрелась ли. Блейк сощурила глаза. Сан молчал, кажется, впервые за все то время, что она его знала, и его улыбка, поблекнув, выцвела и испарилась без следа. Сан как-то неловко, неуверенно сгорбился, даже обезьяний хвост поник, и она сжала его ладонь в своей. Он выдохнул.  — Никогда не думал, что такое произойдет, — когда он заговорил вновь, его голос казался надтреснутым и резким. — Это было ужасно. Я… Не знаю. Не знаю, что сказать. Блейк молчала — будто бы она знала; она была уверена только в одном: если Сан продолжить так балагурить, старательно заглушая историями и рассказами вопли, которые из него рвались, закончится все плохо. Он нервно фыркнул, по его телу прошла дрожь.  — Я так перепугался, если честно. Как будто мир рухнул. Ох, гримм…  — Мы здесь, — сказала Блейк тихо, ткнувшись лбом в его предплечье. Обычно она легко черпала силу из солнечной души Сана, смотрела на него, улыбалась — и становилось легче; но сейчас Сану нужна была ее помощь, и она не знала, что ей делать. Солнце всегда выжигало на таких тенях, как она, дыры, убивало своим светом — но ее солнце отправилось за ней, и теперь Блейк понимала, что дело было не только в том, что она ему нравилась. Просто Сан не знал, из чего ему самому черпать уверенность.  — Мы здесь, да, — он сглотнул, и она впервые увидела на его лице откровенную панику. — Только что нам делать? Мы не можем это предотвратить. Все уже произошло. Я… — он захлебнулся словами и умолк. — Мне страшно. Прости.  — Мне тоже, — сказала она просто. — Бикон… Я до сих пор боюсь вспоминать все четче, чем несколько событий. Самое отчетливое — Адам. Проклятье. Меня трясет при одной мысли.  — Там были Паладины, — Сан выдохнул, будто бы пытаясь сдержать отчаянный, ревущий поток слов, готовый разодрать плотину его вечной маски рубахи-парня, фавна «все-классно-не-расстраивайся-подключай-друзей». — Мы стреляли в них и даже не знали, что делать. Это казалось бесконечным. Я думал, что там мы и умрем. Он фыркнул — натянуто и зажато, ни капли не похоже на прежнего Сана; он отвернулся, и Блейк показалось, что он хочет спрятать слезы. Она погладила его по плечу и не вздрогнула, когда он вдруг обернулся и уткнулся лицом в ее шею — только обняла в ответ; два ребенка, подумала она, два напуганных ребенка, которые пытаются найти силу друг в друге и не находят, потому что их страх один на двоих и отчаяние тоже одно на двоих. Она подумала о Йэнь — искалеченной и окровавленной — и сама ткнулась Сану в шею, шмыгая носом. Она думала о Руби, о Вайсс, она думала о своей команде, которую так подвела, о последствиях своих необдуманных, поспешных действий — о том, насколько же сильно виновата в том, что произошло; Блейк закусила губу почти до крови: проклятье, она ведь знала, чем стал Адам, она понимала, что может произойти, если они встретятся, но была уверена, что оплот Охотников нерушим как сам Ремнант, что древние традиции и благородная цель ее укроют. Какой же она была дурой! Блейк дернулась — она подумала о том, что Сан бы точно так же встал бы между ней и Адамом, попытался бы защитить, потерял бы и руку, и ногу, и голову; а она была бы беспомощна точно так же, как беспомощна сейчас. Она отстранилась. Сан взглянул на нее почти испуганно, и его покрасневшие глаза объяснили все гораздо лучше любых слов.  — Сан, — она сглотнула. — Ты видел, что произошло с Йэнь. Ты… ты можешь попасть под удар. Я не могу так рисковать.  — Ты не можешь, — охотно кивнул он, нервным неловким движением утирая нос. — Я могу.  — Нет!  — Что ты хочешь? Чтобы я тут выпрыгнул за борт и поплыл обратно на континент?  — Нет, — ее голос отчетливо дрогнул. — Сан, пожалуйста. Просто не вмешивайся потом. Йэнь… Они все… Я не хочу никого терять, я не хочу видеть, как кто-то страдает из-за меня — я не могу даже вернуться в команду до тех пор, пока все не исправлю, пока не сумею вытащить Белый Клык из той пропасти, в которую он рухнул.  — Ты не справишься одна, — он покачал головой. — Даже не думай. И я тебя не оставлю сражаться со всем этим одной.  — Это мои ошибки, Сан, — Блейк вскинула подбородок, понимая, как жалко выглядит: с застывшими слезами в глазах, с дрожащими губами, пытаясь строить из себя волка-одиночку. — Я буду платить. Но вместо меня уже заплатила Йэнь… Я не могу.  — Так, хватит! — Сан почти зашипел, и она вздрогнула — так он в эту минуту был не похож на самого себя, словно бы кто-то скопировал его облик, но не попытался повторить характера. — Блейк! Я сражался там же, где и ты, я видел, как умирают люди, я трясся от страха — за себя и за своих друзей — и ты хочешь предложить мне постоять в сторонке, пока ты корчишь из себя жертву на алтарь во имя мирного Клыка?!  — А ты хочешь скорчить жертву из себя? — крикнула она, теряя самообладание. Он не понимал, не понимал — как же это страшно, когда фавн, которому ты верил всем сердцем, готов убить ни в чем не повинного человека; как жутко смотреть на него и вместо спокойного взгляда видеть оскалившуюся хищным алым маску; как ужасно слышать и слушать обещания и угрозы, как потом твоя напарница в ярости кидается вперед… как она падает безвольным мешком, потеряв сознание от болевого шока, а ты кидаешься между ней и тем, кому верила без остатка, чтобы если доведется — принять удар.  — Я не хочу оставлять тебя одну, — голубые глаза Сана потемнели. — Как, по-твоему, я знаю тебя настолько плохо, что из шутки напялил на себя тот плащ? Думаешь, я не знал, что ты скажешь, не предусмотрел каждый твой аргумент, не проиграл в голове каждое твое слово? Мне наплевать. Я пойду за тобой снова, даже если ты меня сейчас швырнешь за борт. Но… — он выдохнул, и Блейк услышала смутную дрожь в его голосе. — Пожалуйста. Не делай этого. Ты мне нужна, потому что… я не знаю, что еще мне делать, как не чувствовать себя беспомощным — а у тебя есть цель и есть возможности. Если тебе нужен друг — или просто тот, кто прикроет спину — я весь твой. Она молчала, оглушенная и растерянная; он искал в ней силу — и Блейк отчаянно чувствовала собственное бессилие; он искал в ней целеустремленность — и Блейк остро чувствовала, как отчаянно бесцелен ее собственный смутный план. Она опустошенно подумала о том, что будет, если он разочаруется в ней, если она будет виновата еще и в том, что не сумела вытащить своего замечательного друга, готового последовать за ней на край света, готового защищать ее ценой собственной жизни и заставлять смеяться над глупыми, придуманными на ходу историями. «Может, тогда он будет в безопасности», подумала она отрешенно. «Если он разочаруется, он уйдет, и не будет мишенью». Она шагнула вперед — жребий был брошен — и вновь молча обняла его, едва чувствуя его руки, едва слыша, как он облегченно вздыхает; она думала о Йэнь, искалеченном свете, сломленной яркости — и отчаянно жалела, что не может помочь ей сейчас. Что не имеет права помочь ей сейчас.