Как пистолет

Сначала ты всегда сопротивляешься: шипишь, кричишь, рычишь, скаля острые зубки. Но твой гнев — напускной, я ведь знаю настоящую тебя. Горячую, страстную… Ты вовсе не невинный ребенок, Ханаан, хоть и строишь из себя недотрогу. Наслаждение чувствуется в каждом твоем движении, в каждом шаге, в каждом выдохе и в каждом вдохе. Ты просто недооцениваешь себя. Живешь замкнуто, а могла бы следовать моему примеру. Могла бы быть со мной… Кто знает, как бы тогда сложились наши отношения. Будто прочтя мои мысли, ты с подозрением смотришь на меня и вздергиваешь светлые брови. Нет, не подумай, я ни о чем не жалею. Наоборот, я рада, что обстоятельства заставляют нас бороться друг с другом, чтобы усмирить внутренний огонь. Иногда этот жар невыносим, понимаешь? Он лишает рассудка, превращая нас в своих рабов; испепеляет душу, тело. Он как болезнь, от которой нет вакцины. Ты называешь его «страстью», а для меня он — настоящая пытка! Сама не понимаю, чего мне хочется больше: то ли пристрелить тебя, то ли заласкать до потери пульса. Впрочем, какая разница? Результат все равно будет один. Ненадолго станет легче, но потом меня накроет с удвоенной силой, и я захлебнусь в собственной слабости, тоскуя по твоим отчаянным ударам, по терпкому запаху вспотевшего тела и по вкусу твоей крови на своих губах… Я обреку себя на муки. Сойду с ума, так и не сумев разорвать нашу связь. Я не дышу без тебя, Ханаан… А с тобой — я задыхаюсь. Последние лучи солнца скользят по краям разбитых окон, золотя бетонные стены заброшенного склада. Внутри пусто. Кое-где лежат стопки кирпичей, валяются прогнившие доски, на полу — безобразная трещина, щедро украшенная плесенью и гильзами от пуль. Слышно, как в щелях гудит ветер, и тянет свежестью откуда-то со стороны окна. Это — наше с тобой поле боя; наша ловушка, из которой не вырваться до рассвета. Мы не нежничаем. Сражаемся на полном серьезе, пичкая свой организм новыми порциями адреналина до тех пор, пока не закончатся патроны в магазинах. Глаза ослепляют яркие вспышки. Металл в руках накаляется, пули летят во все стороны и крошат ударами старый бетон. Бесполезная трата патронов, но повернуть назад уже нельзя — слишком высоки ставки. Обычно нас хватает на полчаса, может, и меньше. Обессиленные тяжелой борьбой, мы быстро остываем, садимся перевести дух, после чего наша прелюдия резко меняет привычное русло. И так постоянно, словно ритуал… «Ненавижу», — шепчешь мне между поцелуями. Твое лицо искажает гримаса неприязни, в порыве возмущения ты безнадежно стискиваешь кулаки. Ну-ну, не возмущайся. Ты же помнишь правила: проигравший — на спине. К слову, тебе еще ни разу не удавалось оказаться сверху. Пропустив колючие слова мимо ушей, я расстегиваю ширинку твоих брюк и стягиваю их вместе с хлопковым бельем. «Стой! — твой недовольный писк тонет в моем торжествующем смехе. — Я тебя прикончу!» Конечно, прикончишь. Но вначале я поквитаюсь с тобой за вот эту ссадину на плече, за синяки и за шрам, который мне оставила твоя пуля. Болит, между прочим! Зарываюсь пальцами в шелк серебристых волос — и ты успокаиваешься. Тебе нравится, когда я глажу тебя по голове как маленькую. Даже глаза закрываешь. А зря. Врагу нельзя доверять, каким бы нежным он ни казался. Личина у людей так обманчива, Ханаан. Не забывай, кто я. Не растворяйся, не теряй бдительность! Собираю в кулак мягкие пряди и тяну за них, чтобы услышать твой сдавленный стон. Уж прости, нужно «держать марку».  Ты снова дергаешься, стремясь избавиться от веревок, однако напрасно — запястья крепко привязаны к торчащей из кусков бетона арматуре. Ноги я тоже привяжу, если будешь капризничать.  Но ты не будешь… Тебе слишком страшно потерять остатки свободы. Мои руки плавно подбираются к твоей майке, задирают ткань аж до самых ключиц, обнажая маленькую, твердую, почти мальчишескую грудь. Твои соски торчат как шипы у розы; в ложбинке — капельки пота. Невозможно удержаться и не собрать губами соленую влагу. «Альфард», — уже без ярости в голосе произносишь мое имя. Стыд алыми пятнами расползается по твоим щекам, отзывается слабостью в моих коленях. Перестань! Не первый раз, пора бы и привыкнуть. Провожу языком по твоей груди, ключице, шее. Кусаю область возле уха и облизываю мочку, сочно причмокнув губами. Эти звуки смущают тебя, а я наслаждаюсь предстоящим триумфом. Видела бы ты себя со стороны! Вся растрепанная, распластанная на моем плаще, с полуопущенными веками и приоткрытыми губами. Колени стыдливо сведены вместе, руки — связаны над головой. Ну, разве не прекрасная картина? Ты не можешь ни драться, ни бежать. Можешь лягнуть меня ногой, если дотянешься, но я и столь зыбкой надежды лишаю тебя, по-ковбойски оседлав бедра. Медленно спускаю со своих плеч подтяжки, снимаю топ, бросаю на пол перчатки. Ты, как завороженная, наблюдаешь за мной, не моргая. Прильнув грудью к обнаженной груди, вжимаюсь так сильно, что у тебя сбивается дыхание. От жара. От желания. От мягкого трения напряженных сосков. Я двигаюсь выше и принимаюсь елозить грудью по твоему лицу: щекочу губы то одним соском, то другим; касаюсь носа, щек, подбородка. Ты без слов понимаешь меня и, высунув кончик языка, крепко жмуришься, пока я скольжу по нему своим бюстом. А помнишь нашу первую ночь, Ханаан? Помнишь, как впервые оказалась здесь, со мной, в этой глуши? Как целилась, пугая своим пистолетом? Как брыкалась и кусалась, царапалась и ругалась? Тогда ты даже представить себе не могла, что к утру наши тела сойдутся в совершенно иной схватке, а губы сольются с губами, не найдя нужных слов. Зато теперь мы обе знаем правду: ты хочешь меня… Хочешь трахнуть, а не убить. Поэтому и смотришь на мой обнаженный стан такими глазами. Ты хочешь прикоснуться к нему, погладить. Потрогать пресс на моем животе — результат многолетних тренировок. Хочешь изучить упругость моей плоти, погрузить свои пальцы в мое терпкое лоно и двигаться… Двигаться внутри до сладких конвульсий. Но сегодня я буду трахать тебя, дорогуша. По-особенному, как ты заслуживаешь. Ненадолго прекращаю ласки и отхожу к месту, где валяется мой рюкзак. Смачиваю руки специальным раствором. Не волнуйся, просто антисептик. Взяла с собой, чтобы не пришлось, как в прошлый раз, довольствоваться только твоим клитором.  Выливаю немного жидкости на тряпку и достаю из кобуры бельгийский FN Five-seveN — черный, стильный. Главное, надежный. Он никогда не бросит, никогда не предаст, защитит в случае опасности. Идеальный партнер. Округлившимися глазами ты таращишься на меня, едва воспринимая происходящее. Готова поклясться, что по твоему позвоночнику бежит неприятный холодок, а инстинкт самосохранения терзает сознание. «Зачем?» — спрашиваешь очень осторожно. Правильно, в такой ситуации меня лучше не злить. Ответ прост, Ханаан. Я люблю адреналин. Люблю, когда ты подчиняешься, когда ты боишься. Твой страх до одурения сладок. Это сильнее любого наркотика. Тщательно обработав ствол, приставляю его прямо к твоему рту, и ты замираешь как пугливая птичка. Бледнеешь. Да, он заряжен. Не веришь? Я могу доказать, но мне не хочется этого делать. По крайней мере, сейчас. Ну же, открой ротик, не упрямься! Мой палец ложится на спусковую скобу, чуть сгибается, попадая в пространство между скобой и крючком. Тут реагируешь моментально — обхватываешь ствол губами и жмуришься, беспомощно шмыгая носом. Ну вот, молодец. Возвращаю палец в безопасное положение. Теперь облизывай. Ты не ослышалась. Оближи его. Проведи языком по рифлению, обведи дуло, мушку. И не халтурь — я внимательно слежу за работой твоей челюсти. Твои губы подрагивают, однако начинаешь двигать языком, без возражений выполняя мою маленькую прихоть. Тебе мерзко и страшно, во рту — противный привкус отчаяния, с трудом проглатываешь слюну. И в то же время ты возбуждаешься… Именно — возбуждаешься! Дышишь часто и сбивчиво, зрачки расширены, а сердце стучит так громко, что отдает аж у меня в ушах. Ощущая целый спектр агрессивных эмоций, твои нервы напрягаются до предела. Тише-тише, остынь. Я еще не успела насладиться нашей близостью. Вынимаю пистолет изо рта и свободной рукой касаюсь твоей промежности. Мокрая, как и ожидалось. Ты вскрикиваешь от резкого проникновения, прогибаешь спину дугой, когда мои пальцы врываются в твои недра. «Мне больно! — елозишь ступнями по шершавому бетону, извиваешься, пытаясь меня оттолкнуть. — Не надо! Ай! Что ты делаешь?» Ну, ты же хочешь, чтобы все прошло гладко? Хочешь получить сокрушительное удовольствие? Тогда терпи. Пускай эта легкая боль станет дорогой к блаженству; отдайся ей — и ты почувствуешь, как тело само настроится на нужную волну. По проверенной схеме навожу на тебя дуло, стволом черчу линию от ключиц к животу. «Только не говори, что ты собираешься…» — испуганно поглядываешь вниз.   Собираюсь, еще как собираюсь! Мои пальцы блестят от скользкой влаги. Это не будет слишком больно. «Не надо, — упрямо сводишь колени вместе. — Развяжи меня! Ну, пожалуйста…» Т-ш-ш, милая, не торопись. Ты ведь знаешь, я хорошо обращаюсь с оружием, и твое тело — не исключение. Оно для меня как оружие, Ханаан. Как пистолет. Удивляешься? Сама посмотри: у него есть дуло, за ним — скрытый ствол, а чуть выше — маленький спусковой крючок, приводящий в действие все твое естество. Оно тоже любит ласку и смазку. Заряжается, возбуждается. Иногда бьет отдачей. Ничего не напоминает? Твое тело — это устройство моего поражения, и его пора разрядить. Выхожу из горячего лона и, опустив пистолет ниже, массирую рифленой поверхностью твой клитор. Не интенсивно. Скорее, в качестве угрозы. Если не хочешь, чтобы я разрядила своего «мальчика», то позволь ему разрядить тебя. Хватит бороться, Ханаан. Он будет нежен с тобой, обещаю. Ты дышишь все чаще, раздувая ноздри, словно загнанная лошадка. В светло-карих глазах мелькает извечный протест, но в этот раз ты уступаешь. «Сумасшедшая!» — бросаешь мне перед тем, как раздвинуть ноги. Может быть. Я не спорю. Пистолет, не церемонясь, раскрывает теплые складки плоти, ныряет вдоль них и утыкается дулом в узкую щелочку. Ты заметно напрягаешься. Вижу, как сжимаешь пальцы над головой, стараясь внешне сохранить спокойствие, однако актриса из тебя никудышная. В твоих глазах я читаю страх и… любопытство? Наверняка, тебе и самой интересно почувствовать тяжесть моего оружия, принять его внутрь себя и, запрокинув голову, потеряться в ощущениях. Или я не права? Надавливаю пистолетом сильнее, ломая последние барьеры сомнений. Это только кажется невозможным. Твое тело жаждет проникновения; ствол проскальзывает в тебя почти безболезненно, ты даже не успеваешь закричать. Несколько раз ошарашенно хлопаешь ресницами и чуть погодя, когда волна жара прокатывается от промежности до кончиков пальцев, вспоминаешь про голос — взвизгиваешь, вонзившись в меня немигающим взглядом. Но уже слишком поздно — мой «мальчик» в надежной кобуре. Удерживая пистолет правой рукой, левой массирую твой клитор, глажу выпуклость лобка, обвожу пальцем растянутую стволом щелочку. Непривычный дискомфорт из-за выступающих деталей на корпусе быстро проходит. Ты больше не кривишь лицо, однако стонать от удовольствия пока не спешишь. Как будто ждешь, что я передумаю. Медленно проворачиваю ствол внутри тебя, вынимаю ровно до половины, и снова толкаю — поглубже, вдавив спусковую скобу в нежную мякоть кожи. Надеюсь, я развеяла напрасные ожидания? Я буду идти до конца… Повторяю манипуляцию еще раз, чтобы ты привыкла к своему новому другу, к его твердости и силе, к опасности, которая погубит тебя, если позволишь нажать на крючок. Затем ускоряю темп ласки и, зажав клитор между двумя пальцами, орудую пистолетом так, словно это не боевое оружие, а вычурная игрушка из секс-шопа. Оргазм поражает мгновенно. Он бьет точно в цель, как выстрел, в самое сердце. Сладкие судороги прокатываются по твоему телу, оставляя после себя болезненное послевкусие. Красиво, согласись. Я — единственная, кто дарит тебе столь гремучую смесь ощущений. Проходит не меньше десяти минут, прежде чем в голове проясняется. Ругаясь последними словами, ты пытаешься собрать разбросанную по полу одежду, хмуришься, стыдливо поглядывая на меня. А я молча прячу пистолет в кобуру и отхожу подальше, на всякий случай. Сейчас ты кажешься неуправляемой. Настоящая фурия! Живое воплощение ярости! Такая жалкая. Такая сладкая. Разбитая, сломленная. Великолепная… Как бы мне хотелось трахнуть тебя еще разок, однако по небу уже тянется горизонтальная полоска света. Рассвет близок, Ханаан. Утром мы снова будем по разные стороны баррикад. Но ты будто не слышишь меня. Что-то бормочешь себе под нос и резко сокращаешь расстояние между нами. Довольная — вижу по глазам. В твоей руке поблескивает лезвие охотничьего ножа с массивной, длинной рукоятью. Только не говори, что ты собираешься… «Собираюсь, еще как собираюсь», — пробегаешь пальцами по влажному пятну на моих трусах. — Хочешь, помогу разрядиться?». …и воспаленным сознанием я понимаю, что не в силах тебе отказать…