До свидания, мой Такао Казунари

Я знал, что этот день настанет. Порой в жизни каждого человека наступает момент, когда приходится прощаться с дорогими людьми. Кого-то мы теряем, потому что человеческая природа не вечна, и люди умирают. Кого-то мы теряем, потому что эти отношения исчерпывают себя, и людям становится больше не о чем говорить – да, мало кто продолжает общаться с бывшими коллегами и одноклассниками. А кого-то мы теряем, потому что уезжаем далеко и поддерживать связь становится трудно. Все это очень тяжело. Но последнее самое обидное, потому люди продолжают быть друг другу дороги, но просто отдаляются. — О чем ты хотел поговорить, Шин-чан? Ты стоишь прямо передо мной с невозмутимым видом, еще не зная, что я собираюсь тебе сказать, но почему мне кажется, что мы уже так далеко друг от друга? Я мучился две недели, не зная, как заговорить с тобой. Мы обещали, что даже после выпуска из школы продолжим дружить, но теперь… Каждый спортсмен мечтает получить приглашение от сильной команды, которое предоставляет льготное обучение за границей в престижном университете со спортивной стипендией! Это невероятный шанс! Так и я, Мидорима Шинтаро, уже почти выпускник старшей школы Шутоку, две недели назад получил приглашение от Boston Celtics! И я должен быть бесконечно рад, и я правда рад. Но… Это значит мне придется переехать в Америку… и, возможно, навсегда оставить Японию и старшую школу Шутоку. Ну и что в этом такого? Я и так в этом году выпустился бы! Но дело вовсе не в школе, а в людях, с которыми меня эта школа свела. Терять этих людей я не хотел. Но что мне остается? — Ты чего такой кислый? — ты смеешься. И я стою и смотрю на тебя, как будто впервые вижу твою глупую и надоедливую улыбку, как будто смогу забрать твой образ с собой, если буду смотреть так пристально. — Шин-чан, отомри! Ты язык проглотил? Кажется, да. Мой язык такой тяжелый, что я не могу пошевелить им. Не знаю, какие слова подобрать, чтобы сказать тебе все, что хочу сказать. Мне больно, грустно и страшно. Я не хочу оставлять тебя, но больше, гораздо больше я не хочу видеть твою реакцию. Что ты скажешь, когда услышишь мои слова? Ты заплачешь, засмеешься, разозлишься? Не могу представить твое лицо, хотя вижу его прямо перед собой сейчас. — Шин-чан? — ты, словно щенок, вопросительно наклоняешь голову. Почему так сложно сказать такие простые слова? — Я... получил приглашение от Boston Celtics и улетаю в Америку… завтра. В день, когда я получил письмо, меня мучил странный сон. Я так отчетливо видел Тейко, ожесточенное Поколение Чудес, которое втаптывало в грязь команду за командой. Мне это никогда не нравилось. Никому из нас это не нравилось. Но мы продолжали это делать. Повсюду, словно призраки во тьме, всплывали образы разбитых соперников, такие блеклые, неразборчивые. Но один из них был ярче других. И его голос, и его слова были такими знакомыми. Я точно знаю, кто этот человек. Пожалуй, он единственный из них, кого я знаю. Его слова отражались эхом в моем сознании: «В тот день я поклялся, что одолею тебя во что бы то ни стало!» И рассеивающаяся тьма показывает мне спортзал Шутоку и тебя, продолжающего говорить с горькой иронией: «А потом оказалось, что ты мой новый товарищ по команде! Курам на смех! Но знаешь, что? Я буду тренироваться еще усерднее, чтобы отправить тебе самый быстрый и точный пас в самый нужный момент!» И после этого я просыпался. Интересно, что ты почувствовал, когда понял, что теперь мы одна команда? Наверное, ты был обескуражен. Да, ты сразу побежал знакомиться, нарушать мое личное пространство и звать меня «Шин-чан». Но все же историю о твоем поражении ты умолчал. И хоть ты и говорил, что не хочешь слышать мои извинения, я и правда почувствовал вину, когда узнал. Поколение Чудес вело себя слишком жестоко по отношению к соперникам. Это было ужасно. Ты должен был меня ненавидеть… Но ты не ненавидел. Каждый раз, когда я оставался на дополнительную тренировку, ты оставался вместе со мной. Ты хотел, чтобы я признал тебя. Ты обещал отдавать мне самые быстрые и точные пасы. Ты всегда был таким… Внимательным. Как-то раз тренер споткнулся о мой талисман… это было пушечное ядро. За это он заставил меня после тренировки бежать двадцать кругов вокруг школы. И, чтобы не затягивать с этим и после покидать хотя бы немного трехочковых, после командной тренировки я сразу побежал. И ты побежал за мной. — Тебя что, тоже за что-то наказали? — Нет, я просто не хотел, чтобы Шин-чану было одиноко! Вот, что ты ответил. Это правда – бегать одному столько кругов не очень-то весело. Но бежать столько же, чтобы составить мне компанию… Я сразу ощутил, что даже для лучшего друга, кем ты пытался стать для меня, это странно. Но я тогда еще не подозревал, насколько. Романтичным. В последнюю ночь в тренировочном лагере, когда все уже спали, я вышел на террасу подышать свежим воздухом. И ты вышел со мной. — Чего не спишь? — А ты? — Я первый спросил. — Хах, ну ладно! — ты усмехнулся и запрокинул голову, — Я хотел посмотреть на звезды. Здесь они совсем не такие, как в городе. Посмотри, какие яркие… Я поднял голову. Ты оказался прав. Прекрасные звезды. — Почему ты пришел именно сейчас? Мог бы выйти, когда я зайду. — Так я хотел посмотреть с тобой! Я очень удивился. И много вопросов зародилось в голове тогда. Но шум ветра и прибоя, стрекот цикад, бесконечное звездное небо и твое счастливое лицо – все это навевало такое спокойствие и умиротворение. И я молчал. И ты молчал. И последняя ночь осталась в памяти такой – молчаливой и спокойной. Глупым. Мы учились в одном классе, и твоя успеваемость была не самой низкой, но некоторые предметы западали, особенно точные науки. И вот один раз ты не совершенно не сделал домашнее задание по математике, и именно тебя в это день решили спросить. Я дал обещание не помогать таким беспечным придуркам, как ты, в подобных ситуациях. Но мое тело среагировало само. Благо, что у тебя хорошее зрение, и когда я наклонил тетрадь так, чтобы ты мог прочитать ответ, ты вполне успешно это сделал. Учитель похвалил тебя, и ты тут же шепнул мне: — Большое спасибо! Не знаю, что б я без тебя делал! — Домашнее задание, вот что. И через минуту тебя выгнали из класса за то, что ты слишком громко ржал. Ну что за дурак? Приставучим. А еще я помню, как мы возвращались с одного из матчей Зимнего Кубка на автобусе домой. Несмотря на то, что матч был несложным, то ли погода, то ли давление, то ли еще какая-то причина заставляла всех зевать и клевать носом. Ты сидел рядом со мной и слушал музыку в наушниках. И все было в порядке, пока вдруг я не ощутил, что твоя голова легла мне на плечо. Сначала я подумал, что ты уснул, но ты вдруг спросил: «Ничего, если я посижу так?» – и состроил такие милые щенячьи глазки. Хотя можно ли вообще твои опасные глаза назвать «щенячьими»? Я подумал, что хочу накричать на тебя и спихнуть со своего плеча. Не знаю даже, почему, но я не сделал этого, лишь буркнул «Делай, что хочешь». И ревнивым. После победы Vorpal Swords над Jabberwock ты был сам не свой, как будто я тебя чем-то обидел. И, собственно, я даже знал, почему ты так себя ведешь – ведь на мачте нам с Акаши пришлось использовать ту самую комбинацию, которую мы придумали, чтобы победить Ракузан на Зимнем Кубке. И ты понимал, что у меня не было другого выбора. Но почему-то продолжал выглядеть озадаченным. Тогда я спросил тебя прямо: — Ты обижаешься за то, что я использовал нашу передачу с Акаши? — Нет, — мгновенно ответил ты, — На такое не обижаются. Просто, видя вас вдвоем, я понял, что ты действительно на другом уровне. И если б ты всегда играл с Акаши, было бы лучше… — Не говори так! — Я не знаю, почему вспылил в тот момент так агрессивно. Мне не хотелось, чтоб ты чувствовал себя ненужным. — Да, Акаши силен. И мой дуэт с ним сильнее, чем мой дуэт с тобой. Но ты давно должен был понять, «сильнее» не всегда значит «лучше». Если бы пришлось выбирать между тобой и Акаши, я бы выбрал тебя, — Это были очень смущающие слова, но я должен был их сказать. И ты улыбнулся в ответ, как и прежде, как будто благодаря этим скудным и сухим словам смог понять все, что я имел ввиду. Да, Поколение Чудес всегда было сильнее всех. Но, попав в Шутоку, я понял, насколько бесполезной эта сила была. Она раздражала, ссорила, ожесточала нас, когда должна была сплочать и радовать. И только рядом с тобой и сенпаями я ощутил эту радость и свободу, какую могу дарить победы и поражения, достигнутые с командным трудом. За долгое время у меня, наконец, были друзья и товарищи, не похожие на Поколение Чудес. И ты был одним из них. Эти мысли всегда вызывали у меня теплые ощущения. За все это время, каким бы жестоким ни был я, ты всегда оставался собой. Мы правда стали чем-то большим, чем просто друзья. Куроко говорил, мы похожи на «свет» и «тень», и не знаю, может быть, он прав. Но мне кажется, все куда сложнее. И именно поэтому мне сейчас так больно вспоминать об этом. На втором году обучения ты резко придумал новый прикол, чтобы злить меня больше и больше. Ты стал придуриваться, что я тебе нравлюсь. Первый раз это произошло летом, в мой День Рождения. Я не люблю пристального внимания, поэтому никому ничего не говорил, но ты, конечно, знал о нем. И стоило мне зайти в класс, как на меня тут же высыпалась гора подарков и поздравлений, причем, в основном от тебя и женской половины нашего класса. — Поздравляем нашего любимого Шин-чана с Днем Рождения! Прими эти подарки от твоего фан-клуба! — У меня есть фан-клуб? — Я правда удивился. Я понимаю фан-клуб какого-нибудь Кисе или в крайнем случае Акаши, но мой? Я-то чем заслужил такого внимания? — Конечно, есть! — ответил ты, широко улыбаясь. — Только не говори, что ты в нем состоишь… — Шин-чан, у меня для тебя удивительная новость… — вдруг неожиданно серьезно заговорил ты, после чего опять начал ржать, как обычно: — Это я его основал! — Я думал, фан-клуб для тех, кому я нравлюсь… — С дуру ляпнул, честно. Девушки, все, как одна, начали краснеть и уводить взгляд. Я что, правда им нравлюсь? От этого я тоже смутился. Но то, что сделал ты, ошарашило вообще всех. — Конечно, фан-клуб для тех, кому нравится Шин-чан! Я думаю, нет никого, кто бы обожал тебя больше, чем я! Нет, ну что за дурак?! Теперь краснели не только девушки, но и я. Да, большинство приняли это за шутку, да и я позже стал относится к этому именно так. Все, кто знают этот идиота, понимают, что все его слова надо делить на два и умножать на ноль, он постоянно прикалывается, и от этого бывает совершенно не понятно, шутит от или серьезно. И под соусом шутки все замяли эту ситуацию. Но это было только начало. Как-то осенним дождливым днем моим талисманом удачно оказался зонт. Чтобы он просох, я оставил его возле шкафчиков с обувью. Он все равно был подписан, никто бы не стал брать его. Ну или точнее, я так думал. Когда уроки закончились, а до тренировки было еще время, я вернулся за зонтом. Но вы представляете, его не было! Естественно, меня это жутко перепугало! Но вдруг я услышал рев знакомого голоса на выходе и поспешил туда. Стоило мне подойти ближе, и я узрел потасовку между этим дурачком и какими-то мудаками, которые пытались утащить мой зонт, чтобы пойти под ним домой! Мол, нахрена он вам, вы все равно идете на тренировку, спортзал крытый и проход к нему тоже, а как закончите – так и дождь, скорее всего, пройдет! Но ты упорно не давал им прохода и требовал вернуть зонт. Да, я, конечно, вмешался, но к тому времени они тебя уже немного поколотили… И зонт ты все-таки отобрал. — И зачем было так стараться? — спросил я тогда. То есть, я понимаю, зачем, это мой талисман все-таки… Но зачем так стараться тебе? — Ну ты ж не смог бы тренироваться без него! Как я мог оставить моего возлюбленного Шин-чана без главного атрибута? — смеялся ты в ответ. Опять эта шутка. Ну хоть в этот раз не при всех. Зимой второго года обучения случилось то, что резко все изменило. Тренер заставил меня отжиматься столько раз, что после тренировки я не мог пошевелить и пальцем. А ведь пальцы надо было перебинтовать. Руки дрожали и не слушались, и ты долго ржал, когда я пытался сделать это сам. А после проявил доброту и решил помочь мне. Как обычно, в раздевалке уже никого не было, лишь только я, ты, перебинтовывающий мои пальцы, и мучительная тишина. Это так смущало. И ты, смеясь, заговорил: — Эта ситуация такая романтичная! — Тебе так нравятся эти приколы, будто ты в меня влюблен? Это странно, не находишь? — Меня правда стали раздражать эти шутки. Ты так несерьезно бросался заявлениями о любви ко мне, словно это нормально. — Ты не думаешь, что это не смешно? Я ожидал, что ты обратишь все в шутку. Опять. Но ты не засмеялся в ответ: — Знаешь, Шин-чан, какой лучший способ скрыть правду? Сказать ее в шутку, — ты говорил спокойно и серьезно, едва улыбаясь, — Говорят, в каждой шутке есть доля правды. Но ты можешь быть уверен, когда я говорю, что влюблен в тебя, я не шучу, — Ты закончил перебинтовывать мои пальцы, но не отпустил руку, прижав мою ладонь к своей щеке. — Я не скрываю это, потому что просто не смог бы. — Поверь не могу… — Да, я сказал так, но на самом деле совсем не был шокирован. Я замечал твои знаки, их только слепой не заметил бы, но старался убеждать себя, что ошибаюсь. — Ты что, гей? Почему тебе нравится парень? Ты рассмеялся: — Я вообще без понятия! Чтобы знать, гей ты или нет, надо, наверное, хоть к нескольким парням подкатывать! А мне нравишься только ты! — потом ты вдруг остановился и заговорил как-то даже испуганно: — Прости, только не подумай, что я чего-то от тебя хочу! Я не собираюсь тебя ни к чему принуждать и ничего от тебя не жду! Я просто буду продолжать ходить рядом и любить тебя… Слова были такими грустными, но ты говорил их так весело, не рассчитывая на ответные чувства. — Прости, — Я не знаю, зачем попросил прощения. Наверное, дальше следовало сказать «я не такой» или «я не могу ответить на твои чувства». Но я не сказал. — Господи, Шин-чан, прошу тебя! Я же сказал: мне ничего не нужно! Не думай об этом! Как ты мог быть таким спокойным после признания в любви?! Зачем ты вообще признавался, если ничего от меня не ждешь?! Что я должен был делать с этой информацией?! В тот день я правда задавался этими вопросами и злился так сильно, что места себе не находил. Ты не вписывался в рамки моего понимания! Но ты не изменился. Мне становилось больно каждый раз, когда ты смотрел на меня. Но твой взгляд совсем не изменился. В тот год мы снова дошли до финала Зимнего Кубка, но проиграли старшей школе Йосен. Играть с Мурасакибарой было интересно, но утомительно, а проигрывать, как обычно, оказалось неприятно. Да к тому же, потом еще и награждение пришлось отстоять на ногах. Когда вся команды уже собралась и ушла домой, я все еще не мог найти в себе физических и эмоциональных сил, чтобы подняться и уйти из раздевалки. И ты терпеливо ждал меня. — Шин-чан, тебя понести, как невесту? — Я понимаю, что ты хотел подбодрить меня своей шуткой, но твой дрожащий после ведра выплаканных слез голос звучал совсем неубедительно. — Ты же знаешь, что не поднимешь меня… — заворчал я в ответ. — Тогда как на счет полежать у меня на коленочках? — Слушай, завязывай с шутками… — Я не шучу. Если ляжешь, быстрее оправишься. — Ты подвинулся на край скамейки и приглашающе похлопал свои колени. В глубине душе я понимал, что это не панацея. Но то, что прилечь хотелось, тут ты оказался прав, как никогда ранее. Отказаться было слишком тяжело. И я приземлил свою голову на твои колени. Конечно, это не женские мягкие коленочки, это жёсткие мышцы спортсмена. Но как же здорово было лежать, неважно уже, на чем! Так здорово, что через минуту я провалился в сон… И проснулся только через час. — О, Шин-чан, с добрым утром! — неестественно улыбнулся ты, когда я открыл глаза. — Сколько я спал? — все еще сонно пробормотал я. — Час. Нам уже пора уходить, иначе нас выгонят. Целый час, кошмар. Вы только представьте, такой неугомонный дурак сидел неподвижно целый час. У него, наверное, все затекло. — Прости, тебе было тяжело? — спросил я, повернув голову, которую не было сил оторвать от его колен. И не знаю, что ты тогда разглядел своим больным мозгом, но вдруг совсем немного покраснел и шепотом заявил: — Ничего страшного. Но, Шин-чан, ты сейчас специально делаешь такое очаровательное лицо? — ты чуть наклонился ко мне, — Будешь так на меня смотреть, я могу не удержаться и поцеловать тебя. Это правда удивило меня, и, кажется, ты сразу понял это по моему лицу, поэтому усмехнулся, отстраняясь: — Да не бойся ты так! Не буду я целовать тебя! Ну то есть, я бы хотел… Но не стану этого делать. Ведь я понимаю, что целовать того, кого не любишь, не очень приятно… И как я должен был на это отреагировать? Не знаю. Но отреагировал я, как обычно, никак. А в тренировочном лагере летом как-то раз ты перезанимался так, что на следующий день слег с температурой и рвотой. Тренер вызвал врача, тебе сделали укол, но все равно нужно было оставить кого-то приглядывать за твой умирающей тушкой. И я вызвался. В конце концов это из-за меня ты тренируешься, как проклятый. — Прости… из-за меня ты сидишь тут… — бормотал ты, тяжело дыша. — Я просто не хочу, чтоб ты умер. — Шин-чан такой заботливый! За это я тебя и люблю! — вяло посмеялся ты. — Если шутишь, значит, тебе легче! А если тебе легче, тут принесли еду – поешь. — Я правда беспокоился о тебе, поэтому совершенно не имел сил злиться. — Да, я могу есть. Но мне так тяжело… — даже твой голос зазвучал бодрее, — Покорми меня, Шин-чан. Ты же сам сказал, что не хочешь, чтоб я умер. Я хотел возмутиться, но ты такой милый сидел, открыв рот, словно птенец. Да, твое поведение всегда сбивало меня с толку, но чем дольше ты вел себя таким образом, тем очаровательнее мне это казалось. В какой-то момент твои заскоки перестали меня раздражать. Хоть я и никогда никому в этом не признаюсь. — Дурачье, — буркнул я, сунув тебе ложку с рисовой кашей в рот. Я уже тогда начал понимать, что со мной что-то не так, что мое отношение к тебе изменилось. На третьем году обучения ты стал капитаном команды, я – вице-капитаном. Многих такое решение удивляло, многие считали тебя безответственным. Но ты всем доказал, что серьезен, когда дело касается баскетбола. Ты оказался строгим капитаном, превзошедшим все мои ожидания. Твоя методика не ругать, а саркастично подкалывать воздействовала лучше, чем что бы то ни было. Но к этому нужно было привыкнуть. Многие первогодки шептались о том, какой невоспитанный и глупый у нас капитан. Но один раз это вышло из под контроля. Мы всегда оставались на дополнительные тренировки, но в этот день мне нездоровилось, и я решил уйти пораньше. И застыл перед раздевалкой, услышав разговор первогодок. — Одно дело – глупый капитан! Другое дело – капитан-гомик! — Ой, да с чего ты взял, что он – голубой?! — Да ты видел, как он смотрит на Мидориму-сенпая, еще и постоянно говорит, что любит его! Мне вообще кажется, что они встречаются, просто скрывают! Интересно, они уже трахались? От этих слов меня начало тошнить. Нет, совсем не потому что я представил то, о чем они болтали. А потому что они пытались омрачить тебя, такого сильного и целеустремленного, всего лишь из-за чувств, которые ты испытываешь ко мне, ничего не требуя взамен. — Сейчас же забери слова назад! — войдя в раздевалку, по слогам произнес я, кажется, напугав всех этих ублюдков до смерти. — Он так старается быть лучшим капитаном, оправдать ожидания своей команды и привести ее к победе, а вы ведете себя, как свиньи! — То, как ты его защищаешь, только подтверждает мои слова! — отозвался самый наглый, чем крайне взбесил меня. До этого я никогда не дрался с членами команды. Этот раз был первый. Я вышел из себя до такой степени, что даже не понял, как избил его. Я пришел в себя, только когда ты вбежал в раздевалку. Потом следовали долгие разборки и лекции от тренера о том, что третьегодки должны вести себя более разумно. — Шин-чан, что он такого сделал, что ты вышел из себя? Никогда тебя таким не видел, — спросил ты, когда все закончилось. — Он оскорблял тебя. — Мне не хотелось посвящать тебя в детали. Когда я начинал думать об этом спокойно, то понимал, что эти первогодки не задержались бы в клубе надолго, да и вообще, что они придурки, обращать внимание на которых не следовало. Но я правда не смог совладать со своим гневом. — И ты стал защищать меня? Мой рыцарь Шин-чан! — ты смеялся, как и всегда, — Спасибо, я рад, что ты так меня любишь. Ты смеялся, как и всегда, да. Но в тот момент мне было не смешно. И это свершилось! На третьем году обучения мы выиграли Зимний Кубок, благодаря твоим точным и быстрым пасам и моим трехочковым броскам! Ты держал этот огромный кубок в руках и не мог остановить свои счастливые слезы. И я стоял рядом с тобой. У нас осталась прекрасная фотография, где весь баскетбольный клуб стоит в золотых медалях, ты держишь кубок одной рукой, смеешься и плачешь, и обнимаешь такого же счастливого меня второй рукой. Мы оба знали, это наша последняя официальная игра вместе – и эта фотография стала куда более значимым трофеем, чем сам кубок. Мы победили. Победили вместе. Что может быть прекраснее? …нет, я знаю, что может быть прекраснее – никогда не оставлять тебя. Но мы опять возвращаемся к тому, что это невозможно. И я должен тебя оставить. — Тебя пригласили учиться в Америке, да еще и играть за крутую команду?! Шин-чан, это просто прекрасно! Я всегда знал, что тебя ждет превосходное будущее в баскетболе! — ты обрадовался, как щенок. И почему мне по-прежнему так больно? Я ожидал, что ты будешь плакать, и мне совсем этого не хотелось… Но тогда почему я чувствую себя таким разбитым? — Я так рад за тебя! Пришлешь мне свою фотографию в форме новой команды! Так ты будешь жить в Бостоне? Круть!.. Я слышал, что ты говоришь, но совершенно перестал понимать смысл. А ты продолжал щебетать, как будто все, через что мы вместе прошли, все, что было между нами, ничего для тебя не значило. Ты радовался за меня, как радовался бы любой друг. И да, ты мой лучший друг. В чем тогда проблема?! Почему мне чертовски больно?! Почему я ждал от тебя какой-то иной реакции?! Чего я вообще от тебя хочу?! Я не помню, что было дальше. Вроде бы, мы еще о чем-то говорили, но я не помню. Все, что я помню – это твое улыбающиеся лицо, такое радостное и счастливое, и боль, распирающую мою грудь изнутри. Я совершенно запутался. В день, когда я все тебе рассказал, мне снова снился сон. Я шел в форме команды Boston Celtics, вокруг меня шли другие баскетболисты, чьих лиц я не видел… и мы все вместе шли в черную пустоту. А стоило мне обернуться, я видел ту самую фотографию с Зимнего Кубка. На ней были я и ты, такие счастливые и живые. Я не должен бояться перемен. Я не боюсь. Я не должен держаться за прошлое. Я не держусь. Я без проблем оставлю в прошлом баскетбольный клуб школы Шутоку, уеду в Америку и стану играть за Boston Celtics. Но почему я должен оставлять тебя?! Я не хочу! Я поворачивался и бежал к тебе, но не мог сдвинуться с места. Кричал и бил кулаками и землю, но все бесполезно. Я должен оставить тебя. У меня нет выбора. Единственный способ быть с тобой – не уезжать в Америку и забыть о мечте стать выдающимся баскетболистом. Такое решение я принять не могу, да и вряд ли тебя оно обрадует. На следующий день моя семья провожала меня в аэропорт. Родители и сестра безумно радовались, постоянно спрашивали, все ли я взял, твердили не забывать хорошо питаться и еще много чего. В аэропорте меня встретило Поколение Чудес и Куроко – их всех тоже пригласили разные команды. Проводить Куроко пришел Хьюга, передающий «привет» Кагами и Киеши, Момои не могла определиться, по кому будет скучать больше – по Куроко или Аомине, за Кисе столпилась вереница девушек, обещающих присылать ему открытки, Мурасакибара что-то жевал, а Акаши пытался уговорить водителя не ждать, пока начнется регистрация, и вернуться домой. Все были довольными и шумными, кипели разговоры и раздавался звонкий смех. — Ты чего лыбишься, Тецу? — Мог бы сам догадаться. Я, наконец, снова увижу Кагами-куна. — Ты на себя посмотри, Аомине-чи! Ты тоже рад! — Я думаю, мы все будем рады увидеть Тайгу. — Еще нас будет встречать Муро-чин, он же тоже уехал в Америку в прошлом году. Все так ждут встречи с Кагами и Химуро, а я не могу думать о чем-то, кроме тебя. Неужели, ты не придешь? Я же специально сказал тебе, во сколько улетаю. Думал, ты захочешь попрощаться еще раз… в последний раз. Неужели, я единственный волнуюсь обо всем этом? Видимо, я преувеличивал значимость наших отношений… — Шин-чан! Звук твоего голоса заставил меня встрепенуться. Ты здесь! Я небезразличен тебе! …и почему это так важно? — Прости, автобус ехал так медленно, я боялся опоздать! — оправдываешься ты, но не успел я хоть что-то сказать, как ты тут же побежал обнимать Куроко. Ты здесь не только ради меня… Какой я глупец. Ты хорошо ладишь со всеми, конечно, тебе захочется попрощаться со всем Поколением Чудес, а не только со мной. Поговорив с ними, ты возвращаешься ко мне, и голос из динамиков объявляет регистрацию на наш самолет. — О, тебе пора, Шин-чан! — весело говоришь ты, и я не могу сдвинуться с места, как будто все тело окаменело. Я не хочу уходить, я хочу остановить этот миг, чтобы он длился вечно, и я все время был с тобой. Почему мне одному так грустно? Почему все такие довольные? И самое главное – почему ты такой беззаботный? — Удачной дороги! Спасибо за все! — ты протягиваешь мне руку, и я рефлекторно пожимаю ее, делая именно то, что должен, а не то, чего хочу. — Прощай, мой любимый Шин-чан! — Твоя ладонь выскальзывает из моей, и ты разворачиваешься и уходишь. «Мой любимый Шин-чан»?! Да как ты можешь говорить, что любишь меня, когда ведешь себя так?! Как ты можешь вести себя так?! Ты шутил все это время со мной?! Я так страдал все эти дни, две недели не решался сказать тебе о том, что улетаю в Америку, боясь увидеть твою реакцию, не мог спать, ждал тебя, как дурак! Почему я один это чувствую?! Почему я вообще это чувствую?! Что я хотел, чтобы ты сказал или сделал?! Звуки в ушах пульсировали, к голу подступил горький и горячий ком, а в груди жгло, болело, давило и кололо так сильно, что хотелось вырвать себе сердце голыми руками, лишь бы не чувствовать это. И как будто ничего во мне не осталось: ни слез, ни слов, ни мыслей. Я просто смотрел тебе вслед, ощущая себя безжизненной куклой, будто все это время жил только благодаря тебе. — Мидорима-кун… — голос Куроко вывел меня из транса, но у меня не было сил даже посмотреть на него, я мог смотреть только на твою спину, — Иди. — Я не хочу… — сорвалось случайно с моих губ. Он не должен был этого слышать. Я не хотел, чтобы кто-то знал обо всех этих чувствах, переполняющих меня. — Да не на регистрацию. Догони его. Тебе, кажется, есть, что сказать. Я совершенно не понимал, зачем он мне говорит такие вещи. Даже если я догоню его, что я ему скажу? Что мне так хочется быть рядом с ним, что я даже думал отказаться от своей мечты?! Что я ждал от него какой-то другой реакции на мой переезд?! Что я хотел быть для него более значимым, чем лучший друг?! Что я его..! — Ты слепой, Мидорима-кун, — увидев мое замешательство, продолжил Куроко, — Ты только взгляни – ему тоже есть, что сказать. И благодаря его словам я, наконец, заметил, что у твоего уходящего силуэта неестественно наклонены плечи. И они… дрожат. Мои ноги сами сорвались с места, я совершенно не мог думать. У меня создавалось ощущение, что это не я, а кто-то другой управляет мной, кто-то, кому действительно известны мои настоящие чувства, кто-то, кто не стесняется и не собирается прятать их. — Такао, черт возьми! — закричал я, догнав тебя и остановившись на расстоянии нескольких шагов, — Я не могу больше терпеть! Неужели, мне одному так грустно от того, что я уезжаю?! Неужели, я один чувствую себя таким разбитым и одиноким?! Ты остановился, сгорбившись еще сильнее. — Конечно, нет… — ты говорил тихо, но я слышал твой голос даже сквозь шум толпы, — Конечно, мне тоже больно, так больно, что я не мог заставить себя убрать эту фальшивую улыбку… — твои плечи снова дрогнули, а голос стал таким жалостливым и слезливым, — Я правда не знаю, как буду жить дальше без тебя, Шин-чан… Это то, что я хотел услышать? Не знаю. Я уже ничего не понимаю. — Такао… — я подступил к тебе и положил руку на плечо, медленно поворачивая тебя. — Я ужасный человек, Шин-чан! Я так отчаянно желал, чтобы ты остался со мной, что даже хотел, чтоб ты отказался от своей мечты, бросил все и никуда не ехал! Это неправильно, но ты мне так дорог, я не хочу тебя отпускать, я боюсь, что ты забудешь меня! Я просто не могу без тебя! Из твоих глаз крупными градинами лились слезы, челюсти сжимались, брови сходились у переносицы, и все дрожало. И ты смотрел на меня такими потерянными глазами, такими печальными и разбитыми. Теперь я точно понимал, что ты чувствуешь все то же, что и я. Наверное, и я сейчас выгляжу так же. И все же – это то, чего я хотел? Знать, что мои чувства взаимны? — Такао, я принял решение! Я ни за что не откажусь от своей мечты стать баскетболистом! — схватив тебя за плечи, я говорил эти слова, — Но также я решил, что хочу быть с тобой! Я ни в коем случае не хочу терять тебя! Ты стал плакать еще сильнее и пытался прикрыть лицо руками, но я не давал тебе это сделать, желая выжечь твое выражение лица в своем сознании. — Зачем ты говоришь мне это сейчас, Шин-чан? Я не понимаю… — Я хочу спросить… — Моя ладонь скользнула по твоей мокрой щеке, растирая слезы. — Ты меня все еще любишь? Твои губы задрожали, и ты выдавил из себя: — …всегда, — и накрыл мои ладонь своей, прижимая сильнее, — Я всегда любил только тебя. Весь мой мир крутится вокруг тебя. — Я такой глупец. Я только сейчас осознал все свои чувства… А ты ждал так долго… Ты распахнул глаза, не понимая, что я хочу сказать. Или понимая, но не веря этому. — Такао, — губы шевелились сами, — я люблю тебя. — Нет! Не говори этого! — закричал ты, набрасываясь на меня и сжимая в своих объятиях, — Ты вообще понимаешь, что говоришь?! Я же теперь не смогу тебя отпустить! Ты с неистовой силой уцепился за меня, и мне вдруг стало так хорошо. Я, наконец, осознал все. Я, наконец, открыл тебе свои чувства, в которых не хотел признаваться даже себе. Я всегда хотел быть с тобой. Хотел быть твоим другом, любить тебя, слушать твой голос, играть с тобой, побеждать и проигрывать, смеяться и плакать, падать и взлетать, и всегда просто быть рядом с тобой. Я люблю тебя. Как странно и приятно это осознавать. Такао, я люблю тебя. — Я буду писать и звонить тебе каждый день! Прошу, не забывай меня! Я просто не вынесу этого! — плакал ты, словно маленький ребенок. — Не забуду, не переживай, — отвечал я. — Я буду приезжать на каникулах, а на выходных мы сможем разговаривать по видео-связи. — Я не могу! Я все равно так переживаю! — ты уткнулся носом в мою ключицу, всхлипывая, и я ощутил влагу на своей коже. — Я докажу тебе, что серьезен. Я осознал, что сделал, только тогда, когда подхватил пальцами твой подбородок и запечатал долгий поцелуй на губах. Сзади послышались возглас Кисе: «О, Боже, прямо на людях!», потом слова Куроко: «Для «света» и «тени» нормально любить друг друга», потом неразборчивый визг Аомине и замечания ему от Акаши. Кажется, мои действия удивили всех. И тебя тоже. Ты так сильно покраснел и выпучил глаза и продолжил стоять с таким лицом, даже когда я отпустил. — Это доказательство моей любви. Да, сначала мне казалось, что мое тело мне не подчиняется, и все это делаю не я, а кто-то другой. Но именно сейчас, после поцелуя, от которого ты раскраснелся, как юная школьница, я понял: все это я хотел сделать уже долгое время. Просто эти чувства казались мне неправильными, оттого я продолжал подавлять их. Но теперь все не так. Теперь я здраво отдаю себе отчет: я люблю тебя, я хочу быть с тобой, я не потеряю тебя. — И как я должен тебя отпускать после этого всего? — хныкнул ты, утыкаясь в мой торс. — Ты предпочел, что б я ничего не говорил? — Что?! Нет! — ты так искренне вспылил на мою глупую шутку, что даже мне стало от нее смешно, и я не смог сдержать легкую усмешку, — Что смешного? — ты смотрел на меня в непонятках, а я не мог остановить свой хохот. Не знаю, может, это от нервов, но впервые в своей жизни я смеялся так долго и самозабвенно. А ты смотрел на меня, широко открыв глаза, видимо, впервые видя меня в таком состоянии. Я думаю, Поколение Чудес сейчас удивлено не меньше тебя. Потому что я никогда не был таким. Это ты сделал меня таким. Только с тобой я могу вести себя так. Прости, что не делал этого раньше. — Прости, Такао, просто я подумал, что правда люблю тебя, — наклонившись и прижавшись своим лбом к твоему, усмехнулся я. — Я тоже тебя люблю, Шин-чан, — улыбнулся ты, — Отправляйся хоть на другую планету, но теперь я ни за что от тебя не отстану. Не пожалей об этом! — Не пожалею. — Стань лучшим баскетболистом в мире! Иначе я тебя не прощу! — Об этом можешь не беспокоиться. Стану. — Я не буду говорить «прощай». Я скажу: до свидания, мой свет, мой товарищ, мой друг, моя любовь, моя судьба. До свидания, мой Мидорима Шинтаро. — До свидания, мой Такао Казунари. Ты обнимаешь меня в последний раз. И вот между нами несколько сантиметров. Пол метра. Метр. Два. А скоро между нами будет больше десяти тысяч километров. Но это теперь неважно. Я чувствую, что теперь мы связаны на всю жизнь. И ты прав, даже на другой планете я никогда не забуду тебя, а ты – меня. Потому что теперь нас связывает самая прочная сила в мире. Я не знаю, как она называется, но точно уверен: эта сила прочнее дружбы и любви. Я просто твой, а ты – мой. До свидания, моя тень, мой товарищ, мой друг, моя любовь, моя судьба. До свидания, мой Такао Казунари.