Чужестранка

2019

Ха Чжин бьётся в немой истерике. Нет, этого точно не может быть. Только не это. Это так… так… неправильно? Да. Так и есть. Это совсем не то что должно происходить. Не эти люди, что враждебно смотрят, должны окружать. Не эти слова грязная-поганая-мерзкая должно сопровождать. Совсем не это. Что-то иное, наполненное прежней аурой, а это… — Ты слабая. Люди вроде… быстро сдаются, — говорит один из надзирателей. Один из тех, кому бы женщина с большим удовольствием проломила череп. Но сейчас, вопреки желанию, она сидит, не имея даже возможности спокойно сесть. Руки, затянутые толстой верёвкой, болят. Наверняка, на запястьях останутся следы. Боже, ей такое, ещё и на чересчур бледной коже, точно не пойдёт. Впрочем, о чём она думает?! — Сама виновата, — продолжает Джин, видя, как та морщится, двигая руками, словно в попытке чуть ослабить неприятные ощущения. — Трижды сбежать пыталась. Скажи спасибо, что ноги не… — «Спасибо»? — на лице слабая усмешка. Темноволосая давит внутри нервный смех. Она не сошла с ума. пока что. Но, кажется, уже где-то на грани. Потому что так больно ей, кажется, уже давно не было. А Ха Чжин, чёрт возьми, за свою жизнь испытала достаточно. — Да вы все тут издеваетесь, — второй надзиратель, менее разговорчивый (честно говоря, она и имени-то его не запомнила), как-то криво улыбается. И улыбка та больше на оскал походит. Нет, совершенно точно, она чёртова Алиса, которая застряла в грёбаной стране чудес. Только тут свет не разглядеть. Тут проще лучше умереть. — Что же ты, госпожа Го, такая строптивая? Такая упрямая, м? Всего-то и нужно от тебя, что сдать любовника. Что, так дорог? М-м-м.? Вы же с ними расстались. Точнее, он тебя бросил. Ой, извини. Наверное, для тебя это больная тема. Тварь. Короткое слово, что сразу же, стоит Джуну закончить, проносится в голове. Конечно, он прекрасно знает, куда давит. Где будет больнее всего. Но он все не подозревает даже, как сильно далеки от истины. Вун Холь её бросил, это так. Однако сделал это ради спасения жизни Ха Чжин. Звучит бредово, но это так. — если ты пострадаешь, этот мир перестанет для меня существовать. ты смысл того, ради чего я жил. без тебя не останется ничего. — я хочу быть рядом с тобой… всегда… — так и будет, но сейчас, — голос непривычно тихий. это решение далось Холю тяжело. Ха Чжин это прекрасно понимает, видит и чувствует. — когда всё закончится, мы сыграем свадьбу. я куплю тебе белое платье. мы будем танцевать всю ночь. мы будем вместе… всегда. — правда-правда? — сквозь слёзы отчаяния. — обещаю тебе. С того их разговора прошло два месяца Го не солгала, сказав, что всё это время они не встречались. Холь правда слишком любит её, чтобы подвергать опасности. Жаль только, что даже после всего, Ха Чжин умудрилась попасться в ловушку. Будучи взрослой, умудрённой опытом, пошла на поводу у эмоций, наплевав на доводы разума. О чём думала, пытаясь сыграть в «я сильная и независимая»? М-м? Хотела решить проблему любимого, помочь, отгородить его от любой опасности. Теперь вот здесь, заперта в каком-то доме, с людьми, которые легко могут стать карателями, хоть сейчас и не делают попыток лишний раз сделать больно. пока. — Где твой любовник? Просто ответь. Или, например, где он хранил документы? Наш босс всё равно достанёт всё и всех, но ты, если будешь умничкой, уйдёшь отсюда живой. Ещё и на своих двоих. Ты даже получишь деньги. Станешь свободной. Во всех смыслах, — мужчина не оставляет попыток «завлечь» гостью пленницу обещаниями о новой жизни, полной удовольствия и роскоши. Только одного не учёл, Ха Чжин Вун Холя не предаст. Умрёт с его именем на устах, душу дьяволу продаст, но его, любимого всем сердцем, такого родного, ни за что не бросит. Жизнь без него ничто. — Что скажешь? — Ваш босс, — она презрительно фыркает, представляя лицо человека, о котором идёт речь, — слабак. Уже столько времени прошло, а он так и не продвинулся. Ничего не может. Слаба-а-ак… — нет, ей так говорить не стоит. Лучше замолчать, не провоцировать лишний раз. Джун пухлые губы кривит, светло-карие глаза вспыхивают недобрым огоньком. Он бы собеседницу раздавил, из груди её сердце вырвал. Но нельзя. не сейчас. — Ты.! — Джун почти рычит. Молодой ещё совсем, гнев сдерживать пока не научился. Кулаки гневно сжимает, но второй его останавливает, по плечу хлопает. — О Волке так говорят либо слишком смелые, либо очень глупые. А ты, как я понимаю, объединила в себе оба эти качества, — «молчаливый» надзиратель, наконец, говорит. Он выглядит старше Джуна. Чуть выше, слегка шире в плечах. И, определённо, умнее. Наверное, в жизни повидал куда больше. — Я бы тебя даже уважал за смелость, но… толк в ней, когда ты умрёшь? Вот так, без всяких почестей? Тебя просто убьют, а тело выбросят голодным псам. Их у босса много. И всех на волков похожи, — мужчина клацнул зубами. Не пытаясь запугать, нет. Констатируя. Показывая. Предупреждая? — Я готова умереть, — нет, чёрта с два готова. Ей и сорока нет. Этого… этого мало. Этого всегда будет мало. Они с Холем так много пережили, через столько прошли. Даже свадьбу не сыграли, всё достойное будущее себе готовили. Чтобы деньги, дом. Чтобы у детей всё было, а не как родители, сквозь боль и слёзы. — Смерть — это избавление от мук, — твердит холодно. У молчаливого огромный шрам под левым глазом. Раньше она этого как-то не замечала, но теперь, когда он приблизился почти вплотную, оторвать взгляд невозможно. Ха Чжин всё смотрит и смотрит. Сама не понимает, что же в этом такого. Что-то гипнотическое в глазах напротив. Горечь, боль, вместе с тем — уверенность. Такие люди знают цену жизни, они же без сожалений губят людей. В груди становится невыносимо тяжело. мерзко. И если у вечности такие же глаза, то смерть действительно избавление. — А я лишён милосердия. И когда всё пошло под откос? Когда она решила помочь одинокому старику, который на деле лишь пытался заманить её в ловушку? И заманил-таки. Ведь сейчас Ха Чжин была заперта в доме, не имея возможности выбраться. Лишь моля Богов о милости. пусть и в её жизни останется место чему-то светлому.

***

Сталь легко входит в плоть. Отчаянный крик застревает в горле. То, что чувствует Ха Чжин в тот момент, трудно описать. Слишком сложный коктейль. ненавистьстрахпрезрениегоречьзлость — Вун-н… Х-хол-л-ль… — тихо. Совсем тихо. Вокруг. Внутри. Повсюду. Мужчина, чуть повернув голову, сквозь стон боли, кроваво улыбается. На нём, кажется, и места живого не осталось. В воздухе пропахло кровью. — Холь… — Не плачь, любимая, — говорит из последних сил, заметив, как в уголке глаз её слёзы скопились, так и норовят хлынуть. — Не плачь… Она и не плачет. Не может. Ничего вообще не может. Только руки к лицу любимого протянуть, пальцами волос коснуться. И выплюнуть, посмотрев на виновника произошедшего: — Я убью тебя! Клянусь! Убью.! — «молчаливый» тихо смеётся. Тот, кого она считала пешкой, простым надзирателем, оказался тем самым Волком. — Твоё право. — Ты трус. Всего лишь трус, которому место в аду. — Твоё мнение. — Зачем? Зачем всё это? — спрашивает, словно пытаясь остановить это мгновение, чувствуя, что жизнь покидает тело Холя. И сделать-то ничего не может. — Он, — мужчина кивает в сторону Холя, — совершил непростительное. Я поверил ему, принял, а он… нож в спину, — кривая усмешка. Ха Чжин с трудом удержалась. Ей бы задушить подлеца собственными руками, только рано ещё. Сперва выжить, потом действовать. — Ложь! Если Холь так поступил, значит, ты это заслужил. Ты монстр. Ты… ничтожество. И это ты должен истекать кровью. Ты, а он он. — Думал, ты будешь молить о пощаде. Думал, попросишь за своего возлюбленного. — Ты всё равно ему не поможешь. И Вун не захотел бы такого спасения. — Ты права. Его я спасти не могу, предатели должны умереть, — холодно говорит Волк. — Ты другое дело. взгляд глаза в глаза. — Я не трону тебя, позволю уйти, — в глазах Ха Чжин неверие. — С чего такая щедрость? — Помнишь тот наш первый разговор? — конечно, помнит. Если бы она тогда только знала, что перед ней виновник всех её бед. — Смерть — это избавление. А я лишён милосердия. Я не убью тебя, позволив забыть всё произошедшее. Можешь продолжить жить дальше, можешь наложить на себя руки, можешь попытаться отомстить. Выбор за тобой. И Волк ушёл, оставив собеседницу один на один с собственными демонами. Ха Чжин осталась цела и невредима. Но жизнь ли это? Когда любимый, единственный, за кого была готова отдать всё на свете, умер прямо на её руках. когда последним пристанищем стал грязный подвал. когда не осталось ничего. когда в сердце поселилась ненависть, такая жгучая, что и самой страшно. — Прости… прости за это… но я отомщу. И тот, кто наше будущее погубил, за всё ответит.

***

— Он прыгнул выше головы. — Пожалуйста, ничего не говори, — вышло грубо. Ён Хва, конечно, не виновата. Но Ха Чжин сейчас правда не до этого. После похорон она едва пришла в себя. Женщина держалась храбро, но этого, наверное, недостаточно. Сколько людей пришло? Близких и знакомых… кажется, довольно много. Она знала не всех, однако старалась быть вежливой. Не жена, но возлюбленная. Какая ирония. — Холь обещал, что старость мы встретим вместе. Буду у нас дети. Большой дом. Будем каждое Рождество лепить снеговика. Проживём долгую и счастливую жизнь. Смешно, — Ха Чжин не сдержала нервный смех. Ён Хва грустно посмотрела на невестку. А как помочь ей, даже и не понимала. — Брат тебя очень любил. Ты же знаешь?! — Знаю. От этого ещё больнее. Мы могли быть счастливы. — Холь хотел большего. Для тебя, ваших детей. Он старался дать нам всё самое лучшее. Это ужасно, что всё так закончилось. Но… прошу, не делай глупостей, — девушка взяла «жену» брата за руку, мольба отчетливо читалась во взгляде. — Волк опасный человек. Он легко может убить тебя. — И что? Теперь мне смириться с этим? — Но твой малыш, — Ён Хва положила руку на живот подруги. Тот уже достаточно выделялся. Стоит отдать должное Волку, ребёнка тот не тронул. И всё же Ха Чжин не переставала ненавидеть его. совсем нет. — Мой малыш. — Думай о нём. Не рискуй моим племянником. Пожалуйста, — голос Ён Хвы печальный, надрывный какой-то. Ещё бы, она ведь совсем недавно потеряла брата. — Тебе тяжело. Я это понимаю. Но не забывай, что теперь на тебе лежит ещё больше ответственности. Холь бы хотел, чтобы ты подарила жизнь этому ребёнку.

***

Ха Чжин правда остановилась. Время вокруг будто замерло. Она застряла в воспоминаниях. Забыть о потере трудно. Но женщина, превозмогая внутренний конфликт, правда старалась. Не для себя, но для ребёнка. И вот оно — долгожданное время, когда всё вот-вот произойдёт. — Тише-тише, — Го обращалась к сыну, что терпеливо ждал возможности появления на этот свет. — Скоро… скоро мы встретимся. Обещаю, я дам тебе всё. А потом… а потом придёт час мести. Нет, Ха Чжин ничего не забыла. Не смогла бы. Она… — Госпожа… — договорить мужчина не успел. Всё произошло слишком быстро. Настолько быстро, что женщина и понять ничего толком не сумела. Последнее, что запомнилось, странный визг, неестественный звук удара. Крики. Такие далёкие. А перед глазами чей-то размытый силуэт… Волк? И лишь утром следующего дня по Сеулу пронесётся новость — Го Ха Чжин, известная телеведущая, попала в автомобильную аварию.

***

Ха Чжин перевернулась на другой бок. Почему-то телу было непривычно. Что? И шея. Что происходит? Открыла глаза. Огляделась. Обстановка такая… ч-что? Где она? Быстро вскочила с кровати. Что, чёрт возьми, происходит? Почему всё вокруг такое странное? — Твою ж.! — схватилась за голову, пытаясь вспомнить хоть что-то. Так, это как-то совсем уж. Водитель. Такси. Ав-авар-р-рия? Да?! Так всё, кажется, и было. Значит ли это, что она умерла? Боги, она толком ничего и не помнит. Собственно, даже авария выглядит какой-то размытой. — Госпожа, — раздался голос за спиной. Ха Чжин обернулась. Перед ней стояла какая-то незнакомая женщина. Или… всё-таки знакомая? — Госпожа Мо? Вы что здесь делаете? И где это мы? — женщина странно уставилась на неё, словно та вела себя непривычно. Ещё бы. Не каждый день попадаешь в аварию, а потом, думая, что вот он, конец, просыпаешься чёрт знает где. — Нас сюда что, ночью привезли? — на улице, судя по яркому свету сквозь тонкие покрытия, лишь отдалённо напоминавшие окна, пробирались яркие лучи солнца. — Так вы здесь оказались… госпожа Мо? — П-принц-цесса? — вот теперь глаза Го округлились в край. Принцесса? Это шутка такая, да? — Ваше Высочество, — женщина бросилась в ноги Ха Чжин. Та даже сообразить толком не успела. — Боги услышали молитвы ваших рабов. Принцесса.! — та кричала так, что даже уши заложило. — Да что здесь происходит? А? Быстро поднимайтесь. Зачем так стыдить меня? — но Мо не смела встать, лишь голову подняла. Во взгляде печаль смешалась с радостью. — Мстите, да? — предположила Ха Чжин. — Я вас в приюте больше всех любила, но всё равно редко слушалась. Вы этого не забыли?! Так и не смогли. Злитесь ещё! — Госпожа, — в этот самый момент женщина опустилась ещё ниже, головой поникла. — Простите меня, госпожа. Я так виновата. Принцесса.! — Да что ж это.! — простонала Ха Чжин, чувствуя приступ отчаяния. — Так, быстро… вставайте немедленно! — скомандовала она, взяв себя в руки. Нужно сперва успокоить госпожу Мо, а потом, если она окончательно не свихнулась, думать дальше. — Прошу вас. Госпожа Мо.! Хотите разозлить меня? — кажется, эти слова подействовали волшебным образом. Женщина, шмыгнув покрасневшим носом (плакала?), поднялась на ноги. Теперь Ха Чжин сумела разглядеть её полностью. Если прежде в глаза бросились лишь знакомые черты лица, то теперь, при более детальном осмотре, странная одежда. — Где-то я уже видела подобное. Где же? — задумалась. Почесала затылок, словно это правда могло помочь вспомнить. Как в фильме прямо. Ах, точно! — Исторические дорамы. Да, точно там! Это… — вновь непонимание. Какая же это была дорама? Дорамы? Она же плохо ориентируется. Обычно их смотрела Ён Хва, а Ха Чжин так, за компанию. Ну, и мороженое покушать. Интереснее, наверное?! — Госпожа Мо, а откуда у вас этот костюмчик? — Го многозначительно подмигнула. — Скажите, пожалуйста. Подарю Ён Хве. А то ей очень нравится всё такое… историческое. Уверена, она оценит. — П-принцесса, — женщина приложила руку ко лбу собеседницы. Ха Чжин вздрогнула. — Жара нет. Но рисковать не стоит. Ложитесь под одеяло, — Мо уложила девушку в кровать, а сама ушла. Го бы воспротивиться, ногой упрямо топнуть, только воспоминания детства нахлынули с такой силой. Жизнь в приюте была тяжёлой. Пожалуй, госпожа Мо была единственной, кому из взрослых маленькая Ха Чжин могла довериться. И даже сейчас, когда ей почти тридцать с хвостиком, ничего не поменялось. Мо светлый маяк, который пришёл к ней, Го уверена, во сне. Потому что девушка, наверное, уже и не дышит. Там, в суровой реальности. мысль сбежать блекнет слишком быстро.

***

Следующее пробуждение приходится уже на то время, когда на улице ночь. По крайней мере, Го может судить об этом по темноте вокруг. Жарко. Ужасно жарко. Девушка сдвигает одеяло, которым её накрыли почти что с головой. Она и в детстве ненавидела укрываться, а уж теперь… — Тише, если кто услышит… — доносится близко. И всё же недостаточно. Девушка может расслышать лишь обрывки фраз, тогда как ей, любопытной от природы, этого недостаточно. — Но это важно! — Ха Чжин аккуратно встаёт, приближается к дверям, стараясь не привлекать внимания. — Важно. И не спорю. И всё же… — прислушивается. — Мы молчали. Мы очень долго молчали. И терпели. Что же теперь? Принцессу едва не сожгли заживо, помнишь? Такая кроха, а они с ней… — голос человека по ту сторону, Го была почти уверена, принадлежал госпоже Мо. А вот её собеседник, скорее всего, мужчина. Точно мужчина. Только разглядеть его она бы всё равно не смогла. — Теперь это… мало им бед, которые обрушились на голову бедной нашей принцессы. Она же просто девочка. Невинная девочка. Сломать её ничего не стоит. Они и сломали. Такое сегодня сделала. — Слышал, — недовольно проговорил мужчина, — она разговаривает слишком громко. Это непозволительно. Если кто узнает… — Но ей, должно быть, так одиноко. Наша принцесса так страдает. С самого детства ей выпало столько препятствий. И всё не оставят её в покое, — Мо горестно вздохнула. — Я бы жизнь отдала, лишь бы моя госпожа была счастлива. — Умереть мы все успеем, Гён Хи. А ты попробуй выжить ради неё. От мертвеца толку мало. И скажи принцессе, что молчать должна. Кто прознает, сразу доложит госпоже Ван. Нам тогда головы не сносить. И принцессу уже никто не спасёт. Больше Ха Чжин расслышать, хоть и пыталась, не сумела. Происходящее уже мало походило на сон. А если так, то на весьма необычный. Конечно, она, может, повредила голову. И всё же… что за чертовщина? «принцессу уже никто не спасёт…» — это к чему? И почему госпожа Мо обращалась к ней «госпожа», «принцесса» и «ваше высочество»? Что, чёрт возьми, происходит? И почему сердце Ха Чжин заходится в таком ритме, что, кажется, вот-вот выпрыгнет из груди? Кто принцесса? Она принцесса? Ей грозит опасность? Голоса за дверью стихли. Ха Чжин вернулась на прежнее место. Ей бы стоило сбежать отсюда, но тело не слушалось. Мозг кричал беги, но темноволосая и шаг не могла сделать. Точно не из этой комнаты. Должна же быть причина. Но… что, собственно, произошло накануне? Авария. Это точно была авария. Что же до того самого момента? Пожалуй, даже попытайся она сейчас хоть что-то сделать, не сумела бы. Воспоминания слишком странные, всё смешалось. Вот тебе белый лист. На, вылей на него краску. А какую именно? Это уж сам реши. Толку только… ноль без палочки. Какое воспоминание шло за каким? Да, она помнила многое. Но всё отрывочно, странными кусками, которые теперь, даже при большом желании, не могла соединить в одно. Картина была разделена на маленькие кусочки. И кто знает, когда Ха Чжин вспомнит? — Чёрт, чёрт, чёрт! — голова разболелась, стоило ей попытаться восстановить хронологию событий. Нет, до определённого момента всё действительно шло гладко. Го хорошо помнила своё детство, пору юности, даже учёбу в университете. Свадьба Ён Хвы, повышение на работе, смена начальника, похороны госпожи Пак, беременность Су Ёль. А ещё… ещё столько всего, однако… до аварии точно было что-то ещё. Она не могла сказать наверняка, но ощущала это. Отрывки. — Да что ж это такое…! — «принцесса» старалась унять боль, то приляжет, то привстанет, то ладони по обе стороны прижмёт. Толку мало. Думать в такой ситуации оказалось пыткой. Ха Чжин боль ненавидела. Нет, сейчас это точно ни к чему не приведёт. Она постарается уснуть. А завтра, если всё не окажется сном, лишённым всякого смысла, Ха Чжин что-нибудь придумает. Потом. Когда мысль биться об стену перестанет быть столь заманчивой. Потому что иначе, видит Бог, так она и поступит.

к чёрту…