Слабость

      После очередного не особо кому-то нужного доклада о состоянии подконтрольных ему войск Ройенталь удалялся разочарованным. Нет, совершенно не потому, что его никто не похвалил за выполнение его же обыденных обязанностей. Стоило, однако, признать, Оскар вполне имел право назначить кого-то для составления отчётов, а сам – просто их утверждать и даже не возить самостоятельно к руководству. Но за все годы проведённые во флоте, он уже давно наловчился управляться с бумажками не хуже, чем с расстановкой единиц космической или наземной боевой техники. К тому же, он всегда предпочитал быть в непосредственной гуще своей работы.       – Адмирал Ройенталь, – окликнули его почти неслышно за порогом кабинета.       Что понадобилось Оберштайну? Сегодня он больше обычного раздражал. Пока бросал свои унылые взгляды чаще, чем главнокомандующий, сильнее занятый чтением документов, а не докладом.       – Начну без высокопарных любезностей.       – Извольте, – согласился Оскар.       Оберштайн шагнул намного ближе, чем требовалось для того, чтобы расслышали даже его блёклую речь:       – С какой целью вы следите за его превосходительством?       – Простите, что? – Оскар изобразил удивление. – С чего вы вообще взяли, якобы я занимаюсь подобными вещами?       – Свои источники информации. Так зачем?       – У вас есть доказательства? Хотя в их законности я бы засомневался. Посему попрошу вас держать свои домыслы при себе. – Оскар буквально выплюнул последние слова.       – Меня сейчас интересует не буква закона…       – А если, – перебив, понизил Оскар голос почти до шёпота, – я поспособствую тому, чтобы была инициирована внеплановая проверка на предмет поиска прослушивающих и иных шпионских устройств? Как вы считаете, кто из нас быстрее лишится должности? Адмирал, не имеющий доступа ко всем помещениям, или начальник штаба?       Оберштайн с несвойственной ему горделивостью вскинул голову и на шаг отступил:       – Надеюсь, что доступно предупредил вас. Отриньте свои ребяческие попытки.       – Всего доброго, – попрощался Оскар язвительно и натянул свою самую милую улыбку.       Дверь у выхода он распахнул с таким грохотом, будто выбил.       Зубы звучно заскрежетали.       Оберштайн – пронырливый змеёныш! И злило вовсе не то, что Оскара поймали за слежкой. Как его мог отчитывать Оберштайн? Тот, кто знал абсолютно всё и обо всех, хотя не должен. Как минимум, в таких объёмах.       Если задуматься. Да, главнокомандующий флотом и он же премьер-министр герцог Лоэнграмм самолично регулировал судебную систему: вносил реформы, правки или уточнения к уже существующим документам. Например, ранее не было прописано, что доказательства, выявленные обманным путём, достоверными не считаются, а особенно – если таковые предъявлял представитель бывшей высшей аристократии. Но даже с учётом всех изменений в законодательстве наверняка его превосходительство прекрасно осознавал ценность грязной работы по сбору компромата, которую с таким рвением всегда выполнял Оберштайн. Поэтому ему мало что грозило. А вот Оскар мог попасть в крайне невыгодное положение.       С другой стороны, в самом худшем случае он радел за вероятность того, что Райнхард поймёт его мотивы и то, что толкнуло на такие недостойные действия. Ведь однажды они были близки. Настолько, что лет сто назад подверглись бы всеобщему порицанию и публичной казни вместе с близкими родственниками. Но их отношения перевернуло с ног на голову одно событие – трагическая смерть Зигфрида Кирхайса. Буквально за полтора месяца поведение ныне главнокомандующего разительно переменилось. Он отлучил от себя Оскара, непонимающего, чем заслужил такую ненависть.       Первое время Ройенталь с присущей настойчивостью старался добиваться внимания, даже просил каких-то объяснений, но герцог ясно дал понять, что нуждался в Оскаре только в роли подчинённого. А Оскар всё никак не сдавался. Он расценивал Райнхарда совершенно не как очередное достижение в делах сердечных. Неожиданно для себя он стал переживать. Потому что сам и представлять не хотел, что бы с ним случилось в случае гибели лучшего друга – Миттермайера.       Оскар, ничуть не гнушаясь, переступил через себя, отчасти уподобился пресловутому Оберштайну и на самом деле организовал слежку. Основным звеном в ней значился один из офицеров, бывших в его подчинении, которого после тяжёлого ранения на фронте определили в канцелярию премьер-министра. Там он быстро поднялся до руководящей должности и был вхож в кабинет Лоэнграмма. Куда тот выезжал, с кем виделся, в каком расположении духа пребывал – хотелось знать. И всё. Сам Оскар не имел возможности ежедневно появляться в министерстве, просто незачем, а так хоть оставался осведомлённым и небезучастным.       Вечером совершенно испортилось настроение, и у Оскара пропал аппетит. Хоть он и устал за день, очень долго ворочался без сна в кровати.       А если, вернее, когда Оберштайн проболтается, Оскара отошлют ещё дальше от Райнхарда? Тогда Оскар с радостью припугнул бы Оберштайна напоследок исключительно для чистоты эксперимента над деревянными людьми. Или лучше пару раз почесать кулак о его длинный нос. Оскар не смирится просто так.       Ему нужно было намного больше, нежели довольствоваться меркнущими с каждым днём воспоминаниям. О смущённой улыбке, о золотых волосах между пальцами, о мягких приоткрытых губах, о жаре внутри Райнхарда.       Райнхард… Оскар даже в юности не желал никого столь мучительно страстно, не задумывался всерьёз заботиться о ком-то.       Сам всемогущий Один не помешает ему приблизиться вновь.       Пришедшая под утро идея казалась Оскару нелепой, но единственной более или менее оправданной для визита к его превосходительству в выходной день. В не самый обычный выходной.       Пришлось исколесить чуть ли не всю столицу. Но к тому времени, как Оскар нашёл, что было нужно, очень кстати поступило сообщение: Оберштайн убрался из министерства. Оскар вполне мог застать его превосходительство один на один.       К счастью, министерство вообще можно было считать пустым за исключением караульных и секретаря в приёмной. Добравшись до рабочего кабинета, Оскар по случайности ворвался без стука и тут же поклонился ниже положенного:       – Прошу простить, ваше превосходительство.       – У вас-то что, Ройенталь? – слишком спокойно после такой неучтивости спросил он.       – Если позволите, я хотел бы кое-что вам преподнести. – Оскар заложил руки за спиной.       Уже привычный тяжёлый взор не вызвал обычного разочарования.       – По какому случаю? – Он снова погрузился в чтение документа.       – Хочу напомнить, у вас сегодня день рождения.       Оскар сдвинул со стола бумаги и поставил свой подарок. Благо, он стоил не настолько дорого, чтобы счесть его за взятку.       Его превосходительство смял край официального бланка, содержимое которого изучал.       – Что это?       – Вино. Помню, вам такое нравилось.       Он кончиком пальца подцепил высокий картонный пакет, накренил к себе и заглянул внутрь, быстро моргнув два раза.       – Я решил хотя бы символически вас поздравить.       – Спасибо. – Уголки губ слегка опустились.       Ройенталь снова поклонился и уже уходил.       – Как вы отнесётесь к предложению отужинать со мной? – поинтересовался главнокомандующий, всё так же не глядя в сторону Оскара.       – Почту за честь. И могу подвезти, если вы не собираетесь здесь долго задерживаться.       – Что ж, подождите меня на парковке, – пожал он плечами.       Оскар лучше пригнал бы машину прямо ко входу, но так показательно увозить с собой главнокомандующего всё же не стоило. Адмиралу не пристало переквалифицироваться в извозчика – раз; а во-вторых, такое едва ли допускали негласные порядки. Исключение разве что составляла поездка на одно и то же совещание, но никак не дорога до резиденции вышестоящего руководства.       Безупречная осанка и грациозность его превосходительства были созданы исключительно для того, чтобы восхищать. Оскар не сразу заметил свой подарок, но только частично из-за того, что вокруг него вился кипенно-белый плащ. Оскар открыл перед его превосходительством дверцу машины, дождался, пока тот усядется, и поспешил за руль.       Всё тот же четырёхместный иссиня-чёрный кабриолет шёл довольно плавно. По большей части благодаря сноровке – автомобиль старше самого Ройенталя, оттого не столь удобен в вождении. Тем не менее, Оскар всегда содержал его в идеальном состоянии из стремления лет через двадцать щеголять уже классикой. Кто-то в тридцать с небольшим тратил деньги на семью, а Оскару больше по душе кабриолет.       Герцог Лоэнграмм опустил веки и приподнял голову как греющийся на солнышке лев. Но уставился в окно и помрачнел, перехватив взгляд Ройенталя в зеркале дальнего вида, которое было настроено отнюдь не на дорогу.       Осенило! Райнхард вовсе не ненавидел Оскара, а прятал все свои эмоции. Он часто вёл себя похожим образом, если что-то было не по нему и вне его власти. Так долго Оскар смотрел на него, но слепо не видел. Почему это раньше не пришло в голову? Оскара чересчур эгоистично занимал он сам и его собственные чувства. Как же глупо. Очень заботливо. Близорукий самовлюблённый идиот.       Оскар едва не проехал мимо особняка его превосходительства, но успел затормозить у самого края дальней дорожки. Главнокомандующий молча выбрался из машины и скоро скрылся.       Ждать вечера дома вообще не прельщало, и Оскар решил ещё покататься, фактически окрылённый надеждой, что ещё не всё упустил.       Ройенталь объездил все военные и административные учреждения в столице, какие вспомнил. Побывал в двух пригородах, по трассам до которых было проще разгоняться, не заботясь о трафике. Вернулся в город аккурат к закату и решил оставить машину на частной стоянке.       Невысокая живая изгородь, мощёная серым кирпичом дорожка, пахнущий от стрижки газон. Оскар кивнул дворецкому и осведомился:       – Не скажете, кто-то ещё приглашён сегодня помимо меня?       – Не могу знать, адмирал. Прошу. – Он пригласил жестом. – Отто, проводи его превосходительство к герцогу.       Следуя за щуплым ординарцем, Оскар отметил достоинства интерьера: богато и со вкусом, но без помпезности. Вряд ли, конечно, главнокомандующий сам выбирал цвет обоев и мебель. Слишком он далёк от таких поверхностных материй при его военном и управленческом гении.       Отто остановился на втором этаже, отворил резную дверь и пропустил вперёд себя.       – Приветствую, Ройенталь, – раздался чистый голос главнокомандующего.       – И вам доброго вечера, ваше превосходительство, – поклонился Оскар и занял своё место за небольшим круглым столом, сервированным на двоих.       Отто разлил вино и удалился.       – Увы, от вашего подарка сегодня ничего не останется.       – Мне достаточно того, что вы приняли его.       Чуть погодя Оскар произнёс первый тост:       – Вы – звезда, которая восходит раз в несколько столетий. За ваше рождение!       Оскар порядком проголодался, поэтому ничего не оставил от горячего после того, как его подали. Его превосходительство же практически не притронулся к блюду: он чаще отпивал из своего бокала и следил за Ройенталем. Держался отстранённо. Но заметно оживился от бесед о политике – уж это ему всегда импонировало. Интонация приобрела ноты мальчишеского задора, а лицо чаще озаряла улыбка. Оскар словно впервые увидел его таким: настоящим, молодым и амбициозным. А в действительности просто отвык.       Разговор перешёл в военное русло:       – Кстати, у меня не было случая откровенно высказаться касательно плана атаки на Изерлон.       – Тоже пожурите мою авантюру, Ройенталь? – выжидающе приподнял бровь главнокомандующий.       – Как раз-таки напротив, – возразил Оскар. – Отправить Гайерсбург против другой крепости невероятно ново и смело. Буду честен: вашу смелость до сих пор недооценивают. Но я категорически разделяю ваше решение.       – Почему-то я не удивлён. – Его превосходительство обворожительно улыбнулся. – Но не льстите ли вы мне?       – Как я могу? – Ройенталь сделал глоток вина. – Я бы лучше польстил тем перестраховщикам, что не согласны с вами, а воспрепятствовать не решатся. За ними забавно наблюдать.       – Вы жестокий человек, – звонко рассмеялся он. – А если экспедиция провалится?       – Тогда вы спишете всю вину на Кемпа и Мюллера, а в случае успеха только укрепите свой авторитет в кругах общественности, – рассуждал Оскар. – Вы наверняка знаете это и без меня.       – Разумеется, – подтвердил он.       После десерта на столе остались бокалы и бутылка. Его превосходительство умолк как-то огорчённо и… подавленно? Точно как опечаленное божество: прекрасное и недосягаемое.       Оскар постарался не разглядывать его так невежливо, и внимание привлёк букет орхидей в пузатой вазе на полке под большим зеркалом.       – Догадаешься, – внезапно перешёл он на ты, – кто прислал цветы?       Оскар не подозревал и не успел ответить. Льдисто-голубые глаза наполнились тоской, дёрнулся желвак, изящная рука прикрыла лицо.       – Забудь, – безучастно сказал он.       Снова! Опять он скрывал и давил в себе эмоции. Пробежавший по затылку холодок вздёрнул Оскара на ноги.       Сделай шаг, только руку протяни, позаботься.       Но Райнхард сам встал со стула, приблизился вплотную и насквозь прожёг проницательным взглядом:       – Что же ты так хочешь спросить?       – Почему ты не подпускал меня к себе?       Райнхард уткнулся лбом в плечо, а Оскар рефлекторно заключил его в объятия.       – Не убегай от ответа. Почему? Я бы помог, поддержал тебя…       – Замолчи, – приказал Райнхард у самых губ.       Поцелуй. Медленный и притягательный. Райнхард с коротким стоном открыл рот и позволил ласкать его язык с привкусом мороженого и сладкого вина. Оскар потянул Райнхарда за собой к софе напротив зеркала, приподнял и усадил на себя, откинувшись на спинку. Как же отчаянно Райнхард жался к нему, льнул к шее и подобно незрячему, который хотел узнать черты, проводил подушечками пальцев по лицу. Оскар облизывал синеющие под тонкой кожей вены.       – Оскар, – протянул он и толкнулся бёдрами навстречу.       Его отвердевший пах пульсировал. Оскару уже и самому стало больно от возбуждённого пениса, ограниченного штанами. Отражение напротив извращённо сводило с ума. На секунду показалось, что хищный взгляд Ройенталя принадлежал кому-то другому, но никак не ему.       – Да, Райнхард?       От звука имён из уст друг друга Оскар окончательно сорвался: бесцеремонно расстегнул крючки кителя и пуговицы рубашки Райнарда и запустил ладони к мягкой коже. Одного точного поглаживания хватило, чтобы он вытянулся как струна и застонал. В восторге от реакции Оскар не заметил, как Райнхард тоже расстегнул верх обмундирования и освободил его от ремня и ширинки. Оскар не остался в долгу. Но пришлось повозиться, чтобы спустить брюки ниже.       Наконец слившись в поцелуе, они смогли обхватить члены друг друга, мастурбировать вверх-вниз, размазывая выделяющуюся смазку. Рваными движениями наперегонки доводить до желанной разрядки. Ройенталь кончил первым. Но, едва не растерявшись, сжал головку члена Райнхарда, чем и удовлетворил его.       Райнхард обмяк на груди Оскара.       – Картина кисти неизвестного художника: дорвались, – усмехнулся Оскар, тяжело дыша и поглаживая Райнхарда между лопаток через плащ и прочую одежду.       Пьянящее марево всё ещё затуманивало черепную коробку, а на сетчатке отпечатывалось изображение Райнхарда верхом на Оскаре.       – Такого я точно не планировал, – шёпот Райнхарда щекотал у виска.       Он слез с Оскара и отошёл в сторону, а вернулся в штанах и вручил салфетку. Оскар лениво оттёрся от спермы, шевелиться сил не было. Райнхард присел рядом, закинув ногу на ногу.       – Прикрыться не хочешь? – мурлыкнул он и пожал опадающий член.       – Честно, нет. Как будто ты чего-то не видел. – Оскар размял затёкшую шею. – Я бы хотел кое-чего другого.       Он отодвинул мешающую ткань с ключицы Райнхарда, припал к ней губами, вдыхая ни с чем несравнимый запах его кожи с горьковатым оттенком спермы. Намеренно задел сосок, немного поигрался. Когда он вёл языком к ямке за ухом, Райнхард запротестовал:       – Только не снова, то есть, не здесь. Неудобно.       – А не запирать дверь удобно?       Райнхард цыкнул.       – Могу предложить стол, если предпочтёшь пожёстче, – посмеялся Оскар с хрипотцой. – Либо выбирай сам место передислокации.       Он выпутался из объятий, накинул плащ на одно плечо и тихонько выглянул в коридор.       – Никого нет, – довольно объявил он с румянцем на щеках. – Быстрее!       Стояла непроницаемая тишина, будто дом опустел. Ковролин поглощал стук шагов. Послушно следуя за Райнхардом, Оскар давился беззвучным смехом. Только представить – премьер-министр и его адмирал как подростки крались в спальню, не дай Один, кто увидит. Абсурд!       В этот раз Оскар сам крутанул защёлку замка и нагло расхохотался в голос.       – Ничего смешного, – оборвал Райнхард.       Он с укором покачал головой и притянул к себе за ремень.       – Потому что ты впервые в такой ситуации. – Оскар приподнял подбородок Райнхарда и как-то по-кошачьи ткнулся носом в надутые губы.       Обувь осталась у порога, а одежда полетела куда попало: мундиры – на кресло, штаны – на пол, нижнее бельё – куда-то мимо кровати с тяжёлым балдахином.       Ни Оскар, ни Райнхард пока что не восстановились после оргазма, поэтому разнообразные прикосновения не сулили острого возбуждения или распирающего нетерпения. Но переплетение тел будоражило разум.       – Ты мне не ответил, – напомнил Оскар, не отрывая губ от мурашек у высоко посаженного адамова яблока.       – Тебе ли выведывать у меня такие вещи? Скольких ты сам бросил после первой же ночи?       – Никогда не вёл подсчёт. Все они вместе взятые не стоят и взмаха твоих ресниц.       – Я ещё выпытаю у тебя количество, – лукаво пригрозил он.       Райнхард пылко прильнул в поцелуе. Глубоко и властно скользнул языком в рот Оскару, больно оцарапал спину по позвоночнику. Оскар повёлся на провокацию и навис сверху, подминая Райнхарда под себя. Не корчился от укусов и ждал, пока он поставит ещё один засос где-нибудь.       – Мой, только мой, – заклинал Райнхард.       – Всецело.       Райнхард задышал глубоко и часто. Закладывало уши, а возбуждение разгоралось по-новой, но моментально схлынуло от короткого стука в дверь. Райнхард оцепенел на полувдохе и напрягся под Оскаром.       – У вас всё хорошо, ваше превосходительство? – раздался приглушённый ломающийся голос ординарца.       Оскар уже приготовился прятаться под кроватью, но вспомнил о раскиданной по комнате одежде. Даже при лучшем раскладе не вышло бы списать на невинный беспорядок две пары разноразмерных туфель       – Д-да, – отмер Райнхард. – Больше ничего не нужно. Я собираюсь спать.       – Как прикажете.       Испуг Райнхарда неимоверно умилял. Но через полминуты Оскар перекатился на бок, поцеловал Райнхарда в щёку и погладил по голове:       – Ну всё, успокойся.       Золотистые локоны, отросшие до основания шеи, лились жидким шёлком сквозь пальцы.       – Я так не волновался, даже когда попадался рогатым мужьям.       – И такое случалось? – Райнхард неподдельно удивился. – Как же ты сохранил свою репутацию?       – Мало кому хотелось трубить во всеуслышание о разгульном поведении своей благоверной, вызванном собственной импотенцией или скудоумием, – объяснил Оскар пренебрежительно. – И я хорошо умею убеждать.       – Не расслышал. Угрожать? Да ты дьявол во плоти, – кокетливо обвинил Райнхард.       – Хотя мужчины почти что безобидны, а вот разъярённые жёны – дикий ужас. Не иначе как природа заложила в них жажду покушаться на чьи-то глаза.       – Я очень расстроюсь, если что-то случится с твоими глазами. – Он кончиком ногтя пересчитал ресницы, обрамляющие карий глаз.       – Тогда я этого не допущу ради тебя.       И Оскар верил этому факту. С другими любовницами и любовниками он преследовал разве что спортивный интерес и конечный результат, который неминуемо надоедал. Он садистически доводил их до истомы только для того, чтобы ему отдавались со всем рвением и фанатизмом, старались только ради его удовольствия. Если ему было наплевать на других партнёров, то к Райнхарду он испытывал нечто совершенно иное. Пресыщение им упорно не возникало. Хотелось служить исключительно в угоду его желаниям, но это парадоксально приносило несравненно большее блаженство. Насколько же волнительно держать в своих руках этого порочного ангела, непристойно трогать его гибкое тело и распалять вожделение.       Райнхард требовательно направлял Оскара ниже. По старой привычке потянувшись свободной рукой под подушку за смазкой, не прогадал:       – А говорил, не планировал ничего.       – Порадуй меня чем-нибудь кроме разговоров.       Он широко раздвинул ноги и облизал губы.       Оскар повиновался: обильно смазал указательный палец и попробовал его ввести. Практически безуспешно – Райнхард оказался чересчур тугим. Он содрогнулся и зашипел сквозь стиснутые зубы. Из побуждения искупить свою оплошность за причинённую боль Оскар взял в рот его эрегированный член, небольшой, но аккуратный и красивый, как сам Райнхард. Начал минет медленно и невесомо, методично наращивал силу обхвата и одновременно разминал вход.       Райнхард в грубом порыве резко надавил на затылок, вгоняя головку в глотку и воздействуя на корень языка. Обожгли невольно выступившие слёзы, рвотный позыв подкатил к горлу. Оскар отдёрнулся. Одного только Райнхарда он баловал орально, но так и не научился спокойно переносить глубокое проникновение.       – Прости, пожалуйста, – сбивчиво выдохнул Райнхард и щемяще виновато глянул.       – Ты немного освоился, – заметил Оскар и глубже просунул палец, глотая слюну и желчь.       Но Райнхард всё равно ещё долго ёрзал и вредил себе от нетерпения. Оскар по возможности обездвижил его, придавив к постели, однако не препятствовать при этом дыханию было той ещё задачей. В итоге утихомирившись, Райнхард с недовольством расслабился.       – Зачем ты мучаешь меня? Я хочу тебя, Оскар.       – Прояви благоразумие, мой ненасытный, – уговаривал он. – Я не хочу тебя разорвать. Оскар балансировал на грани потери контроля над собой, но чувство ответственности не разрешало действовать безрассудно.       Наконец достаточно подготовив Райнхарда, он отметил невероятную чистоту своих пальцев и снова подтрунил:       – Как же, не планировал.       – Составьте жалобу письменно, адмирал, – простонал Райнхард с придыханием и до синяков стиснул предплечья.       Под подушкой нашёлся и презерватив. Оскар для верности дополнительно додавил смазки и пристроился сверху.       – О-о-ох, Райнхард…       Оскар едва не кончил несмотря на то, что ввёл лишь головку. Чтобы успокоиться и попривыкнуть, он вынимал её и вставлял вновь, а Райнхард плавно гладил по спине и жадно целовал в губы. Его тихие постанывания доводили до безумия.       Потребовалось время, пока Райнхард не смог принять в себя член Оскара во всю длину. Но когда это произошло, Райнхард закричал от наслаждения. Самый великолепный звук ещё долго гулял эхом в голове. Тем не менее, Оскар слегка отстранился и задёрнул шторы балдахина в надежде хотя бы как-то не допустить, чтобы его услышал кто-то ещё.       Темп наращивался постепенно, но по мере того Райнхард переставал контролировать громкость своего голоса. Когда поцелуи уже плохо помогали подавлять это, Оскар просто зажал ему рот ладонью. Оскар порядком запутался, кто кем овладевал: он сам, натягивающий Райнхарда на себя, или Райнхард, извивающийся под ним. Последняя мысль разбила оставшиеся толики рассудка на сотни звенящих осколков.       – Быстрее!       Не раздумывая, Оскар пошёл на поводу и бросился в бешеный ритм. Он больше ничего не опасался и стонал вместе с Райнхардом. Еле сдерживался, мгновенно откликался на каждое движение и требование Райнхарда. Тот заставлял толкаться глубже и мощнее, завораживал остекленелым взглядом широко распахнутых глаз. Оскар взмок.       Громко, жарко, невообразимо приятно.       Райнхард сжал нутро, изливаясь и до боли обхватывая Оскара.       Сотни искр загорелись пред Оскаром. Более не в силах терпеть, он зажмурился и навалился всем весом, поддаваясь бурному оргазму и извергая всю сперму. Будто бы мышцы свело, они словно норовии переломать кости.       Не помня себя и не выходя из Райнхарда, Оскар осыпал поцелуями солоноватую шею, ключицы, грудь и всё, до чего смог дотянуться губами. Райнхард, Райнхард!       – Мне…дышать нечем.       – Прости.       Оскар выскользнул из него и опрокинулся на спину.       Чуть ощутимо длинные пальцы стянули презерватив. Руки и ноги мягко обвили тело.       – Оскар, я так скучал по тебе, – пробормотал Райнхард за ухом.       – А я страдал без тебя, – безвольно признался Оскар.       Вскоре Райнхард поёжился. С трудом приподнявшись над кроватью, Оскар вытащил из-под себя одеяло и укрыл их обоих. Прижал Райнхарда плотнее, чтобы согреть.       В мыслях царила пустота и ширящаяся дрёма.       Почему-то поразила режущая боль в районе груди. Это Райнхард до крови скомкал кожу, вонзаясь ногтями. Он согнулся едва ли не пополам и задрожал. Жалостливо залепетал:       – Нет, нет, не надо… Нет!       – Райнхард, – обеспокоенно позвал Оскар и насильно уложил к себе на плечо.       Райнхард потел и задыхался. Вырывался из крепкого захвата.       – Это всё сестра. Из-за неё мне так плохо теперь. Этот проклятый букет – я терпеть не могу орхидеи! За что она так со мной?! – Оскар замер не в силах прервать поток слов и до конца понять весь смысл. – Зачем она заставляет меня вспоминать о той ошибке? Я не хотел, чтобы он умер, не хотел! Боги… Я не могу так! За что?.. Почему я тогда послушался Оберштайна и приказал изъять у него оружие?       Райнхард всхлипнул и закусил костяшку пальца.       Оскар отнял его запястье и прижал к скуле тонкие пальцы, то ли чтобы согреть, то ли чтобы проявить участие:       – Плохой сон?       – Кошмарный! – пожаловался он и взвыл.       Оскар не стал утирать его слёзы, чтобы не подать виду, что заметил их. Капли стекали к подмышке.       – Поэтому, Оскар, поэтому я разлучился с тобой, – процедил он. – Дабы ты не видел моей слабости!       – Господи, Райнхард! – облегчённо воскликнул Оскар. – Ты кое-что путаешь.       – Замолчи.       – Нет, не сейчас, – возразил Оскар. – По твоей логике я должен был перестать добиваться тебя. Ибо ты – моя слабость.       – Ох, Оскар.       Он накрыл их обоих одеялом с головой, очень долго и нежно целовал Райнхарда, не переступая границы пошлости, пока тот совсем не устал. Соль ещё некоторое время играла на языке.       За всю ночь Оскар больше не сомкнул век, оберегая покой трепетного юноши в своих объятьях.       Уже к рассвету он воспользовался тем, что Райнхард повернулся к нему спиной, и выбрался из кровати. Оскар осознавал, что Райнхард будет очень недоволен, когда не обнаружит его рядом после пробуждения, но напрашиваться ещё и на завтрак было бы крайне бестактно и неправильно.       Он тихо оделся и сложил на подлокотнике кресла одежду Райнхарда. После посещения уборной, где Оскар привёл себя в порядок, он спустился вниз и наткнулся на дворецкого в прихожей.       – Извините за доставленные неудобства.       – Ваше превосходительство! – дворецкий вытянулся по стойке смирно и от неожиданности вцепился в пушистую щётку, которой смахивал пыль с обувницы. – Вы оставались на ночь?       – Да, было слишком поздно вызывать машину, и я обосновался в гостевой спальне. – Оскар даже не знал, где она находится. – Передайте герцогу Лоэнграмму мою благодарность за гостеприимство.       – Конечно, ваше превосходительство, – поклонился дворецкий.       Утренняя прохлада щипала щёки. Но свежесть воздуха отрезвляла и возвращала здравость суждений.       Оскар корил себя за безрассудство и неучтивость. Всё-таки не стоило рьяно окунаться в омут наваждения и желаний. Минувшая ночь вполне могла подмочить репутацию главнокомандующего, если его прислуга вдруг решила бы не держать рты на замке и очернить негласного государя.       Очередной раз в мозг ввинтилась мысль об управлении галактикой. Могла ли она покориться Оскару так же, как пала в ноги Райнхарду? По сути, она нуждалась в более зрелом правителе, а не в импульсивном ожесточившемся мальчишке. Однако именно этот белокурый красивый мальчик являлся виновником нынешних благотворных изменений в Рейхе. Только ему всё население было обязано за улучшение качества жизни, за введение поистине справедливых законов и порядков. Да и как Оскар мог себе позволить пойти против того, кому должен быть благодарен за своё нынешнее положение?       Но вводило в ступор кое-что другое. То, что так выводило из себя в поведении Райнхарда на людях, больше всего нравилось и поощрялось при общении наедине.       Скорее всего, просто не хотелось делиться Райнхардом с кем бы то ни было: с врагами, с подчинёнными, с целой вселенной.