metal strings

— Пошёл нахуй! Крик знакомого голоса в коридоре, громкий удар дверью и Намджун в очередной раз задумывается о том, что надо искать другое общежитие или даже съёмную квартиру. Сейчас он опять придёт, сейчас снова начнёт затирать про то, как все и всё его достало и он вообще устал. Это он опять сейчас поругался с Чимином или Чонгуком или же с ними двумя сразу и, кажется, на этот раз серьёзно. Хотя, у них каждый раз серьёзно, но мирятся они в этот же день в течение часа. Намджун закрывает полу-спящие глаза и накрывает лицо рукой, роняя её с громким хлопком. Ну да, ему только нос для всей картины не хватало разбить. Мычит протяжно в холодную ладонь — в этом звуке так много усталости, злости, агрессии, даже какая-то надежда на спасение есть, но на фоне ненависти ко всему она просто маленькая, до ужаса. И точно, по коридору раздаются громкие уверенные шаги, каблуки стучат об пошарпанный бетонный пол. Совсем у комнаты они замедляются и дверь с режущим уши звуком резко открывается. — Ты представляешь, — с порога. — Ботинки свои сними и надень тапочки, — Намджун даже голову не поднимает. Он уже знает наизусть эти чёрные кожаные ботинки с массивной подошвой, которой убить можно — это Намджун понял, когда Джин случайно наступил ему на ногу. Он уже с закрытыми глазами может показать то, где находятся шнурки, небольшие проржавевшие цепи, заедающий постоянно замок на правом ботинке и не застёгивающийся до конца на левом. Пока Джин мучается с замками на обуви, Намджун поднимается с подушки, готовясь выслушивать то, какие ужасные у него соседи и вообще он хочет жить в этой комнате с ним вдвоём. Протирает глаза и поднимает с прикроватной тумбочки черную банку энергетика. На удивление она оказывается практически пустой, хотя он точно помнил, что оставлял больше половины. В первый раз за эти минуты, которые он провёл не в одиночестве, он поднимает взгляд на него: типичный мальчик из восьмидесятых. На Джине заношенные ботинки, выгоревшая потрёпанная джинсовка, черные джинсы в обтяжку и белая растянутая футболка, которую он по хорошей дружбе спиздил у Намджуна. Вроде бы, вся одежда на нём старая и по отдельности выглядит так, словно он откопал ее по скидке в самом дерьмовом секонд-хенде или вообще на свалке, но вместе — шикарное сочетание, которое на Джине смотрится просто отпадно. В таком, плюсом ко всему с фигурой и лицом Сокджина — только на подиум, но никак не в коридоры старой доброй общаги. — И какого черта ты в этом наряде ходишь по общаге? Или прихорашиваешься для того, чтобы ко мне прийти? — Самооценку снизь, кретин. А куда я ещё буду ходить, Намджун? Максимум, где я гуляю — это балкон, туалет, твоя комната, столовая, — Джин явно не в настроении, — Это что ещё блять за гламур? Его взгляд падает на тапочки, которые стоят прямо у двери, рядом с любимыми белыми кроссовками Намджуна, которые уже повидали жизнь. Эти тапочки он отхватил ещё новыми у своей матери около двух дней назад, когда ездил домой на каникулы. Розовые. С голубыми цветочками. Как для Сокджина делали. Намджун видит Сокджина первый раз за две недели — соскучился нереально сильно, но себя в руках держит. По виду он совершенно спокоен, а вот внутри творится ураган из эмоций. Джин нереальный. Нереально красивый и эстетичный. — Давай обувай. Не забудь руки вымыть, — говорит Намджун, Джин недовольно смотрит на тапочки, но всё же их надевает. Он поднимает на него взгляд — свой фирменный, которым обычно Чонгука и Чимина за секунду принижает, заставляет чувствовать себя виноватыми, но вот только он забыл, что перед ним сейчас сидит Ким Намджун, которого не то, чтобы убийственным взглядом — ножом у глотки не напугаешь. — Чего я мог касаться, Джун-а, черт воз… — Я сказал, чтобы ты помыл руки, значит мой, иначе я утоплю тебя в антисептике. Сокджин цокает губами, но всё-таки подходит к крану и открывает его. Холодная вода тонкой струёй начинает стекать на костлявую ладонь. Он берет в руки мыло и намыливает их около минуты, прямо как в последний раз. — Заебали со своими вирусами уже. Через несколько минут обильной дезинфекции рук, Джин садится на кровать напротив Намджуна. — Они мне все мозги выебали, — спокойно начинает Джин, чуть наклоняясь вперёд, кладя руки на колени и прикладывая ладонь к ладони. Так он обычно делает, когда начинает рассказывать что-то очень долгое и действительно его волнующее. Намджун сидит на своей кровати, спиной подпирая холодную стену, крашенную ещё давно в грязно-зеленый цвет, прижимая к себе ногу, согнутую в колене. — Мало того, что они порвали мой плакат с Арианой Гранде, — Намджун на это усмехается, фыркает и поворачивает голову чуть вбок, чтобы Джин видел минимум его реакции, но тот наблюдает её в полной красе и сразу же возмущается, — И с какого это хуя мы так смеёмся, я тут не шутки шучу, а делюсь реальными проблемами! — Джин, тебе через два месяца двадцать четыре, а ты бомбишь на двух девятнадцатилетних пиздюков за то, что они порвали твой плакат с какой-то девкой? Намджун упал в его глазах, нет, не просто скатился, а резко ко дну пошёл, как с камнем на шее, как успеваемость по физкультуре, потому что нахер надо. Джин посмотрел на него удивлённым и расстроенным взглядом, Намджун, на секунду с ним пересекаясь, подумал о том, что он прямо сейчас разревется. Несмотря на карантин, Намджун готов сейчас выйти из общежития и хоть два больших плаката с Гранде заказать на свои последние деньги. — Ты сейчас серьёзно? — Это то же самое, что если я сейчас начну говорить тебе о своих любимых исполнителях и ты нихуя не поймешь, назовешь их тупыми рокерами, и вооб… — Долбаёб ты, Намджун, ярый долбаёб! Ариана не просто там какая-то девка из Америки, она — богиня, покорившая моё бедное маленькое сердечко, — Джин смеялся всегда, называя своё сердце разбитым и бедным, потому что сейчас оно далеко не такое, как раз наоборот. Джин смотрит на Намджуна и на сердце появляется трещина: он невыносимо красивый, хочется прямо сейчас его расцеловать. Но для начала он пожалуется, а потом уже приступит к тому, что невероятно сильно хочет. У них уже как правило: сначала разговоры, без намеков на что-то большее, и только после этого самое главное. — Единственная девушка, на которую ты обратил внимание, — Джун подкалывает, улыбается нагло, скалит зубы и демонстрирует глубокие ямочки. — Да, единственная. Хотя, нет, есть ещё Холзи… — Джин приподнимает голову, смотря в угол комнаты, задумываясь. Действительно, черт возьми, задумываясь о том, каких ещё исполнителей девушек он слушает и вообще на кого засматривается. Никого не вспоминает и это уже даже не напрягает — привык. Привык и смирился, хотя до этого только одна мысль о том, что он «по мальчикам», заставляла его чуть ли не реветь и биться в истерике из-за этого. Он не хотел принимать это на протяжении трёх лет, но в итоге просто смирился. Понял, что ничего с этим не сделает. Он — это он, и это уже лично его дело, как и кого любить, контролировать это он попросту не может и не умеет. — Гарем прямо. И они оба смеются. Сокджин оттого, что перед ним сидит близкий человек, который понимает его и принимает таким, какой он есть. Намджун оттого, что ему есть, кого подъебывать и на это не будет никаких обид, потому что это не штуки, а суровая жизнь. — Ну, что там с этими дерьмоедами? — просмеявшись, спрашивает Намджун, садясь на край кровати и чуть наклоняясь вперёд, всё ещё ярко широко улыбаясь. Улыбка с лица Джина резко пропадает и он внимательным серьёзным взглядом смотрит на Намджуна, показывая глазами все свои эмоции, собравшиеся в нем за последний час: — Они мне струну порвали. Я не могу выйти из общаги, не только потому что я потратил все деньги на сигареты, а потому что ебаный карантин, — Джин обнимает подушку, прижимая её к себе, начиная протяжным голосом жаловаться и вспоминать, — Я их неделю назад натянул. Металлические, блестящие, с чистейшим звуком. Хорошо, что отхватил по скидке, иначе я удушил бы их. У Намджуна есть новые струны, но их он планировал оставить на потом, вдруг на своей гитаре порвутся. Намджун смотрит в одну точку на полу, разделяя с Сокджином всю болезненную утрату порванной струны. Тем более, если он установил ее неделю назад — до ужаса обидно. Он приподнимается со скрипящей кровати, чувствуя, как пульсируют вены в голове, как она тяжестью тянет назад, но всё же встаёт и делает два шага для того, чтобы дойти до полки над столом. Он открывает дверцу и протягивает руку, начиная копошится в небольшой квадратной полке, которая за долгое время успела покосится. — Металл? — спрашивает чуть громче, разбирая на ощупь рукой предметы с характерным громким звуком. — Мои пальцы похожи на пальцы человека, который играет на нейлоне? Джун-а, тебя не было две недели, а ты уже забыл, на чём я играю, — бузит Джин, вскакивая с кровати, понимая, что сейчас ему перепадёт ничто иное, как новые струны. Он подходит ближе к Намджуну и стоит рядом, но он внимания никакого не обращает. Намджун практически спит, ему кажется, что он находится во сне, в таком состоянии, когда ноги кажутся ватными, а в голове нет ни одной адекватной мысли. Джин снимает джинсовку и кидает её на кровать, на которой сидел до этого, поправляет пальцами помятые джинсой большие белоснежные рукава, которые чуть ли не до локтей свисают. Глубокий вырез оголяет выступающие ключицы, только потому что футболка ему размеров на шесть больше. На пару секунд Намджун отрывается от поисков картонной упаковки со струнами и смотрит на него, натыкается взглядом на эти самые острые ключицы и снова поворачивает голову. Кажется, Намджун отошёл от сна и полностью вернулся в реальность. Его как будто на американских горках тряхнуло. — Ты определенно одевался для меня, — и снова подкалывает, чуть щурясь, взглядом разыскивая струны в куче всякого ненужного хлама. Ему бы тут разобраться и выкинуть большую часть, но жалко же. Джин уже хочет сказать о том, что струны ему не нужны, что он как-то и без одной протянет, но язык не поворачивается. Они ему нужны, это факт, и его врождённый эгоизм не дает сказать о том, что он «как-то без них». Ничего страшного, он потом ему отдаст новым набором или деньгами, а, может, и вообще чем-нибудь другим. Джин садится на стол, который шатается под ним из-за расшатанных шурупов на ножках. Он внимательно смотрит на Намджуна: он выглядит таким уставшим и сосредоточенным, что отвлекать его лишними словами совсем не хочется. Сокджин залипает на него, на его костлявые ладони, длинные пальцы, которые постоянно холодные, на выступающие вены на кистях и запястьях, взглядом поднимается выше, останавливаясь на его лице, повернутым к нему профилем. Намджун прекрасен и Джин никогда не подумает иначе — каждый день с этой мыслью просыпается и засыпает, думает об этом двадцать четыре на семь. Намджун кусает нижнюю губу, сдирая с неё кожу, и продолжает копаться в шкафчике, а Сокджину этот жест как бальзам на душу, как пластырь на больную мозоль. — Джун-а, — зовёт, двигаясь на столе чуть дальше и ставит одну руку между ног. Когда Намджун приподнимает голову коротким рывком, реагируя на обращение, не отрываясь от полки, продолжает, — Я по тебе сильно соскучился. Намджун невозмутимо смотрит в пустоту, не показывая никаких эмоций, как будто это и не ему сказано вовсе и Джин уже думает обидится на него и надутся, если бы не одно «но». Намджун улыбается, чуть приоткрыв рот. Он поворачивается к нему, отрываясь от поисков, и продолжает широко, во все тридцать два, улыбаться, показывая глубокие милые ямочки на щеках. Джин неконтролируемо слегка приподнимает уголки губ в ответ, подпирая щеку кулаком. — А ты за собой на замок закрыл? — Намджун поворачивает голову, щурится и смотрит на дверь, не видит, закрыта ли она на замок или нет. Очки лежат предательски далеко и идти за ними не хочется, только потому что лень и смысла время зря тянуть нет совершенно. — А к тебе кто-то кроме меня ходит? — усмехается. Со скрипом старого стола Джин двигается ближе к краю, протягивая руку к Намджуну и, держа его за локоть, тянет на себя, — Иди сюда. Намджун встаёт напротив Джина. Сидя на столе, тот оказывается ниже своего роста, поэтому смотрит в глаза снизу вверх и улыбается снова. Рука Намджуна по бедру Сокджина сверху вниз плавно перемещается и около колена слегка сжимает пальцами, отодвигая её от другой ноги. Он подходит к нему ближе, вставая между раздвинутыми им ногами, и слегка наклоняется. Приоткрытые сухие губы Джина в миллиметрах от него, а сонный взгляд утопает в ореховых глубоких глазах. Он кладёт руку к нему на щёку, чуть поглаживая её большим пальцем. Сокджин касается его шеи, поднимаясь ими выше. Останавливается на затылке и пальцами зарывается в короткие волосы, прикрывая глаза. Он чувствует на губах горячее дыхание, которое пламенем опаляет и, недолго думая, рукой на затылке подталкивает Намджуна ближе и целует, задерживаясь на его губах на несколько секунд, как будто разрешения спрашивая. Отрывается после этого буквально на сантиметр, смотря в глаза Намджуна, а потом на губы. Мало. Надо больше. Джин снова нагло целует долгожданные губы, не дождавшись ответа, чувствует мятный привкус зубной пасты, ощущая, как холодные пальцы заправляют прядь волос за его ухо и чуть дрожит. Ледяных прикосновений пальцами он с нетерпением ждал чертовых две недели и, наконец-то, они реальны и действительны. Ладонь снова ложится на его щеку, приподнимая голову, Намджун сминает его губы в своих, покусывает нижнюю и оттягивает зубами. Джин с ним как в первый раз, до трясучки, до приятной дрожи по всему телу. Он отдаётся ему полностью, до конца. Любит, как сумасшедший подросток, который впервые познакомился с этим чувством. Рука Намджуна снова оказывается на его бедре и поднимается плавно вверх, скользя по выцветевшей ткани джинс, обтягивающих худые ноги неприлично красиво. Пальцами плавно перебирает, кожу щекотя, а Джин ладонью свободной касается его плеча, сжимает его. Намджуну необходимо спустя четырнадцать дней мучительной тоски каждый сантиметр его тела заново пальцами изучить, пройтись по коже, которая с каждым прикосновением мурашками покрывается и это так, черт возьми, заводит. Когда Джин зарывается пальцами в его волосах, плавно перебирая пряди, оттягивает их и сжимает с силой, Намджун языком проникает в его рот. Мимолётный поцелуй приобретает серьёзные обороты. Пальцами касается оголенной шеи, чёртовски ледяными дорожками по затылку проходится, на что Джин улыбается в поцелуй, чуть слышно мыча протяжно. Он упирается рукой в стол за спиной, наклоняясь назад, утягивая за собой Джуна, грубо впивается в его губы и крепко сжимает его плечо. Рука Намджуна на бедре, задержавшись на пару секунд максимально близко к паху, поднялась на талию, нежно поглаживая её. Джин отрывается от его губ, с шумом глотает воздух и смотрит в глаза напротив. Намджун смотрит на него в ответ и мокрыми губами быстро целует в нос, после искренне улыбаясь. — Я вижу, струны тебе не так сильно нужны. — Найдешь после того, как я уйду, — Джин слегка приподнял брови, усмехаясь, — Или ты будешь отвлекаться от меня? — Я подумаю. И Намджун снова целует, для себя точно отмечая, что от Сокджина в ближайшее время ему отрываться совсем не захочется.