even when you're strong you're weak

      Зуко глядит в темные глаза сестры; ее брови грозно сдвинуты, губы изгибаются в усмешке, но что-то во взгляде Азулы делает выражение ее лица печальным. Зуко чуть наклоняется, широко разводя локти и колени, принимая устойчивую позицию; его дыхание четкое и размеренное, потому что он знает, что с иным ему сестру не одолеть. Азула никогда не уступала ему по силе — с самого детства была одаренной, в то время как Зуко был просто старшим сыном, просто первенцем. Ребенком, которому было суждено унаследовать трон, хотя, очевидно, Азула была бы лучшим правителем. Взрослые всегда недооценивали пронырливость детей, их способность подслушивать, быть там, где их быть не должно.       — Что такое, Зу-зу, — дразнит Азула, прерывая напряженную паузу. — Неужели боишься драться со мной?       Зуко не отводит от нее взгляда; это их последняя схватка — другого шанса у Зуко не будет. Если он проиграет, но выживет, даже Агни Кай не даст ему полное право забрать трон сестры — он будет лишь изгоем-узурпатором, пришедшим к власти обманом. Пусть даже юридически он будет полноправным правителем, народ Огня никогда не примет его; государственные перевороты не заставят себя ждать, и в итоге Зуко не сможет удержать трон. Это его единственный шанс — сейчас будущее мира зависит от него в той же степени, в которой оно зависит от Аанга. Юноша делает глубокий вдох и отражает внезапную атаку Азулы — она всегда любила застать врасплох.       Они обмениваются атаками, создавая стены огня; жар обжигает лицо и руки, по лицу стекает пот, каждая мышца в теле напряжена. Синее и красное пламя разбиваются друг о друга волнами, разрушая все на своем пути. Азула всегда была гибкой и быстрой, Зуко же шел напролом, твердо отстаивая свою позицию. Но если раньше его пламя подпитывала ярость, то теперь это было нечто большее — нечто куда более чистое. Зуко стал гораздо сильнее с их последней схватки, и Азула чувствует это. Она чувствует, что это сражение переживет только один из них.       Она пропускает удар, и языки пламени обхватывают ее предплечье; Азула издает оглушающий вопль, бессильно падая на колени. Зуко застывает на пару мгновений, шокированно глядя на сестру; она поднимает на него отчаянный взгляд, и юноша не уверен, что читается в нем так ярко — сожаление или желание убить. Азула кричит и рывком поднимается на ноги, уцелевшей рукой тут же запуская в брата новую волну синего пламени. Их битва похожа на отточенный танец, в котором первый, кто оступится, умрет.       Под языками их атак брусчатка площади трескается, и мелкие осколки камней летят во все стороны; темное небо плывет в волнах жара, и никто, даже при большом желании, не может вмешаться в их дуэль.       Ярость Азулы все сильнее притупляется чем-то иным; на ее глаза наворачиваются слезы, но она знает, что причиной тому не сильный ожог предплечья. Она отправляет атаки одну за другой, но Зуко успешно отражает их, направляя в ответ свои, и Азула с трудом успевает избегать их. Новый вопль пронзает воздух между ними, когда Зуко задевает ее ногу. Девушка падает на землю, поднимая облако пыли, чувствуя, как острые камни вонзаются в ее бедра и ладони. На этот раз она не может подняться; слезы размывают силуэт брата, все еще занимающего боевую позицию в нескольких метрах от нее. Азула, не сдержав крик боли, до крови кусает нижнюю губу, издавая стоны, смешивающиеся с кашлем. Она поднимает взгляд к темному небу, одними губами произнося что-то.       Зуко подходит к ней, все еще не осознавая, что его сестра повержена им. Он обжег ее уже дважды. Ее — лучшего бойца, которого когда-либо видела страна Огня. Свою сестру.       Азула переводит взгляд на Зуко, тупо глядящего на нее сверху вниз, и горько усмехается. Она расправляет плечи, гордо поднимая подбородок, хотя ее губы дрожат, а взгляд затуманен слезами.       — Давай, — говорит она, изо всех сил стараясь сдерживать стоны боли настолько сильной, что единственное, чего действительно хочет Азула — умереть. — У тебя не будет другого шанса.       Зуко направляет в ее сторону сжатый кулак и медлит. Он смотрит на нее, но видит вовсе не ту, кто так много раз пытался убить его — он видит девочку, которая, едва научившись ходить, бежала к нему, чтобы обнять, спотыкалась и падала, но никогда не плакала. Ему кажется, что он впервые видит ее слезы.       — Я не могу, — выдыхает Зуко, опуская руку. — Я не могу.       Он опускает взгляд к земле, словно стыдится, и Азула чувствует, как к горлу подступает ком. Боль давит со всех сторон, сжимая грудную клетку, не позволяя сделать вдох. Азула сжимает зубы так сильно, что они, кажется, вот-вот выпадут.       — Зу-зу, — выдавливает она горько, — даже когда силен, ты слаб.       Их взгляды сталкиваются. Одно изящное движение рукой, и они оба ослеплены яркой вспышкой. Зуко падает на колени, лицо искажено выражением искреннего шока. Сердце делает последний удар, когда его тело глухо падает на землю. Пустой взгляд янтарных глаз окончательно разбивает Азулу: она не сдерживает новый вопль, полный боли, не сдерживает рыдания, сотрясающие ее обессиленное тело. Не слышащая собственных криков, она подтягивает себя к телу брата, здоровой рукой осторожно касается его лица — темного шрама, щек, подбородка. Заходясь в рыданиях, Азула упирается лбом в его грудную клетку, чувствуя тепло еще не остывшего тела.       — Мама, — тихо шепчет она, в кулак сжимая ткань его изорванного темного хаори.