Пусти луч солнца в мою тьму

Огни кареты скорой помощи слепили глаза, отчего они закрывались сами по себе, а может, все дело в соленой влаге, размазанной по щекам, скулам, стекающей каплями по подбородку на шею. Врачи что-то неистово кричали, сами того не понимая, что делают только хуже своим клиентам, но и они люди, а в их руках — человеческая жизнь. Кровь залила фиолетовый палас с вышивкой лотосов, оставляя на нем почерневшие вязкие пятна, смешанные с осколками. Цзян Чэн вздрогнул, невольно втянув носом всю мешанину их порога: кровь, смесь рвотных выделений, собственного страха, плотно обволакивающего его, испарений алкоголя и улицы. Сестра прижалась к его боку, смотря на то же, что и он: их брата погружают в карету скорой помощи, а одна его бледная рука свисает с кушетки: окровавленная, синеющая от холода собственного тела. Цзян Чэн отвернулся, более не в силах смотреть на то, что осталось от его лица, которое не было практически заметным из-за всей этой мешанины, выходящей из его горла. Слушая всхлипы сестры, трясущимися руками он ответил на звонок от отца, не своим голосом рассказывая, как его брата увезли в больницу. Несколько недель назад. Школьная ярмарка пугала своей оживленностью, шумом и невольными поползновениями на личное пространство, нарушая «правило вытянутой руки». Она проходила, как всегда, на широком дворе школы, умещая в себя не только пятнадцать разноцветных палаток, так похожих с верхних этажей на воздушные шары, но и небольшую, наскоро состроенную сцену из досок, которая до сих пор пахла невысохшей краской кораллового цвета. Обширная территория была обрамлена зеленой лужайкой с декоративными цветами, пахнущими весной, около которых скопилось кучу народу, чтобы сфотографироваться. Возле сетчатой урны расположили свернутые коврики на случай, если кому-то приспичит опробовать то, что успели приготовить для поднятия духа и желудка: от вкуснейших клецек с начинками на любой выбор, до пышущих жаром пирожков с кунжутом, свиным мясом или яблоками в карамели. Различные ароматы еды смешались с запахом цветов, к ним присоединился легкий порыв цветущей сливы, щекочущий нос, и жгучий одеколон учителя физкультуры, который раздавал разноцветные флажки. Весеннее солнце окутало город неописуемой жарой, распространившейся и по всей забитой людьми площадке, обволакивая легко одетых людей, заставляя их пожалеть о том, что вообще нельзя раздеться, отлепляя потные футболки от груди. Вэй Ин стер скатившуюся потную соленую капельку с шеи, поправляя черную толстовку, совсем не думая о том, что среди всей этой толпы — он единственный в теплой кофте, да еще и в черной. Стараясь закрыться еще сильнее, парень схватил первый попавшийся под руки веер персикового цвета, как бы обмахиваясь им, пряча и без того закрытые под толстой черной оправой металлические глаза. Вэй Ин не любил все эти мероприятия в честь какого-то грандиозного события или праздника, в данном случае ярмарка в честь цветения весенних цветов перед предстоящими вступительными экзаменами студентов китайских университетов; парень обмахивался веером, прячась от гулкой толпы, в душе понимая, что им всем нет до него дела. Неловко прокашлявшись, он отлепил потные угольные пряди, неаккуратно второпях собранные в низкий хвост, от шеи, понимая, что один из немногочисленных друзей сейчас подойдет и снова отчитает его по какой-нибудь мелочи. Не то что бы Не Хуайсан — а именно так звали хозяина лавки с веерами — любил кого-то отчитывать, предпочитая зажимать конфликты, но никак их не провоцировать, однако парня, как, впрочем, и сводного брата Вэй Ина, раздражала замкнутость своего друга. Уперев изящные тонкие руки в боки, он надул округлые щечки, больше походя на хомячка, чем на злого человека, сверкнул карими глазами в друга, показывая все недовольство, а затем, наконец, подошел ближе, прошептав чуть ли не в самое ухо: — Ты играешь в агентов, Вэй-сюн? Или просто хочешь довести меня до инфаркта? — Н-нет же, нет… Вэй Ин жалобно простонал, убирая веер от лица, неловко почесал затылок, зацепляясь мизинцем о красную резинку, закатил глаза к небу, понимая, что никакие отмазки его от чрезмерно любопытного, и в данный момент пребывавшего не в лучшем расположении духа, друга не спасут. Парень не хотел привлекать к себе внимание, по дороге в школу на него и так косились как на умалишенного, стоило людям заметить теплую кофту и штаны в столь жаркий день. Даже сводная сестра как-то странно блеснула глазами, когда Вэй Ин заходил на кухню, но ничего не сказала, хоть подобное и должно быть привычным ее глазу. Тяжело вздохнув, Вэй Ин потоптался на месте, а затем заметил, как Хуайсан заманивает потенциальных клиентов, ярко им улыбаясь, заставляя умиляться над его нежно-розовым румянцем и светлыми глазами, обрамленными длинными ресницами. Вэй Ин завидовал другу в плане общения: тот мог легко завести разговор абсолютно с любым человеком, и если этот человек все же будет настроен с недобрыми намерениями, учитывая то, что некоторые парни путали его с девушкой, пока Хуайсан не заговорит, его старший грозный брат, работающий в полиции, легко разрешит нарастающий конфликт, мысленно выбив нескольким желающим зубы. Почему мысленно? Да потому что никто не рискнет сунуться после тяжелого взгляда потемневших глаз, обладатель которого собирал убийственную ауру позади младшего брата. Вэй Ин не знал чем себя отвлечь, ковыряя и без того открытую ранку на заусенце, парень облизнул алые, пухлые от вечных укусов губы, всматриваясь в толпу, стараясь заметить сводного брата или еще какое-нибудь знакомое лицо, но с тяжелым вздохом понял, что не выйдет. Завибрировали колонки, намекая, что они включены, кто-то стал проверять микрофон на громкость, а затем площадку озарил веселый голос ведущего развлекательной программы, чтобы люди на ярмарке не заскучали. Вэй Ин перехватил нелегкую коробку в руках сжавшегося Хуайсана, который тут же его поблагодарил, говоря, куда нужно отнести, а сам побежал к очередному покупателю, рассказывая историю ярко-розового веера, который тот держал в руках и осматривал. Каждый веер был ручной работы либо самого Хуайсана, который ночами не спал, но разрисовывал так искусно, и не поверишь, что от руки, либо с такими помощниками как Вэй Ин и Цзян Чэн; последний вообще больше ворчал, чем помогал, неодобрительно посматривая на очередную кляксу, которую сам же и сделал, а затем как-то отчаянно краснея, когда Хуайсан подсаживался к нему, чтобы спокойно и терпеливо рассказать, как рисовать тот или иной орнамент. Вэй Ин тогда старался подавить лезущую на лицо широкую улыбку, потому что лицо сводного брата так сильно его забавляло. Вздохнув с облегчением, что место, куда надо отнести коробку — общий школьный склад, а это достаточно далеко от площадки, Вэй Ин поспешил туда, не обращая внимание на дрожь в руках, удивляясь, что эти веера все вместе такие тяжелые, прикусил губу от негодования. Однако это все равно не мешало радоваться тому, что еще минут десять парню не придется пересекаться взглядами с незнакомыми ему людьми, которые, казалось, прожигали насквозь. Вэй Ин краем глаза заметил фигуру, пристроившуюся у него с правого бока и идущей теперь с ним наравне, из чужой хищной ухмылки вырывались смешки. Парень закатил глаза, отблески солнца попали на линзы очков, заставляя их сверкнуть в сторону оппонента, который глаз не сводил с Вэй Ина, человек, у которого всегда что-то свое на уме, и сложно предсказать, что он хочет сделать: всадить тебе отвертку в горло или отшутиться, обрызгивая своим ядовитым сарказмом. — Сюэ Ян, — устало произнес Вэй Ин, привыкший к иногда составляющей ему компанию такой странной и пугающей личности. Сюэ Ян славился своим умением портить прекрасные оценки поведением. Учился он неплохо, хоть и нехотя, на два года младше Вэй Ина, но уже успевший несколько раз загреметь в полицейскую машину и встать на учет, постоянно подводя своего старосту — Сяо Синчэня, — который потом лишь тяжело вздыхал, но помогал в медкабинете зализывать раны; он иногда перекидывался парой слов с Вэй Ином, раздражая того различными прозвищами, которые вроде и не обижали, но не приносили ничего хорошего. И надо было однажды Вэй Ину привлечь его внимание… — Чего ты хочешь? — все же, несмотря на показательное раздражение, Вэй Ин чувствовал себя неловко с ним, будто в детстве украл у него конфету, и совесть мучала его до сих пор. Напускное безразличие давало трещину рядом с ним, потому что Сюэ Ян относился к людям, которые видели других людей насквозь. Он бы, наверное, мог стать хорошим психологом, если бы ему самому он не был нужен. — Да так, — загадочно махнув рукой, обрамленной кожаной перчаткой, парень блеснул своими выпирающими клыками, заставляя Вэй Ина невольно сглотнуть, опасливо отходя от него. — Услышал кое-что интересное. — Рад за тебя, — пробурчал Вэй Ин, невольно прижимая коробку ближе к груди, опуская голову, делая вид, что он очень заинтересован работой, которую выполнял. Сюэ Ян остался довольным своей выходкой, теряясь в толпе, словно его никогда и не было, на что Вэй Ин посмотрел ему в след, говоря что-то вроде «чокнутый», а затем, обернувшись, врезался во что-то, вернее, в кого-то, едва не роняя коробку, но ее успели поймать две сильные ладони, соприкасаясь с ладонями Вэй Ина, который тут же вздрогнул, тупо моргая, стараясь унять дрожь во всем теле. Он поднял голову, пытаясь вымолвить слова благодарности, застенчиво наступая на свою же ногу, но вдруг окаменел, почувствовав, как все тело внезапно преобразовалось в одну большую желейную массу, которую собираются бросить в кратер вулкана. Даже дрожь на секунду прекратилась от света, исходящего от человека, который, казалось, ослепил и без того плохо видящие глаза Вэй Ина. Его белоснежная футболка и не менее белоснежные брюки отражали солнечный свет, рисуя в воспаленном уме ангела, что спустился с небес, чтобы не дать ему упасть вместе с этими веерами, дабы не опозориться окончательно. Юноша выглядел не старше Вэй Ина, разве что на пару месяцев, смотрящий на него своими прекрасными золотистыми глазами, в радужке которых плясали огненные крапинки, врезающиеся в расширенные зрачки. Он придерживал коробку с такой легкостью, словно она ничего не весила, продолжая касаться похолодевших рук Вэй Ина, ни капли не смущаясь ситуации, поскольку на бесстрастном лице не промелькнуло ни единой эмоции. Вэй Ину казалось, что прошла вечность, пока они вот так стояли в двусмысленной позе, до тех пор, пока это оживленное изваяние дорогого белого нефрита не приоткрыло бледные тонкие губы, из которых бархатным тоном выпорхнуло всего одно слово, от которого у Вэй Ина подкосились ноги: — Осторожнее. Он тупо кивнул, продолжая стоять как истукан, чувствуя, как пересохло горло, а на лице выступил неровный румянец, заставляя парня по-настоящему прочувствовать жару этого дня. Он хлопал ресницами, задевая стекло очков, подрагивая коленками, пока не перестал чувствовать вес коробки на своих подрагивающих руках, что безвольными палками повисли вдоль его тела, а затем настоящее божество что-то вновь сказало, заставляя Вэй Ина ответить глупое «а?», который послушной собачкой поплыл за ним, рассматривая широкие плечи, сильные руки, на которых виднелись голубоватые венки, обвивающие длинные бледные пальцы с ровными пластинками ногтей. Вэй Ин невольно сжал свои руки в кулаки, пряча погрызанные ногти и заусенцы. — Я говорю: тебе нужно быть осторожнее, — терпеливо повторило божество, заставляя уголки губ Вэй Ина приподняться в блаженной улыбке. — Это нужно отнести на склад? Жидкое золото вновь блеснуло в сторону всего сжавшегося парня, на лице которого помимо благоговения появилась и искра страха, вызванная тем, что он опять не услышал вопроса, но для верности кивнул. Этого было достаточно, чтобы божество легко проскользнуло между снующей толпы, «протаптывая» дорогу и Вэй Ину, который как умалишенный следовал за ним, едва не летя, поклявшись, что в эту секунду у него отросли крылья. Они шли непозволительно быстро, и Вэй Ин со вздохом заметил, что склад становился все ближе и ближе, и вот они уже были внутри, где божество поставило коробку на многие другие, на которых уже виднелся слой пыли. Юноша обернулся, встречаясь с едва виднеющимися под толстой черной оправой глазами парня, приподнимая изящные тонкие брови, словно его интересовало что-то, а затем подошел к замершему в проеме Вэй Ину, спрашивая: — Как тебя зовут? Этот вопрос немного отрезвил парня. Вэй Ин удивленно взглянул на спасителя, едва не забывая собственное имя, понимая, что, помимо Хуайсана, никого другого это ранее не интересовало. — В-вэй… Вэй Ин. Сглотнув и мысленно послав себе подзатыльник, парень разозлился на собственную скромность, страх перед людьми, застенчиво переминаясь с ноги на ногу. Ему показалось, что из собеседника вырвался сиплый усталый вздох, но, когда вновь поднял на него глаза, понял, что наверняка показалось, ведь это божество не может быть таким нетерпеливым, да? — Лань Чжань, — сказал юноша. Вэй Ин вопросительно приподнял густые брови, а затем покраснел еще сильнее, покусывая припухшую губу, смотря куда угодно, но только не на него. Он сейчас… сейчас представился ему, да? Наверняка это очень хороший сон, но если это так, то Вэй Ин не хочет просыпаться. Он сглотнул вязкий ком в горле, уголки его глаз покраснели, но парень тут же решил отвлечь себя, чтобы Лань Чжань не видел такую ужасную картину, как его плач: сопли и слезы, размазанные по щекам, — Вэй Ин считал это отвратительным зрелищем. Неловко потерев покрасневший кончик носа, парень натянул вежливую улыбку, всеми фибрами души желая спрятаться в тени, слиться с ней, чтобы его никто и никогда больше не увидел, жалуясь миру на то, что не умеет становиться невидимкой. Слегка потоптавшись, парень пропустил Лань Чжаня вперед, продолжая неестественно ему улыбаться. Край глаза его дернулся, парень нервно сжался всем телом, опираясь спиной о косяк двери, ожидая, что Лань Чжань наконец уйдет, но тот продолжал стоять, словно сам хотел что-то сделать. В его глазах плескался какой-то огонек недовольства, смешанный с раздражением, а холодное безэмоциональное лицо наконец изобразило хоть какую-то эмоцию, в данный момент вопросительную. — Больше помощь не нужна? — но прозвучало так, словно не спросил, а утвердил. Вэй Ин улыбнулся уже по-настоящему, до сих пор не веря, что такой человек, как Лань Чжань, вообще решил помочь ему, махнул рукой, тут же пряча ее в карман толстовки, покачал головой. — С-спасибо, я не… — Хорошо, — быстро ответил юноша и скрылся за поворотом, не говоря больше ни слова. Вэй Ин наконец расслабился, всем корпусом опершись о стену, чувствуя ее прохладу даже сквозь ткань толстовки, выдохнул. Это… на самом деле, такое у него впервые. Вэй Ин не считал, что симпатия приходит так быстро, сногсшибающе и невероятно, отчего хочется вознестись на небеса. Парень покачнулся на пятках, мечтательно улыбаясь, поправляя съехавшие на переносицу очки, посмотрел на плывущие спокойным ритмом облака, образовывающие различные фигурки, а глаза, казалось, могли видеть прекрасно и без очков, но Вэй Ин не рискнул их снять, чтобы не разочаровывать себя, спустившись на землю. Лань Чжань, он… прекрасен, воспитан и наверняка придет на помощь любому, кто в этом нуждается, тот, кто сразил Вэй Ина одним лишь ликом и хватило секунды, чтобы его задеревенелое сердце пустилось в пляс. А затем Вэй Ин снова вздохнул, но уже тяжело — безвыходно. Да, Лань Чжань прекрасен как внешне, так и характером, хоть и знал его парень всего несколько минут, но ему этого хватило, чтобы восхититься до звездочек в глазах, однако все это превосходство явно не стояло рядом с ним — ничтожеством. Вэй Ин с самого детства отличался слишком критичным к себе отношением. После автокатастрофы, в которой выжил он один, а его родители приняли весь удар на себя, мальчик еще около года не мог взглянуть на себя в зеркало без попыток его разбить, считая, что в смерти родителей виноват он, а не пьяный водитель грузовика. Парень выпрямился, глотнув ртом свежего воздуха, чувствуя запах цветов даже за школой, а вся его жизненная энергия, влитая божеством по имени Лань Чжань, исчерпала свой запас, возвращая парня на землю — туда, где он явно находиться не хотел. Получше закутав руки в карманы, втянув шею в плечи, Вэй Ин пошел по направлению, куда направился и Лань Чжань, выходя из заднего школьного дворика, уже физически чувствуя чужие взгляды на себе. На самом деле, никто на него не смотрел, либо не замечал, либо не находил ничего интересного, но оставшаяся травма детства так и кричала о том, что на него смотрят с презрением, будто говоря «это ты во всем виноват». Взглядом найдя мятного оттенка палатку Хуайсана, парень разглядел рядом с радостным другом его старшего брата, который критически рассматривал какой-то веер, а его тонкие губы едва шевелились — наверняка отчитывал его за что-то снова или просто расспрашивал о продаже. Решив им не мешать, Вэй Ин прямиком направился в самый ближайший корпус, в надежде отыскать сводного брата, натягивая на лицо улыбку, чтобы тот не задавал вопросы по поводу его состояния, краем глаза замечая сидящего на лавке Сюэ Яна, который был занят наблюдением за кем-то, и, наверное, даже пролетающий мимо метеорит не отвлек бы его от сего занятия. Решив лишний раз не провоцировать его, Вэй Ин ускорил шаг, огибая то опасное место, пряча под рваной челкой глаза. Ему хватило приключений на сегодня, учитывая то, что в повседневной жизни неудачника — как он успел прозвать себя — на него никто не обращал внимание, предпочитая игнорировать такого уродца — как называла его шайка учеников из другого корпуса, которым Цзян Чэн обещал переломать ноги. Но если бы это помогло…

***

Расслабиться удалось, сидя на кровати в своей комнате, поджимая колени к груди, сняв внезапно потяжелевшие очки и закрыв глаза, опускаясь в темноту. Хотелось окунуться с головой в ледяную воду, прочувствовать обжигающий кожу лед, который болью бы отвлек парня от других мыслей, заставил его хотя бы на минуту думать о сохранении своей никчемной жизни, чем вот это все. В свои шестнадцать он чувствовал себя на шестьдесят, его кости болели от одного движения, мышцы издавали какое-то похрустование, а голова казалась чугунной. Забив на все, парень едва коснулся головой подушки, засыпая, не обращая внимание на то, что лежал одетый в чистой постели, свернулся как уж, надеясь, что до него никто не сможет достать. Вэй Ину снилась кровать размером со скалу, на вершине которой находился он, расслабленно выпрямив ноги и руки, рисуя ими на белоснежной простыне ангелочка, рассматривая облака сквозь призму очков. Он слышал голоса людей, своего брата, друга, приемной матери, которую в шутку называл «госпожа Юй». Голоса доносились снизу, будто люди пытались дозваться до него, достать, но никак не могли залезть на высоченную деревянную кровать, ножка которой была такого размера, что, чтобы ее можно было обнять, понадобилось бы десять взрослых людей. Мягкое покрывало забивалось под бок, образовывая неровности, о которые руки и ноги Вэй Ина сталкивались при любом движении, в ушах все еще раздавались крики, смешанные с какими-то мольбами и жалобными стонами, заставляя парня прекратить возиться. Он замер, разглядывая небо без облаков и солнца, словно находясь под каким-то куполом, который стал медленно сжиматься, норовя раздавить его. Вэй Ин весь сжался, потряхивая конечностями, пытаясь встать, но белоснежная простыня превратилась в липкий горячий клей, намертво оставляя парня как муху, прилипшую к варенью, которую вот-вот прихлопнут газетой. Парень начал извиваться, чувствуя, как оголяется живот, огонь достиг всего тела, будто в него кинули коктейль Молотова, тело покрылось рябью, вспыхнуло, а в нос врезался запах жженого мяса. Вэй Ин вскрикнул, до скрежета зубов сжимая челюсть, упираясь локтями в вязкие простыни, а затем почувствовал сильную боль в боку, острым камнем врезавшуюся в него, едва не отбив все почки. Вэй Ин перевернулся на живот, судорожно ловя воздух ртом, смаргивая соленый пот, градинами стекающий по лбу, впитавшийся в угольную челку, свисающую на пол. Парень не сразу понял, что упал с кровати, касаясь ладонями прохладного дерева пола, сипло дыша, пытаясь сконцентрировать движение тела на то, чтобы хотя бы присесть. Вэй Ин разглядел силуэт собственных бледных пальцев в темноте не сразу. Как только его глаза привыкли, он понял, что уже давно стемнело, а из приоткрытого окна раздавались стрекотания сверчков. Семья Цзян жила на конце города, в получасе езды на автобусе от школы детей, в районе частных домов, где можно было немного отдохнуть от серых коробок высоких небоскребов и шумных трасс. Парень наконец-то смог сесть, соскальзывая пяткой по полу, едва не потеряв равновесие, продрал глаза, чувствуя неприятный запах собственного пота, проклиная себя, что уснул в такую жару в теплой одежде. Кое-как стянув с себя толстовку, оголяя живот из-за задравшейся такой же черной майки, Вэй Ин поправил одежду, складывая вещи на компьютерный стул, смотря на стоящие на столе электронные часы: 22:32. Удивленный тем, что госпожа Юй не пришла его разбудить, чтобы снова послать по каким-нибудь пустяковым поручениям, Вэй Ин прокрался в ванную комнату, замечая, что свет во всем доме не горел. «Точно! — внезапно мысленно стукнул себя по лбу он. — Дядя Цзян же говорил, что они сегодня уезжают в гости на день, вылетело из головы…» Однако где пребывает Цзян Чэн — тут Вэй Ин предположить не мог. Стянув остатки одежды, Вэй Ин зашел в душевую кабинку, прикрывая глаза, по памяти находя гель для душа, пахнущий лесной свежестью, натирая тощее бледное тело, на котором отчетливо виднелись позвонки и ребра. Такую картину парень никому бы не показал, думая о том, как же он жалок. Из-за переизбытка эмоций в столь раннем возрасте, около двух лет он пребывал в состоянии сна наяву, делал все, что говорили, просто существовал, не жил, безразлично отвечая психологам то, что они хотели услышать. «У меня все хорошо» Стараясь не думать о своих панических атаках и тревогах, в последствии которых лицо приобретало землянистый оттенок, а глаза были обрамлены почерневшими синяками, Вэй Ин вспомнил песню, которая играла на ярмарке, застрявшую в его голове, а затем перед глазами возник образ Лань Чжаня, имя которого парень готов срывать с губ каждую минуту. От осознания того, что он представляет такого светлого, идеального человека в душе: голым, не прикрывающимся совершенно ничем, изо рта вырвался судорожный вздох, а бледные скулы окрасил яркий румянец, появившийся явно не от обжигающей воды, словно каждой каплей раздирая плоть. Вэй Ин прикоснулся лбом о стенку кабинки, дыша чаще, поглаживая бок, которым ударился во время падения, постепенно спуская руку к внутренней стороне бедра, щекоча нежную кожу кончиками пальцев, сжимаясь от удовольствия. Парень поскреб второй рукой по стене, пытаясь удержаться за что-то, опустился на колени, все также прислоняясь лбом к стенке, выдыхая, смотря как вода льется между его ног, краснея еще больше. Касаться своего возбуждения он не смел, считая это неправильным по отношению к Лань Чжаню, неправильно вот так использовать его образ для собственных утех. Наскоро вытеревшись фиолетовым полотенцем с любимым принтом семьи Цзян — вышивкой расцветшего лотоса, — Вэй Ин почистил зубы, закалывая непослушную челку заколкой сестры, вытер рот, не смотря на свое отражение. Страх и тревога никуда не делись и к шестнадцати годам, иногда распространяясь по всему телу, мешая нормально жить, поэтому парень редко смотрел на свое отражение, чувствуя некую злость, когда видел себя. Он вновь улегся на мятую кровать, бездумно всматриваясь в белый потолок, на котором иногда расцветали тени от проезжающих мимо окна машин, слушая с улицы звуки мяукающих котов или собачников, гуляющих со своими питомцами. Сон больше не шел, неприятное ощущение отдавалось где-то в ребрах, а затем сверкнул телефон, привлекая внимание парня. Он не просматривал сообщения еще со своего прихода, так что понятия не имел, кто бы это мог быть, а стоило ему взглянуть на экран, как он поморщился, надевая очки, понимая, что это не очередной мем от Хуайсана. «Почему не остался на фейерверки?» Гласило всего одно сообщение от Цзян Чэна, и парень понял, почему тот не дома. Осознание того, что будут еще и такие развлекательные программы, поставило парня в тупик. Откуда он мог знать о каких-то там фейерверках, когда он — уставший и вновь чувствовавший себя последним дерьмом — кое-как добрался до дома, чтобы его уже окончательно добили кошмары? Цзян Чэн, видимо, уже пребывал навеселе, во всю разгулялся по наверняка шумному центру города, совершенно не переживая, что вернется поздно, если вообще вернется ночью, поскольку родители никогда об этом не узнают. Брат наверняка расслабился и до такого, что не отказался бы выпить лишнего, в чем Вэй Ин совершенно не сомневался. Завалившись на здоровый бок, Вэй Ин отправил стикер с кроликом, который спал в своей кровати, обнимая морковку, намекая на то, что и сам парень уже давно спит, а затем поставил телефон на зарядку, смыкая глаза, чувствуя, как плечи расслабляются. Все же обжигающее касание рук божества-Лань-Чжаня возымело на парня мощный эффект.

***

Утреннее солнце не казалось обжигающим, под ним не хотелось свалиться навзничь, упорно выбивая судорожную дробь лбом, прося о дожде, но все равно лучи оставляли на коже пригревающее тепло. Неширокая дорога, вдоль которой сновали машины, успела остыть за ночь, не раздражая шины, отчего звуки с улицы намекали на довольные бульканья автомобилей. Вэй Ин раскрыл створку окна шире, позволяя лепесткам цветов на подоконнике дернуться от внезапного легкого порыва теплого ветра, а затем парень вышел из комнаты, аккуратно ступая по скрипучим ступенькам, стараясь не раздражать своего изрядно выпившего брата, который приполз домой к четырем часам утра, пытаясь вдеть ключ в замочную скважину, и у него это не получилось. Цзян Чэн стал названивать Вэй Ину, едва не ошибаясь номером с первого раза, но фортуна была на его стороне и не позволила в это время позвонить матери, которая наверняка бы сорвалась с другого конца города, чтобы приехать и всыпать сыну по первое число. И она бы не поленилась. Итогом всего этого стало то, что Вэй Ину пришлось придерживать свисающие, стриженные под карэ пряди, которые Цзян Чэн всегда укладывал в стильную прическу, пока сам парень обнимался с унитазом, проклиная мир, булькая куда-то вниз. Уснул парень к шести часам утра, когда рассвет давно тронул город своими теплыми лучами, а рабочие постепенно просыпались, неся миру новое дело. Вэй Ин успел лишь прибраться в туалетной комнате, вычистив кафель до блеска после «благовоний» спиртного, повидавшего желудок, а затем прилег на диван на первом этаже в зале и уже в полвосьмого утра был вполне дееспособен, в отличие от его брата. Стараясь не шуметь, Вэй Ин оставил на кухонном столе стакан воды и таблетки, понимая, что в такой период Цзян Чэну просто нужно побыть наедине, а затем, шурша сумкой, наконец вышел из дома, запирая его на всякий случай, наслаждаясь теплым весенним ветерком, обнявшим его лицо. Поправив очки, парень вдел в уши наушники, сразу же находя нужный плей-лист, а затем двинулся в ближайший книжный магазин, уже планируя провести этот выходной перед сложными учебными деньками. В периоды приближения сезонных склонностей к саморазрушению, о которых как-то говорил психолог, Вэй Ин запасался новой литературой, до дыр зачитываемой на протяжении двух месяцев его нормативного присутствия в собственной жизни. После очередных панических атак, запиваемых таблетками, которых периодически хотелось набрать целую горсть, парень предпочитал включать ночник и читать до тех пор, пока не запечет глаза, не осунутся плечи, а организм не потребует сна. Обычно он все равно не спал, ворочаясь, мучаясь порой до того, что терял днем сознание где-нибудь в раздевалке перед физкультурой или за кухонным столом, вызывая волнение у дяди Цзяна и ворчание у госпожи Юй. А после Вэй Ин обычно долго приставал с извинениями, чуть ли не цепляясь за ноги приемных родителей, обещая хорошо питаться и спать по ночам. Цзян Фэнмянь знал, что эти обещания в любом случае не будут выполнены, но все равно с улыбкой на лице трепал по волосам, советуя не пропускать разговоры со школьным психологом по субботам. Именно поэтому чтение как-никак стало для Вэй Ина небольшим спасением в трудные периоды между таблетками и поскуливаниями в стену. Звякнул колокольчик, приветствуя раннего покупателя, а затем, кивнув улыбающейся старенькой продавщице, которая всегда называла Вэй Ина «внучком», парень сразу же свернул в излюбленные отделы с детективами, фантастикой, стараясь не смотреть в сторону детской психологии, предпочитая сказкам, боевикам или любовным романам такие вещи, как сказания о черной магии или детектив о каком-нибудь известном сыщике, расследовавшем по целым трилогиям различные замысловатые преступления. Парень с благоговейным видом коснулся кончиком пальца японского детектива, чувствуя прохладу книги, вглядываясь в автора, прикусывая губу: эта история в его комнате уже имеется. Пройдясь по рядам и остановившись около стеллажа с книгами о магии, Вэй Ин во все глаза уставился на новое издание английской писательницы про чародейку, по слухам основанное на реальных событиях, радостно, но, в то же время, аккуратно подхватывая книгу, читая описание. У него есть две переведенные на китайский книги, третья же — та, что сейчас у него в руках, — книга, которая полгода назад была в процессе написания. Кто же знал, что ее переведут так быстро, не успей писательница ее опубликовать! На полке выше была еще одна трилогия о каком-то магистре, о котором Вэй Ин пообещал себе узнать чуть позже, прислонил книгу в руке к груди, встав на носочки в попытке дотянуться до нужной, отчаянно прикусывая губу, под собственными потугами не замечая, как колокольчик у двери снова звякнул. Тепло чужого тела неожиданно окутало Вэй Ина, который, расширив глаза, все также спрятанные под толстыми очками, оступился, совсем того не желая прислоняясь к чужой твердой и теплой груди, ойкнув, отскакивая от оппонента, распыляясь в бессвязных заикающихся извинениях, боясь смотреть на того, кого едва не сшиб. — Тебе вот эту? — раздался знакомый бархатный голос, обволакивающий все тело и наверняка согревающий в самую минусовую температуру на земле. Вэй Ин несмело поднял взгляд на стоящего перед ним, как всегда божественного Лань Чжаня с его шикарной укладкой коротких волос, пряди которых так и хотелось заправить за уши, пахнущего дорогим, но соблазнительным одеколоном и одетого во всю такую же светлую одежду, словно, и правда, подрабатывал ангелом в выходные. — Да-да, спасибо, — тихо ответил Вэй Ин, по привычке вжимая голову в плечи, сутулясь, нервно сжимая протянутую книгу как спасительную соломку, пытаясь заставить уголки губ не дрожать. Он не знал, куда смотреть: на светлый лик стоящего перед ним божества в человеческой личине или на стеллажи книг, которые в данный момент уже не казались такими интересными. Кладя одну книгу на другую поудобнее, парень осмелел, замечая некий отблеск заинтересованности во взгляде Лань Чжаня, когда тот посмотрел на стеллаж позади парня, а затем Вэй Ин улыбнулся шире, уже успокоившись. — Тоже любишь фэнтези? — голос его уже не дрожал, за что Вэй Ин был нереально себе благодарен, а затем он отошел слегка в сторону, позволяя юноше рассмотреть книги получше, размышляя о том, что бы из предложенного тот выбрал. Лань Чжань моргнул, словно отходя ото сна, снова взглянул на улыбающегося парня, будто бы и забыл о его присутствии, а в глазах его застыл вопрос: отвечать или нет? Когда дело касалось книг, Вэй Ин мог поклясться, что в него вселялся болтливый неугомонный дух литературы, готовый рассказать и даже показать в виде иллюстраций о всех книгах, находящихся в данном магазинчике «Книжный уголок Вэнь». Не обращая внимание на удивление, плещущееся в золотистых глазах, парень и сам не заметил, как схватил Лань Чжаня за руку, повел на свою мини-экскурсию по магазинчику, рассказывая о том на сколько процентов та или иная книга интересна, стараясь избегать всевозможных спойлеров, огибая стеллажи с психологией по привычке. Вэй Ину понадобилось пятнадцать минут на разборку первого стеллажа, минуту на то, чтобы отдышаться, отшучиваясь не смешной, но искренней шуткой, найденной как-то на просторах интернета, реакцией Цзян Чэна на которую было «полный отстой», однако парню было все равно, он считал, что если сказать с забавной интонацией даже такую шутку, то она покажется смешной. Иногда запинаясь, со счастливой улыбкой принимая чай, который старушка-продавщица иногда заваривала для частых посетителей, Вэй Ин поклялся Лань Чжаню, что это самый вкусный чай на свете, дуя на клубы пара, исходящие из кружки с веселым смайликом, продолжая говорить-говорить об остальных книгах, делясь некоторыми хорошими воспоминаниями от прочитанного. Лань Чжань нашел это… занимательным. Сначала ему просто хотелось скоротать время до обеда, когда у старшего брата появится время отвлечься от работы, но юноша увлекся, не заметив, как пролетело время за разговором с этим парнем. Лань Чжань был обескуражен тем, что его теория, касательно загнанного, молчаливого Вэй Ина, провалилась, и оказывается, он не такой уж и молчаливый, когда дело касается вещей, которые ему нравятся. Юноша забылся, смотря на широкую улыбку, двигающиеся пухлые алые губы во время разговора, отблеск солнца из окна на очках, когда парень поворачивался в его сторону, забавный пучок угольных волос, длинные пряди которого непослушно выбивались из него, а рука сама дергалась поправить, но юноша себя останавливал. Необычным стало то, что Вэй Ин оттянул ворот длинной темно-коричневой кофты, почесывая во время обсуждения книги о эльфах белоснежную тонкую шею, а золотистые глаза впились в маленькую черную родинку, так напоминающую сердечко, отчего у юноши на секунду перехватило дыхание. Лань Чжань отпрянул, отодвинувшись, стараясь сосредоточиться на разговоре, чтобы не выслушивать потом нытье о том, что он опять не слушает, однако Вэй Ин поразил и этим: он не был навязчив, заставляя концентрировать внимание лишь на себе, не говорил особенно громко, как обычно кричат некоторые собеседники Лань Чжаня, раздражая его уши, не касался его без разрешения после того, как отпустил свою теплую руку. В общем — заключил Лань Чжань, — с ним вполне комфортно. — Н-наверное, я тебя утомил, да? — уже полминуты наблюдая за тем, как Лань Чжань завис, рассматривая кружку в своих руках, произнес Вэй Ин, чувствуя, что снова начинает переживать, возвращаясь в свой привычный ритм заикающегося тихони. Он натянул на себя улыбку, показывая, что рад хотя бы этим минутам общения, уже собираясь встать и попрощаться, как вдруг все тот же приятный голос разрезал неловкую тишину: — Не хочешь перекусить? Теперь настала очередь зависать Вэй Ину, который оперся ладонями о стол, наполовину приподняв корпус, выглядя, наверное, слишком глупо, но не это его волновало. Лань Чжань он… пригласил его перекусить? Вэй Ин задержал дыхание, боясь спугнуть это прекрасное мгновение, которое должно продолжаться вечно, сердце вот-вот вырвется из груди, а на лице не осталось места, которое не тронул бы слишком яркий румянец. В горле пересохло, хотелось ответить что-нибудь разумное, однако организм оказался быстрее мозга — желудок издал протяжный стон тысячи китов, и покраснело не только лицо, но и уши. Вэй Ин зажмурил глаза, чтобы не видеть, как золотистые крапинки задорно заплясали в очаровательных глазах, кивнул, чувствуя, что Лань Чжань тоже встал со своего места. Попрощавшись со старушкой, которая напоследок сделала скидку на купленные книги, Вэй Ин почувствовал себя самым счастливым человеком на планете, который мог идти бок о бок с прекрасным божеством, мог заговорить с ним в любую секунду, мог смотреть на его профиль, чувствуя целый пожар в груди. Парень не завтракал из-за умирающего от похмелья брата, боясь лишний раз звякнуть тарелкой, потому и мысли о еде вызвали в его металлических глазах искры голода, которые были надежно скрыты под толстыми очками. Мельком осмотрев себя, мысленно ругаясь, что не оделся поприличнее, Вэй Ин быстро подтянул красную резинку, приглаживая непослушные пряди, надеясь, что Лань Чжань не видит этой попытки привести себя в порядок. Юноша же вслушивался в городскую суету, окружающую их в десять часов утра, медленно, но верно приближаясь к обеду, когда его брат освободится, — обговорить некоторые вопросы хотелось нереально. — Ты не купил ни одной книги, потому что они были неинтересны или… — Дома большая половина из них стоит в нашей семейной библиотеке, — сразу же ответил юноша, прислушиваясь к наступившей тишине. Он мельком взглянул на притихшего парня, думая, что тому просто нечего ответить, но тут же замер, опешив. Вэй Ин расширил и без того слегка округлые глаза, приоткрыл алые губы, задыхаясь, не находя слов; он почувствовал, как его колени подгибаются, но он смог преодолеть эту непредвиденную преграду, однако все же спотыкаясь, по инерции хватая Лань Чжаня за руку. — Т-ты… б-библиотека? Целая библиотека?! Лань Чжань не переставал удивляться, оказывается, живой мимике парня, который засверкал глазами даже сквозь очки, то и дело покусывая губы, привлекая невольное внимание к ним, а в его голосе было столько обожания, что юноша не сомневался, если когда-нибудь Вэй Ин женится на книге. — Мгм, — кивнул Лань Чжань, не пытаясь отцепить на удивление сильную хватку бледных пальцев, пробуя разгадать, какие эмоции запрятаны еще в этом странном существе. — Если тебе интересно, то ты можешь как-нибудь заглянуть к нам. Вэй Ин покачал головой, потом кивнул, потом снова покачал, вызывая непонятные эмоции, словно парень колебался, что сказать: «да» или все же «нет». Но, в конечном итоге, они молча зашли в небольшое уютное кафе в бежевых и желтых тонах, из которого исходил аромат свежих, еще пышущих жаром булочек и кофе. Примостившись в самом углу возле окна, вид из которого открывался на дорогу и огромный торговый центр, они заказали себе перекусить. Вэй Ин вернулся к разговору о книгах, нервно сжимая и разжимая кулаки, ладони которых слегка запотели от переизбытка чувств. Лань Чжань для него теперь действительно являлся божеством, и он точно построит юноше храм, в котором будет поклоняться его золотой блестящей статуе, ставя палочку благовоний. «Идеальный» — это было единственное слово, определение которого, по мнению Вэй Ина, точно подходило Лань Чжаню. Полностью очарованный юношей, парень и не замечал, что периодически неприлично долго рассматривает благородные черты лица, по привычке поигрывая пальцами с выбившимися прядями, но тут же оживая, когда наконец принесли еду. Вэй Ину так не хотелось портить впечатление и показаться каким-то невоспитанным грязнулей, но увлекшийся рассказом о биографии любимого писателя, он и не заметил, как стал оттягивать плавленый сыр зубами, громко откусывать еще теплую корочку сырного бутерброда, ловя пальцами едва не выпавший помидор, запрокидывая голову, кладя тот в рот, и все это быстро запивая горячим кофе, совершенно не чувствуя, как обжигает кончик языка. Это ему еще аукнется очень не вовремя, например, когда госпожа Юй приготовит суп, а Вэй Ин сморщится от боли, женщина подумает, что тому не нравится, и, возможно, зарядит половником по лбу. Лань Чжань замер с чашкой, наполненной теплым зеленым чаем, смотря на с аппетитом жующего парня, который умудрялся между этим говорить, причем, достаточно внятно, сглатывая голодную слюну и впервые в жизни жалея, что заказал один лишь чай. Обычно люди, которые едят перед ним, кроме семьи, вызывали у юноши отвращение, потому и школьный кафетерий он посещал нечасто, но эта диковинка опять умудрилась удивить его. Покачав головой, развевая странное наваждение, Лань Чжань вслушивался в каждое слово, ведь, оказывается, Вэй Ин умел рассказывать.

***

Жара спала ближе к вечеру, легкий ветерок превратился в сильные порывы, закрывающие синее безоблачное небо тяжелыми, свинцовыми тучами. Вдалеке послышались первые раскаты грома, запахло озоном и какой-то свежестью, отчего хотелось втянуть носом воздух по больше и закрыть глаза. Вэй Ин развалился на своей кровати, перебирая густые угольные пряди, совершенно не видя их четко, так как аккуратно сложил очки на тумбочке. На лице его покоилась умиротворенная улыбка, а в душе расцветал целый сад груш, которые он видел сегодня днем. Лань Чжань действительно оказался приятным собеседником, который не только проводил его до дома после кафе, но и дал свой номер телефона на случай, если Вэй Ин захочет снова обсудить ту или иную книгу в каком-нибудь уютном месте. Не веря своему счастью, парень зажмурился, едва радостно не подпрыгнув, когда в его комнату ввалился сводный брат, все еще держась за голову, но уже без пелены сна в глазах. Он поправил соленые от пота пряди, заправив их за ухо, упал на Вэй Ина, придавив того своим весом, а затем, выдавив какое-то бормотание, устроился поудобнее. — Напоминаю: у тебя есть своя комната. — Угуммбм… — Цзян Чэн, я не мягкий. — Ошибаешься, очень даже мягкий, — и в доказательство своих слов потерся щекой о впалый живот, продолжая что-то ни то булькать, ни то бурчать. Вэй Ин обреченно вздохнул, высвобождая правую руку, которую тут же занес за голову, прикрывая глаза, понимая, что до Цзян Чэна сейчас точно не дозовешься. Парень обнимал его как большую мягкую игрушку, нагло пользуясь положением, заставляя Вэй Ина почувствовать себя несчастным. Конечно, по сравнению с ним, у него — как любил выражаться Вэй Ин — настоящие банки, в отличие от его сухих косточек, потому им и не было смысла меряться в силе, прекрасно предвидя результат. Кого таким способом пытался привлечь его брат? Или просто пытался самоудовлетворяться за счет любования своей фигуры? В любом случае Вэй Ин на все это качал головой, предпочитая не думать. — Брат Хуайсана велел мне держаться от него подальше, — тихо пробормотал Цзян Чэн, утыкаясь парню носом в живот. От неудобной позы затекла нога, сменить положение которой было нереально, хотелось напрячься всем телом, чтобы оно стало каменным и заставило Цзян Чэна скривиться от неудобства и пойти спать к себе. — Что ты успел натворить, чтобы вызвать гнев у господина Не? — На самом деле, ничего особенного… — уклончиво ответил брат и затих, а потом Вэй Ин услышал сопение, уголки губ его слегка приподнялись. Цзян Чэн был младше его почти на полгода, но порой парню казалось, что на все пять лет. Периодически он вел себя как большой ребенок, требующий к себе все внимание, просящий ласку или обижающийся по целым неделям. Однако такие, так сказать, недостатки вызывали у Вэй Ина и Цзян Яньли умиление, смешанное с тревогой, если причины его обид были весомыми. Вэй Ин слегка поерзал, укладываясь, заставляя себя расслабиться, однако в голову вновь стали лезть мысли о Лань Чжане, о его идеальной внешности и не менее идеальном характере. О том, как они бы гуляли целыми днями, разговаривали, держались за руки и… «Да, Вэй Ин, ты попал», — мысленно вздохнул парень, закрывая глаза.

***

Резкий раскат грома, перед которым ослепительно мелькнула молния, заставил Вэй Ина вздрогнуть, открыть глаза и едва не присесть, если бы парень не был придавлен чужим телом. На секунду перепугавшись, он опустил бледную руку, освещенную вспышками молний, на чью-то голову, нашарив маленькую сережку в правом ухе, облегченно вздохнул, вспоминая, что это был всего лишь его брат, который посапывал, даже не думая просыпаться от непогоды. Из-за тяжелых черных туч на улице было темно до такого, что Вэй Ину показалось, будто наступила поздняя ночь. Продрав глаза, с точной уверенностью, что больше не уснет, парень слепо провел рукой по тумбочке, нашаривая телефон, а сердце его внезапно гулко застучало. Лань Чжань. Он же дал ему номер! Ему — человеку, который не отличался ни красотой, ни умом, ни чем-либо другим, который прятался за грудой книг, скрывая свою беспомощность и апатию, то и дело принося вред своему организму. Верить в подобное чудо Вэй Ину получалось с трудом, словно образ Лань Чжаня — на самом деле, мираж, который провел с ним чудесный день, отвечая на вопросы, сам рассказывающий что-то. Ну не бывают люди такими идеальными! Вэй Ин судорожно вздохнул, прикасаясь ладонью к собственной груди, в которую со всей силы врезалось сердце, намереваясь сломать ребра, которые и так виднелись через тонкую кожу. Вспомнив о своем внешнем виде, Вэй Ин прикусил губу, чувствуя, как дрожь от ненависти к себе вновь наступает на его тело. Как такой, как Лань Чжань, вообще посмотрел в его сторону? Посмотрел без отвращения, да еще и проводя с ним время?! Как? Не хотелось думать о жалости, о терпении или о чем-то еще, что чувствовал перед ним этот юноша, однако не было похоже, что он его терпит… наверное. Вэй Ин сморгнул непрошенную капельку слезы, которая тут же прочертила соленую дорожку по его виску, оставив поблескивающий перед молниями след, а затем парень повернул голову, закрывая глаза, пытаясь заглушить звуки.

***

Дождь не прекращался и на следующий день, вместо весенних солнечных лучей неся за собой свинцовые грозовые тучи, нависшие над городом. Вэй Ин не считал это разочарованием, смело шагая по сырой земле возле своего дома, радуясь, что предпочитает черные кроссовки, на которых грязь видна куда меньше, чем на белых. Пока не засохнет, конечно. Но в данный момент парень думал не о чистоте своего гардероба, а о том, насколько долго Цзян Чэн готов стоять перед зеркалом, наверняка выдавая что-то вроде: «Кто красивый? Я красивый!»; при этом странно улыбаясь своему отражению. В четырнадцать Цзян Чэн был невыносим, в шестнадцать у него, кажется, поехала крыша. Вэй Ин мысленно закатил глаза, чувствуя, как, несмотря на дождь, теплый ветерок обволакивает его тело, каким-то образом усыпляя, радуя своим присутствием. Идти на учебу хотелось и не хотелось по разным причинам. Например, не хотелось видеть учителя Лань Цижэня, который, оказывается, является Лань Чжаню дядей, преподающим право и историю Китая. Узнал об этом Вэй Ин через Не Хуайсана, которому написал с просьбой хоть немного разузнать о неком Лань Чжане, на что друг возмущенно стал строчить сообщения о том, что Вэй Ин ничего ему не сказал про прогулку и что, вообще, этот юноша занимает первое место в школе по успеваемости, полностью оправдывая надежды своей высокопоставленной семьи, которая имеет свою довольно известную компанию. Вэй Ин не удивился, что при таких деньгах и известности у них есть огромная собственная библиотека, лишь понадеялся, что их дом не настоящий замок, охраняемый драконом. Ну, или, в крайнем случае, крокодилами. Ковыряя носком ботинка кем-то сорванный желтый цветок, который успел обваляться в грязи, выглядя не очень привлекательно, парень вздохнул, нагнулся, чтобы очистить светлые лепесточки от липкой земли, сам не зная, зачем это делает. Сестра всегда говорила, что он добрый мальчик, доброта которого может его погубить. От подобного по коже бегали мурашки, поскольку парень знал, что никто не может погубить его так, как это делает он сам. Вслушиваясь в щебетание птиц на крыше, которое вечно раздражало госпожу Юй по утрам, Вэй Ин взглянул на время, понимая, что до приезда автобуса осталось десять минут. С учетом того, что они еще должны дойти до остановки, которая, благо, находилась в пяти минутах ходьбы, Вэй Ин пробормотал что-то явно нехорошее, зашел в дом, стоя на пороге, так как разуваться ему было лень. — Сестра, — подозвал девушку к себе Вэй Ин, придерживая лямку сумки, — Скажи Цзян Чэну, если он не поторопится, то я специально скажу водителю, чтобы он не тормозил, когда брат побежит за ним. Сестра на это лишь рассмеялась, махнула рукой, а затем кивнула, понимая, что и у Вэй Ина не хватает терпения на своего несносного братца.

***

Если учесть то, что такое место, как школа, большое количество учеников всегда старалось избегать в выходные, то их лица, когда они шли в понедельник к первому раннему уроку, если быть точнее — самостоятельному чтению, можно было сравнить с тем самым завядшим цветком: потухшие, бесцветные, недовольные. Вэй Ин и Цзян Чэн не были исключением. Они медленно шаркали по асфальту, кружа где-то рядом с забором, ожидая Не Хуайсана, чтобы войти в ворота Ада уже вместе. Утреннее чтение проходило у них всегда в тишине, поскольку большая часть класса просто спала. Зевая настолько широко, что хрустела челюсть, Вэй Ин поправил неугомонные угольные пряди, сам того не осознавая, что оглядывается по сторонам. Хотелось так, как жизненно необходимо, увидеть Лань Чжаня любым способом, даже исподтишка, одним глазком. Однако юноши нигде не было видно, что неимоверно разочаровывало. Последняя капля приземлилась на асфальт, отдающий приятным запахом сырости, а затем из темных туч показались первые лучи солнца, бодря некоторых учеников, которые еще не успели уснуть. Идя за своим потоком, едва не сталкиваясь локтями, челюстью и коленями о других учеников, Вэй Ин стиснул зубы, втягивая голову, стараясь слиться с полом или стать невидимкой. Людей было много, и все они сжимали парня с разных сторон, то придавливая, то пихаясь. Едва не потеряв в толпе Цзян Чэна, Вэй Ин поймал за локоть Хуайсана, который выглядел настолько уставшим, что на его чистом и светлом лице появился нездоровый оттенок и мешки под глазами. Вэй Ин знает, что Не Хуайсан тщательно ухаживает за кожей, следит за собой, использует различные масла, маски и крема, отчего его щеки всегда казались мягкими, бархатными, которые так и хотелось оттянуть или похлопать по ним. Вэй Ин не мог себе это позволить, но точно представил, какое бы было тогда у друга лицо, и тихо хихикнул, прислоняя свободную руку ко рту, имитируя кашель. В конечном итоге, ребята кое-как добрались до своего класса, понимая, что ученики этой школы — настоящие бизоны, готовые истоптать тебя до полусмерти. Едва не споткнувшись о свою же ногу, Вэй Ин приземлился на свой стул, слегка неловко поерзав, а затем нервно прикусил нижнюю губу, доставая нужные принадлежности. Думать не хотелось, учиться не хотелось, хотелось увидеть Лань Чжаня и широко ему улыбнуться, хоть парень осознавал, что никогда на такое не осмелится. Он вообще не представлял, на что хватит его смелости рядом с этим человеком, от которого сердце пускается в пляс, хочется улыбаться и думать о чем-то прекрасном. Парень думал, что все те ощущения симпатии к другому человеку, описывающиеся в книгах, — полный бред, но, на самом деле, в них есть доля той истины, которая дала о себе знать. Никаких бабочек в животе или перемен с температурой, не считая, конечно, красного лица, никаких судорожных вздохов до потери сознания, однако было какое-то чувство неземное: хотелось отрастить крылья и взлететь, хотелось порхать ими, огибая самолеты, несясь сквозь облака, вглядываясь в закат. Вэй Ин положил голову на парту, закрывая уши, зажмурился. Если все же он действительно влюбился, несмотря на эти яркие и будоражащие эмоции, он точно не обманывал себя, строя нелепые иллюзии: Лань Чжань его не любит. Разве можно полюбить это? Ребята в младших классах не зря смеялись над ним, а в средних — отнимая очки, втаптывали в грязь, иногда в прямом смысле. Хотелось кричать где-нибудь вдали от людей, чтобы сорвало глотку, стенки горла сковала шоковая судорога, и парень задохнулся в собственных чувствах. Хотя, смотря на золотистые глаза, он точно знал — задохнется.

***

Ни на первой перемене, ни на второй и четвертой Лань Чжаня Вэй Ин не замечал, старательно всматриваясь в толпу, иногда пугая Не Хуайсана своими потемневшими от пристального внимания глазами. Хоть друг и догадывался о том, почему Вэй Ин так резко изменился — не то что бы он и раньше не зависал в пространстве, но все же он вел себя как человек, который разучился говорить, есть, думать. Забывая обо всем на свете, Вэй Ин даже заставил Сюэ Яна в удивлении приподнять бровь, когда парень спокойно прошел мимо него, не выглядя зашуганным и не пытаясь втереть себе мантру спокойствия. Оставив парня в покое, Сюэ Ян лишь махнул рукой, переставая даже хитро улыбаться, разве что у виска не покрутил. День сегодня, и правда, необычный. — Скоро у брата день рождения, а я понятия не имею, что ему подарить, — сквозь пелену задумчивости расслышал Вэй Ин голос Не Хуайсана, когда они сидели на вечерних дополнительных занятиях, где их еще с младших классов намеревались готовить к самому важному в их жизни экзамену, но периодически ученики просто собирались в кучки и валяли дурака. Как и сейчас: большая половина класса обсуждала что угодно, но только не уроки, а другая половина свалила, не переживая, что их могут догнать и отчитать — бесполезно. — Подари ему галстук и затяни потуже, — сквозь зубы пробормотал Цзян Чэн, а когда Хуайсан переспросил, выпрямился, ответив уже громче: — Говорю: какое-нибудь украшение. — Точно! Цзян-сюн, спасибо! Но… брат это не носит, однако… Дальше Вэй Ин вообще перестал слушать, предпочитая зарыться длинными пальцами в волосы, смотря в окно, внезапно осознавая, что он залип. Залип на высокую фигуру с длинными натренированными ногами, аккуратно уложенными темными волосами, несмотря на физические упражнения они не растрепались. Залип на широкие сильные плечи, обтянутые тонкой белой футболкой, на красивый профиль с тонкими, но симметричными губами и ровным, без каких-либо горбинок, носом. Вэй Ин едва не прилип к стеклу, осознавая, что видит Лань Чжаня, который бегал по расчерченной площадке с баскетбольным мячом, сжимая его длинными светлыми пальцами, ошибочно легкими, и забивал с такой мощью, что его противники едва не разлетались как кегли, сбитые шаром. Легкий порыв ветра колебал конец футболки, нагло задирая ее во время бега юноши, играл с его волосами, которые развевались под каждым движением. Лань Чжань, как и всегда, выглядел спокойным, даже двигаясь в такой напряженной игре, не переживая из-за того, что его мяч могут отобрать, — не отберут. С такой скоростью и прытью Вэй Ин сомневался, что кто-то вообще сможет его переиграть. Вэй Ин не успел и шелохнуться, как вспотевшая ладонь соскользнула с подоконника, когда парень хотел слегка подвинуться, ойкнул, врезаясь лбом в стекло, неся по всему классу такой грохот, что даже проснулся учитель. Одноклассники затихли, переводя удивленные глаза на парня, а от всеобщего внимания стало сухо во рту, коленки задрожали. Бросив все на произвол судьбы, Вэй Ин вскочил с подоконника быстрее атлета, вылетел из класса под громкое «Вэй Ин!» от Цзян Чэна, доверяясь ногам, побежал туда, куда они приведут, прислоняя ладонь к пылающему лбу. Определенно не лучший день!

***

Ноги привели его к библиотеке, которая была открыта до последнего ученика, что определенно играло на руку. Вэй Ин поздоровался с сидящей за столом женщиной, которая перебрасывала в руке колоду карт — директор порой ловил ее на этом занятии, но, учитывая строгие правила касательно игр, странно то, что ее до сих пор не уволили. Хотя по жизни эта женщина не была плохим человеком, в глазах ее всегда горел азарт, на устах —хитрая улыбка, а в душе — наверняка целая буря эмоций, скрываемых под маской лисицы. Даже сейчас, видя вошедшего Вэй Ина, который по привычке плотно прикрыл дверь, поскольку по этому помещению гуляют сквозняки, она как-то странно усмехнулась, очень сильно напоминая Сюэ Яна, а затем чему-то кивнула, переводя взгляд на карты. Вэй Ин прошелся по рядам, прячась за высокими старыми стеллажами, пахнущими еще его прадедушкой, опасливо нависающими горной мощью, с удивлением все еще стоящие и не скрипящие. Выбрав первую попавшуюся книгу, парень уселся на мягкий оранжевый диван с слегка потертой обвивкой, который тут же прогнулся под его весом, как бы принимая в свои объятия. Прижимая книгу к груди, Вэй Ин снял очки, все еще потирая лоб, шипя то ли на себя, то ли на боль, чувствуя, как пылают уши. Одноклассники хоть и привыкли к его странному подходу к жизни, парень не раз спотыкался перед ними, падал на ровном месте, общался с Сюэ Яном — вот это точно по их мнению странно. Хоть Вэй Ин и говорил Цзян Чэну, что ему никто и выбора-то не предоставлял, брат все равно клялся переломать хулигану школы ноги, но ни разу не сделал задуманного, поскольку даже он чувствует какой-то опасный ветерок, исходящий от кровожадной ухмылки. Вэй Ин тяжело вздохнул, натягивая очки, чувствуя, как разболелась голова. Не хотелось выходить отсюда. Не хотелось опускать ноги с дивана, не хотелось пересекаться с одноклассниками в раздевалке или вообще видеть людей. Из-за стеллажей раздавалось тихое пение женщины, постукивание карт о стол и… открывающаяся дверь. Всей душой надеясь, что это просто кто-то ошибся дверью, Вэй Ин весь сжался, прокусывая старую рану на губе, чувствуя во рту металлический привкус. Если это какой-нибудь Цзян Чэн или… послышался шорох, а затем помимо стеллажей над Вэй Ином кто-то навис, загораживая все пути к отступлению. Он сглотнул накопившуюся слюну, слегка подрагивая, поднял голову и пропал. — Л-лань Чжань? Заикаясь, дрожа, но против воли продолжая смотреть в золотистые глаза, парень похолодел изнутри от того, сколько эмоций распирало его от одного взгляда. Юноша стоял возле стеллажа, скрестив руки на груди, лицо его не выражало абсолютно ничего, а еще он не переоделся. Слегка подавшись вперед, он поднял руку в сторону парня, отчего тот зажмурился, а затем настала тишина. Вэй Ин судорожно вздохнул от мягкого прикосновения ко лбу, удивленно уставился на юношу, который уже отстранился, все также с ничего не значащим лицом смотрел на него. — Как ты… — Твой брат искал тебя, когда мы встретились. Почему-то я был уверен найти тебя здесь, — пожал плечами Лань Чжань, сказав это с такой легкостью, словно читал меню в кафе. Вэй Ин завистливо прикусил губу: конечно ему легко говорить, он же не чувствует, как его буквально распирает изнутри. Внутренние органы, казалось, распухли, готовые взорваться, желудок норовил издать болезненный скулеж, но не от голода, а от стресса, подключился кишечник, который, наоборот, весь сжался, подводя своего хозяина, которому вдруг от нервов захотелось в туалет. — Я-я… Вэй Ин не знал, что ответить, не знал, что сказать, чтобы стереть эту неловкую тишину, чтобы Лань Чжань не смотрел так пристально на него — сжавшегося до микроба на этом могучем оранжевом диване, резко выделяясь своей темной фигурой. Оранжевые блики отражались на бледных щеках, отдавая каким-то болезненным контрастом, который не укрылся от золотистых глаз. — Тебя что-то беспокоит? — А? Вэй Ин свел брови на переносице, мысленно крича на себя: сосредоточься! А затем почувствовал легкое, но не терпящее возражений, прикосновение к локтю. Парня поставили на ноги, четко всматриваясь в лицо, а затем куда-то повели. Книга соскользнула из расслабленных рук, но ее тут же подхватили, отдавая в руки улыбающейся женщине, которая услужливо открыла для них дверь. Вэй Ин почувствовал, как стал задыхаться, его тело сковало в тиски, а ноги плелись сами по себе, не отдавая отчета. Парень смотрел на широкую спину, на сильную руку и крепкие пальцы, что стальной хваткой сжимали его локоть, не позволяя сдвинуться ни на метр. Его куда-то вели. В шесть часов вечера это казалось куда страшнее, хоть в школе еще было полно учеников с вечерних занятий, а на улице довольно светло. И все же Вэй Ина это невероятно смутило, но он заставил тело взять себя в руки: в конце концов, это Лань Чжань! Разве он может причинить ему вред? — Подожди здесь, — бросил юноша и мгновенно скрылся за дверью раздевалки для тех, кто посещает какие-либо секции в школе. До Вэй Ина дошел тот факт, что Лань Чжань пошел переодеваться, чтобы, наконец, покинуть двери школы, но парень никак не мог связать это с собой. Он-то тут причем? Зачем нужно было тащить его через всю школу, привлекая к себе невольное внимание, а затем велеть ждать? Вэй Ин потоптался у двери, не зная, чего ожидать от юноши, пока на его плечо не опустилась холодная тяжелая рука, пугая парня до мурашек по всему телу. — И что ты тут забыл? — раздался над ухом хищный голос, от которого всегда веяло холодом и почему-то кладбищем. Вэй Ин на деревянных ногах слегка отошел, заставляя руку соскользнуть с плеча, а затем, не оборачиваясь, едва слышно выдавил: — Ничего. Зачем пришел? Сюэ Ян позади недобро усмехнулся, шурша фольгой, вызывая в голове Вэй Ина нехорошие ассоциации: вот сейчас он возьмет эту фольгу, чтобы набросить на его голову, заставляя парня биться в агониях и задыхаться, а затем закопает его труп на заднем дворе школы. Мурашек стало больше. — Мой староста посещает здесь секцию, — махнул рукой Сюэ Ян, а затем его зубы звякнули, разгрызая что-то. В мусорную корзину, стоящую перед Вэй Ином, упал сверток бумажки от леденца. Вэй Ин облегченно вздохнул, осмелев, обернулся к парню, который оперся спиной о стену, всматриваясь в него, а его челка закрывала правый глаз, вокруг которого виднелся наливной синяк, кожа опухла, отчего он едва открывался, выглядя весьма устрашающе. Вэй Ин сглотнул едва не вырвавшийся вопрос, но стиснул зубы, едва не ломая челюсть, сжал руки, спрятанные в кармане форменных брюк, в кулаки. Главное правило Вэй Ина по отношению к Сюэ Яну было не смотреть ему в глаза. Парень хорошо читал людей, видя их страхи насквозь, иногда даже воплощая развлечения ради. Опасный огонек, таившийся в его взгляде, пробирал до холодных кончиков пальцев, а сверкающие белоснежные клыки только дополняли картину. Он слегка покачнулся, словно на секунду сбился с реальности, а вечная ухмылка пропала, но тут же губы натянули ее снова, пряча вспышку боли в глазах. Как раненная пума он слегка сжался, наверняка ненавидя себя за то, что позволил кому-то лицезреть его слабость, возможно, раздумывая, как убрать свидетеля. — Ты не ответил на мой вопрос, — в голосе показалась напускная угроза, но Вэй Ин в душе понимал, что Сюэ Ян ничего ему не сделает. На самом деле, сделать что-то серьезное в виде переломов пальцев, избиения или чего похуже он мог лишь тем, кто по-настоящему его обидел, задел либо его чувства, либо чувства тех малочисленных людей, с которыми он общался. Иногда Вэй Ину казалось, что месть — единственное, за счет чего Сюэ Ян живет по сей день. Ну, и еще конфеты. — А почему мне нельзя здесь находиться? — Однажды ты отбил мяч в голову тренера, попутно разбивая свои очки. Вэй Ин стушевался, припоминая не самый лучший опыт на уроке физкультуры, слегка поджимая губы, но точно зная, что после такого ему разрешили отсиживаться во время игры с мячом где-нибудь на лавочке, листая ленту в телефоне или читая. Никто не был против, даже Цзян Чэн на это лишь покачал головой. Почесав затылок, Вэй Ин состроил недовольную мину, а затем хотел что-то ответить, как вдруг дверь позади него отворилась, и нос парня уловил знакомый запах дорогого одеколона. Лань Чжань, шаги которого были едва слышны, посмотрел сначала на Вэй Ина, кивнув ему, а затем золотистые глаза гневно сверкнули в сторону все также опирающегося о стену Сюэ Яна, старательно показывающего, что у него нет растяжения в ноге. — Пошли, — прозвучало как неоспоримое утверждение, а затем Вэй Ина снова схватили за локоть, ведя прочь из спортивного корпуса, игнорируя злорадные смешки, посланные Сюэ Яном, который, видимо, стал подходить к той самой двери, из которой вышел Лань Чжань. — Повеселитесь там! — раздалось вслед им, а щеки Вэй Ина заалели. Несносный мальчишка!

***

«Я дома у Лань Чжаня… нет… Я, черт возьми, у него дома!» Момент неверия настал с самого начала их пути: Вэй Ин искренне не понимал, куда его ведут, почему он оказался в районе дорогих частных домов, почему чувствует запах новой краски для стен и почему все еще идет за Лань Чжанем, который уверенно выпорхнул после него из такси, кивая в сторону самого последнего на улице дома, казалось, самого большого. По строению он не отличался от многих других, а его масштабы впечатляли. Высокий каменный забор ограждал эту немалую территорию от чужих глаз, белоснежные стены светились перед яркими лучами солнца, а голубоватая крыша хорошо сочеталась с ароматными синими цветами, высаженными вокруг фасада. Вэй Ин судорожно вздохнул, догадываясь, куда его привели: все это слишком в стиле семьи Лань Чжаня, особенно мертвая тишина и до скрипа чистая территория. — Я выполняю свои обещания, — бросил юноша через плечо, разуваясь. Вэй Ин последовал за ним, а затем они вышли в огромный зал, в котором пахло свежестью и немного морем. Расставленная светлая мебель в виде двух больших диванов, кофейного столика и огромной плазмы заставили глаза парня расшириться в удивлении, поднять голову к высокому потолку с огромной хрустальной люстрой, поблескивающей на солнце, бросающего свои лучи из широкого окна на задний дворик. Вэй Ин нервно сжал кулаки, пытаясь унять бешеное сердцебиение, пока его вели в неизвестном направлении, а затем парень встал перед светло-коричневой дверью, слегка приоткрытой, уже показывающей ему, что там находится. Когда Вэй Ину было восемь, он с родителями ездил на море на своей машине, чувствуя невероятную жару в салоне, выпивая неизвестную по счету бутылку воды, но это стоило того, чтобы после выбежать из машины и прямо в одежде окунуться в широкие просторы, почувствовать врезающиеся в бока прохладные волны, облизывающий пятки песок и родной соленый запах ветра. Находясь в этой библиотеке, размеры которой превышают все его ожидания, парень чувствовал примерно те же ощущения — невероятные, сногсшибательные, завораживающие. Он приоткрыл рот, слыша эхо от собственных шагов, пока не наступил ногами на ворсовый ковер с вышивкой облаков, чувствуя себя убогим со своими желтыми носками, стоя на таком сокровище. Вэй Ин не отказал себе смотреть в разные стороны, как любопытное дитя, огибая высокие деревянные стеллажи, стараясь не касаться обложек книг кончиком пальца, не вдыхать носом знакомый запах старых страниц, время которых также не щадило. Каждая книга была рассортирована по жанрам, периоду времени и даже по цвету обложки, образовывая цветовые полосы, в основном идущие от светло-коричневых к черным. Вэй Ин встал возле стеллажа с европейскими детективами, завистливо понимая, что многие книги, которых уже и не найти, покоятся прямо перед ним, наверняка в оригинале, поскольку он не помнил, чтобы их переводили на китайский. — Лань Чжань, — восторженно выдохнул парень, поворачиваясь к хозяину дома, широко улыбаясь. — Спасибо тебе! Снова вышедшее из облаков солнце лизнуло лицо Вэй Ина, заставляя его кожу искриться, широкая улыбка, обрамленная алыми губами, засияла еще больше, металлические глаза заблестели даже сквозь толстые очки, показывая все их очарование, а душа парня так и источала счастье, неся по всему его телу светлую ауру, делая его невероятно красивым, домашним, с растрепанными, но так подходящими ему с этим пучком, волосами, челка которых слегка колыхалась из-за приоткрытого окна. В золотистых глазах что-то блеснуло, но их хозяин только покачал головой — глупое наваждение скоро пройдет.

***

Круговорот жизни Вэй Ина внезапно стал вертеться лишь вокруг Лань Чжаня, разговорами с ним, обсуждением прочитанной за ночь книги из домашней библиотеки семьи Лань, посещение ее же, на удивление, не пересекаясь с учителем Лань Цижэнем, который наверняка погнал бы его взашей. Они разговаривали обо всем на свете, иногда видясь на переменах, перебрасываясь парой слов, сидя на мягком белом диване в зале, иногда включая огромный плазменный телевизор, просматривая старые фильмы под сначала неловкие, но вскоре широкие и искренние улыбки Вэй Ина. Хоть парень и понимал, что такой человек, как Лань Чжань, никогда не почувствует то же самое в ответ: всю эту вспышку чувств, переполняющую до краев душу каждый раз, когда они видятся; все то счастье от одного взгляда в золотистые глаза; все то слегка постыдное возбуждение ночью, когда парень вспоминал его, обнимая себя руками, запрещая себе использовать его чистый образ в низменных потребностях. Это происходило всю учебную неделю, и даже, когда в выходные Лань Чжань предложил прийти к нему, Вэй Ин уже готовился пройтись по стеллажам, находящимся в самом конце, однако на этот раз его повели в совершенно другом направлении, поднимаясь по широкой лестнице на второй этаж, подходя к ничем не примечательной двери, которая открылась перед парнем с тихим шорохом. — Моя комната, — произнес Лань Чжань в самое ухо парню, заставляя того покраснеть, отчего его дыхание участилось. Вэй Ин сглотнул вязкую слюну, понимая, что в этой части дома он еще не был, однако комната не особо отличалась по стилю от того же зала: в светлых тонах, минимум мебели, только самое важное от кровати, до компьютерного стола и длинной тумбочки, похожей на гладильную доску, на ней стоял струнный инструмент, о котором юноша иногда упоминал, — гуцинь. Старый китайский музыкальный инструмент наверняка тщательно протирали от пыли, по блестящей поверхности стало понятно, что за ним ухаживали и на нем играли. Парень подошел к тумбочке, не рискуя касаться струн, но нервно выдыхая, почувствовал некое благоговение, находясь рядом с ним, словно только и жил ради того, чтобы услышать наверняка чарующую мелодию этих струн. Парень почувствовал как позади него Лань Чжань встал достаточно близко, опаляя своим дыханием его выпирающую косточку на шее, вводя его в ступор. Не хотелось обманывать себя ложными надеждами, однако это не выглядело двусмысленно — это выглядело прямо, Лань Чжань действительно стоял слишком близко, вызывая у Вэй Ина нервную дрожь в коленях, а его горло пересохло. Зажмурив глаза, он позволил юноше положить крепкие руки на его худощавую талию, прислоняя его спину к своей груди, а Вэй Ин терялся в догадках: что именно этим юноша хотел сказать, поскольку ранее он точно не замечал симпатии со стороны Лань Чжаня, таких вот поползновений или хотя бы одного блеска заинтересованности в золотистых глазах. Все еще не открывая глаз, Вэй Ин откинул голову, разрешая целовать свою шею, места прикосновений губ юноши горели, кожу, казалось, хотели расплавить горячим клеймом, а его кадык судорожно поднимался. Лань Чжань перевернул парня к себе лицом, всматриваясь в его глаза, как всегда, спрятанные под огромными очками, а затем нагнулся, едва не касаясь его губ, но Вэй Ин отпрянул, упираясь ладонями ему в грудь. — Т-ты… подожди… ч-что? Казалось, Лань Чжань как-то устало вздохнул, словно был полон нетерпения, а затем приподнял двумя пальцами его лицо, притрагиваясь к подбородку, вновь наклонился, касаясь кончиками собственных губ алых, приоткрытых в изумлении губ парня, почти невесомо проводя ими, деля с ним один воздух. — Лань Чжань, — вырвался горячий вздох у Вэй Ина, а затем его резко прислонили к тумбочке, из-за чего парень искренне заволновался за гуцинь, а затем его поцеловали по-настоящему, цепляясь за его тонкую талию, прислоняя к себе ближе, оттягивая нецелованные губы по очереди, вырывая у парня вздохи и полустоны. У Вэй Ина перехватило дыхание, он судорожно вцепился в белоснежную рубашку юноши, ткань которой едва не затрещала, а затем стал неумело отвечать на поцелуй, приоткрывая рот, разрешая чужому языку облизнуть его небо, играя с внутренней стороной щек. Голова закружилась, колени подкосились, и если бы не крепкая хватка, то парень бы упал. Он слегка наклонил голову, входя во вкус, с блаженным стоном прикоснулся пальцами к мягким темным волосам, оттягивая короткие пряди, потираясь грудью о грудь юноши, чувствуя, что начинает смелеть. Взъерошив и без того еле державшийся на резинке пучок, Лань Чжань окончательно растрепал его волосы, второй рукой забираясь под ткань темной кофты, вызывая на спине табун мурашек, лаская кожу круговыми движениями. Вэй Ин почувствовал, как его толкают к кровати, а затем его повалили на мягкую поверхность, сжимая бедра, приближая к себе, вновь впиваясь в губы. От неожиданной смены локации, Вэй Ин ойкнул, его теплый рот приоткрылся, позволяя умелому языку ласкать его, поигрывая, прикусывая нижнюю распухшую губу. Шумно выдохнув, парень почувствовал, как поцелуи переросли в страстные покусывания, Лань Чжань перешел на подбородок, слегка облизывая его, а затем стал покрывать беззащитную светлую шею многочисленными поцелуями-укусами, оставляя свои следы, с наваждением ловя каждый судорожный вздох. Уже собираясь оттянуть ткань толстовки, чтобы наконец содрать мешающуюся тряпку, юноша толкнулся своим возбуждением в расставленные ноги парня, и именно это заставило Вэй Ина широко открыть глаза, поправляя очки, отрываясь от горячего и притягательного тела. Он слегка привстал, с виноватым лицом смотря в глаза Лань Чжаня, а затем слегка отодвинулся от него, стараясь не мять и без того потревоженную кровать. — Лань Чжань, — Вэй Ин прикусил все еще горящую губу, чувствуя на себе вкус юноши, краснея куда сильнее, чем во время того, чем они только что занимались, — Я никогда и никого не целовал, поэтому, пожалуйста, мы можем не торопиться? Парень поправил задравшуюся толстовку, скрывая от золотистых глаз край молочной кожи и притягательные утонченные бока. Он слегка вздрогнул, когда юноша встал с кровати, поправляя рубашку, молча смотря куда-то в окно, а на лице его, как всегда, было невозможно прочитать эмоции. Вэй Ин почувствовал, что что-то не так, когда по всему телу пробежала дрожь, атакуя обласканную кожу спины, словно до этого его гладили не руки любимого человека, а проводили граблями, сдирая кожу. Встав с кровати, стараясь привести мятую ткань пледа в порядок, парень завязал распущенные волосы в тугой хвост, поправляя завивающиеся концы, сбрасывая их с плеча. — Брат вернулся с работы, — коротко бросил Лань Чжань, уставившись на Вэй Ина нечитаемым взглядом. — Пошли. Они спустились все по той же лестнице, только шагая на этот раз куда медленнее, словно юноша не очень-то хотел пересекаться с старшим братом, который, завидев чужие ботинки, натянул на лицо доброжелательную улыбку, пряча всю усталость рабочего дня. Как раз к тому времени, когда он стянул белый пиджак, закатывая рукава светло-голубой рубашки до локтей, возле него встал младший брат, позади которого был кто-то еще, неловко топчась с ноги на ногу. — Добрый день, могу я узнать имя нашего гостя? — все также улыбаясь, мужчина подошел ближе, пристально разглядывая горящие скулы парня и блеск в металлических глазах, стараясь не обращать внимание на расстегнутую первую пуговицу на рубашке брата. Его взгляд заскользил по растрепанным волосам гостя, а губы тронула усмешка. — Его зовут Вэй Ин. Это мой брат Лань Хуань. Вэй Ин слегка наклонил голову в приветственном жесте, подавая руку для пожатия. Лань Хуань принял ее, сжимая своими стальными пальцами, оставляя на коже странные горящие ощущения, задерживаясь на касании, а затем едва ощутимо погладил его запястье большим пальцем, что не укрылось от золотистых глаз. — Ему уже пора, — сказал Лань Чжань, помогая парню пройти мимо старшего брата, который все не сводил свои любопытные взгляды с лица гостя, нехорошо усмехаясь, скрестив руки на груди. От такого самому Вэй Ину стало не по себе, хотелось вытереть место касания чем-нибудь, чтобы на коже больше не осталось неприятного зуда, словно его только что укусил муравей. Кивнув в знак прощания, он кое-как натянул свои кроссовки, едва не спотыкаясь, с учащенным сердцебиением выскочил из дома, смотря на все также преследующий его взгляд холодных глаз, а затем Лань Чжань закрыл за ними дверь, прерывая контакт. — Не бери в голову, — бросил юноша, пропуская Вэй Ина вперед, все же застегивая последнюю пуговицу, стиснув зубы. Догадался-таки. Вэй Ин на это лишь натянул улыбку, слегка потрепав свой хвостик, чувствуя, что сердце не успокаивается. Вечернее солнце не жгло, в некоторых домах уже виднелся включенный свет, несмотря на то, что все еще было светло, а в душе самого парня творился настоящий хаос. — Лань Чжань, — тихо произнес парень, ступая по белому гравию. — Зачем ты сделал это сегодня? Ему не требовалось уточнять, что именно так поразило парня. Лань Чжань на это лишь пожал плечами, молча шествуя с ним, а лицо его ничего не выражало. Полная спокойная гладь. — Хочешь повторить? — Ч-что? Они остановились около загоревшегося фонаря, тусклый желтый свет которого падал на них, образовывая некий нимб, словно они оказались под пристальным вниманием папарацци. Вэй Ин сжался, перебирая в руке завивающиеся пряди, кусая истерзанную губу, думая лишь о том, что, возможно, все это сон и творившееся не так давно в комнате Лань Чжаня — плод его воспаленного ума. Ну не может быть такого, чтобы кто-то хотел его поцеловать просто так — он же ужасен! Чувство горечи, вспыхнувшее в груди только сильнее отравляло сердце, хотелось упасть на асфальт и уснуть, чтобы не видеть золотистых глаз, замерших в ожидании ответа, который Вэй Ин никак не мог дать. В конце концов, не использовать же его лишь для удовлетворения своих желаний! Это было бы нечестно, поэтому Вэй Ин слегка отошел, поднимая голову, встречаясь глазами, а затем, не веря, что такое говорит, прошептал: — Не думаю, что это было бы разумно, — а затем отпрянул еще дальше, боясь смотреть юноше в глаза. — Ты же этого хочешь. — Да, но… «Без взаимных чувств это было бы бессмысленно…» — И я хочу, — вновь произнес Лань Чжань, кажется, теряя терпение. Вэй Ин с недоверием уставился на него, забывая о всем смущении, наклонил голову, всматриваясь в изменения в лице. Ничего. Полная пустота, словно его слова — чистая ложь. Но тогда смысл ему лгать? В чем он выиграет, если солжет насчет своих желаний? Вэй Ин покачал головой, вновь подходя ближе, а затем встал почти вплотную, неотрывно держась за собственные пряди как за спасительную соломку. — Тогда… — одну руку все же пришлось освободить, чтобы поправить очки. — Тогда в следующий раз мы… — Хорошо, — кивнул Лань Чжань, будто уверенный, что такой человек, как Вэй Ин, никогда ему не откажет, и он оказался прав. Щеки Вэй Ина расцвели как спелая вишня, неровным румянцем распространяясь на шею. В конце концов — подумал тогда парень, — не станет же Лань Чжань себя заставлять быть с ним, верно? Он не такой человек, чтобы притворяться, не его это. Уже во всю думая о предстоящем свидании, Вэй Ин так и не осмелился подойти еще ближе, чтобы запечатлеть на губах, которые теперь будут ему сниться, поцелуй, куда бы он вложил всю свою любовь к этому человеку. Человеку, которому доверился телом и душой. Махнув рукой, он помчался в сторону остановки, не прекращая улыбаться, не замечая, как юноша за его спиной задумчиво коснулся своих губ.

***

Они провели не так уж много времени вместе, от силы — две недели, но Вэй Ину этого хватило, чтобы привязаться настолько, что он не узнавал себя даже в отражении. Он бы никогда не подумал, что найдется хотя бы один человек, которому он бесповоротно будет доверять, рассказывая то, что даже брату никогда не рассказывал, желая ластиться, обнимать, окутать своей любовью, прислонить руку к груди, чтобы он понял, как сильно нравится парню. Цзян Чэн на это лишь неодобрительно качал головой, но благодаря просветлениям Не Хуайсана о том, кто этот Лань Чжань, сделал вывод, что, возможно, он не посмеет обидеть его брата, потому пока не спешил вызывать его на «важный братский разговор». К тому же, защищать честь Вэй Ина не требовалось, если его разозлить, то и сам справится, выбив всю дурь. Застенчивость хоть и является его первым признаком и первой ассоциацией, когда речь заходила о парне, но все же он вполне способен ответить, если его что-то не устроит. Например, он второй человек в школе, кто может смело поднять глаза на Сюэ Яна, не всегда, конечно, но может, а тот, в свою очередь, ничего ему не сделает, так что он уже морально подготовлен. Но несмотря на все это, Вэй Ин, падая на кровать перед сном, вспоминая касания мягких губ к своей коже, чувствовал апатию, связанную с его личными страхами. А что, если Лань Чжаню не понравится проводить с ним время? Что, если он остынет и решит все это прекратить? Не то чтобы Вэй Ин мог смело утверждать, что они уже вместе, но прогресс явно имеется, учитывая, что он может уже смело говорить с юношей обо всем на свете. Что же до того, что именно сам Лань Чжань считает касательно их необычных отношений — парень и не догадывался, но надеялся, что тот все же что-то испытывает. «Конечно, испытывает! Не может же он притворяться…» Но все же такие слова как «а может не» или «а вдруг», вызывали в темной голове нехорошие ассоциации. Но он поверил Лань Чжаню, как не верил себе, как не верил кому-либо, поэтому его вера должна оправдаться. В конце концов, самое страшное — это его собственные загоны и неуверенность, то и дело шепчущая о том, какой он уродец. И вот, появился хоть один человек, готовый его поцеловать, может ли это быть звоночком о том, что скоро все изменится? Закрывая глаза, стараясь держать в голове образ его любимого божества, надеясь, что и он также иногда думает о парне в хорошем ключе, Вэй Ин устроился поудобнее, выдыхая. Но этой ночью ему снилась искаженная ухмылка Лань Хуаня, которая часто покоилась на лице Сюэ Яна, привычно сияющая около него, так не похожая на стиль жизни семьи Лань.

***

Они договорились встретиться после школы, когда будет шанс свалить с дополнительных занятий, где Вэй Ина никто не будет искать. Предупредив Не Хуайсана и Цзян Чэна, оставив этих двоих в классе, он поспешил в договоренную сторону раздевалки, где Лань Чжань, должно быть, уже переодевался. Конечно, парень не отказал бы себе в том, чтобы увидеть того после игры: вспотевшего, с тяжелым дыханием и невероятно притягательного, но заходить было не лучшим решением, вдруг своей настырностью он его лишь вспугнет. Облокотившись о стену, мечтательно перебирая пряди в руках, он хотел было достать телефон, чтобы хоть как-то унять напряженную дрожь в руках, разбавить нервы пролистыванием ленты новостей, но лишь снова устало вздохнул, когда в поле его зрения появился никто иной, как Сюэ Ян, также прогуливавший дополнительные занятия, наверняка ища своих приключений, но по его лицу пробежал какой-то огонек облегчения, когда он заметил смотрящего на него Вэй Ина. — А я-то думал ты ушел, — усмехнулся парень, присаживаясь на подоконник около Вэй Ина, пристально всматриваясь тому в лицо. — Скажи, было ли хоть что-то, о чем ты сильно жалел? — Не знаю, — пожал плечами Вэй Ин, сохраняя спокойствие. Его напрягало лицо Сюэ Яна, который не выглядел как всегда игриво, походкой дикой кошки ступая где-то рядом, скорее, его самого будто что-то тревожило, и эта тревога распространилась и на Вэй Ина. — Надеюсь, и не пожалеешь, — тихо произнес парень, вскакивая на ноги, заставляя Вэй Ина вздрогнуть и убрать телефон. — А ты… — Пошли. Смотря друг на друга, парни пропустили тот момент, когда дверь раздевалки приоткрылась, показывая высокого собранного юношу, в глазах которого, на удивление, плясали искры раздражения. Он схватил Вэй Ина за локоть, ведя в сторону выхода, а сам же парень удивился, что всегда настороженный Сюэ Ян и сам его не заметил, как-то рассеянно смотря ему вслед. — Вэй Ин! — внезапно крикнул он, натягивая на себя привычную ухмылку, но расширенные глаза все же выдавали что-то странное в нем, словно тот опять обкурился, да еще и впервые по имени назвал. — Ты не должен… — Идем, — с нажимом повторил Лань Чжань, бросая в сторону отставшего парня злобный взгляд, ведя Вэй Ина за собой, стараясь перебить то, что говорил Сюэ Ян, а сказал он лишь одно «пожалеть», а затем затих, словно предоставляя Вэй Ину самому выбирать свой путь жизни. Сам же парень искренне не понимал, что имел в виду знаменитый хулиган школы и что так сильно его тревожило, но предпочел подумать над этим позже. В конце концов, такой человек, как Сюэ Ян, полон сюрпризов и неожиданностей, так что, если слушать все, что он говорит или делает, можно сойти с ума. Покачав головой, Вэй Ин солнечно улыбнулся Лань Чжаню, идя с ним плечо к плечу, начиная рассказывать о том, какую интересную энциклопедию он на днях нашел, стараясь разбавить раздражение юноши интересом, и у него, кажется, это получилось.

***

Нежные касания и мягкая кровать грели спину, хотелось на очень долгое время закрыть глаза, окунаясь в это чувство эйфории, отдающейся где-то в груди теплым маслом блаженства. Откидывая голову назад, подставляя светлую шею под поцелуи, постанывая, чувствуя, как чужие руки забираются под футболку, он раздвинул ноги, закидывая их на чужую спину, приникая ближе, чувствуя ярче. Вэй Ину трудно давалось разлепить глаза и нормально дышать, он захлебывался в собственных эмоциях и накопившейся слюне, которая норовила стечь по подбородку. Слегка отпрянув от нависнувшего над ним юноши, парень едва смог отделаться от чувства приятного оцепенения всего тела, прогибаясь в пояснице, позволяя тонким губам выцеловывать неизвестные узоры у того на груди из-за задравшейся до ключиц футболки. Приподнимая и опуская от тяжелого дыхания грудь, на молочной коже которой киноварными кляксами заалели два потвердевших соска, находящихся точно перед лицом Лань Чжаня, который не стал себе отказывать в том, чтобы широко лизнуть каждый. Сипло втянув воздух сквозь стиснутые зубы, парень широко раскрыл глаза от звездочек перед ними, чувствуя, как к щекам прилила не просто кровь, а целый чан с раскаленным железом. Упираясь локтями о кровать, он позволил Лань Чжаню расстегнуть свои штаны, попутно расправляясь с пуговицами на светло-голубой рубашке, стараясь не путаться в собственных пальцах. Облизнув губы, парень вспомнил кое-что важное, откинулся на спину, позволяя юноше видеть себя снизу вверх, рассматривая растрепанные распущенные волосы, черным пятном лежащие на белоснежном покрывале, приподнимающуюся не такую уж и худую грудь, ребра которой не выпирали так ужасно, как Вэй Ин себе напридумывал, на алые соски и такие же алые губы, соблазнительно припухшие после страстных поцелуев, начавшихся еще за порогом дома. А затем золотистые глаза потемнели на два тона, стоило Вэй Ину снять толстые нелепые очки, откладывая их куда подальше, позволяя лицезреть округлые металлического оттенка глаза, обрамленные длинными черными ресницами, заполненные пеленой возбуждения, настолько очаровывающие каждого, что и Лань Чжань не стал исключением. Юноша громко сглотнул, наконец освобождаясь от ненужной в такой момент рубашки, подрагивающими пальцами стал стягивать свои брюки, впервые чувствуя то, как пересохло у него во рту. Вэй Ин вновь обвил оголенными длинными ногами с аккуратными тонкими щиколотками и ровными пальцами, выпрямил их, толкая юношу к себе за талию, а через его черные боксерки виднелось все желание, все нетерпение, которое сочилось сквозь ткань. Громко выдохнув, Лань Чжань схватил рукой правую ногу парня, касаясь губами выпирающей косточки на коленке, играя языком с виднеющейся венкой, просовывая его во впадину колена, оттягивая зубами нежную кожу. Шумно дыша через рот, Вэй Ин снова выгнулся в пояснице, проводя широко расставленными пальцами по оголенной груди, задевая соски юноши, отчего тот шикнул, резко хватая парня за бедра, притягивая к себе, снова впиваясь в губы яростным, страстным поцелуем, который разительно отличался от тех, что были раньше. Вэй Ин сипло простонал, когда теплая ладонь погладила светлый бок, оттягивая резинку трусов, пробираясь кончиками пальцев под ткань, оглаживая поджавшуюся ягодицу. Лань Чжань прикусил алую губу, оттягивая. Проводя языком по подбородку, прикусил основание кадыка, чувствуя вибрацию от очередного стона, а затем почувствовал, как уже его повалили на кровать, меняясь местами, придавливая его, садясь на бедра. Вэй Ин показательно широко облизнул нижнюю губу, размазывая каплю крови от прокусанной ранки, заставляя Лань Чжаня всего содрогнуться и запрокинуть голову, а золотистые глаза голодно вперились в открывшийся вид. Вэй Ин усмехнулся, внезапно теряя всю свою застенчивость, словно превращаясь в другого человека, прикоснулся кончиками пальцев к прессу, который рефлекторно сократился под нежными ласками, а затем парень отбросил мешающиеся пряди за спину, наклоняясь, шепча прямо в красное ухо: — Когда я говорил об этом, мне казалось, речь шла о поцелуях… Лань Чжань сипло выдохнул, с каким-то животным рыком схватил Вэй Ина за округлые ягодицы, вновь переворачивая, впиваясь пальцами до посинения кожи и в одно мгновение сдирая трусы парня, гулко сглатывая. Это показалось Вэй Ину забавным, парень провел рукой по животу, спускаясь ладонью к выступающей косточке лобка, а затем приподнял собственные бедра, раздвигая ноги, позволяя Лань Чжаню лицезреть то, что многим другим определенно лучше никогда не видеть, и то, что внезапно стало вызывать у юноши желание схватить свой пояс от халата, связать парня и больше никогда не отпускать на улицу. Чтобы ни одна душа не увидела нечто прекрасное, скрывающееся за широкой одеждой и массивными очками. Нечто, что заставило деревянное сердце пуститься в пляс, едва не ломая ребра. Держа себя за ноги, Вэй Ин задрал голову, позволяя кожу откровенно кусать, понимая, что у юноши больше не хватает терпения для прелюдий. На секунду отрываясь от парня, чтобы достать смазку и презервативы, Лань Чжань не понял, как оказался на боку, пока Вэй Ин, сидя рядом, придерживая его ногой, не выхватил смазку, открывая ее, в комнате резко запахло персиками. — Лань Чжань, — неуверенно простонал парень, пуская пальцы в баночку, пачкая их в вязкой жидкости, заводя руку за спину, вновь тревожа ранку на губе. Он пытался вспомнить все то, что видел ранее в просматриваемом с красными скулами порно, пытаясь выглядеть немного соблазнительнее, чем в жизни, надеясь не разочаровать Лань Чжаня. Лань Чжань сглотнул, его дыхание перехватило, а затем он, как в прострации, наблюдал, как густые брови сошлись на переносице, угольные волосы слегка зашевелились на искусанной груди от частых движений, а алый рот приоткрылся в немом крике, когда парень сделал еще один рывок, переводя затуманенные глаза в сторону юноши. — Лань Чжань, — и юноша уверен, что готов записать этот голос на диктофон, чтобы слушать до старости. — Иди ко мне. Ему не нужно было повторять дважды. Набросившись на парня, едва не придавливая к кровати, он просунул язык тому в рот, облизывая внутреннюю сторону щек, рыча, содрал собственные трусы, слепо нащупывая рукой презерватив, проникая пальцами в уже более-менее разработанное, мокрое отверстие, чувствуя, как мягкие стенки плотно обхватили его длинные пальцы, жадно прося большего. Вэй Ин оттянул губу юноши, впервые в своем опыте проводя языком по чужому рту, с наслаждением ловя вздохи, предназначающие ему и только ему. Вновь приобнимая юношу ногами, он почувствовал, как пальцы вновь вытащили, с громким хлюпом заменяя их на член. Вэй Ин охнул, прижимаясь грудью к Лань Чжаню, потираясь о него сосками, до хруста разводя ноги. Когда Лань Чжань наконец смог двигаться, нетерпеливо насаживая парня, впиваясь губами в губы напротив, сжимая покрасневшую кожу ягодиц, чувствуя тепло чужого тела как никогда раньше, едва не умирая от собственного блаженства, накатившего на него. Хотелось кричать, Вэй Ин себя в этом не сдерживал, цепляясь за широкие плечи, запрокидывая голову с каждым толчком, слыша непристойные звуки по всей комнате, с горящим лицом падая на спину, позволяя держать себя за ягодицы, приподняв его нижний корпус, долго пытая его в этих сладких муках. Вэй Ин обхватил лежащую перед головой подушку, сжимая ее до побледнения костяшек пальцев, срывая голос. — Лань Чжань… Л-л-а-ань Чж… ах!.. Я… Вэй Ин посмотрел точно в потемневшие золотистые глаза, чувствуя, как член внутри набух еще сильнее, а стенки ануса так и не выпускали его, жадно поглощая, разрешая изучить новую территорию. Чувствуя, словно переворачиваются внутренние органы, меняясь местами, а набухшая головка касается чего-то, отчего по всему телу бегут мурашки и немеют ягодицы, Вэй Ин все же позволил слюне стечь с подбородка, оставляя в покое подушку, провел пальцами по выпуклому животу, который, казалось, передавал форму набухшего члена, а затем схватил себя под коленки, сжимая руки Лань Чжаня, помогая ему войти глубже. — Лань Чжань, — из глаз хлынули слезы счастья, парень посмотрел на юношу с такой искренней любовью, с таким чистым всепоглощающим чувством нежности, с такой верой и благоговением, отчего Лань Чжань напряг ягодицы, толкаясь с бешеным темпом, теряя собственное дыхание, желая выплюнуть легкие. — Я люблю тебя. Я так люблю тебя!.. Вэй Ин откинулся на кровать, заливая свой живот, покрывало и часть лица семенем, оставив ноги и руки безвольно висеть с кровати, а его грудная клетка была готова взорваться на мелкие кусочки от частого и жаркого дыхания, пока Лань Чжань все еще скользил в нем, доводя себя до искупления. Лань Чжань задрал голову к потолку, его ноги онемели от длительных движений, член выскользнул из покрасневшего и напухшего отверстия, градины пота стекали по виску, а сам юноша расслабленно присел на колени, чувствуя огонь в ногах, словно он пробежал несколько километров. В горле пересохло от частого дыхания, хотелось пить, а затем вернуться к парню, чтобы снова повалить его на кровать и истратить целую оставшуюся пачку презервативов, пробуя все новое и новое с этим прекрасным человеком. Вэй Ин привстал на дрожащих руках, разрушая тишину сиплым дыханием, прикоснулся ладонью к щеке юноши, выцеловывая на скулах слово «люблю», улыбаясь так солнечно, отчего у Лань Чжаня сжалось в груди. — Я принесу воды, — кивнул он, натягивая штаны на голое тело, радуясь, что комнаты в его доме со звукоизоляционными стенами. Спускаясь по лестнице на кухню, юноша кое-как поправил растрепанные волосы, а в глазах так и сиял образ открытого и любящего парня, заставляя сердце биться быстрее, а желание — хотеть больше. Как только Лань Чжань вернулся в комнату, держа два стакана, наполненных водой, он заметил, что Вэй Ин уже натянул его рубашку, едва скрывавшую его приятные глазу бедра, стройные длинные ноги и полулунки укусов по всей шее. Парень сидел в позе лотоса, опершись о колени локтями, ласково улыбнулся, принимая стакан, в два счета осушая его. — Лань Чжань, — хриплым голосом пробормотал Вэй Ин, а юноша почувствовал, как внизу живота снова все запылало. — На самом деле, я никогда не верил, что такой человек, как я, — неудачник, в общем, — может как-то привлечь тебя — такого классного, идеального и… Лань Чжань сцеловал последние слова парня, ставя стаканы на тумбочку, придерживая его за бедра, придвинул к себе. Сердце его вновь сжалось, он провел ладонью по подрагивающей после оргазма спине, зацепил двумя пальцами угольные пряди, поигрывая с ними. Вэй Ин мягко рассмеялся, а затем оседлал бедра юноши, на что Лань Чжань сглотнул вязкую слюну: у Вэй Ина под рубашкой не было ничего. Чувствуя вновь нарастающее возбуждение, юноша позволил втянуть себя в сногсшибательный поцелуй, все также держа его пряди, шепча что-то глупое о том, как ему нравятся волосы, поглаживая бледные бедра, оставляя укусы и на них, водя носом по дорожке на пупке, чувствуя запах Вэй Ина, и юношу снова унесло. Повалив парня, подмяв под себя, с ленивых поцелуев он перешел в более страстные, запрещая себе отпускать Вэй Ина сегодня ночью.

***

Вот уже которую минуту Лань Чжань понимает, что не может оторвать взгляд от спящего Вэй Ина, который, приобняв руками подушку, лежал на животе, слегка причмокивая губами, когда в очередной раз делал глубокий вдох, с умиротворенным лицом наверняка видя десятый сон. В золотистых глазах плясали светлые крапинки веселья, когда юноша провел рукой по мягким угольным волосам, поглаживая затылок, уселся поудобнее, всматриваясь в красивое лицо перед ним. И как это можно было раньше не замечать? Эту чистую молочную кожу, стройное тело без лишнего жира, ясные глаза, полные любви и пухлые вкусные губы, издающие такие звуки, от воспоминаний которых у Лань Чжаня тепло разливалось внизу живота. Наклонившись к лицу, юноша мягко поцеловал открытую щеку, проведя носом по скуле, а затем встал, ловя взглядом нелепые очки с толстой оправой, которые скрывали чистые красивые глаза, испытывая что-то странное в груди. Зайдя на кухню, юноша обнаружил, что дядя снова куда-то уехал, оставив записку, прикрепленную к холодильнику магнитом, наверняка снова говоря что-то о соблюдении правил, но первый раз в жизни Лань Чжань не хотел читать. Поставив сковородку на плиту, юноша стал рассматривать, что имеется из продуктов, открывая холодильник, чувствуя, как теплые руки обвиваются вокруг его талии, а приятный охрипший голос мурлыкнул, пожелав доброго утра. Лань Чжань боялся оборачиваться, чувствуя голой спиной ткань своей рубашки, понимая, что Вэй Ин опять надел ее, наверняка соблазняя одним только видом. Вынув яйца, майонез, лук и помидоры, юноша обернулся к столу, положив продукты, а затем вцепился в столешницу одной рукой, второй же притягивая размякшее ото сна тело, впиваясь в пухлые губы, молясь чему только есть, чтобы не сорваться прямо на кухне дяди. Вэй Ин выдохнул прямо в губы, обвивая руки вокруг шеи, а Лань Чжань одним движением снял его очки, меняясь местами, прислоняя парня к столу, приподнимая за ягодицы, на которых, благо, были трусы, посадил на стол, не прерывая поцелуй. Вэй Ин не успел заплестись, потому его волосы путались в длинных пальцах юноши, который с удовольствием выцеловывал каждый миллиметр рта парня, зализывая ранку от прокушенной вчерашним вечером губы, словно прося прощения. Вэй Ин слегка поморщился от дискомфорта между ягодиц после бессонной ночи, слегка поерзал, случайно задевая солонку, которая с шорохом рассыпала соль по всему столу. Вэй Ин оторвался от любимых губ, ойкнул, намереваясь убрать то, что натворил, но его снова повернули к себе, коротко целуя в губы. — Расслабься, — прошептал Лань Чжань, проводя рукой по голому бедру, задирая кромку трусов, однако Вэй Ин снова испуганно подскочил, как только из проема двери послышался привлекающий внимание кашель. Глаза Лань Чжаня не по-доброму сверкнули, он схватил парня за руку, пряча за своей спиной, радуясь, что рубашка хоть что-то у него закрывает. Лань Хуань на это лишь усмехнулся, спокойно проходя на кухню, открывая дверцу холодильника, беря в руки бутылку с минеральной водой. — Извините за беспокойство, продолжайте, — шуточно подмигнул мужчина, а затем скрылся из виду, незаметно кивнув младшему брату. Вэй Ин почувствовал, как все его лицо запылало, а привычная икота подкатила к горлу. — П-прости, — тихо пробормотал Вэй Ин, утыкаясь покрасневшим лбом в спину юноши, который только покачал головой, поворачиваясь к парню, а затем стал медленно целовать его, обещая, что приготовит завтрак.

***

Собираться в школу после целого вечера и ночи в раю не хотелось. Лань Чжань любезно вызвал и оплатил такси Вэй Ину, пообещав, что они еще встретятся в школе, напоследок запечатлев нежный поцелуй на губах. Вэй Ин не хотел вслушиваться в речи своего брата, который постоянно требовал объяснений и причину, по которой он должен был покрывать парня перед родителями, говоря, что тот остался у Не Хуайсана для подготовки по несуществующему проекту. Вэй Ин на это лишь махнул рукой, говоря, что чуть позже об этом расскажет, а затем приобнял брата, радостно смеясь от его лица: тот успел схватиться за грудь, бледнея, чувствуя, что инфаркт уже близко. — С-сумасшедший! Вэй Ин снова рассмеялся, целуя вошедшую на кухню сестру в щеку. — Все возможно, — и подмигнул.

***

Утреннее солнце снова скрылось под грозными тучами, которые, по утверждению синоптиков, останутся гостить в городе еще пару дней. Вэй Ин натянул на плечи темно-красную толстовку, не застегивая, впервые за долгое время не жалуясь сестре, что Цзян Чэн так долго собирается, как-то счастливо поглядывая в телефон, чувствуя, как сильно бьется сердце. Парень и подумать не мог, что встретит свою любовь всего в шестнадцать, да еще и такого, как Лань Чжань! Все еще не веря в происходящее, он с удовольствием поймал несколько капель с неба, радостно посмеиваясь над своим состоянием — кажется, действительно сумасшедший. Или просто счастливый. Хотелось идти, подпрыгивая, ловить капли, получать подзатыльники от Цзян Чэна, который орал, чтобы тот не высовывался из-под зонта, обнимать ошарашенного Не Хуайсана, пугая того до побледнения своей широкой улыбкой, терпеливо проплывать через толпу учеников, чувствуя бодрость во всем теле. Зарядившись надолго, потому что не пройдет и пару часов, как они встретятся, снова поговорят, снова обнимутся, и Лань Чжань снова подарит ему чарующий поцелуй. Порхая через кабинеты, опережая крутивших у виска друзей, Вэй Ин завернул за угол и был быстро пойман чьими-то крепкими руками, едва не отлетая к стене, но его вовремя поймали еще одни крепкие руки, не давая причинить вред. — Сюэ Чэнмэй! — послышался чей-то тихий, но твердый осуждающий голос, а затем перед Вэй Ином встали два знакомых ему человека, один из которых славился своими организаторскими способностями и был старостой своего класса, умный и честный Сяо Синчэнь. — Ну прости-прости, — как всегда усмехнулся Сюэ Ян, но ухмылка его была отнюдь не беззаботная. Чэнмэй, как недавно выяснил Вэй Ин, однажды натыкаясь на журнал его класса, являлось настоящим именем Сюэ Яна, который предпочитал представляться придуманным — Ян, — потому все и звали его так. Парень молча уставился на озадаченного Вэй Ина, а цепкий взгляд рассматривал какие-либо изменения на лице или теле. — Не знает, — покачал головой он, обращаясь к своему старосте. — Так просвети его! — в светлых и чистых глазах блеснула жалость, но Сяо Синчэнь взял себя в руки, готовясь сделать что-то, что ему очень не хотелось — рассказать что-то страшное. — Ярмарка, спор, Лань Чжань, все дела, — невнятно пробормотал Сюэ Ян, впервые на опыте Вэй Ина смотря не в глаза оппоненту, а на свои ноги, неловко переминаясь. — Это безнадежно, — устало пробормотал Сяо Синчэнь, а затем утешительно потрепал Вэй Ина по плечу. — Мой одноклассник, наш общий знакомый Сюэ Чэнмэй, вчера вечером поведал мне не самую лучшую новость, о которой до этого молчал, — глаза на секунду грозно сверкнули в сторону мнущегося парня, отчего тот вздрогнул, а затем он продолжил: — О неком споре, касающемся тебя и… — Твоей девственности, — любезно продолжил Сюэ Ян, зная, что его староста ни за что не сможет выдавить из себя это слово. — Что? Вэй Ин все же оперся о стену, внимательно следя за происходящим, скептически приподняв бровь. Это представление его не впечатляло, а такая шутка слишком затянулась, начиная портить его прекрасное настроение. Осталось надеяться, что до встречи с Лань Чжанем он сможет восстановиться. — Верно. Вэй Ин, мне очень жаль и говорить этого не хочется, но надо, для твоего же блага — Лань Чжань тебя использовал… — Что за бред ты несешь?! А затем осекся. Вэй Ин не хотел об этом думать еще с самой первой встречи, не хотел предполагать, что общение с таким, как он, — просто очередная игра, что как личность он показался интересным для такого замечательного и идеального человека, как Лань Чжань. Он уставился вперед, не видя говорящих людей, лишь слушая, чувствуя, как перед глазами образовывается туман, невольно сопоставляя все скучные и отрешенные взгляды Лань Чжаня, относящиеся к нему. Сюэ Ян ненавидел мероприятия, где было большое количество народа, однако Сяо Синчэнь попросил, чтобы он там был, мог помочь в случае чего и, естественно, вел себя прилично, не сверкая угрожающим взглядом в первого встречного. Таская никому не нужные коробки, помогая со сценой, попутно перекрикиваясь ругательствами с Сун Ланем из параллельного класса, он все же делал многое, что его просили, смекнув, что на сегодняшний день Сюэ Ян безвреден. Помимо таскания разного хлама, парень, сам того не желая, вслушивался в каждый разговор из-за своего обостренного слуха, ловя каждый вздох от жары, каждый глоток воды от человека рядом. Вставая возле очередной цветастой палатки, так сильно раздражающей чувствительные глаза, Сюэ Ян тихо выругался, вспоминая о том, что последняя пачка сигарет, успешно спертая у матери, закончилась, а расслабиться после этого дерьмового дня было невозможно. Если, конечно, он не уломает старосту прогуляться с ним. Но это маловероятно. Хрустя костяшками пальцев, Сюэ Ян тяжело вздохнул, опираясь бедрами о стол с еще каким-то барахлом, наверняка принадлежащим рукодельникам, продающим свои безделушки. Рассматривая поломанные и грязные от всей работы ногти, парень сплюнул на асфальт, улавливая чью-то тихую беседу за палаткой. Краем глаза заметив, что там стоят наверняка двое старших учеников, следящих за процессом, парень отвернулся, забывая о них, пока до ушей не донесся весьма неприятный, но интересный разговор. — Я дам тебе месяц, продуешь спор — уедешь к родственникам за город, а я заберу гуцинь. — Пф, — кажется, оппонент закатил глаза или испытал сакральное чувство того, что не проиграет, а Сюэ Ян узнал в фигуре самого выдающегося ученика их школы — Лань Чжаня. — Кто будет человек, с которым я… — Переспишь, — подсказал собеседник, усмехаясь. — Думаю… Наступила пауза, а затем он щелкнул пальцами, вновь привлекая к себе внимание. — Видишь брата Не-сюна — Хуайсана? Рядом с ним какой-то задохлик, вот с ним. — Смеешься? — огрызнулся Лань Чжань, но все же присмотрелся, обреченно качая головой. — Что, сложно? Или противно? — Мгм. Сюэ Ян скосил взгляд в ту же сторону, где стоял Не Хуайсан, внезапно ошарашенный тем, кто стоял рядом с ним. Почему-то злость вновь поднялась в груди, но, на удивление, не из-за жары. Не то что бы он считал его другом, но… он второй, кто без отвращения смотрит на него, да, боится, да, избегает, но не ненавидит, ненависть Сюэ Ян чувствует всегда, не зря живет с той, кто в детстве от гнева придавила ему мизинец, раздробляя в мясо. «Любопытно, — подумал парень, сжав кулаки. — Такой святоша, а на самом деле, тьфу!» — Что мне будет взамен? — Все просто — деньги. Или есть какие-то пожелания? — Отдельная квартира. — Серьезно? Не жирно? Дальше Сюэ Ян не слушал, он вновь посмотрел в сторону обмахивающегося веером Вэй Ина, а затем яростно прикусил губу. Черт. Ну почему он никогда при нем не может сказать что-то прямо?! В другой раз Сюэ Ян ясно дал понять Лань Чжаню, что превратит его жизнь в ад, если тот посмеет что-то выкинуть, натягивая на лицо усмешку, наблюдая со стороны, внезапно осознавая, как сложно ему даются разговоры — реальные, серьезные разговоры. Потому, чувствуя всю безнадежность, он отправился за помощью к старосте, прекрасно понимая, что тот точно умеет решать вопросы словами, а не кулаками. Звонкая пощечина разрушила напряженную тишину, эхом раздаваясь по всему коридору, смешиваясь со звуком тяжелого гневного дыхания. Вэй Ин дрожащими ногами отступил, прижимая ладонь к горящим губам, все еще чувствуя вкус человека, которого считал лучиком надежды в его темной душе. Не видя перед собой практически ничего, закрывая глаза, ощущая, как по щекам катятся непрерывные слезы, парень всхлипнул. Все еще держа руку у рта, осознавая, что Лань Чжань поцеловал его в последний раз. Не помня себя, он убежал от расстроенных Сяо Синчэня и Сюэ Яна, которые рассказали ему страшную правду, в душе горько-горько усмехаясь: так и должно быть? Разве кто-то способен по-настоящему разглядеть в нем личность? Кто-то способен без отвратительной бесстыжей лжи поцеловать его, не заставляя себя? Кто-то способен заглянуть ему в глаза, честно признаться в своих чувствах, реальных чувствах? Кто-то на это способен?! Лань Чжань поджал губы, игнорируя боль от горящей щеки, лишь сжал кулаки, не зная, как сейчас можно что-то уладить. Он боялся сделать шаг вперед, понимая, что Вэй Ин сейчас не в себе и может сделать то, о чем потом будет жалеть, потому не провоцировал его. — Вэй Ин, — спокойно начал юноша, наблюдая за тем, как гневно вздымается грудь парня. — Да, это правда, да, я спорил на то, что пересплю с тобой, — а у самого также сжался желудок. — Но послушай меня, это было до того, как я тебя узнал и… — Хватит! — Вэй Ин впервые на своей памяти повышает на Лань Чжаня голос, впрочем, он впервые поднимает на него и руку, но чувство боли и подергивающие пальцы на руке не дают мыслить здраво. — Хватит, — перешел на шепот он, не видя уже ничего за соленой пеленой. — Я достаточно услышал, я все понял, понял… ты победил, молодец, а Вэй Ин, как всегда, остался посмешищем, браво! Он отошел подальше, смаргивая слезы, а затем снял очки, взглянул в глаза напротив, не видя их четко, да и лицо было размыто, но этого хватило, чтобы тонкие брови Лань Чжаня сошлись на переносице, рот судорожно приоткрылся, а сердце гулко застучало в груди, давая хозяину знать, как ему больно. Он хотел подойти, хотел объясниться, но понял, что объяснять, в принципе, нечего. Он облажался, конкретно облажался, и исправить это будет практически невозможно. Собираясь с духом, он стал медленно подходить к Вэй Ину, поднимая руки, показывая, что у него нет плохих намерений, однако парень тут же сорвался с места, обронив ненавистные ему в данный момент очки, отталкиваясь руками от стен, мешаясь с толпой зевак, в надежде навсегда исчезнуть из жизни такого человека, как Лань Чжань.

***

Алкоголь обжег горло, сквозь хмельную и сонную пелену стучал адреналин по крови, гулко ухало сердце, хотелось всадить себе что-то в вену или громко-громко кричать в лес. Он так и знал. В принципе, ничего нового, ничего необычного, это же он. Ходячее недоразумение, чудак, на которого всегда смотрели свысока. Кажется, Лань Чжань что-то там плел про симпатию, да? Пусть идет морочит голову кому-то другому, пусть идет получать свой грандиозный приз, пусть просто исчезнет! Вэй Ин громко рассмеялся, пугая кошек, любезно обтирающихся друг о друга в каком-то переулке. Вэй Ин не знал, где находится, да и не хотел знать, он пил дешевое пойло, продаваемое там, где по закону продавать несовершеннолетним запрещено, но тем не менее продавали, главное, чтобы были деньги при себе. Парень упал на сырой асфальт, пачкая штаны, чувствуя, как в животе образовался огромный гадкий ком чего-то неприятного, а горло сдавило. От одного имени этого человека хотелось блевать, хотелось выветрить свою кожу, чтобы все те касания, ласковые поцелуи исчезли, чтобы все прошло! Вот почему на лице Лань Чжаня не было эмоций, не потому, что он такой человек, а потому что ему просто было все равно. Ему было плевать на рассказы, плевать на солнечные улыбки, посланные лишь ему, плевать на атмосферу, которая была так дорога Вэй Ину. Он просто терпел, находясь рядом с ним. Ему было все равно. «Да так, услышал кое-что интересное» «Осторожнее» «Твой брат искал тебя, когда мы встретились. Почему-то я был уверен найти тебя здесь» «Скажи, было ли хоть что-то, о чем ты сильно жалел?» «Ты не должен пожалеть» «Его зовут Вэй Ин. Это мой брат Лань Хуань» «Я люблю тебя. Я так люблю тебя!..» Вэй Ин громко взвыл, прислоняя руки к лицу, чувствуя, как тело его больше не держит. Он прислонился спиной о холодные кирпичи, не жалея себя, ударил в грудь с такой силой, что его вырвало себе на кроссовки. Он блевал до тех пор, пока не заболел желудок, пока вместо еды не стала выходить жидкость, пока не разболелась голова, от одного касания, казалось, взрываясь. Парень оперся рукой о стену, сдирая ладонь в кровь, вновь делая глоток пива, вновь блюя, идя в предположительную сторону своего дома, весь перепачканный, размазав сопли, слюни, жидкость по себе, с потерянным заплаканным лицом. Не разуваясь, он кое-как добрался до своей комнаты, продолжая чувствовать страшную боль по всему телу и растерзанной душе, наговаривая себе «урод», «правильно, так тебе и надо, он просто лишний раз доказал, что такое ничтожество нельзя полюбить», «доверчивый сосунок» и многое другое. Парень схватил себя за длинные пряди, с гневом в глазах со всей дури оттянул их, слыша звук рвущейся бумаги, чувствуя резкую боль в области затылка, держа оборванные волосы в руке, а затем по задней стороне шеи потекло что-то теплое. Вэй Ин громко рассмеялся, аплодируя себе, разбивая бутылку о пол, опуская собственные руки на осколки, проведя по ним, скользя из-за выступившей крови. — Ничтожество, ничтожество, ничтожество! Просто сдохни! Размазывая собственную кровь по полу, он не сразу услышал шум открывающейся двери, а затем его глаза ослепил яркий свет включенной лампочки, а в ушах стоял гам. Парень сквозь пелену рассмотрел знакомые очертания брата и сестры, в страхе и ужасе замерших возле двери, которые не знали, что делать, но пока не решались подходить. Вэй Ин спрятал лицо в длинных рукавах грязной кофты, продолжая чувствовать невероятное жжение по всему телу, а затем заорал: — Не смотрите! Не надо!.. Я… Не смотрите на урода! — А-Сянь, А-Сянь, у тебя приступ? Что же делать, где… где таблетки?! — Вызови скорую. Успокойся, вызови же! Блять! Вэй Ин снова расхохотался, срывая голос. Довел своих близких людей, урод. Зачем он вообще вылез из своей берлоги? Думал, что случится чудо? Где? Где может быть это чудо?! Вэй Ин кое-как встал на ноги, продолжая смеяться, а затем резко затих, хрипло бормоча стоящей фигуре брата: — Иди спать. — Вэй Ин? Что ты… Парень молча сжал в руках осколки, кровь вязким водопадом билась о пол, на секунду Вэй Ину показалось, что его зрение после аварии восстановилось, он увидел улыбающихся папу и маму, которые, держась за руки, говорили ему, как они гордятся, как любят. Вэй Ин лучезарно улыбнулся, пока наваждение не пропало, а затем, смотря на растрепанного брата, который, кажется, плакал, прислонил руку к груди, прошептав: — Какой же я урод… А затем засунул осколки в рот.

***

Тринадцать лет спустя. Работа, дом, навестить дядю и брата, снова работа, снова дом. Лань Чжаню казалось, что каждый его день — это чертов день сурка, повторяющийся из года в год, а сам он застыл как красивое изваяние, нося дорогие костюмы, как подобает начальнику фирмы, но живя при этом со скорбным выражением лица. И скорбь эта передавалась через отсутствие эмоций, полной горечи во взгляде, который иногда смущал коллег по работе, никакой личной жизни, ничего хорошего. Окончив школу, поступил в высшее учебное заведение, окончил и его, принял пост главы в фирме отца, схоронил отца, отсылая матери деньги, обогнал брата по продажам и… ничего. Абсолютно. «Найди жену», — советовали родители. «Найди хоть кого-то», — советовал брат. Но Лань Чжань, наученный горьким опытом, теперь понимал, что чувства человека — это не развлечение. Это не вещь, которая может отвлечь, когда скучно. Это не прикрытие и не то, что стоит коллекционировать. При других людях у Лань Чжаня образовывалась гаптофобия, находящиеся вблизи него мужчины и женщины вызывали не только страх перед прикосновением, но и чувство отвращения, чувство неправильности, чувство боли и воспоминания о том, кого он никогда больше не увидит. Упустил. А теперь плакать поздно. Сидя дома на своей кровати, он каждый вечер протирал толстые очки с черной оправой, в углу которых была трещина от падения тринадцать лет назад, когда единственный человек, заставивший деревянное сердце биться, исчез из его жизни, оставляя после себя легкий порыв ветра, уносящий боль с собой. И единственное «я люблю тебя», искреннее, такое нежное, наполненное самыми чистыми эмоциями, было утеряно где-то далеко, где не найдешь. Лань Чжань правда чувствовал долг объясниться и извиниться, хотел на следующий день подойти к своему счастью, да хоть встать на колени, чтобы вымолить хотя бы прощение, хотя бы один нежный взгляд в его сторону, но увидел пустоту. Счастье не появилось ни на следующий день, ни на следующий месяц, ни на следующий год. А потом прошло тринадцать лет. И Лань Чжань искренне верил, что со временем все забывается. Но он ошибался. Ошибался, каждый раз пытаясь завести отношения, ошибался, выискивая в выбранной паре хотя бы что-то похожее на свое счастье, у каждого были длинные черные волосы, металлические глаза, но не было той солнечной улыбки, чистых кристалликов в глазах, не было его. Дом, работа, навестить дядю и брата. Дом, работа, отослать матери деньги. Он настолько к этому привык, что мог без будильника открыть глаза в пять утра, без напоминающих стикеров собраться и с завязанными глазами успешно добраться до работы, попутно здороваясь с сотрудниками, точно зная, кто есть кто. Привычка — на самом деле, страшная вещь, а серый мир — еще страшнее. Вот и сейчас, Лань Чжань сортировал бумаги по особой нужности, которые еще не успел подписать или проверить, щелкая мышкой, закрывая ненужное окно, едва тяжело не вздыхая. По плану ему сегодня еще нужно заехать на банкет, натянуть приветливую улыбку, забрать брата и, наконец, свалить к себе, где будет тишина и покой. Выигранную квартиру у брата после мерзкого спора он продал, а деньги отправил на помощь сиротам, просто не смог бы жить в месте, ради которого пострадал его самый дорогой человек. Самое ужасное было не знать, как он, куда пропал, что чувствует и сильна ли еще его ненависть. Лань Чжань больше бы не осмелился предлагать ему хотя бы дружбу. Но он чувствовал долг поговорить, рассказать о своих чувствах, понимая, что теперь о взаимности наверняка и речи бы не шло. Такое не прощают даже спустя тринадцать лет. Иногда, лежа в расслабленной позе на диване песочного цвета, мужчина переворачивал в голове картинки, оставшиеся в его памяти навсегда, сохранившие свою свежесть и по сей день, все также ярко описывающие улыбку его счастья, его единственного лучика надежды. Того, кому были нужны не его деньги, а он сам; с кем можно было обсудить что захочешь и когда захочешь. Красивый, умный, нежный и страстный — таким его видел Лань Чжань перед сном, боясь переворачивать мысленную пленку к роковому дню, останавливаясь на волшебной первой и единственной их ночи. Но он разрушил все сам, не пытаясь даже построить. Дал волю судьбе решать, что с этим делать, она и решила, разделив их. Лань Чжань ненавидел себя тогда, ненавидит себя и сейчас, чувствуя, как от представления того, что сейчас Вэй Ин с кем-то другим, с кем-то также смеется, улыбается, горячо целуется, принимая всего в свое сердце, в груди Лань Чжаня сжало с невероятной силой. И он, скрепя сердце, лишь пожелал ему счастья — в конце концов, Вэй Ин это заслужил — быть с тем, с кем у него не будет плохих воспоминаний. Спускаясь по лифту к стоянке, намереваясь ехать сразу за братом, чтобы не терять времени среди людей, а уже дома снова окунуться в свой мир несбыточных мечтаний, мужчина сжал ключи от машины так сильно, что почувствовал неприятный укол, но с мазохистским удовольствием понял, что этого заслужил. Корить себя на протяжении тринадцати лет? Определенно. В памяти до сих пор отчетливо прорисовывались моменты, когда Вэй Ин с упоением рассказывал об очередной книге, едва не захлебываясь воздухом, старался передать все то настроение, с которым он читал. Воспоминания показывали светлые деньки, когда сам Лань Чжань их не ценил, думал, что терпел, лишь бы выиграть спор, а опомнился слишком поздно. Не ценил, что имел. Заводя машину, мужчина по привычке поправил отросшие до лопаток пряди, которые чаще всего завязывал в хвост, но на этот раз расплел, так как кожа головы немного устала, предупреждающе покалывая. Он выпрямился, массажируя затекшие плечи, а затем наконец выехал, включая радио с ненавязчивой мелодией для поднятия настроения, которого и не было. Мужчина лишь понадеялся, что его брат не станет пить, хоть он переносит алкоголь куда лучше, чем другие его члены семьи, все же он становится слишком разговорчивым, творя что-то, о чем потом мог жалеть. Например, пять лет назад на дне рождении их матери, Лань Хуань всплакнул в плечо младшего брата, говоря о том, как периодически его грызет совесть, когда он предложил этот проклятый спор, из-за которого парень по имени Вэй Ин исчез из города, не оставив и следа. Он говорил множество предположений, куда тот мог исчезнуть, только сильнее нагоняя панику на Лань Чжаня, который просто умолял брата закрыть свой рот. Сделанного не воротишь, но если бы у Лань Чжаня был хотя бы один шанс, то он использовал бы его с умом. Несколько лет одиночества заставили мужчину научиться думать, достаточно много думать, принимая вполне взрослые разумные решения, более не поддаваясь подростковому интересу с играми на чувствах других. Однако, хоть он и стал мудрее, Вэй Ина это не вернет. Его уже, наверное, ничто не вернет. Компания коллеги, у которого был банкет в честь юбилея его фирмы, находилась почти на другом конце города, но Лань Чжань вздохнул с облегчением, понимая, что точно запомнил обходные от пробок пути до нее, чтобы не сидеть несколько часов в душном салоне, видя в каждом проходящем брюнете его. Втягивая носом мятный ароматизатор, мужчина поправил бледно-серый галстук, надеясь, что его уставший вид не опозорит брата, а затем, припарковавшись, все же завязал волосы в низкий хвост, массируя виски. Идти совсем не хотелось, но надо — всегда что-то надо. Огибая выходящих уже знатно выпивших людей, мужчина едва ли не вздохнул, недовольно простонав — ну сколько можно. В огромном зале, освещенном прожекторами, фужеры отражали свет, падая на глаза, играла живая музыка, а люди, одетые в костюмы и вечерние платья, негромко переговаривались друг с другом, обсуждая дела насущные, звякая бокалами, улыбаясь. Лань Чжань медленно провел взглядом по помещению, ища знакомую фигуру, а в нос ударил запах чьих-то сладких духов. Огибая людей, он коснулся локтя стоящего спиной к нему мужчины, который тут же обернулся, улыбаясь, и его светлые глаза заполонила дымка хмеля. — А вот и братик! — продолжая улыбаться, Лань Хуань приобнял мужчину, что-то говоря понятное только ему, ведя по направлению к выходу, чуть не спотыкаясь, но продолжая достойно держать ровную спину. Он махнул кому-то рукой, ставя бокал, в котором должно было быть шампанское, на поднос проходящего официанта, а затем чему-то усмехнулся, потрепав брата по спине. — Я встретил мальчика из школы, в которой ты учился, такой здоровый, вы слишком быстро растете, — а затем горечь проскочила в его взгляде, отчего Лань Чжань отвернулся, не желая видеть такое состояние брата. — Я… я извинился перед ним за это, ну, ты знаешь… — а затем затих, продолжая клевать носом, но, вроде как, находясь в бодром состоянии, наклонил голову, не закрывая глаз. — Его и мальчиком-то теперь назвать нельзя, как совершенно другой человек, зря мы тогда поспорили и… — Подожди, что? Лань Чжань остановился, резко поворачиваясь к брату, который все не отлипал от его руки, держась за неё, как утопающий — за спасительную соломку, напряженно о чем-то вспоминая, а затем над его головой будто вспыхнула лампочка, мужчина поднял указательный палец вверх, выдавив что-то похожее на «о». — Точно! Вэй Ин. Его зовут Вэй Ин. Лань Чжань едва не выдавил хрип, вырывающийся из его груди. Он почувствовал, как сердце забилось так бешено, как было тринадцать лет назад от звука его имени. Во рту пересохло, а перед глазами заплясали искры. Он сглотнул, резко повернув голову, осматриваясь, тяжело дыша. Не зная, как реагировать, и что вообще надо делать в такой ситуации; душа кричала бежать и найти его, ноги окаменели, пригвоздили его к полу, оставляя на месте. Лань Чжань сжал рукой грудь, пытаясь дышать как можно размереннее, заставляя себя успокоиться, но ничего из этого не помогло, его будто разрывало изнутри, заставляя едва ли не терять сознание. Мужчина бросал бешеные взгляды по округе, надеясь зацепиться глазами за длинные угольные волосы, но никого похожего в поле зрения не было. Он вновь повернулся к брату, чтобы поподробнее расспросить, где именно он его встретил, как вдруг Лань Хуань тихо рассмеялся, сжимая плечо брата. — Он возле стойки бара, ты узнаешь его сразу, потому что такого человека невозможно забыть, а я подожду, не волнуйся. — Спасибо, — искренне бросил мужчина, а затем сорвался с места, пугая стоящую рядом даму, ступая по полу как по лаве. Стойка оказалась всего в несколько метров от него, мужчина уже проходил здесь ранее и, получается, был почти в метре от своего счастья, но не заметил этого? Это вообще возможно? Когда они так легко разминулись? Лань Чжань, стискивая зубы от тяжелого дыхания, прорывался через толпу, попутно роняя быстрые извинения, ему определенно не до манер. Встав практически вплотную к стойке, он оглянулся, не понимая, где именно находится Вэй Ин, стараясь зацепиться глазами за его признаки, оставшиеся в памяти, например, за темную рубашку, так как он всегда носил темные вещи, но вдруг врезался спиной в кого-то, резко разворачиваясь, чтобы извиниться и продолжить поиски, но его сердце пропустило удар, а сам мужчина внезапно утонул в холодном серебре глаз напротив. Первая мысль, пришедшая в голову, была: «он состриг волосы», вторая: «красная рубашка ему к лицу». Все еще не веря в реальность происходящего, Лань Чжань слегка отошел, быстро моргая, боясь, что это все — наваждение, и оно спадет сразу же, как только он отвернется, но нет, этого не происходило. Более того, Вэй Ин не просто пропал, а стал подходить ближе, засунув сильные большие кулаки в карманы черных классических штанов, сверкая вырезом расстегнутых верхних пуговиц, показывая могучую и крепкую грудь, бледным пятном выделяющуюся на фоне ярко-красной рубашки. Мужчина тряхнул своими слегка завивающимися на концах короткими волосами, сверкая серебряной серьгой в хряще уха, наклонил голову, бросая на него холодный взгляд, а затем, узнавая, скептически приподнял густую бровь. Скосив глаза в ту сторону, где стоял Лань Хуань, мужчина усмехнулся, приподнимая уголок все таких же алых губ, но веселья в нем совершенно не было. — Надо было догадаться, — низким голосом спокойно сказал Вэй Ин, продолжая с ног до головы разглядывать замершего Лань Чжаня, по росту и мышечной массе теперь абсолютно не уступая ему. Лань Чжань вновь моргнул, образ сутулившегося мальчика в толстых очках, которые казались больше его головы, внезапно развеялся, показывая всю красу взрослого, с развитым телом мужчину, лицо которого темнело с каждой секундой молчания со стороны Лань Чжаня, потому он покачал головой, здороваясь. Вэй Ин кивнул, держа спину прямо, напряженно, а затем ловким движением подхватил у пролетающего мимо официанта бокал шампанского, в два счета осушая его, с невозмутимым видом ставя его на поднос краснеющей девушки, которая тут же упорхала, наверняка думая, что этот бокал она точно мыть не будет, а заберет его с работы домой, оставив как сувенир. — Я… — начал Лань Чжань, как его перебил голос где-то рядом, практически крича на ухо, заставляя мужчину поморщиться. Официанты сновали тут и там; люди перебивали и перекрикивали друг друга, отчего создалось впечатление полного беспорядка. — Думаю, ты не против разговора, — бросил через плечо Вэй Ин, снова отворачиваясь, а его спина по-прежнему была напряжена. Лань Чжань последовал за ним. Идущий позади Лань Чжань мог чувствовать исходящий от мужчины приятный запах одеколона не знакомой ему фирмы, он прикрыл глаза, пытаясь не дышать слишком судорожно, а в его голове так и взрывался целый вулкан с криком «Он здесь! Протяни руку — коснешься!», но Лань Чжань не касался, понимая, что теперь не имеет на это право. Все, что ему оставалось, — это лишь сжимать кулаки, унимая бешеное сердцебиение и горько вздыхать в душе: Вэй Ин, и правда, больше не его. «А чего ты ожидал, идиот?» Выйдя из лифта, Лань Чжань бросил взгляд на очередной незамысловатый отдел офиса с многочисленными столами и стульями, верным песиком последовал за Вэй Ином, с иронией понимая, что теперь он следует за ним; как жизнь все перевернула шиворот-навыворот, с злорадной усмешкой поглядывая на него. Мужчины дошли до высоких стеклянных дверей, приоткрыв которые, можно было выйти на большую открытую площадку на крыше, где легко мог бы поместиться вертолет. Вэй Ин спокойно прошествовал почти к самому краю, облокачиваясь о столб, выуживая из кармана пачку сигарет, предлагая и Лань Чжаню, но тот отказался. Вэй Ин умело закурил, прислушиваясь к шуму ночного города, прикрывая глаза, выдыхая дым. — Много времени прошло, — не открывая глаз, усмехнулся мужчина, чувствуя врезающийся в лицо порыв ветра. — Прости меня, — хрипло произнес Лань Чжань, начиная с самого главного, ловя занесенную ко рту, держащую сигарету руку, которая расслабленно повисла в его ладонях. — Знал бы ты, как я сожалею о том, что натворил, сколько мечтал все исправить, сколько искал тебя. Я понимаю, что и речи о прощении быть не может, но… — Лань Чжань был известен в своих кругах тем, что мог четко и кратко передать то, что он хочет или имеет в виду, касательно каких-либо вопросов, но перед Вэй Ином он внезапно понял, что и двух слов связать не может. Вэй Ин открыл глаза, спокойно слушая мужчину, поднося сигарету ко рту, не вырывая руку. Он наклонил голову, рассматривая какие-либо изменения, с удивлением замечая, что время Лань Чжаня ни капли не коснулось, разве что волосы пустил, да подрос еще немного. Он отодвинул сигарету от лица, обрывая мужчину на полуслове, а затем заглянул чистыми глазами в золотистые огоньки, которые видел во сне даже тринадцать лет спустя, чувствуя, что на этот раз Лань Чжань и правда искренен: за все время первое, чему Вэй Ин научился, — так это распознавать ложь. В груди вновь что-то кольнуло, что-то, что он так давно прятал даже от тех, с кем был после больничной койки. За тринадцать лет Вэй Ин познал слишком много, пережил несколько операций на восстановление голосовых связок после срыва, во время которого он проглотил осколки, потом операцию по восстановлению хрусталика глаз, благодаря чему он теперь может не носить очки, о которых хотелось забыть. Пережил многочисленные приступы ночных кошмаров, лечился от депрессии, в последствии которой написал несколько мрачных, но высоко оцененных критиками книг под псевдонимом «Старейшина Илин» о реальной жизни, о предательстве, о боли и смерти. Закрывая глаза и видя белый больничный потолок, связанные руки и лекарства, впихивающие ему в разодранную глотку, Вэй Ин будто возвращался в прошлый кошмар, моля кого угодно это прекратить. Вэй Ин почти забыл о том, что было в школе, почти вылечился, пока не встретил Лань Хуаня, который… внезапно перевернул все с ног на голову, пьяно рассыпаясь в извинениях, слезно говоря, как его младший брат изменился, как он его изменил. Вэй Ин вздохнул, закрывая глаза. Пробежавшие в памяти моменты прошлого ударили в голову бесцветной палитрой кислоты, отравляя мозг. Неприятный привкус горечи во рту возросся точно также, как вкус кошмара на языке в четырех стенах больницы. Сжимая кулаки, стискивая пальцы до онемения, все еще слышал в голове голос Лань Хуаня. Вэй Ин вдруг горько усмехнулся и покачал головой. Он посмотрел на оппонента, который все эти секунды решения не сводил с него взгляда, впитывая образ любимого лица, как завороженный впервые увидевший красоту природы. Лань Чжань смотрел на него как на спасителя, как на бога, в которого никогда не верил, как на самого дорогого человека, в котором он больше не сомневался. Он понимал, что в голове Вэй Ина идет кровавая бойня по принятию решения, совсем не подозревая, что решение Вэй Ин принял уже давно. Принял, скручиваясь в больничной палате, сцепляя руки в замок от удушающей боли; принял, разрывая губы в мясо собственными зубами от вырывающихся криков; принял, выблевывая лекарства, которые ему больше не помогали; принял, смутно помня заплаканное лицо сестры и брата, которые больше не могли смотреть на страдания близкого человека, скрывать все под улыбкой, которая так и кричала о помощи. Вэй Ин знал как много бед причинил приемным родителям, Цзян Чэну и Цзян Яньли своими приступами, помнил лицо каждого члена семьи, пока сам находился под пеленой успокоительных. От воспоминаний скрутило желудок, хотелось кричать в пустое небо, в котором звезды и Луна казались иллюзией собственной шизофрении. Когда Вэй Ин отвернулся, пряча свое лицо и думая о чем-то, Лань Чжань приготовился слушать вердикт, решающий их судьбу, чувствуя, что его разорвет от всех чувств сразу. Он вспомнил про оставленные в квартире очки, вспомнил, как сжимал их, моля всех богов, в которых не верил, вернуть ему пущенный лучик солнца в собственную тьму, озарив загнившую душу. Размышляя, мужчина пропустил тот момент, когда Вэй Ин обернулся, а затем Лань Чжань, готовый услышать хоть что-то, едва не захлебнулся собственным воздухом, а давление его тела резко подскочило от пущенного в ход быстрого сердцебиения. Металлические глаза источали холод, надменность и упрек, которые раньше никогда не принадлежали его Вэй Ину. Как в замедленной съемке, Лань Чжань наблюдал за проскальзывающим мимо него лучиком света, погасшим лучиком света, огибая его душу, более не принося тепла. — Вэй Ин?.. — не понимая, мужчина обернулся, застав его около входа, стоящего в проеме двери, разделяющего их, словно оба стояли с разных концов Великой Китайской стены. Не заметив поднявшегося ветра, цепляющегося за длинные волосы Лань Чжаня, мужчина в неверии расширил глаза, чувствуя нутром к чему все ведет. — Ты поверил? — выудив еще одну сигарету, зажав ее меж губ, холодно бросил Вэй Ин. — Что? — Ты поверил в то, что я буду с тобой разговаривать? Чувствуя, будто его резко ударили под дых, Лань Чжань сморгнул, видя перед глазами расплывающиеся картины и огонек искр, сверкнувших из зажигалки. Не веря в происходящее, ощущая пробежавший мороз по коже и последний ускользающий лучик света меж пальцев, Лань Чжань быстро покачал головой, понимая, как жалко сейчас выглядит. — Подожди, — проглатывая гордость, говорит он, сжимая в руке первое, что попало ветром, а именно — прядь собственных волос. — Подожди… — Хочешь повторить? — спародировал голос Вэй Ин. — Постой… — Я дам тебе месяц, продуешь спор — уедешь к родственникам за город, а я заберу гуцинь. — Послушай… — Что, сложно? Или противно? — Стой… — Что мне будет взамен? Все просто — деньги. Или есть какие-то пожелания? Отдельная квартира. Серьезно? Не жирно? — Прекрати! — У Сюэ Яна отличная память, — прохрипел Вэй Ин. Холодная, словно сталь в ледяной ночи, усмешка разрезала его лицо, оголяя белые, ровные зубы. Усмешка была пропитана злобой, ядом и жаждой мести, однако Вэй Ин держал ее под контролем, затянувшись, пустил дым прямо в пылающее лицо Лань Чжаня. Облизав алые губы, Вэй Ин взглянул на него, а глаза его продолжали не выражать каких-либо эмоций, словно ему просто заменили их на пустые, безликие блюдца. Лань Чжань внезапно вспомнил, что глаза — зеркало души. В душе Вэй Ина была пустота, безразличие и туман; пахло озоном, сырой землей и плесенью, а на вкус она была как пергаментная бумага. Бросив меланхоличный взгляд на оппонента, ловя на себе ошарашенные глаза, Вэй Ин вновь горько усмехнулся, поворачивая голову к выходу. Серебристая серьга сверкнула, отчего Лань Чжаню показалось, будто от яркости блика он вот-вот ослепнет, а затем мужчина двинулся к выходу вновь. Лань Чжань впервые не знал как поступить, глумясь над собственной глупостью и собственной слабостью. — Вэй Ин умер тринадцать лет назад, — ветром донеслось до ушей Лань Чжаня, отчего он вскинул голову, встречаясь с взглядом металлических, пустых глаз, в которых виднелись блики ночного города. — А Старейшина Илин никогда вас не знал, господин Лань. Кинув окурок прямо под ноги Лань Чжаня, Вэй Ин развернулся, более не проронив ни слова, а дверь за его спиной бесшумно закрылась, будто на крыше не было никакого Старейшины Илин. Схватившись за отросшие волосы, Лань Чжань прикусил губу, осознавая каким жалким он стал, в кого превратился, до чего доигрался. А затем мужчина запрокинул голову к небу, вперив такой же пустой взгляд в небо, открыл рот, ловя первые капли, летящие с широкого пространства, которое несколько минут назад было усеяно звездами. Он услышал крик боли, отчаяния и страха — он услышал собственный крик, теряющийся в раскате грома. Старейшина Илин был прав — тринадцать лет назад подростка: улыбчивого, солнечного, теплого, как лучик света, которого приняли в городской больнице с забитыми осколками ртом, так и не откачали.