***
— Ты Деку, — мальчик с красными волосами стоит рядом с ним и улыбается самой клыкастой улыбкой, которую Мидория видел когда-либо в своей жизни, — я Киришима, новенький! Я заметил, что здесь никто не сидит, так что, надеюсь, ты не против, чтобы я сел рядом... — Нет, конечно! — Изуку смеётся, потому что взгляд потерянного щенка бывает действительно смешной, особенно от тех, кого он ещё не очень хорошо знает. — Думаю, тебе повезло. Старшая школа не то чтобы давно началась, так что у тебя есть шанс познакомиться с кем-то, кроме меня. Киришима облегчённо улыбается и с громким стуком подноса садится рядом, прикасаясь своим коленом к колену Мидории под столом. — Ну, не знаю, — Киришима неловко смеётся, и его нос на секунду дёргается. — Мне кажется, скоро нас станет больше.***
— Каччан! — он кричит, и запах гари преследует их обоих, но кричит он больше от страха и призрака горящей плоти на чужой белой коже, — посмотри на меня! Вокруг огонь, но огонь сзади; вокруг смерть и трупы, но они в мозге. Кацуки смотрит на него, затравленный и абсолютно уничтоженный, а красный сияет в его глазах необузданной силой, которой срочно нужен контроль. — Я виноват. — Нет. — Я убил их. — Нет. Нет-нет-нет, Каччан, охотники убили их, — он берёт его лицо в руки, и там отвратительная морда, остановленная на половине сдвига, когда клыки не вылезают полностью, с носом происходит что-то странное, а брови всё ещё на месте, но уже не подходят черепу. Бакуго шипит, почти желая укусить, оторвать с кровью руку, которая его кормит. — Они мертвы, Каччан. Ты Альфа. Тебе нужна стая. Бакуго ненавидит, как сильно Деку прав.***
Мина появляется точно так же, как и Киришима: внезапно, из ниоткуда и с добрейшей улыбкой на лице, будто она заранее любит всех, кто сидит за этим столом в кафетерии. — Я Мина Ашидо, но вы можете называть меня просто по имени! — она почти сияет над ними, но Изуку чувствует, что внутри она гораздо большая стерва со стержнем, чем можно увидеть на первый взгляд. — Я недавно перевелась, и ваша группа маленькая, так что, надеюсь, могу подружиться с вами! — Я тоже! — Киришима улыбается до ушей, и Мидория чувствует, как они могут светить только друг для друга; о, какой потенциал. — Я Эйджиро Киришима, а это... — Деку, — Мидория говорит с улыбкой и приглашает сесть за стол рядом с Киришимой, а не с ним. Мина, кажется, несколько секунд дуется, но затем присаживается. Мидория видит, как они касаются сначала друг друга: сталкиваются руками, локтями, поглаживают запястья, а через десять минут уже обнимаются. На прощанье они оба хлопают Изуку по спине и надеются, что скоро у них будут совместные уроки. Во время биологии Мидория осознаёт, что у них действительно один класс с Миной, когда она крадёт его рюкзак и пытается взломать телефон, чтобы узнать о нём чуть больше. Это вроде как ужасно, но при этом чертовски мило, и Изуку разрывается от страха к умилению в течение всего урока.***
Это обычный день. Самый обычный, на самом деле. Уроки закончились, и они вместе идут домой в заповедник Бакуго, чтобы сделать домашку и немного потренироваться вместе. Но тогда конечно случается то, что обычно не вызывает тревогу: мама Изуку звонит и просит срочно помощи, что-то про трубы и соседку. — Извини, Каччан, я приду немного позже. — Тч, что угодно, — Бакуго отворачивается, но по тому, как Кацуки периодически застывает, напрягаясь, словно собака на охоте, хотя никаких причин нет, Изуку должен был знать. Он постоянно задаётся вопросом, что было бы, если. Если он бы обратил должное внимание, если бы внял признакам, если бы был лучше, если бы, если бы. Но он идёт домой и когда чувствует, что в груди что-то буквально рвётся, становится слишком поздно. Позже он собирает кусочки. Такие маленькие, что по ним сложно сказать, что именно происходило. Он знает, что Каччан сам пускает Тогу в дом. Он знает, что Каччан ведётся на запах крови и блеск ножей, они действительно нравятся ему. Он так и не понимает, как это приводит к пожару, как Даби сжигает половину леса под хохот Тоги, как всё превращается в кровавую баню. Он знает, что там есть кто-то ещё, кто-то из сумасшедших охотников, использующих магию, делает круг рябины вокруг особняка, чтобы даже дети горели живьём. К счастью, круг рябины действительно легко разбить. Изуку не обращает внимание на дым, огонь, убеждая, что их нет, и они исчезают. Кацуки воет над телом матери. Изуку очень хочет забыть это. Но вместо этого он говорит: — Убей её. И Кацуки убивает.***
Это странно, но его глаза никогда не горят голубым.***
Когда за их столом появляется Каминари, Мидория чувствует лёгкий удар электрического тока. Он на пару минут задумывается, есть ли у мальчика настолько большой потенциал, чтобы выучить основы, но быстро забывает об этом, когда тот засматривается на задницу одной из девочек, которая проходит мимо. Мина бьёт его по затылку, Киришима смеётся над этим, и Мидория вспоминает, что они подростки. — Признайся, без нас тебе было бы скучно, — Мина скалится, и её розовые волосы на свету переливаются почти золотом. — Я на самом деле не всегда сидел один, знаешь ли, — все трое давятся своим обедом и пристально на него смотрят, почти с обидой. — Я не видел с тобой больше никого в школе, — Киришима принюхивается к нему; он делает это заметнее всех. — Я сидел с Каччаном до его отъезда, — Мидория пожимает плечами, потому что это очевидно. Разве они бы сидели с ним здесь, если бы Каччан не попросил их? — Надеюсь, он скоро вернётся. — Каччаном? — голос Каминари выдаёт какой-то невероятный кульбит из рыка, шёпота и фальцета. Изуку вздыхает, понимая, что сейчас сильно воняет тоской. Позже на литературе у него опять пытаются взломать телефон, но в этот раз проблема в том, что Каминари удаётся сделать это; у парня есть какое-то странное обожание техники к нему. Тем не менее, они не находят там ничего стоящего: Мидория редко делает фотографии, и чаще всего это только какие-то конспекты других одноклассников или ценники в магазине. У него даже не забит номер матери или Бакуго. Для профилактики Деку немного обижается на них, и они тут же начинают шмыгать носом и смотреть своими огромными печальными глазами и, боги, кажется радужки становятся абсолютно чёрными и настолько печальными, что бездна грусти втягивает Изуку. Он может только устало вздыхать. — Просто... не делайте так больше. Если вы хотите что-то узнать, вы можете спросить у меня. Очевидно, они все абсолютно эмоционально и социально испорчены, и Мидория не хочет знать, из каких ям их вытащил Бакуго, чтобы привести к относительно нормальной жизни. Видимо, его работа на сейчас — научить их общаться нормально, их языками. Он не уверен, что сможет сделать это, потому что у него ушло примерно шестнадцать лет на Каччана. С другой стороны, если получилось даже с Каччаном, навряд ли они будут труднее, да? — Кто такой Каччан? — Киришима спрашивает с нетерпением и опаской, почти проглатывая слова. Мидория смотрит на него, как на идиота. — Каччан... это Каччан.***
Иногда ему снятся доверчивые глаза Бакуго, красные ещё от недостатка меланина, а не от ярости и силы Альфы. В них слёзы и полное доверие, потому что якорь. Кацуки ждёт, чтобы его повели по жизни, чтобы ему сказали, что нужно сделать, чтобы сбежать из этого кошмара, который его жизнь. И Изуку говорит ему перерезать горло его матери, потому что она всё равно умирает, а Кацуки должен быть Альфой. (самое ужасное в этом не то, как Бакуго подчиняется тут же; самое ужасное в том, как Изуку обнимает его с кровью матери на руках, как кровь впитывается в его джинсы, как кровью пропитываются волосы Каччана, пока его гладят по голове, и Изуку всё ещё не чувствует ни капли вины).***
— Нет! — Изуку шарахается от электрошокера, как от чумы. — Никакого электричества! Никакого тазера! Я, чёрт возьми, просто упаду в фонтан и сделаю из себя барбекю, прежде чем смогу им воспользоваться! Мицуки смотрит на него недовольно, почти с отчаянием матери, которая понимает, что её отродье не выживет в этом мире без её помощи. Кацуки сзади на крыльце гогочет во всё горло, и Изуку не находит это настолько смешным. В конце концов, у Альфы стаи в руках грёбанный тазер, и все они знают, что она воспользуется этим, если они слишком взбесят её. — Ты должен выбрать себе оружие, ты понимаешь, Изуку-кун? Она давит на его сознательность и понимание ситуации, но ему одиннадцать, поэтому он всё ещё может отклонить её серьёзные взгляды и сосредоточиться на искристом взгляде Каччана, который веселится за его счёт. Позже свершится месть. — Тошинори-сан пытался научить меня стрельбе из арбалета, и я прострелил себе ногу. Я действительно не думаю, что мне нужно настоящее оружие. К тому же, как я это спрячу? Магия гораздо лучше. Он ожидает очередного поучительного ответа от Мицуки, что-то о ненадёжности магии и надобности защитить себя и от обычных преступников, не раскрывая их мир. Но ответ приходит сзади холодным голосом: — Магия нестабильна. Навык надёжнее. Магия медленная. Удары ножом короткие и смертельные. Он смотрит на Каччана и видит Альфу стаи. У Мицуки самые гордые глаза, которые когда-либо у неё будут, и она видит преемника, который заботится о будущем эмиссаре. Кацуки сам учит обращаться его с ножами. Показывает правильный захват, делает манекены для учёбы и правит стойку. Мицуки наблюдает за ними с крыльца с постоянной гордой усмешкой, и Изуку чувствует, что он дома. Но Мидория — это не только об упорстве. Когда нож лежит в руке так, словно его там нет, потому что это точно такая же часть тела, Изуку зовёт Качана в свою комнату и кладёт самый первый нож в его руку. — Что это? — Вырежи это на мне, — он протягивает исписанный рунами листок. Их около десятка, крупные и размещены в странном разбросанном порядке. Деку осознаёт, что любит Каччана, когда тот спрашивает: — Почему не татуировки? — Мне нужна будет твоя кровь. Прелесть ритуалов в том, что они всегда срабатывают, даже если мешать магию кельтов и сатанисткие обряды, просто потому что он верит, что результат будет великолепен. Всю ночь Кацуки вырезает на нём символы, и кровь скапливается под животом Изуку в целую лужу; на боках некоторые струйки уже засыхают, и им приходится отколупывать корочку с самых первых знаков, чтобы Бакуго влил свою кровь. После этого раны моментально затягиваются. Руны дают ему энергию, которую он может преображать в силу. Он может контролировать её количество, может рассредоточить по всему телу, может собрать лишь в одном кончике пальца. Это огромная сила, пришедшая с болью в спине, постоянными кровотечениями и искалеченными костями. Но эта сила заставляет всех пылать от гордости, когда они смотрят на него, так что Изуку очень счастлив, даже когда его мать отстирывает кровь с его простыней.***
Серо — первый, кого Мидория встречает не в столовой, а возле автобусной остановки. У него большие глаза, немного странная причёска, но по сравнению с другими он выглядит обычно, даже слабо. Словно чтобы это опровергнуть, он забирает рюкзак из рук Мидории, чтобы тому не пришлось его нести, и Изуку улыбается приветливой улыбкой. Мина подбегает к ним на пути к школе и очень сильно обижается. — Это читерство! — Ты можешь помочь ему, когда он выходит из библиотеки, его книги тяжелее в два раза, — предлагает Киришима с другой стороны, и Мина успокаивается, потому что это кажется честным. — Я могу сам их нести, — говорит Деку, но разве его нужно слушать? — Я добуду тебе кацудон в столовой, — шёпотом сообщает Каминари, но остальные тут же замирают и почти рычат на Денки. В столовой у него четыре тарелки кацудона, и Мидория как бы не знает, что делать с этим, поэтому в итоге подкармливает всех остальных. На уровне инстинктов это что-то делает со всеми: разделение одной пищи из рук привязанной к Альфе Искры, но они все слишком малы, чтобы действительно понять изменения в себе. Затем приходит урок физкультуры, они играют в футбол, и именно Серо — тот, кто срывается, рычит на, кажется, Минету на поле, когда тот дразнит его из-за переброшенного мяча. Контролировать себя новообращённым трудно, и Мидория готов удавить тупую виноградину собственными руками, но он умнее и подбегает к Серо, чтобы положить руку на загривок и давить. Серо рычит с отрощенными клыками, его глаза сияют золотом беты, но запах почти стаи на пару секунд успокаивает его. — Думай о якоре. То, ради чего ты живёшь, к чему стремишься, ради чего остаёшься человеком. Делай спокойный вдох, потому что это всё не стоит и капли твоих усилий, и выдох, потому что кровь ни к чему не приведёт. Давай, Серо, ты можешь справиться с этим. И Серо справляется. Он возвращает своему лицу абсолютно человеческие черты, а глазам нормальный цвет, но затем смотрит на Мидорию так, будто он появился из ниоткуда. Тот хлопает его по плечу, отмечая немного запахом, чтобы успокоить, и улыбается. — Первые дни в старшей школе бывают очень нервные, — предлагает он оправдание. — Точно, — Серо принимает это, будто так и должно быть. Деку составляет маленький план по траханью мозга Бакуго, потому что нельзя просто так наделать бет и оставить их одних вообще без каких-либо инструкций. В столовой они все окружают Серо заботой и вниманием настолько, что будь на его месте сам Изуку, давно бы взбесился. Но Ханта цветёт под чужим вниманием, хотя и стесняется, будто считает, что не заслуживает столько любви. (Мидория решает, что залюбит его до тошноты, потому что он заслуживает это). Четверо бет — достаточно для их маленького города, к тому же пока они не очень совершеннолетние, чтобы содержать по-настоящему большую стаю, которой нужно очень много мяса, внимания и любви. Они просто не готовы к такому. Но когда приходит Тодороки, Мидория полностью понимает, почему он здесь. Это также гораздо лучше, чем у него было до этого, поэтому они вместе дают ему место, чтобы он заговорил сам. Каким-то образом Изуку знает заранее, что в бета-форме его глаза голубые. (он знает, что это будет очень сложно, но когда-нибудь они станут золотыми, какими им и положено быть.) Второе, что понимает Мидория о Шото — его никогда не кусали. Он рождённый в стае, и это гораздо больше сил, чем Мидория когда-либо надеялся, но он всё ещё задаётся вопросом, как они вообще могут функционировать нормально с таким количеством травмированных и антисоциальных оборотней. — Почему ты здесь? — Мина спрашивает с подозрением, и Мидория не понимает, почему они внезапно отделяются от Тодороки. Только потому что он не был укушен? Это тупо. — Мой отец был ублюдком. Убил его. Скрываюсь от полиции. Когда Мина смеётся во всё горло, Изуку начинает её немного бояться. Потому что Тодороки не врёт — это видно по зелёному лицу Киришимы.***
У них уходит полгода, может, чуть больше, чтобы научиться жить вот так: в стае только из двух человек. Бакуго стабилен, только потому что его якорь сильный, способный позаботиться о себе, процветает в магии и счастлив, передавая счастье и стабильность по связи самому Кацуки. — Я хочу так же, — говорит в один из дней Бакуго, указывает на самого Изуку, пока тот делает домашнюю работу. — Я хочу больше силы. К сожалению, Мидория моментально понимает, о чём тот. К ещё собственному большему сожалению, он готов это сделать. — Это будет красть твою искру, Каччан. Ты же знаешь, что это может забрать у тебя статус Альфы, если ты заберёшь слишком много. — Я не тупой, — он фыркает, как настоящая собака, и Мидория уже стерилизует нож. Им приходится использовать аконит, постоянно окуная лезвие в смесь воды из озера нимф и порошка, чтобы руны не заживали моментально. Они вырезают Феху, Кенназ, Турисаз и Джеру для баланса на обеих руках, затем заливают это кровью самого Изуку и втирают порошок когтей Мицуки для закрепления. Руны не залечиваются моментально. На их местах остаются ужасные шрамы в течение месяцев, и Изуку не даёт попробовать новые силы своему Альфе, хотя знает, что они бурлят в нём. Тогда происходит нападение на Неметон, и это чертовски злит Изуку. Он бы давно вырвал грёбанный пень с корнем и больше не вспоминал о нём, потому что его энергия так часто привлекает сюда всех сверхъестественных существ, что, ах, раньше было много головной боли. Поэтому, когда новость о пожаре в особняке Бакуго просачивается в мир, не удивительно, что кто-то приходит, чтобы отобрать их территорию. Они натыкаются на огромный барьер. Стая, стая из настоящих взрослых оборотней рычит, но Бакуго рычит в ответ. — Это собственность семьи Бакуго. — От семьи ничего не осталось, мальчик, — не Альфа стаи, но кто-то другой усмехается. Изуку чувствует атаку прежде, чем видит, и стирает пепел рябины просто ногой, чтобы Бакуго мог броситься вперёд и взорвать чёртово лицо надменного ублюдка. Интересные подробности: нельзя просто взять и залечить раны от огромного взрыва, который разодрал тебе нос, превратил щёки в ошмётки кожи, а глаза сжёг. Даже больше того — судя по крикам агонии и вою, эти раны вообще не заживают. — Хотите ещё узнать, что может мой эмиссар? — Бакуго усмехается, и взрывы в его ладонях как музыка для ушей. — Уходите отсюда и не возвращайтесь. Это работает не так, как они хотят, но в течение недели они обманывают себя, думая, что всё в порядке. Именно тогда начинается охота за Искрой.***
— Почему ты ничего не сделал! — Мидория стучит кулаками по столу, и Ночноглаз поднимает на него свой бесстрастный взгляд. — Там было так много оборотней и людей! Тошинори-сан, Торино, Шимура, Тсукаучи... Ты, чёрт возьми, просто убил их! Сасаки закрывает книгу с хлопком и встаёт со своего места, не отрывая взгляда от слёз на щеках Мидории. — Потому что иногда вещи, которые должны быть в будущем и приведут к счастью, могут произойти только через боль. — Мицуки-сан была беременна. Ты знал? — плечи в строгом костюме вздрагивают, и мужчина отводит взгляд, так что нет. Он не знал. — Каччан почуял запах прежде, чем Мицуки рассказала ему. Он говорил, что у него будет сестра или братик, часами. Понимаешь? Мечтал, что, если это будет сестра, он наконец научится заплетать косы. Ты даже не дал ей право родиться. Именно поэтому Мидория ненавидит друидов. За невмешательство, боль и отвергнутые возможности. Именно поэтому он никогда не будет проходить обучение у этого ублюдка. — Он научится, — говорит Сасаки и снова открывает книгу. Изуку замечает, что это не та страница и перевёрнуто.***
Тодороки немного странный и холодный, но это скорее манера речи, чем его реальные эмоции. Среди всех он наиболее не приспособлен к общению, и Изуку тянет его силой, чтобы в итоге привести на воскресный вечер кино, который, видимо, у них теперь есть. Инко смотрит на их сплетённые руки-ноги и счастливо улыбается. — Я рада, что у тебя появились ещё друзья, — она говорит с улыбкой и уходит на кухню, чтобы приготовить им закуски, когда из Мины вырывается скуль. — Тебе плохо. Почему? — Тодороки прижимается щекой к его ноге и спрашивает прямо. Изуку гладит его по голове, перебирая разноцветные волосы между пальцев. — Она никогда не была довольна Каччаном. Считает, что мне нужны нормальные люди. — Мы не подходим? — Каминари спрашивает с другого бока, и его ноги под ногами Деку, но всё хорошо, потому что кровообращение оборотней всё равно замедленно, и его ноги удобные. — Насколько ты считаешь себя нормальным? — с интересом спрашивает Изуку, и они все смеются. Они засыпают в огромной куче, переплетённые между собой, но очень удобные и тёплые. Дом Мидории чувствуется как логово, как безопасное место, и даже Тодороки, на первый взгляд не совсем восприимчивый к инстинктам, сдаётся. Они обвивают друг друга, чтобы каждый хоть как-то касался каждого кожей, и это то, чего очень не хватало Изуку. Раньше. Он чувствует, как слёзы катятся по щекам, но это хорошие слёзы.***
— Если мы выберемся отсюда, — Мина задыхается, в уме представляя, как несколько рёбер прокалывает её лёгкое насквозь, потому что изо рта течёт кровь, — я, чёрт возьми, дам тебе прикоснуться к моим волосам, — Бакуго внезапно взвывает почти радостным голосом, и у Изуку появляются силы, чтобы сделать невозможное возможным. Ради стаи.***
Когда Изуку понимает, что они думают, что он не знает, это так смешно, что ему надо отойти в туалет, чтобы отсмеяться до хрипа и жажды. Мол, они очень далеко от скрытности. Постоянные касания, постоянные подёргивания носами, странные привычки, голодные взгляды на его кацудон и отливы золота в глазах — только идиот бы не понял. Но это очень забавно, особенно когда он начинает дразнить их. — Знаете, вы как стая, — они замирают одновременно, напрягаясь, как животное, которое видит опасность. Их зрачки расширяются, и только Мина может сразу же взять себя в руки. — В каком смысле? — Как стая голодных одиноких щенков, — он улыбается, и о, как он может забыть о своей коллекции собачьих шуток? Надо будет достать свой сборник. В конце концов, когда вы очень долго дружите с оборотнями, у вас есть лучшие каламбуры. — Я прямо хочу отдать вам свою еду, когда смотрю на вас. И это даже не ложь, поэтому они не слышат, как его сердце запинается. Хотя оборотничество помогает быть в лучшей форме, Изуку всё ещё чувствует рисунок рёбер своими пальцами под формой Тодороки. Он улыбается, и они улыбаются ему в ответ, немного нервные. — О, хватит скулить, — говорит он, когда отказывает Каминари в помощи с математикой, — я правда не очень хорошо натренирован в этом. — Давай лапу, — говорит он Киришиме, помогая встать из-за стола. — Будь хорошим мальчиком, — говорит он Серо и указывает на ванную, когда тот проходит на кухню, не помыв руки. Итак, возможно, он немного топорен и немного жесток. Но это всё ещё чертовски весело, особенно когда подходящая ситуация, и они даже не понимают, действительно ли он выпустил каламбур из своего рта, или это просто подходящая шутка. — Хватит быть такой сукой, — говорит он Мине, когда та в очередной раз игнорирует руку Киришимы. — Или, ой, подожди, неужели ты не можешь? Видимо, он переходит какие-то границы, потому что Мина царапает его лицо, будто она не волк, а какая-то дранная кошка. Киришима краснеет и бледнеет одновременно, разрываясь между ними двумя, а Каминари с Серо, кажется, делают попкорн в микроволновке специально для этого шоу. — Смотри сама, — Изуку пожимает плечами, не обращая внимание на кровь, которая капает из ран на его щеке, — я, если что, действительно предупреждал тебя. Бакуго немного предвзят по поводу любовных драм в стае. Имея Деку в качестве якоря, он не мог понять, как другие могли отталкивать близких, поэтому очень злился. Но в основном Изуку бесится и сам сучится так, будто он тут оборотень с первым переворотом. До луны слишком мало времени.***
— Ты должен быть благодарен, ты, маленькая ничтожная Искра! Мы бы дали тебе ресурсы для изучения магии, мы бы обеспечили тебя деньгами, мы бы дали тебе лучшую жизнь, чем какой-то идиот-подросток без стаи! Это тёмный склад, ноги Изуку прикованы к стулу, а на его запястьях останутся ожоги от верёвки, но ничего не важно, потому что он просто сидит и ухмыляется их тупым рожам. — Если я такая ничтожная Искра, что же вы меня похитили? — и иногда Бакуго прав, ему нужно учиться молчать, но предупреждение голосом Каччана всплывает слишком поздно, поэтому удар справа прилетает очень болезненный. Мидория проводит языком по зубам, проверяя, все ли на месте. — О, твоя фантазия, она должна принадлежать самой лучшей стае, понимаешь? Пусть твои силы ничтожны, но то, что ты можешь делать... Изуку смеётся чистым смехом, когда видит ужас на лицах похитителей при приближении белого волка. Бакуго рычит, рычит в чистой угрозе и ярости, и Деку отталкивает их в стены до бессознательности, чтобы Каччан не перегрыз им глотки. — Я так горжусь тобой, — Изуку смотрит на полную форму Альфы, и в его глазах гордо-больные слёзы. — Каччан, ты можешь измениться для меня? Его шерсть великолепно белоснежная, а слишком яркий красный свет глаз говорит, что сдвиг привёл к получению статуса такого, который никто не сможет отнять. Нос холодный, а язык немного шершавый и горячий. Но Изуку всё равно больше любит объятия.***
Бакуго возвращается за неделю до полнолуния, и это слишком поздно на взгляд Мидории, но беты уже любят его. Это так удивительно, что связь, кажется, настолько прочная, хотя Альфа стаи даже не была здесь. — Деку, — Бакуго берёт его за руку, будто собирается открыть какой-то ужасный секрет вселенной, — существует интернет. Скайп. Ты знаешь об этих вещах? Иногда он так сильно ненавидит его. Каччан заглядывает домой к Изуку первым делом, но всё равно дёргается постоянно в разные стороны, будто чувствуя, что беты отовсюду зовут его. Инко недовольно косится, просто потому что в её голове есть какая-то история и желание защитить сына, но Изуку никогда не позволит ей узнать всю правду, а значит и всю историю, а значит и защитить его, поэтому это бесконечный круг обид и разочарований. — Я буду ждать, когда ты перестанешь врать мне, — она смотрит на него с обидой, и в руках простыни, на которые он кровоточил недавно из-за применения его силы в заклинании защиты возле дома, — но ты уже так хорошо врёшь, что я не понимаю, когда это происходит. На пару минут ему становится стыдно. А затем всё проходит, когда он вспоминает стаю. Следующим утром он идёт в школу вместе с Каччаном, и тот постоянно метит его своим запахом, словно здесь есть ещё какие-то оборотни, кроме его стаи. Мина встречает их удивлёнными глазами на остановке возле школы, и Каминари точно так же удивлён, но из-за рук на талии и сверкающих глаз Альфы, когда он пялится на их контакт слишком долго. — Каччан, — он ударяет его по затылку, — хватит пугать его. У тебя ещё будут тренировки, чтобы рвать их на части. Киришима довольно гудит и тут же лезет обниматься к Кацуки. Это выглядит настолько дико, что Бакуго позволяет прикасаться к себе подобным образом, особенно после пожара, пусть они все и стая, что Деку на мгновение замыкается в себе. Затем его втягивают в объятье тоже, и немного сложно дышать, но это. Это групповое стайное объятье. Боже, Мидория действительно скучал по этому. — Так вот что за «Каччан», — Каминари выглядит очень счастливым от того, что их Альфа оказывается тем самым Каччаном, что немного странно, но ладно. — Мы уже думали, что Бакуго просто безответно влюблён в тебя, поэтому просил защищать. Мол, сколько мы вообще должны были понять из «Защитите Деку, тупые ублюдки, или я разорву вам горло»? — Видимо, не очень много, — Изуку вырывается и смотрит недовольными глазами на Бакуго. — Серьёзно? Ты просто бросил мне в руки новообращённых и надеялся, что всё прокатит? — Ты знал! — Мина кричит на него. — Конечно, я знал! — он кричит в ответ, слишком нервный и эмоциональный, чтобы держать себя под контролем. — Я удивлён, что вы ещё никого не зарезали, потому что только неделя до полнолуния. — Но ты не пахнешь, как оборотень, — Серо как-то растеряно обнюхивает его, и Бакуго рычит, недовольный. — Потому что я не оборотень, естественно. Я ваш эмиссар. — О-о-о, — раздаётся со всех углов, и Мидория уже хочет пошутить, что Каччан, похоже, провёл хотя бы первичное оборотничье воспитание, когда голоса продолжают: — А это кто? Иногда он очень ненавидит Бакуго.***
— Ты хочешь мне сказать, что в нашей школе случайно появляется очередной оборотень без стаи? Что всё это совпадение и ты на самом деле никогда не встречал Тодороки? Бакуго пожимает плечами, потому что не понимает, зачем третий раз повторять одно и то же. — Ладно. Хорошо, — Изуку потирает виски, стараясь унять головную боль. Тодороки, словно заключённый, ждёт приговора на стуле посреди гостиной. — В любом случае, он в стае. — Ладно. — Он сильный, он прирождённый, чего нам не хватало, и даже если он самый больной из нас... Ты согласен? Бакуго закатывает глаза и почти раздражённо порыкивает, пока пытается спокойно дышать. — Он сильный и он тебе нравится. Всё в порядке. К тому же его отец был реальным дерьмом.***
Когда Тодороки вонзается когтями в шею очередного противника и разрывает его пополам, хотя ещё секунду назад эти противные когти могли коснуться Деку, Бакуго думает, что это было самое верное решение, которое он принимал когда-либо.***
Комната Деку — в основном одна большая лаборатория по экспериментам с аконитом и рябиной, здесь просто воняет смертью оборотня, поэтому Изуку не совсем уверен, как Кацуки может спокойно сидеть на этом самом столе и целовать его, хотя рядом с ним целое грёбанное растение, способное убить. Он спрашивает об этом, потому что это именно то, что вы должны сделать, когда тянетесь к собачке молнии. — Меня возбуждает твоё счастье, — отвечает Кацуки самым естественным голосом, который возможен, и Мина на первом этаже улюлюкает, а Каминари свистит. Растения равно магия, магия равно счастье. Изуку обводит руны на кулаках Кацуки и целует каждую чёрточку, просто потому что может. Когда Бакуго узнаёт о Киришиме и Мине, то запирает их в одной комнате со страшным, злым рыком, и на пять минут они все его боятся. Киришима узнаёт, что в прошлом Мину пытались поцеловать насильно, что вызвало у неё очередной приступ эпилепсии; Киришима рассказывает о том, как его пытались изнасиловать в средней школе. Они оба плачут, когда Бакуго отпирает их, кидаются ему на руки и почему-то постоянно повторяют «Спасибо», но всё равно решают попробовать. Бакуго становится ещё немного счастливее, потому что его стая счастлива. Когда Деку слышит смех Кацуки над какой-то действительно тупой шуткой-реакцией Тодороки, он немного плачет. Не все понимают, что происходит, но Бакуго даже не поворачивает головы на запах слёз, так что они оставляют это личным.***
Взрывы — это сила, но это и победа над собственными страхами. Это огонь, и одна искра от этого огня может сжечь чьё-нибудь лицо. Изуку думает, как им чертовски повезло, что их Альфа — Кацуки.***
— Эй, Альфа Бакуго! — Мужчина усмехается, и его глаза красные, но не такие, как у Бакуго. — Мы пришли бросить вызов на территорию города. И на твоего эмиссара. Это чертовски смешно, потому что именно стая тупых голодных бет стоит за барьером, который возвёл Мидория почти без магии, но они ещё даже не знают об этом. Вести себя так надменно лишь потому, что перед ними всего два существа, — это действительно глупо. Изуку позволяет себе усмешку, даже если у них гораздо меньше опыта. Это ведь не значит, что у них меньше силы. Особняк окружают со всех сторон. Изуку знает, потому что это знает Кацуки. Его уши дёргаются очень забавно даже в человеческой форме, но когда Бакуго скалится, противники начинают нервничать. Изуку действительно сложно держать себя в руках, когда он видит этот оскал. (вонять возбуждением в этой ситуации чертовски не круто, но они оба — сексуально расстроенные подростки, так что простительно). Бакуго оборачивается на Мидорию с непонимающим лицом, ища признаки травмы головы или хоть что-то объясняющее, но Изуку только краснеет и отворачивается. Другой стае не нравится, когда их игнорируют, поэтому вожак рычит. Мидория клянётся, что может чувствовать смех Мины из глубин леса. Бет шесть, так что это не очень большая стая, к тому же не совсем крепкая: они подчиняются Альфе нехотя, скорее через силу и чувства волка, чем по собственному желанию и ради достижения цели. Мидория в принципе думает, что с таким ублюдком, как этот Альфа, который выглядит психом с разодранным лицом, никто бы по доброй воле не остался. С другой стороны, там есть беты, которые сами напоминают пациентов психбольницы, так что. — Сдайся, и, быть может, мы вас не убьём. Вас только двое. Вы проиграли. Бакуго искренне смеётся, с закрытыми глазами и запрокидывая голову. Сила трещит под кожей Изуку зелёной молнией. Мина и Киришима расправляются с канимой перво-наперво, не давая когтям задеть их. Ящерица шипит, но на самом деле ничего не успевает сделать, кроме как отдать собственное горло на растерзание. Киришима стоит задрав нос, держа оторванную голову в руке, будто Бакуго должен его погладить за хорошую работу. Изуку знает, что слышит «молодец» только потому, что Киришима слишком далеко, чтобы его действительно можно было погладить. Альфа никак не реагирует на смерть одного из своей стаи, и это вызывает такую волну отвращения в Мидории, что ему хочется выблевать свой завтрак. Эта Альфа только улыбается, будто не произошло ничего. Кацуки рычит, сначала переходя в частичную форму, а затем срывая с себя футболку и штаны. Тогда кто-то свистит из леса. — Ты действительно вырос во всех местах, Бакуго-кун! Мне ещё больше хочется попробовать твою кровь! Они привезли с собой охотников.***
Первая встреча с Каччаном — она ошеломляющая. Мидория помнит, как сидит в какой-то странной библиотеке, где разные буквы почему-то вылетают из книг, и он играет с ними, потому что это забавно, когда сэр Ночноглаз смотрит на него с прищуром и расчётливостью, которую Изуку может распознать даже в пять лет. В библиотеке пахнет приятно, буквы летают весело, иногда он может зажечь небольшое пламя, но через несколько часов «обучение» становится неприятным, поэтому Изуку хочет оказаться в другом месте. Он зажмуривает глаза, открывает и видит Каччана. Они в лесу, и пахнет просто великолепно: свежей травой, мокрой землёй и ветром с солнечными лучами. У мальчика напротив глаза красные, блестящие от эмоций, а не силы, а улыбка оскальная. Изуку уже любит эту улыбку. — Я Бакуго Кацуки. — Мидория Изуку, — они обнимаются, потому что это то, что делают лучшие друзья. Мидория не совсем понимает, откуда знает, что они лучшие друзья, но это кажется очевидным на каком-то поверхностном уровне, поэтому почему нет. — Это лес моей семьи, — Бакуго замечает, осматривая и обнюхивая Изуку со всех сторон. — Я не знаю, где я, — он неловко смеётся, потому что не хочет доставлять в первый день знакомства много проблем. — Я отведу тебя к моей стае. Кацуки пахнет немного корицей, немного мятой, и всё это жжёт нос пожаром. Их руки скреплены, и шаги Бакуго слишком уверенные для мальчика, который почему-то бродит посреди леса-заповедника, где нет даже тропы. Они выходят к огромному дому, шумному, полному людей, некоторые из которых возятся в грязи перед крыльцом, и стойте, они не люди. Они оборотни. Там есть вой, поскуливание и радостное тявканье. — Эй, карга, — Кацуки почти рычит, и самая статная женщина среди всех оборачивается к ним; в её лице он видит взрослого Каччана, с точно такими же клыками и светящимися глазами (он любит её), — это Изуку. Он будет моим эмиссаром. Она смотрит на них несколько долгих секунд, весь дом буквально замирает, прислушиваясь к её реакции, а затем женщина громко смеётся, почти завывая от силы смеха. — Ты сказала, что я пойму, когда найду своего эмиссара! Так я понял! — Каччан кричит, и Изуку не нравится, когда Каччан злой или кричит на кого-то (хотя он узнаёт об этом прямо сейчас), поэтому Мидория дёргает Каччана за руку на себя, обрывая крик. — Кричать плохо, — с важным видом сообщает он всем, — особенно на старших сестёр. Тогда женщина смеётся ещё громче, и Мидория не знает, что сказал смешного, но Бакуго выглядит очень удивлённым, и это выражение очень забавно, поэтому ладно. — Он не твой эмиссар, — она качает головой, с теплотой глядя на их руки. — Хотя и твой. — Что за хрень, чёрт возьми? Он эмиссар! Я видел, как он колдует. Давай, покажи! Бакуго выталкивает его вперёд, но под таким количеством взглядов Изуку слишком напуган, чтобы сотворить что-то действительно интересное, так что из его руки вылетает только одна единственная искра. — Деку, — рычит сзади Каччан. Деку обижается и толкает его так, что Каччан оказывается на другой половине поляны. Кто теперь Деку?***
— Береги свою Искру, — Мицуки шепчет, задыхаясь, и Кацуки яростно кивает, когда слёзы смывают пепел и сажу с щёк. Прикосновение руки матери к собственной впервые пугает его, потому что он знает, что она хочет, чтобы его рука оказалась на её горле. (он всегда делает, что она хочет, просто её желания часто совпадают с желаниями Изуку).***
Киришима ранен в бок, и его рана не залечивается, потому что охотники и сраный аконит. Мина просто один сплошной комок боли, и Серо не видит одним глазом. Тодороки еле дышит, а его взгляд прикован к Даби, который стоит с жуткой ухмылкой на своём обгоревшем лице. — Не думаю, что вы хотите двигаться, мальчики, — её нож у горла Изуку, и все замирают. Он чувствует лезвие, но на самом деле использует паузу, чтобы дать всем отдышаться и прийти в себя. Кровь из пореза вызывает ярость в Бакуго. — Вот так, нет надобности причинять боль Искре, да, Даби? — она оборачивается к парню, и тот согласно кивает. — Мы могли бы забрать только Искру. Нам не нужны войны со стаей подростков, — он хмыкает, будто всё уже решено. Бакуго истерично смеётся. На самом деле, ведь у Изуку тоже есть небольшая история с ножами. Он выхватывает действительно хороший нож (с напылением серебра, ого), ударяет Тогу локтем в подбородок под треск искр магии и кидает нож прямо в голову одному из оборотней, блондину с шрамом посреди лба. — Твайс! — Тога хнычет, наплевавшая на собственную кровь из носа, когда Изуку уклоняется, чтобы дать Кацуки место. Бакуго — красивый волк. Но трансформация в прыжке совершенно отвратительна, ломает кости на ходу и стягивает мышцы, взращивая новые. Всё это не беспокоит Кацуки, потому что он хочет собственными ладонями взорвать лицо Тоги. Даби дёргается, но Каминари, подкравшийся из леса, быстрее, чем любое оружие. Битва снова возобновляется под радостный вой Кацуки, и все чувствуют прилив сил, когда понимают, что остаётся совсем немного. В конце концов, они загоняют врагов прямо в ловушку: круг под ногами вспыхивает, образуя барьер, когда Изуку всего лишь добавляет рябинового пепла в одно единственное место, небольшую круглую дырку в земле. Сделать круг под землёй — одна из самых гениальных идей, которая им приходила в головы. — Было глупо думать, что у нас нет плана, — Изуку улыбается, почёсывая вновь превратившегося в волка Бакуго за ухом. Его белая морда в крови, перепачканная, а шерсть кое-где свисает сосульками, но Кацуки лишь довольно облизывается. Возможно, слизывая последние остатки тела Тоги. — Неплохо для подростков, да?***
Кацуки целует Изуку во время Рождества. Это огромный обед и почти семейный праздник, потому что половина стаи эмигрировала из США, а там принято зажаривать индейку, украшать дом огнями и собираться вместе перед камином. Им тринадцать. Изуку на самом деле заколдовал все омелы в доме, которые Мицуки прибила к каждому косяку двери: барьер должен образоваться вокруг пары, пока один не поцелует другого в щёку. Это кажется очень забавным, пока они действительно не попадают под омелу, на что им очень тактично намекает Тошинори, показывая пальцем вверх. Бакуго смотрит вверх, видит омелу, решительно кивает и притягивает Изуку к себе, целуя в губы. В нос забивается запах корицы, настолько невыносимый, что от него идёт жара по всему телу. Изуку не совсем понимает, почему, и не знает, хочет ли чувствовать это ещё больше, но ему интересно, может ли он сгореть заживо, поэтому обнимает Кацуки и притягивает к себе за шею. Они оба не умеют целоваться. Это прижимание губ к губам, но в какой-то странный момент Изуку не очень хорошо справляется с дыханием, поэтому приоткрывает рот, и его верхняя губа оказывается между губ Кацуки, и тогда есть влажность и язык... Мицуки разрывает их со странным выражением лица. Они оба тяжело дышат, их глаза блестят неизвестным пока им блеском, а губы покрасневшие. Они утирают рот почти одновременно и смотрят на Мицуки. — Мои тринадцатилетние дети не будут вонять возбуждением в Рождество! — грубо рычит она на них обоих, и они оба опускают головы вниз, чтобы смотреть на ноги. Но в руке на плече чувствуется почти что-то извиняющееся, и это даже немного пугает Изуку. — Подождите хотя бы четырнадцати. Когда она уходит, заставляя Тошинори следить за ними, Изуку приближается к Кацуки с нервным румянцем на щеках и выдаёт от волнения: — У твоей мамы очень низкие стандарты. Весь дом воет от смеха.***
— Как жаль. Такая искра... — Шигараки (теперь Изуку знает, что этого сумасшедшего ублюдка зовут Шигараки) хрипит в его руках, поднятый за горло. Мидория чувствует, как рубашка прилипла к спине из-за пролитой крови, но Кацуки всё равно лишь стоит рядом и смотрит, отдавая право на расправу в руки Изуку. — Такая потеря. — Ты тупой. Я не просто Искра. Шигараки падает замертво, потому что никогда не хотел сдаваться.***
Изуку подслушивает Мицуки и Кацуки, когда ему четырнадцать. Он прячет сердцебиение амулетом, а дыхание — специальным заклинанием, когда стоит за косяком двери. Вся остальная стая вышла на улицу, потому что полнолуние и время бежать, но глава здесь, так что это должно быть что-то интересное. Мидория не ожидает, что услышит что-то о себе. — Слушай, придурок, — голос Мицуки до безобразия очень строгий, и Мидория на пару секунд боится, вдруг они с Каччаном на самом деле переступили черту, которую им пока нельзя переступать, или от Кацуки в какой-то момент действительно сильно пахло... — Это по поводу Изуку-куна. Мидория знает, что руки Каччана чешутся, а вся кожа раздражена от прикосновения одежды, потому что срочно нужно сменить форму. Нельзя разве поговорить позже? После бега? Но Кацуки стоит молча, терпеливо ожидая настолько важных слов. — Он действительно не твой эмиссар, детка. — Но он лучший в магии! Ты видела его! И он сейчас в стае, ты не можешь просто... — Я не про это. Я знаю, что ты убьёшь за него, умрёшь за него, дашь ему всё, — слова Мицуки звучат истиной, и страшно, что это совсем не пугает Изуку. Он знает это давно. — Но это делают ради пары, а не эмиссара стаи. Изуку-кун не просто Искра... Бакуго недовольно цыкает, прерывая мать.***
Их дом гудит, когда Изуку возвращается из продуктового магазина. Каминари обыгрывает Серо в марио-карт, просто нажимая рандомные кнопки, и Тодороки каким-то образом умудряется спать под это безобразие. Кацуки с нетерпеливым лицом забирает пакеты и готовит ужин на всех. Мидория с интересом следит за игрой на экране, когда Бакуго возвращается в общую комнату, слегка нервничая. — Эй, Енотьи глазки! — Изуку не совсем понимает, почему Каччан так зовёт Мину, потому что она действительно только один раз сделала настолько сильный смоки-айз, что не видно было ни век, ни даже белков, но больше она не повторяла ошибок. — Иди сюда! Мина игнорирует прозвище и подходит к Кацуки, принюхиваясь на всякий случай. Кацуки смотрит на Мину. Мина смотрит на Кацуки. Через несколько мгновений она смиряется и садится между коленей Бакуго на пол, давая доступ к своим волосам. В руках Бакуго расчёска и резинки.***
— Я похож на идиота? — тон Кацуки возмущённый, и там, стоя за стеной, Изуку задерживает дыхание в страхе за следующие слова. — Естественно, я знаю это. Теперь можно уже идти побегать? Изуку счастливо смеётся.