First

      Она хотела казаться смелой.       Смелой, решительной, опытной. Но мелкая, едва уловимая дрожь держала ее тело в тисках и эхом отдавалась в подушечки моих пальцев.       Страшно.       Запускаю ладонь в ее ниспадающие до плеч мягкие русые кудряшки, ласково провожу пальцами по щеке.       Поцелуй.       Целоваться нам было уже не впервой. На школьных задворках, спрятавшись за складом из метелок. В уборной, договорившись выйти из классов в назначенное время прямо на уроке. От робких, едва ощутимых, до решительных, «взрослых», когда будто не целуешься, а пытаешься откусить от свадебного каравая кусок побольше. И в каждом из них была своя прелесть.       Троечница. Маленькая разбойница. Эдакий «свой пацан» в юбке, назначающий свидания в курилке за гаражами и смущенно хихикающий, когда я приношу ей букет сирени. Надо сказать, чем-то мы были с ней похожи.       Сидя на старом диване в невесть каким чудом опустевшей коммуналке, в которой она жила, я снова и точно впервые изучала ее губы. Тонкие, теплые, со жгучим привкусом коньяка из серванта. Вероятно, нас позже прибьют за то, что мы его достали, но, честно говоря, нам обеим плевать. Нехотя оторвавшись от ее губ, ласково целую в щеку и тут же касаюсь носом ее ушка.       Запах. Как же умопомрачителен и притягателен ее запах. Она пахнет немного коньячным спиртом, немного мамиными духами, немного мылом и…       Чем-то, аромата чего я пока не знаю. Но очень хочу узнать. Сегодня.       Опускаюсь губами ниже. По скулам, подбородку, к шее, ловя губами ее учащенный пульс. Целую медленно, не издавая лишних звуков, чтобы уловить, как она, стараясь укрыть от меня волнение, дышит.       — Динь, подожди секунду… — она вскакивает с дивана, подбегает к столу, наливает в чашку еще немного коньяку, залпом проглатывает, морщится от крепости и, наконец, шумно выдыхает.       Мы ни о чем не договаривались, не строили планов. Но обе понимали, что сегодня в нашем с ней воздухе смешалось что-то еще. И это отнюдь не коньяк.       Страшно. Почему-то страшно.       — Светик, — тихо, сама не без испуга изрекаю я, — ты…       Не успеваю я открыть рот, чтобы спросить, все ли в порядке, как она снова подлетает ко мне, забирается на колени и жадно, с упоением целует. И я понимаю, что это приказ продолжать.       Ее ладони накрывают мои плечи, сминая грубую ткань школьного платья. Не разрывая поцелуя, провожу кончиками пальцев по ее спине, очерчивая позвоночник.       Пальцы непослушны, но все же нащупывают тугой узел черного фартука и развязывают его. Почувствовав свободу, она стаскивает фартук с себя, небрежно бросает вниз и прижимается ближе. Еще ближе.       То ли майский зной виноват, то ли пары крепкого алкоголя, воздействующие на юный организм даже в малых дозах, то ли что-то еще, незнакомое, но дышать с каждой секундой становилось все труднее. Воздух густел и взбивался в невидимое, но тяжелое облако. Оно окутало нас, разлив по телу не то холод, не то жар, сконцентрировавшись где-то внизу живота. Новое, неведомое ранее ощущение, от которого хотелось либо бежать с космической скоростью, либо, наоборот, прижаться всем нутром.       Стальная молния школьного платья сползает вниз, обнажая бледную кожу. Но я пока не хочу его снимать. Хочу насладиться моментом. И немного боюсь.       Зарываясь носом в пространство между подбородком и шеей, провожу руками по покрывшейся гусиной кожей спине: вверх на вдохе и вниз на рваном выдохе. Она так близко, что я отчетливо слышу как стучит ее сердце. Моя девочка…       Когда мои пальцы находят застежку бюстгальтера она неожиданно отстраняется и смотрит куда-то вниз, прикрыв глаза и словно чего-то стыдясь.       — Свет, — стараюсь говорить ласково, но горло предательски пересохло, — я могу остановиться. Если попросишь.       В ответ она, не открывая век, протестующе замотала головой, поднялась на ноги и медленно стянула с себя коричневое платье. После чего, наконец, распахнула глаза и взглянула в мои.       В этом обычно задорном и смеющемся сером взгляде я прочитала испуг. «Боже, я сделала что-то не так. Напугала. Надо срочно все прекратить!» — крутилось у меня в мыслях, и я совершенно забыла о том, что Света прямо сейчас стоит передо мной в одном лишь нижнем белье.       — Динь, — она щелкнула пальцами перед моим носом, заставив снова посмотреть ей в глаза. Всего пара секунд, а их серость из страха уже превратилась в туман, отливающий ярким блеском. — Может, сделаешь, — она окинула взглядом себя, — то же самое?       Эмоции на ее безупречно красивом лице менялись, будто калейдоскоп. Сама того не замечая, я рассматривала ее, точно скульптуру в каком-нибудь античном музее. Светлая кожа, с красными от моих (моих?!) поцелуев в районе сонной артерии.       — Эй, чего зависла? — хихикнула Света, усаживаясь рядом со мной. Черт, я действительно зависла, беззастенчиво разглядывая и любуясь ее точеной фигуркой. Не дав мне толком опомниться, она перешла в наступление. Она рухнула на спину, утаскивая меня за запястья и вновь впиваясь в мои уже слегка припухшие от поцелуев губы своими.       Впитав дурман алкоголя с ее губ, я не заметила, как она ловко справилась и с моим платьем. Счет сравнялся.       — Светка…       — М?       — Ты… — от волнения и созерцания ее тела мямлила я, — ты такая красивая.       Ее чуть пухловатые щечки внезапно загорелись румянцем. Опустив ресницы, она поднесла руку ко рту и прикусила пальчик. Такая бойкая, смелая и вдруг засмущалась. Хотя, признаться честно, я испытывала то же самое.       Ее тело для меня — как древний артефакт, который до безумия хочется изучить. Познать его тайны, неизвестные доселе никому.       Осторожно, едва касаясь, провожу руками от гортани до солнечного сплетения, где и касаюсь губами покрытой мурашками кожи. Вдох, к которому невольно прислушиваешься.       Припадаю к ее груди, улавливая дыхание и всю ту же почти заметную дрожь. Сшитый вручную бюстгальтер все еще скрывает под собой соски, но… мне так не хочется торопиться. Хочется насладиться нежностью ее кожи, ее чудесным запахом, от которого звенит в ушах и кружится голова. Языком, губами ласкаю, целую буквально каждый миллиметр ее тела: ключицы, грудь, живот. Когда она, прикрыв глаза, шепчет мое имя, нахожу место под ребрами, где рождается в ней звук. И наконец, не выдерживаю, обнажая грудь полностью.       Тихий вскрик.       — Динь…       Нетерпеливо и коротко целую в губы и тут же обхватываю губами набухший сосок. Играю, покусываю то один, то другой. Грудь рвано вздымается и опускается от моих ласк, моментально становясь пунцовой.       — Диана, — ее голос и прикосновение к моей груди вырывает меня из забвения, — не мучай.       Робко закусив губу, она перехватила мою ладонь и направила туда, куда я так боялась опуститься.       Пальцы вновь предали меня, когда я избавила ее от остатков одежды и прикоснулась к пульсирующей плоти.       Каждый подросток рано или поздно начинает познавать себя и свое тело. Касаться, ласкать, что-то пробовать. В свои семнадцать я уже знала, где и как меня нужно потрогать, чтобы было приятно. Но когда в твоих руках не ты сама, а другая, уже взрослая, но все еще маленькая и хрупкая девочка — все познания превращаются в щепки. Ты чувствуешь, как реагирует ее тело, слушаешь его. Бережно, нежно, не повредить, не сломать, не ранить, ни в коем случае не сделать больно. И даже если эта самая девочка час назад надавала тумаков очередному хулигану, иначе как с трепетом и любовью, к ней нельзя. Никак.       Внутри нее — до ожогов горячо. Терпкая влага обволакивает пальцы. Медлительные вначале движения постепенно нарастают. Маленькая комната, кажется, насквозь пропитается ее запахом. Ресницы опущены — она любит познавать мир наощупь.       Исследуя подушечками пальцев лоно, поднимаюсь чуть выше и ласкаю возбужденный бугорок клитора. Томный стон вырывается наружу, и я понимаю, что так лучше. Наши тела находят общий язык, учатся слушать и слышать каждое движение: от легкого подрагивания ресниц до звенящего крика.       Кислорода в пространстве все меньше, она жадно глотает воздух, вцепившись едва отросшими ногтями в мои плечи. И наконец, резко замирает в своем финале с глубоким, но совершенно не слышным вдохом.       Не дав ей ни секунды опомниться, как ошпаренная, подскакиваю с дивана, хватаю со стола чашку и делаю глоток, совершенно забыв, что там отнюдь не вода.       — Блин, Свет! — выпаливаю, сморщив лицо, и слышу в ответ тихий хрипловатый смех. Пальцы, которые держат чашку, запомнили ее терпкий аромат. И только сейчас до меня доходит, что мы только что натворили. Я нашла исходную точку ее естества.       В ее туманных блестящих глазах пляшут черти, призывая вернуться обратно к ней. По ее взгляду я понимаю, что мы еще не закончили.       — Динь, — улыбка из-под прищуренных глаз., — тебе пиздец.