Ты слышишь — кончилась война

Линзы Тандеркрэкера светились белым так, будто у него что-то в голове коротнуло. — На кой болт тебе понадобились медпрограммы посреди коннекта?! Тандеркрэкер отвернулся, для надежности спрятав за надлинзовыми щитками сверкающую белым оптику, и неопределенно дернулся всем корпусом. Чуть отодвинуться ему удалось, но его шпоры крепко зацепились за наплечники Леозака, и двигаться было, по сути, некуда. Лежа поперек одноместной платформы, Тандеркрэкер уже задевал стену законцовками крыльев, как только Леозак переставал его придерживать за корму. Состыковаться полностью, провода в разъемы, они не могли. Пусть Тандеркрэкер и сам просил — точнее, требовал — сконнектить его, чтобы «перестать наконец фонить, шуршать и ерзать», и с минимальными познаниями в медицине очевидно было, что энергообмен ему сейчас нельзя категорически. Леозак зло толкнулся глубже — и замер, догадавшись, в чем дело. Он подождал, пока густой трансфлюид доберется до форсунок. Подождал еще, чтобы тот хоть немного распределился, потом начал осторожно двигаться. Приходилось очень сильно сдерживаться, чтобы не трахать Тандеркрэкера так, как они оба привыкли — резко и грубо. Но, пожалуй, Леозаку нравилось это плавное покачивание. А еще больше ему нравилось, что Тандеркрэкер — наконец-то — был полностью с ним. Ни на что не отвлекался, вряд ли даже мог думать сейчас о чем-то постороннем… Пусть Тандеркрэкер опустил надлинзовые щитки, по его фейсплейту все было видно. Он ведь все-таки вернулся. Вернулся, понимая, что все в любом случае изменится. Возможно, Леозак обманывал себя. Возможно, Тандеркрэкер сейчас так впился когтями в его ладонь, потому что хотел причинить боль — и никаких скрытых смыслов. Леозак устал его разгадывать. Леозак в принципе сегодня устал, и после перезагрузки ему хотелось заползти на платформу, рухнуть на Тандеркрэкера сверху и отрубиться. Размечтался. Тандеркрэкер и раньше не слишком любил, когда на нем лежали после коннекта, а сейчас точно не дал бы спокойно отдохнуть. Уже по его эм-излучению ясно было, что он крайне несчастен и хотел бы оказаться где угодно, но только не здесь. ..Вот вроде Леозак перед оффлайном на Тандеркрэкера не смотрел — технически не мог, тот обычно утыкался шлемом куда-то в шею и неприятно царапался шевроном, — а все равно во время гибернации постоянно видел его недовольный фейсплейт. Еще сегодня Леозаку мерещилась кошка Вирля, тоже злая. Все собиралась напасть, но трусила. Леозака вернула в онлайн вибрация — тихо гудел и подрагивал весь корабль. — Что за шлак? Конечно, спрашивать Тандеркрэкера было бесполезно. Тот только посмотрел ничего не выражающим взглядом — слава Праймусу, хоть оптика светилась ровно, — сначала на Леозака, потом на потолок, в стык между ним и стеной. Приподняться самостоятельно Тандеркрэкер тоже не захотел. Выползать из-под него было неудобно — особенно если торопиться. Леозак фонил злостью долго. Сам не замечал, пока не вышел в общие коридоры «Черной дыры» и не обратил внимание, как отступают меха с его пути. Вибрация пропала еще до того, как он спустился в ангар, но возвращаться он не собирался. Чтобы обойти сектора с заправками и личными комнатами интерботов, пришлось сделать большой крюк. К счастью, завтра «Скайсталкер» улетает. Когда — если — Леозак вернется сюда снова, все уже забудется, и при его появлении никто не станет замолкать, оборачиваться и увлеченно рассылать по закрытым линиям связи свежие сплетни. Сейчас Леозака ждал важный разговор, и глупо было бы портить себе настроение еще сильнее. Он отключил оповещения коммлинка обо всех вызовах и сообщениях, кроме как с кодом чрезвычайной ситуации. И, конечно, сделал исключение для Дружка. «Отведи меня туда, где мы сможем поговорить». Впереди справа бесшумно разъехались створки двери. Еще одна дверь, ведущая на лестницу, с тихими щелчками открылась в конце темного помещения. Внизу Леозака тоже ждали открытые двери. Здесь было тихо, хотя до ядра станции нужно было спускаться еще уровня три. Кажется, Шоквейв удивился его приходу не меньше. — Рад видеть, что ты в полном порядке, — вежливо улыбнулся Леозак. Иначе Шоквейв так и продолжил бы нервно мерцать линзой. На взгляд Леозака, даже слишком нервно. — Я могу сесть? Одно из безликих помещений с серыми стенами теперь походило на жилую комнату — но совершенно не обжитую, безликую, как гостиничный отсек, через который проходят сотни меха в квартекс. Платформа, какой-то древний терминал с большим монитором, шкафы, вертящееся кресло около консоли, едва слышно скрипнувшее под Леозаком. Шоквейв все еще молча стоял и смотрел. И боялся. Не как гражданские на станции — как воин, готовый защищаться. Хотя Леозак был безоружен и никакой враждебности не проявлял. Не считать же за агрессию разминку когтевых суставов? «Я хотел поговорить о Тандеркрэкере. Меня беспокоит его состояние», — написал Леозак Дружку. — Ты считаешь, состояние Тандеркрэкера нельзя обсудить при его conjunx endura? — динамики терминала слегка потрескивали. — Не уверен, что Тандеркрэкер это одобрит. Он ведь не умирает. — Но ты думаешь, что тебе и мне можно обсуждать его состояние без его согласия? — Мы завтра улетаем, — напомнил Леозак. — И Тандеркрэкер сам не захотел остаться. Я хочу понять, зачем он снова и снова рискует процессором? Ты говорил, для тебя отделить копию личности — все равно что отрезать руку, хотя ты знаешь, что сможешь ее отрастить. Что, если для Тандеркрэкера это схожее переживание? То, что он, как ты выразился, «был кораблем» — это может стать своего рода зависимостью? Или уже стало? Шоквейв теперь фонил как-то совсем нервозно и агрессивно, и Леозак настороженно на него покосился. Может, он ожидал, что Тандеркрэкер еще какое-то время пробудет на «Черной дыре», поговорит с ним или что-то в этом роде? Но даже если бы «Скайсталкер» остался здесь еще на пару декациклов и это случилось… что это изменило бы для Шоквейва? Он никогда не общался с Тандеркрэкером, наверняка о нем все эти ворны не вспоминал. Ну и зачем — и о чем — им разговаривать? — Он знает, что ему после этого плохо, но находит поводы подключаться к кораблю надолго. Или не к кораблю, а к терминалу, но он ведь все равно использует процессоры корабля, так что особой разницы нет, — продолжил Леозак. — У тебя есть идеи, что с этим делать? — Мне было очень неприятно загонять свой разум в ваш маленький транспортный шаттл, — интонации Дружка были странными. Словно у него появились эмоции, свойственные меха, но никак не боевой станции. Грустная боевая станция — это и в голове сразу не уложишь. А Леозак еще не успел сжиться с мыслью, что его права на «Черной дыре» с точки зрения Дружка равны правам Вирля. Слава Праймусу, Вирль об этом не знал. — В этом случае аналогия с потерей всех конечностей и большей части сенсоров более точна. И я не представляю, как убедить Тандеркрэкера отказаться от возможности становиться кем-то подобным мне. Ни при каких обстоятельствах я не смог бы вместить даже самые важные элементы своего сознания в такой маленький мозговой модуль, как у вас, и я не могу осуждать Тандеркрэкера за то, что ему не хочется возвращаться.