***
— И давно ты сидел в моей комнате? — уже шагая по коридору спросил Доктор. Шагая, потому что назвать это «спешит на урок» язык никак не поворачивался. Мастер глянул на него, усмехаясь. — Достаточно, чтобы заметить нагло украденную тобой вещицу. Гениальному, но ещё не проснувшемуся мозгу Доктора потребовалось три секунды, чтобы вникнуть. — Почему же нагло? Я украл эту книгу со всей благодарностью и почтением за то, что мне была предоставлена такая… — его прервал дружеский тычок в плечо. Иногда тактильность Мастера вводила в замешательство. — Я понял и никому не донесу, не волнуйся, — подмигнул он. — Честно признаться, я даже удивлён. Не думал, что ты способен на такое прегрешение. Настроение немного повысилось, то ли от обещания Мастера, то ли от его признания в нём бунтаря. Почему-то перед глазами вновь показалась его мягкая улыбка, которую Доктор увидел сразу после пробуждения. — Спасибо… Кощей. — Кощей? — переспросил Мастер. — Это ещё откуда? Доктор прибавил шаг, уже пожалев о своей глупой шутке. — Просто вспомнил кое-что, не обращай внимания. Свои покрасневшие щёки Доктор тогда списал на глубокое чувство вины перед учителем за опаздание на урок.***
Это всегда происходило внезапно. Нет, Доктор знал, что это происходит с Мастером всегда, знал, что эти про́клятые четыре удара навечно заточены у него в подкорке и что ритм будет отбиваться, отсчитывая все двенадцать регенераций. Но такое никогда нельзя было предугадать. За пределами Цитадели было жарко и пыльно, неприветливый климат отмечали даже привыкшие к нему Шобоганы, к которым они вдвоём сбегали во время учёбы. В один из таких дней они возвращались в Город, обсуждая меж собой новости, которые им рассказали местные и прикидывая, как сильно им влетит за очередной побег. Доктор не мог предугадать, когда это снова случится или что может стать причиной. Возможно, поднявшийся ветер или очередная сгоревшая на небе звезда. Мастер осел на землю, в одно мгновение лишившись сил и пряча лицо в ладонях, жмурясь, скребя ногтями по вискам, будто пытаясь добраться до стучащих барабанов. Доктор, придя в себя, тут же упал вслед за ним, не жалея коленей, попытался посмотреть в глаза и унять беспокойные руки, беря их в свои. Сердца к сердцам. Контакт. Мастер перестал всхлипывать, загнанно дыша через плотно сжатые зубы. Доктор услышал что-то похожее на «Выжгу дотла». — Сокровище. Не обижайся, но ты всё ещё сокровище, Тета, — хрипел. Доктор смотрел в его прикрытые глаза и сжимал своими холодными руками его горячие.***
Первым порывом Мастера было уничтожить всё, что он видит. Свернуть шею Канцлеру, расчленить Лорда Президента, разрушить Цитадель до основания, погребя в обломках всех её жителей. А потом найти Доктора, показать ему, что случилось по его вине и смотреть, смотреть, как глаза выжигают слёзы, как рот искажает немой крик. Мастер злился на то, что сейчас плакал здесь только он. Мчался из стороны в сторону, думая, думая-думая-думая, что делать, куда бежать, кого убить первым. Ритм давно бил в самой глотке, отдавался в ушах, но уже некому было его успокоить. Со слепой надеждой на самом дне он побежал в уже опустевшую комнату, надеясь, что всё это плод его фантазии, что сейчас он откроет дверь и… Нет. Его нет. На столе лежали его записи, в шкафу висела одежда, окно было чуть приоткрыто. Но что-то неуловимое, какая-то мимолётная разница давала понять, что комната покинута навсегда. Они вдвоём — и комната и Мастер — в этот момент выглядели жалко без Доктора. На его кровати лежала знакомая книга. В какой же спешке он сбегал, что забыл даже её? Мастер нервно смеялся, рассматривая обложку. Человеческие сказки. Боже, Бо-о-о-же. Он раскрыл книгу так, что корешок жалобно скрипнул, и почти оторвал несколько страниц, но тут же остановился, то ли смеясь, то ли воя брошенной псиной. Водил пальцем по надорванной старой бумаге и прижимал к груди то, что осталось у него от Доктора. Барабаны стихли.***
Она не знает, где заканчивается Матрица и начинается реальность. Она не понимает, реально ли сейчас всё то, что находится вокруг. Да и сил нет понимать. Клетка сдерживает Доктора, контролируя все её движения, даже моргать тяжело. Она слышит на фоне голос Мастера, но уже не пытается разобраться в словах. Одна фраза, как назло, прорывается в голову: — Назови меня по имени. Если бы у Доктора были силы, она бы с удовольствием закатила глаза. С трудом она поднимает голову и смотрит на Мастера. Тот стоит, смотрит в ответ снизу вверх, будто не решаясь подняться к ней, на сцену паноптикума. Во взгляде его нет былого безумства и торжества, только смиренное ожидание. Или это Матрица совсем запутала её? — Маст-те… — Не то, — резко обрывает он и чуть тише добавляет. — Как ты назвала меня тогда, Тета? Нужное воспоминание тут же вспыхивает в голове. Кажется, его подкинула Матрица, по-другому это не объяснить. Доктор пытается выдохнуть через сжатые лёгкие. От старого прозвища мутит. Она с упрямством говорит, без запинок: — Кощей. Мастер вздрагивает. Наверное, её подводит зрение. Он кивает головой самому себе, соглашаясь с чем-то. Проговаривает тихо: — Ко-щей, — и садится на ступеньках, будто охраняя. — Мне и правда это подходит.