Моя «девушка»

Готовить Алекс не умел. Хотя, это ещё мягко сказано — готовил он так, словно хотел отравить всех вокруг. В столовой, конечно, трудились повара, готовили на всех, но кто захочет питаться витаминной кашей, похожей на дикую смесь овсянки и тех самых витаминов, вытащенных с продуктов и перетёртых туда же? Клейкая масса пахла специфически, но не воняла, и на том спасибо, но на этом и всё — вкус у неё походил именно на клей с комочками и крупинками, без сахара и соли. Солить эту штуку никто не рисковал, довольствуясь опытом реакции витаминов на соль, которую и наблюдали регулярно у тех, кто всё же набрался смелости рискнуть… Сахара в столовой не подавали, чай был травяной, но не сладкий, так что поутру адепты академии напоминали голодных трупов с горящими глазами — мало того что встали рано, так ещё и приходится колупать эту гадость. Это те, что встали раньше и заняли очередь в ванную и туалет… Положение немного спасала оборудованная кухня — некоторые только там и обитали, готовя на себя и по договорённости ещё на нескольких. Та печальная ситуация, когда обмен проходит тремя валютами: конспекты, практическая помощь и еда. Когда голодному Алексу надоело каждый день мотаться в город, — а туда на коне двадцать минут пути, — чтобы купить чего поесть, ещё и так, чтобы Миру накормить, он пошёл на осваивание кухни. Этот день запомнили многие, потому что поначалу табличка на кастрюле «Алекс 1-Б» — первый курс боевик, никого не настораживала, и особенно наглые снимали крышку, глядели на странное варево, пожимали плечами и совали туда ложку… Чтобы уже через пятнадцать минут валяться в целительском крыле. Такого наплыва больных не видели даже во время сессий. Хотя, стоит признать, половину поставили на ноги быстро — простое отравление, они не успели много съесть, отпугнутые острым вкусом — вкусовые рецепторы Алекса завещали долго жить уже давно, он слабо различал то, что попадает на язык. Остальным пришлось поваляться несколько дней — с голодухи ли, или от природного упрямства, но они сожрали половину стандартной порции, прежде чем их скрутило. И приготовил же столько, что жертвам кроватей не хватало. Очень скоро та самая табличка стала красным знаком, на ней кто-то даже костлявый крест дорисовал, а Алекс ничего, ел. Правда времени у него на готовку не хватало — спасала Мира, вот уж у кого руки с нужного места росли. Она и пироги пекла по выходным, и всякие запеканки-супы-гарниры-подливы, даже грибочки крутила. Единственное, что получалось у Алекса, это вино — он его делал за неделю, а на вкус ничем не хуже покупного, ещё и убивает так, как не всякое креплёное берёт. Что-то там колдовал с мешком сахара, парой банок и кучей ягод, и вот уже винцо — вкусное, убийственное… До такой степени его стряпня народ пугала, что ему даже место среди алхимиков предложили, но он отказался. А что другим плохо — так пусть не сунут руки в чужие кастрюли, тем более, табличку он всегда оставляет. Верно, о своих талантах Алекс знал, правда узнал впервые не от друзей, а как директор к себе вызвал и выговорил за отравление какого-то знатного вампира. Алексу-то что? Табличку он повесил. А та, оказывается, отклеилась. И да, он пытался как-то поправить ситуацию, даже Миру просил помочь, но оказался до того необучаем, что терпеливая девушка махнула рукой и сказала, что будет кормить его, пока он не женится. С Мирой он дружил ну очень сильно — никакой романтики, но таскался за ней повсюду, морду набить обидчикам всегда был рад, хоть никто так и не понял, что их связывает. Да и не вникали. Нет, девочки между собой шушукались, а вот парням плевать было. Ну, а что болтать о его подруге, когда сам Алекс то нагишом по общежитию пройдёт, забыв, что не дома, то ему вызов бросят, который независимо от результата обсуждать будут ещё неделю, то ему очередная знатная леди попытается в штаны залезть… Ну, а чего к дракону-то не лезть? Он всем пригож, как говорится: на лицо красив, фигура складная, мышцы рубашку не рвут, но активно пытают, а волосы — рыжие, яркие, как пламя, а глаза — зеленющие, как первая трава весной. И нет у него ни бороды со щетиной, ни дурных привычек, ещё и как у дракона должно быть где-то золотишко зарыто, ну и сила, куда же без неё. И причиндалы его кто не увидел — тот услышал, что ого-го-го какие, аппетитные… Всем хорош, кроме готовки и характера. Не злой, нет, не высокомерный, просто… не от мира сего. И женщины ему не нужны — не интересуют, и богатства, и блага — в первые же дни вынес кровать, чтобы экономить место, и просто матрас на полу расстелил. Кроме этого учился Алекс так, словно половины в жизни не знал, родился на луне, а сюда так, случайно упал. Звезданулся, так сказать. Он своей звездатой персоной по популярности переплюнул даже принцессу и парочку герцогских отпрысков. Ну и правда, что они могли предоставить в ответ на его дефиле в первый же день учёбы по коридору в чём мать родила? Это потом оказалось, что призраки у него одежду с полотенцем стянули, а тогда что все подумали? Что «Ох, какое тело, ох, какая попка, ох, какие мышцы, ох, как ему не холодно, ох, какой х…» Мира за него краснела и краснела, отчитывала и жалела — после него так ещё нескольких «разыграли». Правда, обсуждали только Алекса. Но что удивляться, если из ванной высувается* красное лицо паренька, и он так тихонько просит: — Подайте, пожалуйста, чем прикрыться, а то вещи куда-то пропали. А кто-то, вон, иллюзией накрылся. Один только, подражая гоблину, согнулся в три погибели, прикрыл стратегическое место ладошкой и прополз под стенкой к двери. Девочки рядом с ним вились, шептались, хихикали, мечтательно закатывали глаза, и даже самые строгие ботанички, что, проходя мимо и видя всё это, брезгливо поджимали губы, начинали краснеть и смущаться, стоило ему только бросить: — О, Сата, доброе утро. Мира уже в кабинете? Но стоило ему отдать должное — ни с одной девушкой его ещё не скомпрометировали. Ни разочка. И на все признания в любви он отвечал твёрдо, пусть и несколько романтично. Сводилось всё к простому: «Однажды ты встретишь того, с кем суждено прожить весь остаток жизни, но я, к сожалению, не он. Не стоит размениваться на короткие романы — жди своего принца!» Девушки на это моргали, ошарашенно соглашались и оставались в одиночестве — Алекс уходил первым. Зик, на следующий день слушая рассказ об очередном таком признание, едва сдерживал горестный вздох — и ведь всегда находилась языкастая скотина, которая не только всё увидела, но и разболтала. Сам Алекс всегда молчал и даже не комментировал, за что все девочки были ему благодарны. А вот Зик у себя в голове каждый раз представлял, как подходит к нему, смотрит в его зелёные глаза своими серыми, и тоже вот так тянет: — Знаешь, Алекс, а я, как дурак, в тебя влюбился. И что хочешь с этим делай. И всё бы хорошо, если бы навязчиво не шли в голову картинки своей рожи с бантиками и ног в юбке, гольфах и туфельках. До чего же глупо, учитывая, что ростом Зик был ещё выше Алекса, в плечах шире, мышцатее, матерее, так сказать. Они друг другу ну никак не подходили — всякие пары Зик видел, но чтобы два боевика вместе, оба здоровые, что те шкафы, такого не было никогда. Оно же как обычно — хоть один в паре-то похож на девушку — поменьше в габаритах, такой, чтобы «уси-пуси». А здесь… На этом понимании Зик сплёвывал и матерился — иногда приходилось в тему окружающей обстановки, иногда не очень. Вот и сейчас Крис подхватил: — Вот-вот, и я говорю, что она та ещё блядь. — Кого это ты так величаешь? — сунул нос подошедший Алекс, и Зик снова выругался, а Крис ответил: — Рания из целительниц. Всем подряд глазки строит. — Она же из ламий, у них скоро сезон спариваний, — известил их тот, а на непонимающие взгляды добавил, постучав себя по носу: — Я чую. Они вырабатывают железами пахучие выделения и каждого мужика рассматривают как потенциального партнёра. Кажется, им должны давать препараты, чтобы держать себя в руках, но так она и не бросается на всё, что с хером. Крис протянул задумчивое «о-о-о» и отстал, откатившись к своему месту. А Зик возьми, да и ляпни: — И что, сильно приманивает? Вы же одного вида. — Не очень. Скорее досаждает. Зик уже и без того прикусил себе язык за необдуманные слова, но Алекс улыбнулся и вполне миролюбиво добавил: — Не хочешь после пар потренироваться в лесу? Мне сложно найти партнёра среди людей. — Лучше на пляже. Лес окружал академию только с одной стороны, а с другой — скала и море. И в нём в обычные дни топталось столько адептов, что неясно где их больше — на территории академии или за воротами. Кто-то утилизировал неудачно сваренные зелья, другие ставили опыты в «дикой» природе, третьи что-то испытывали, четвёртые тренировались, пятые собирали травки, шестые прогуливались… Вот на пляже, до которого и идти дольше, и спускаться сложнее, всегда почти никого нет. Разве что кто-то ракушки собирает или на раках опыты проводит, ну и как вариант — водоросли сушит. Зик с Алексом тренировался не впервые — действительно сложно найти партнёра своей весовой и силовой категории. Ему, оборотню, намного проще, чем людям. И стукнуть может, не боясь сломать кость, и магией грохнуть, зная, что щит выдержит. Щиты это вообще первое, чему здесь учили. Потому что до того, как ты начнёшь атаковать, надо убедиться, что не сдохнешь первым, проморгав врага в любой из сторон. До того, как отберёшь жизнь, надо суметь её сберечь. Сражение с Алексом всегда выходило за грани спаринга, всегда расцвечивалось огнями мощной магии, всегда заканчивалось ссадинами и переломами — целители хоть по клеткам собрать могут. И, лёжа под ним или прижимая его к земле, Зик чувствовал такое возбуждение, какое не накатывало даже с течными самками. Алекс же всегда оставался приветливым, если не сказать добродушным, и даже стояк воспринимал скорее шуточно, чем серьёзно. Для него, наверное, было нормальным раззадориваться боем. Он и сам, что уж скрывать, не мог противиться разливающемуся в крови огню. Но, словно удерживая дистанцию, ни разу не выказал интереса. Зик и не настаивал. На этот раз ни один из них не получил серьёзные раны, что сломалось — срастётся благодаря регенерации, а потому Алекс, когда уже вытер пот полотенцем, предложил: — В столовку? Страсть как хочу жра-ать. До этого Зик никогда не видел его в фартуке за готовкой — только слышал. И просьбу: — Ты же умеешь готовить? Смотри, что я делаю не так. Воспринял нормально. Послушно сел, глядя больше не на будущую еду, а на самого Алекса. А тот, не замечая уже ничего, окунулся в кухонное искусство. Взял здоровый кусок мяса, острый нож и доску, а Зик совсем не понимал, как можно испортить мясо. Это же мясо! И пока его только резали, а после — посыпали солью, продолжал не понимать. Трудность настала быстро: — Что ты делаешь? — Это специи. Мира говорила, с ними вкуснее. — И высыпал туда половину упаковки. Пришлось промывать, солить заново и кидать на сковороду — та уже достаточно подогрелась. За мясом пошёл лук — нож так и мелькал, измельчая овощ, и когда всё оказалось в сковороде, а Алекс принёс банку с мёдом, Зик снова его остановил: — Зачем? — Я люблю сладкое. И, хоть тот порывался вылить туда всю банку, Зик потратил немало сил, объясняя ему, что когда мясо с луком — мёд в него не добавляется. Кажется, понял, но одну ложку всё равно влил. А когда порезал туда морковь, яблоки, груши, раздавил вишни и натёр хрена — Зик понял, почему есть это никто не может. И не сможет. — Но тебе же нравится то, что готовит Мира. — Да, это вкусно, — соглашался Алекс, следя, как тот выбрасывает фруктово-овощную смесь в мусор, а после режет то, что будет съедобным. И параллельно с этим варит кашу. — Тогда почему не можешь повторять за ней? — Так с мёдом вкуснее. Мёд совсем ничего не портит. Поразмыслив немного над этим, Зик понял, что тот ощущает лишь сильные вкусы — как мясо, сладость, горечь или остроту. Он не чувствует ноток разных привкусов, оттого что бы не добавил — всё перекроется основным, будь-то мёд, соль или перец. И, едя хлеб с шоколадом, различает только шоколад. А острый соус и вовсе способен сделать всё одинаковым. — Как давно это у тебя? Алекс молча хмурится, словно думает над этим, и в конце концов выдыхает: — Не помню. Не знаю. Это странно, не знать, когда потерял чувство вкуса, да и разве может такое случиться с тем, кто исцеляется со скоростью, делающей почти все раны пустяковыми? Зик может и расспросил бы конкретнее, но в тот момент, когда уже открыл рот, в кухню ввалилась Рания. Поведя носом, она едва сдержала трансформацию, бросаясь Алексу в ноги: — Трахни меня! Что хочешь сделаю, только трахни! Алекса как ветром сдуло — он вообще-то умел двигаться быстро, но сейчас даже Зик удивился, увидев его у окна во внутренний двор, тяжело дышащего и выдирающегося наружу. Рания хотела кинуться следом, но явился спаситель, неясно как прознавший о надвигающейся проблеме и подоспевший вовремя. Хотя директор всегда появлялся очень к месту: — Я уже связался с твоими родителями, они заберут тебя на период течки в племя. Увидев его, Рания всё же не сдержалась. Сам Зик, почуявший тот самый запах, о котором говорили ранее, уже был готов оттаскивать её и скручивать, но когда всё свободное пространство заполнил змеиный хвост, ему едва хватило реакции забраться на полку. На директора вообще реагировали почти все женщины, при том примерно как на Алекса. Хотя видя его лисьи уши и хвост мало у кого получалось остаться равнодушным. — Эй! — повысил голос Алекс, не успевший выбраться. Одновременно колдуя что-то из разряда обездвиживающего, он схватил её за кольцо хвоста и потянул на себя, пытаясь, видимо, вытянуть её на улицу. Не будь он драконом, такое точно бы не получилось, Зик выдохнул спокойнее, когда эту огромную змеюку всё же вытянули, разворотив часть стены. Конечно, директор полетел за ними, полетел буквально, потому что, схватив его, Рания уже не отпускала. А ещё её клыки, огромные змеиные клыки, не влезающие в человеческий рот, капали ядом и всё пытались цапнуть самого ближнего… Когда Зик высунулся к ним, вокруг уже собралось достаточно адептов, чтобы наконец-то скрутить буйную ламию, а вскоре прибежали и врачи с целительского крыла, помогли ей принять человеческую форму и прийти в себя, введя успокоительное. Директор стирал с себя яд, разбрызганный ею, саму Ранию уже несли куда-то врачи, а Алекс, на которого никто не глядел, тихонько пробрался обратно на кухню, бормоча под нос: — И у меня ещё спрашивают, почему я не связываюсь с женщинами… Появившиеся призраки уже восстанавливали стену, а мясо… — Горит! Вспомнив об этом, а вернее почуяв запах, Алекс первым бросился к сковороде, снимая её и колдуя прямо внутрь кусочки льда. И таки засыпал туда кучу перца, чтобы перекрыть вкус горечи. Именно на моменте, когда Зик уговаривал его выбросить это и пожарить другое, к ним и пожаловал повторно директор со странным вопросом: — Тебе на гон портал домой открыть? О гоне слышали и знали все, и считали такой же проблемой, как и течку. Каждый оборотень регулярно сталкивался с подобной трудностью и обычно на это время возвращался в клан. Зик же: — До него ещё три месяца, всё равно на каникулы выпадает. — Он мне, — мотнул головой Алекс, и Зик не скрыл удивления. Они уже два года учатся, и тот исчезает время от времени, но всегда ненадолго. Почему-то никто и не думал, что у этого дракона бывает гон, а если и бывает, никогда он не выпадал на учебное время, да и на практике тоже… — Каждые три года, — пояснил со вздохом, жуя кусок подгорелого мяса. — Где-то через неделю будет. Наверное, снова топиться пойду… — Топиться? — Так что с выходными? — уточнил директор, поглядывая в коридор. — Да, на неделю, — кивнул на вопрос, а Зику невесело улыбнулся: — Где ты видел цепи, что выдержат дракона? Нас топят, чтобы не вылезли, ослабли, чтобы… Выживет сильнейший? Это лучше, чем стать многодетным отцом. Зик потрясённо сел, не понимая, как такое возможно. Драконов… топят? Их дыхательная система не подходит для дыхания под водой, но это их не убивает. Усыпляет, пожалуй, и, получается… — Мы впадаем в спячку на этот период. Ничего страшного, просто кто слабее, тот уже не всплывает… Это… объясняло странное отношение Алекса к смерти, но совсем не добавляло ему человечности. Хотя Зика это волновало в последнюю очередь. Увидев его лицо, тот улыбнулся: — Не волнуйся, я выживу. Иначе кто будет присматривать за Мирой? Я обещал её бабушке. Директор ушёл, выяснив всё, что хотел, а Зик остался, переваривая услышанное. И только одно он мог предложить, чтобы хоть как-то помочь ему: — Может, тогда не с женщиной? Прежде чем предлагать себя в качестве игрушки на неделю, хотел выяснить само отношение Алекса к такого рода вещам. Хотя следовало ожидать, что вопросы однополых отношений волнуют только людей: — Я бы и не против, но это будет страшно. Могу обратиться случайно и не остановлюсь. Могу навредить. Да и вообще секс без отдыха мало кто выдержит. — Кроме другого оборотня, — согласился с ним Зик. — Мой зверь — медведь. Не думаю, что порвёшь. Кроме того, я вынослив… И замолчал, потому что скажи ещё хоть слово, и тот заподозрит подтекст. Углядит что-то большее в страхе за товарища, догадается, да даже просто задумается. А так хмуро глядит в потолок и почти соглашается: — Большая и холодная пещера, сырое мясо, потому что готовить его не будет времени, никого поблизости, и только животный трах… Ты не шутишь? Зик только усмехается, принимая этот вызов. И пусть смотреть ему в глаза после этого будет ой как тяжело, но… — Тогда и ты мне поможешь. В мой гон. Алекс вновь растянул губы, но на этот раз в блудливой ухмылке: — Гнуться под пушистым мишкой? Без вопросов. — И добавил больше в шутку, оттягивая сковороду: — Только мясо моё не выбрасывай. *** Кажется, прошло три дня, Зик не был уверен, потому что ночь и день то тянулись слишком долго, то пролетали незаметно. Единственное, в чём солгал Алекс, это в непригодности пещеры для жизни — в ней нашлась и куча нетронутых шкур, заменяющих постель, целая закалённая огнём яма для хранения еды, да и вообще выглядела пещера именно как временное, но жилище. Ещё соображая, Алекс признал, что иногда здесь «обитал» — место настолько отдалённое от живых посёлков, что только на крыльях и добраться. Вообще-то Зик не понимал, почему тот так стремится оказаться в одиночестве — драконы крайне дружная община, ещё и глядя на весёлость и общительность Алекса, вдвойне недоумевал. Но как только пара тушек опустилась в свою яму, накрылась сверху ледяной глыбой, стало не до вопросов — гон догнал самоконтроль и втоптал его в грязь, показав, что инстинкты сильнее чего бы то ни было. Если бы хоть на секунду помедлил или недооценил положение, вероятно оказался бы порванным, но к счастью Зик знал что такое гон и как это всё бывает — жёстко, без смазки, без остановки и помилования. И хоть быть принимающей стороной ему ой как не улыбалось, а раз вызвался, то будь добр не сбежать в последний момент. Кроме этого, он ещё и прекрасно понимал, каково это очнуться в луже чужой крови и понять, что затрахал кого-то буквально до смерти. Поэтому, жалея свои тылы и психику Алекса, постарался максимально подготовиться заранее. К счастью, тот ни разу так и не обернулся, хоть пару раз чешуя и покрывала его тело, превращая в тварь крайне несуразную, но человекоподобную. Ещё Алекс не разговаривал. Рычал, выл, кусался и всё такое, но ни разу ни слова не произнёс, что и не удивительно… А когда пришёл в себя… — Я, правда, в порядке, — неловко улыбаясь и прикрывая пах шкурой, бормотал Зик, потому что тот спрятался в самый тёмный угол и, кажется, скатывался в депрессию. — Ты ничего не сделал… Кроме того, что сейчас не довёл дело до завершения, но Зик скромно промолчал. Безумному Алексу он мог любую чушь нести — от признаний в любви до требований драть быстрее, а такому… пожалуй, только жалобно попросить, вновь возвращаясь в коленно-локтевую: — Можешь закончить? А то уже член болит. В том же тёмном углу сверкнули звериные зелёные глаза, недоверчиво так сверкнули, и медленно Алекс выбрался наружу, краем глаза замечая обглоданные кости… И мир поплыл, а выставленная крепкая задница показалась такой заманчивой, что… Вновь пришёл в себя он довольно скоро, хотя до конца в это не верил — немного соображал, но тело не контролировал. Чему Зик, кажется, был рад, подвывая и в приступе удовольствия полосуя когтями пол пещеры. Это… удивляло. Настолько, что далеко не сразу Алекс принял реальность, в которой кто-то так откровенно тащился от столь примитивных животных порывов и, кажется, выстанывал хриплым басом что-то членораздельное… — Что ты сказал?! — прошипел он сам, резко остановившись от шока. Зик замолчал, кашлянул и испуганно оглянулся. Запоздало покраснел и уткнулся лицом в изгиб локтя, костеря себя, что не смолчал. Лучше бы… Да к чёрту, всё равно ничего не изменишь. Он уже хотел отползти, когда Алекс навалился всей своей нелёгкой тушей, прижимая его запястья к голому камню, на который съехали в порыве страсти, и попросил: — Минутку, дай осмыслить… То есть ты… И как давно? — Год, — пробормотал, чувствуя себя просто отвратительно. И если в первый раз когда тот очнулся у него не упало, то сейчас весь настрой пропал. — И… Это нормально? Ты решил подставиться под меня? Да ты конченный мазохист! Зик и сам это понял за последние дни. Только псих ляжет под того, к кому что-то чувствуешь, зная, что это вызвано лишь необходимостью. Но он действительно считал, что выдержит. — Я не хочу лишаться товарища, которому могу доверить спину, — неприятно трезвым голосом донёс до него Алекс, но дальнейшая речь слилась в жаркий шёпот на ухо: — А ещё, как это ни странно, я хочу чтобы ты мне жёстко вставил и не буду ждать аж до твоего гона. Он поначалу подумал, что послышалось, но Алекс прижался сильнее, завершая свою речь: — Поэтому я приму твои чувства. *** — Алекс! — выдохнула миловидная девушка, имя которой названный и не помнил. Он сейчас вообще качался во дворе с группой, последняя перед практикой неделя выдалась тяжёлой физически — сдавали нормативы на выносливость, вот и сейчас досдавали, так сказать, и остановились на передышку перед марафоном отжиманий. — Да-да? — откликнулся, обливая голову водой, а краем глаз посмотрел на Зика и облизнулся, таким сексуальным выглядело его потное, накачанное тело. — Можно тебя на минутку? — попыталась она его отвлечь, но Алекс отрицательно мотнул головой: — Времени нет. — Тогда, — набрав побольше воздуха, призналась перед всеми: — Ты мне нравишься! — А, — скис тот, теряя интерес: — У меня есть пара. — И тронулся с места, чтобы улыбнуться своей «девушке», дружески закинуть ей руку на широкие плечи и шёпотом спросить: — У тебя или у меня сегодня?