Прайс

***

Иногда Ген сам себя не понимает. Сенку нескладная. У нее мальчишеская фигура, маленькая грудь, торчащие во все стороны жесткие волосы и убитые руки человека, не боящегося грязной работы. А еще на них много шрамов. Они белеют на коже, и Ген каждый раз считает про себя: неудачная проверка первого скальпеля, каменная крошка, та пещера с нитроглицерином, о, а это Хьега с его угрозами, вот тут кислота, тут еще какие-то химикаты, названия которых он не запомнил, и куча мелких, почти незаметных следов, сетью рассыпанных от кончиков пальцев до самых запястий. Сенку на такие мелочи давно не обращает внимания. Как и на многие другие… мелочи. Ген тихо вздыхает. — Так жарко, — говорит, обмахиваясь ладонью и в очередной раз поправляя полог лаборатории. — Все ушли купаться. Ты не пойдешь, Сенку-чан? Грубая шкура никак не хочет держаться под узлом. От леса ужасно тропически парит, веет теплом, как из онсена — только без приятных бонусов в виде горячих источников и хорошего обслуживания. И даже без хостес. В купальниках или юката. Хотя… Нет, из Сенку вышла бы плохая хостес. Характер слишком непокладистый. — Не пойду. Можешь идти, если хочешь, ты мне сейчас не нужен, я экспериментирую. Когда закончу, сама найду… — задумчиво тянет Сенку, склонившись над столом, и не глядя отмахивается, мол, «отстань от меня» и «может, когда-нибудь потом». Ген пожимает плечами, пряча руки в рукавах, качает головой и снова пристраивается в своем углу, прислонившись к стене. Разве же он может променять ее компанию на пляжные развлечения, деревенских девушек, вкусный арбуз? Нет, конечно. Какая глупость. Лучше нюхать химическую гарь, мучиться от влажной жары, слушать цикад и чертыхания и ловить любопытных насекомых рядом с напряженной Сенку. И иногда выступать в качестве подушки для иголочек — когда она захочет поупражняться в остроумии, например, или снова продемонстрировать Гену, насколько больше она знает. Действительно. Почему нет. Зато они только вдвоем. И здесь удобнее наблюдать — у Гена это получается лучше всего. Профессиональное, наверное. Нельзя обмануть того, о ком ничего не знаешь, внимательность — первое, что нужно любому фокуснику. Но дело, конечно, не только в этом. Себе Ген старается не врать. А Сенку очень мило хмурится, когда что-то идет не по плану. И не менее мило скалится — когда наоборот. Часто дышит, вздымая грудной клеткой свой грубый халат, сглатывает, недовольно сопит и перебирает пальцами, отрывисто черкая что-то на листе. Утирает пот со лба замотанным запястьем — ладно, вот это сошло бы за личный фетиш, — и делает уйму других, несвойственно лишних телодвижений. Гену нравится думать, что это из-за него. Потому что рядом с ним она может позволить себе расслабиться и перестать быть всезнающим божеством, превращаясь в человека. Оставаясь просто Сенку-чан. Хороший прайс. Наверное. Для Гена так точно. — Ты там еще не ушел? Сейчас она не смотрит в его сторону ни секунды, но Ген точно знает: ее взгляд скользит по нему чаще, чем положено отвлекаться в экспериментальной химии. И мысленно улыбается. — Нет-нет, я тут. Готов к бесконечно долгому, невыносимо сложному и унылому ручному труду на благо Королевства Науки. Разве я когда-то отказывался? Ни-ког-да, — мягко нудит Ген, вставая напротив. Не отрываясь от горелки, Сенку недоверчиво фыркает и требовательно выставляет ладонь. — Ага. Дай мне круглую высокую колбу с красной жидкостью. Второй ряд от пола, шестая или седьмая слева, написано… а, впрочем, красная. Разберешься. Ген осторожно протискивается мимо, касаясь ее одеждами, и находит нужное. По привычке чуть взбалтывает, рассматривая сквозь стекло рубиновый химикат. Красиво. — И не тряси, — тут же мрачно сообщает спина Сенку. Ген удивленно смеется. — Какая предусмотрительность. Как ты узнала? — Ты всегда взбалтываешь все подряд для эффектности, — теперь ее голос звучит почти надменно, — так что не предусмотрительность, а обычная техника безопасности, менталист. От последнего слова по загривку пробегает волна щекотных мурашек. Приятно, когда она так его называет. Ген хитро прищуривается. — Ладно-ладно! Не ругайся, Сенку-чан, — почти обиженно сетует он и, беззвучно поднявшись, через пару шагов замирает у нее за спиной. Рост у Сенку маленький, она едва достает Гену до подбородка, и её дикие волосы сразу пытаются воткнуться ему в нос. Он храбро уворачивается. Ближе уже некуда. — Ну? — Сенку на мгновение оглядывается, поднимает глаза и тут же отворачивается обратно. Пальцы на отставленной руке вздрагивают, прежде чем она снова требует: — И не подкрадывайся так, блин. Давай уже сюда. Как мило, думает Ген, и вкладывает теплое стекло прямо в ладонь, касаясь мягкой кожи. Наклоняется — немного ниже, чем нужно, немного ближе, чем можно, немного слишком для личного пространства. Заслоняет Сенку собой всего на долю секунды, будто накрывает саваном. Просто ему так хочется. А еще нравится ее поддразнивать, ловить реакции, вслушиваться в то, что стоит за словами, прятать это от остальных, оставляя только для себя… Но какая разница, правда? Солнце нельзя закрыть руками. Сенку в ответ неразборчиво роняет что-то язвительное, но ее заглушают цикады. Или Ген уже плохо слышит: от жары и гари кровь в ушах шумит, отстукивая ускоренным пульсом. Становится тяжелее дышать — кажется, им обоим. Лето, а до кондиционеров им еще далеко, что уж тут поделаешь. — Всегда пожалуйста, — наконец, кивает он, когда пауза начинает обжигать. Убирает за ухо лезущую в лицо прядь и отодвигается, снова пряча руки в рукавах. Переводит взгляд. Рассыпавшиеся сквозь кроны лучи медленно отступают от полога все дальше, лесные тени удлиняются. Скоро все должны вернуться с перерыва: в лаборатории снова станет шумно и людно, Хром займет свое законное место, Сенку натянет гибкую броню ответственности за всех и каждого в деревне, если не в целом мире, и Гену останется только смотреть на то, как отражается в сияющей поверхности чужая вера. А пока Сенку тихо чихает в ребро ладони, стучит по стеклу мешалкой, и к горелому запаху добавляется противных горьких ноток. Шкура у входа наконец-то перестает падать, и благословенный сквозняк загоняет внутрь влажное летнее тепло. Заполняет им каждый сантиметр лаборатории, от пола до самого потолка — пока оно не оседает в груди Гена. Насовсем. Он снова подпирает собой стену в полюбившемся углу. Сенку у стола пристально рассматривает колбу, передергивает плечами, хрустит шеей и довольно выдыхает. Сладко потянувшись, зевает, оголяя хрупкие позвонки над воротником. Тихо бурчит что-то похожее на: «Почти закончили». Бросает в его сторону быстрый взгляд и короткую усмешку. Да, думает Ген, прикрывая глаза и улыбаясь. Определенно, все это — просто отличный прайс.