Очередь.

Я на удивление быстро прошёл через этот фейс-контроль. Женщина в маске с уставшими глазами прислонила к моему лбу детектор температуры. Её пальцы не дрожали, она с холодной решимостью нажала на кнопку. Взгляд её был безжалостен. Мы смотрели друг на друга секунду, и тут прозвучал он. Писк. — Тридцать шесть и пять, иди, — безразлично сказала она. Я еле слышно выдохнул. Хорошо, что тридцать шесть — на мне был надет тёплый свитер и ветровка поверх. Сказать честно, я знатно спарился, пока исколесил город для того, чтобы узнать, что флюорографию перенесли в село. Впрочем, я был готов к чему-то подобному. Но сердце от этой новости заныло. На часах было 9.20. До регистратуры идти метров пять, но я успел спросить у женщины в коридоре куда мне нужно пройти. Двести двадцать первый. Второй этаж. Лестница была рядом. Я быстро преодолел пространство до второго этажа и сразу же наткнулся на кучу людей. Около входа на этаж было темно, не спасали и окна. Кто-то резво садился на освободившееся место, многие стояли у стен. Людей было очень много. Ни одного знакомого лица. Чужаки. Или это я чужак в этом месте? В темноте их глаза, казалось, смотрели на меня злобными чёрными маслинами. Я не понимал, что они скрывают за своими масками: оскал, равнодушие или улыбки? Лишь надеялся, что они стоят не у 221. До двери пять шагов. Четыре. Три. Два. … Надежда умерла последней. “221 кабинет Флюорография Режим работы: С 8.00 ДО 10.00; С 13.00 ДО 14.00” Я был обречён. — Кто последний?! — Я! — отозвался парень в чёрном. Ну, он хотя бы заметный, надеюсь, не уйдёт. Притулившись у стенки, я начал ждать. Снял осточертевшую ветровку и в этот же момент произошла ссора: бабуська, что стояла перед парнем в чёрном, давала ему наставления. — Слухай, ежели я уйду, становись на моё место, — подслеповато щурила она глаза, — Понял? — парень лишь кивнул. Но тут встала дородная дама с другой стороны, — Какой вставай?! Женщина, а ничего, что за вами стояла Я?! За ним уже люди повставали! — злобно посмотрела она на паренька, — Так что не надо его вперёд очереди пускать! Тут зароптала вся очередь. Все знают, что её закон священен. Но вдруг из кабинета вышел старичок, он подошёл к бабуське, и они тотчас ушли. Мы остались один на один с той женщиной. Но благо парень в чёрном оказался спокойным и нам удалось задавить конфликт. Я стоял долго, минут двадцать. Стали подтягиваться новые члены нашей очереди: полненький мужичок, похожий на доброго дядюшку, крохотная бабушка в цветастом платке, опрятно одетый зрелый мужчина, подросток в джинсовке. Их становилось всё больше и больше, время шло. Я чувствовал ответственность за людей после меня, как бы это не было парадоксально. Насмотревшись на растерянных людей, которые были похожи на детей у кассы, чья мать отошла на пару минут и не вернулась, я понял, что мои “утятки” тоже могут растеряться. Не хотелось бы, чтобы они потерялись в нашей очереди. Тут рядом активизировались две девушки: мать и дочь — по крайней мере я подумал так в начале. — Я такая голодная! Вот кто ж знал, что мы так долго будем? — И не говори! Если бы я знала, что столько простоим, то взяла бы с собой пирожки, — мечтательно улыбнулась мать. — С мясом? — С мясом. Мне тоже хотелось мяса. Позже я выяснил, что они были подругами-учительницами из местной школы. Недалеко от них сидели и другие их коллеги, они весело переговаривались, шумя на весь коридор. Но в одном я был согласен — жрать хотелось сильно. И не нам одним, в очереди то тут, то там раздавалось урчание желудков и ворчливые высказывания на медлительность врачей. Я посмотрел на время. 9.55 Приём заканчивался через пять минут. Мне стало грустно. Я не хотел возвращаться сюда через несколько часов, чтобы снова встать в очередь, пускай и несколько сроднился с ней. Тяжёлый выдох раздался лишь от меня. Я решил подождать. Приём продолжался и в десять минут, и в тридцать, да и в одиннадцать тоже. Похоже, что из-за закрытия флюорографии в городе они вынуждены работать дольше и без перерывов. “Святые люди” — подумал я. Моя очередь почти приблизилась. И вот, парень передо мной зашёл. Вышла женщина. Я наконец-то зашёл в 221 кабинет. На часах было 11.10. Слегка дрожащей рукой я протянул паспорт. Мне дали номерок. Я зашёл в раздевалку. Ну что я могу сказать? У парня в чёрном неплохие кубики. Я кабанчиком метнулся к рентгену, им же вернулся обратно. Переоделся и вышел. Вышел из 221 кабинета. За мной зашла женщина. Я ушёл, не оборачиваясь. Уже сейчас оглядываясь назад, я понимаю, что очередь стала для меня почти второй семьёй. Сначала, когда я только стал её частью, все люди казались мне незнакомцами со злыми глазами. Я не знал, что они скрывают за своими голубенькими масками. Какие эмоции бушуют в них? Мне не дано это узнать. Все тайны хранит маска. А потом… Потом ты привыкаешь к очереди. За тобой встают другие люди. Ты чувствуешь ответственность, становишься этакой “мамой-уткой”. Приходит осознание, что если ты уйдёшь, то часть людей будет рада, а другая начнёт борьбу за твоё место. Постепенно узнаёшь отношения членов очереди. Вон одна бабулька после тебя узнала бабульку до тебя. Она вырывает сидячее место буквально из под ягодиц молодого парня, впрочем, он и сам не сильно против. Вон болтают мама с дочкой. А потом ты узнаёшь, что они подруги-учительницы, а не семья. Ты сам вливаешься в очередь. Вас объединяет не только страх не успеть, но и голод. ГОЛОД. Ведь вы спешили и не успели поесть. И вы не одни. Очередь буквально становится вашей второй семьёй, да, многие уходят из неё, другие появляются. Но так происходит во всех семьях, кто-то уходит, кто-то рождается. И тут ты понимаешь, очередь не статична — она меняется вместе со временем, когда мы живём, вместе с людьми, что входят в неё. Все очереди разные, как и все семьи. Очереди вечны.