***
Они сидели в кромешной тьме, и вампирское зрение позволяло следить за танцем мертвых теней на стенах. — Арман, — Луи высказал это куда-то в мрак, надеясь привлечь внимание. Страший вампир вопросительно промычал. — Арман, ты бы отрекся от меня, если бы я усвоил твои уроки? Если бы стал полностью вампиром и забыл про месть и боль, про раскаяние? — Ты не ребёнок мне и не родитель, чтобы я отрекался от тебя. Но к чему этот вопрос? — мужчина провел ногтями по деревянному подлокотнику, и Луи скорее услышал это, чем увидел. — Я просто подумал кое о чем… «Первый глоток крови вампира убивает в тебе все человеческое» — с превращением Луи что-то пошло не так. Может быть, его сердце было слишком разбито, чтобы умереть, а может Лестат с чем-то напортачил. Так или иначе, сердце не давало ему покоя. В Америке об этом можно было не волноваться, но в Париже, в окружении других вампиров, этот недостаток стал невыносимым. Спасением стало найти Армана. Вот и сейчас он тихо щелкает пальцами, зажигает слабые огни свеч — такой романтик и педант. Смотрит заинтересованно и удивленно на Луи и шепотом спрашивает: — О чем же? — Может, мне просто мало было для превращения? Может, если я попробую вампирскую кровь ещё раз, оно умрёт? — Мне нравится твоё сердце, — мужчина смотрит из-под густых бровей и выражение его лица абсолютно нечитаемо. — Нет, ты просто находишь его любопытным, — под кожей Луи проступают черно-синие мертвые вены, выдавая голод и волнение. — Так значит… Ты хочешь ещё раз попробовать кровь вампира? — Арман улыбается одними губами. Сколько лет Луи — вампир? Что-то около пятидесяти, кажется. Арману же уже давно больше четырёх сотен. Он куда старше и умнее всех тех, кого Луи доводилось встречать в своей жизни. Он красив до богохульства, стряхивает смоляные длинные волосы за спину. Он мудрый, щедрый учитель и нежный любовник. Арман смотрит внимательно в глаза Луи, молча развязывает бант на своей шее, на ощупь расстегивает пуговицы, разводит полы рубашки в стороны, обнажая шею и грудь. И кивает в приглашающем жесте. Луи замирает на мгновение, а потом поднимается с места, усаживаясь на пол у ног древнего вампира. — Ты?... — А ты знаешь других вампиров? Ты, кажется, убил всех остальных. — Ты тоже. — Я тоже, — мужчина соглашается, беззлобно усмехаясь, запуская пальцы в волосы Луи. Тот поднимается под властным движением его руки, усаживается на колени, прижимается губами к коже, смотрит удивленно и неверяще. — Ну, давай, — вампир улыбается в предвкушении и открывает шею. Молодой мужчина очерчивает ногтями выступы челюсти и медленно, с придыханием, впивается: Арман громко вдыхает где-то на грани всхлипа, и Луи чувствует, как тело под ним напрягается, вытягивается в струну. Зубы разрывают плоть, и мертвая темная кровь вампира выступает большими каплями. Луи кажется, что ничего вкуснее он в жизни не пробовал; он вгрызается глубже и закрывает глаза, руками блуждая по чужому телу, спуская расстегнутую рубашку с плеч. И Арман подставляется, сдавленно стонет, когда зубы с трудом отпускают его шею. Луи загнанно дышит и смотрит в яркие глаза любовника: — Тебя это возбуждает? — Мне это определенно нравится. Луи припадает к кровоточащей ране снова, собирает свои волосы и отбрасывает за плечи. Он старается делать все аккуратно, но жилы на напряжённой шее попадают под зуб, вероломно хрустят. Весь Арман такой. Он хрустит на зубах. Он старейший из всех вампиров на Земле — возможно, их и осталось то всего двое. И он не хотел бы разрушать такое странное человеческое сердце в теле Луи, но идёт на поводу у любовника, держит его за бедра и всё подставляет шею. Давно забытое напряжение просыпается где-то глубоко внутри мертвого тела: случайные девушки в сожжённом театре не возбуждали, а вот Луи справлялся отлично. Пусть молодой вампир и выше ростом, но сейчас, под расслабленным горящим взглядом Армана, он компактно умещается на кресле, слизывая последние капли крови. Очевидно напрашивается на то, чтобы его подкинули слегка на бедрах и взяли прямо так, сидя.***
— Как твоё сердце? — мужчина поправляет старомодные брюки. Его чёрные волосы, всегда идеально прямые, сейчас находятся в совершенном беспорядке: несколько прядок забились под приспущенную белую рубашку. Луи прикрывает светлые сытые глаза, прислушивается к себе и откидывается на пол: — Отвратительно. Мерзко и жестоко живое. Арман смеется так, будто предупреждал.