Ухватить пустоту

Недостатка в поклонниках своего великого таланта Лютик никогда не испытывал. Вельможи рады были пригласить его скрасить однообразные скучные приёмы, прекрасные дамы брали на содержание, а в худшем случае всегда можно было заработать на пиво исполнением пошлых песенок в придорожной корчме. Да, известному барду приходилось порой путешествовать инкогнито, и не только скрываясь от ревнивых мужей: некоторые особы норовили таскаться за ним из города в город. Его большого сердца хватало на всех женщин на свете, он их искренне любил и жалел, поэтому как-то чудесным майским вечером не смог отказать одной прекрасной даме, которая собиралась ехать с престарелым мужем на юг, к целебным источникам, а оказалась почему-то очень даже на западе. Правда, в этот раз она вместо того, чтобы наброситься на барда со всей страстью, всё подливала ему вина, восхищалась его талантами и просила спеть ещё, совершенно сбивая с толку. С одной стороны, её неожиданные похвалы проливались бальзамом на авторскую душу: наконец-то его талант признали в полной мере, она первая, а дальше... Хотелось петь до утра. С другой же стороны, он рассчитывал и на кое-что другое, более материальное. К утру, утомлённый пением, ласками и вином, он спокойно заснул в объятиях красавицы, и поэтому не видел, как в полумраке комнаты её лицо превратилось в его собственное. Второй Лютик долго, изучающе смотрел на первого, прежде чем снова вернуться к образу прекрасной дамы. На следующее утро Лютик влюбился в дочку трактирщика - сразу и навсегда. Он как раз сидел у окна, наслаждаясь солнечным светом и пением птиц, и писал балладу вчерашней даме. Настроение немного портила буйно цветущая под окном сирень, так некстати напомнившая о Йенифер. И тут вошла Она, и мир преобразился. Этой весной и летом мир преображался ещё не раз, баллады лились рекой, а Прекрасная Дама всё так же позволяла гулящему Лютику обитать в снятом ею доме и даже устраивать там попойки с девами, пока однажды не призналась со слезами в голосе: - Сюда едет мой муж, разгневанный тем, что я якобы порочу его честное имя. Беги, мой драгоценный. И даже снабдила его на дорогу припасами, деньгами и лошадью. Довольно скоро и деньги, и лошадь Лютик прокутил. * Впрочем, конца поклонницам и даже поклонникам, с восторгом глядевшим ему в рот, с тех пор не было. Что с того, что он снова и снова был смертельно влюблён в кого-то и в кого-то ещё? К чему отказываться от того, что само плывёт в руки? И нет, Лютика это нисколько не удивляло, ведь он был великолепен и достоин всяческого восхищения. Жалко, что тех же чувств зачастую не разделяли грубые и неотёсанные мужланы - супруги и братья его муз. А задницу ему прикрывать с некоторых пор было некому. Потому что ещё в марте в Нижнем Посаде его за всё хорошее собирались вывалять в смоле и перьях, и Лютик уже почти спасся (или почти попался, что вернее, но думать так он не хотел, да, не хотел), но тут, как всегда внезапно, появился злой как мантикора Геральт, и драпать, кое-как отбиваясь, пришлось уже им двоим. А всё потому, что этому упёртому гуманисту резни по пустякам не хотелось. О чём Геральт тут же и сообщил, едва удалось оторваться от погони. На что Лютик законно возразил, что его жизнь - не пустяк. Конечно, если бы он был потрезвее, дальнейшего бы не случилось. Надо было согласиться с Геральтом, что жизни горожан тоже не пустяки, позвать его куда-нибудь выпить по тому поводу, что дела держат в Нижнем Посаде его драгоценную Йен и теперь не миновать разлуки. А не орать, что нечего сравнивать величайшего барда с этими отбросами. Или проходиться по Йен, которая будет только довольна отсутствием кое-чьей мрачной рожи и тут же пустится во все тяжкие - в ответ на то, что Лютик всё больше скатывается в пьянство и блядство, и скоро из "величайшего барда" (что было сказано с большой долей яда в голосе) превратится в потасканного пьянчужку, из-за дрожи в руках неспособного взять хотя бы одну ноту. Что бы ведьмак понимал в тонком искусстве поэзии и в чувствах вообще? Лютик, пьяный дурак, и драться с ним полез, за поэзию-то. А Геральт просто сказал: - Достал ты меня до самых потрохов. Спи. Проснувшийся Лютик обнаружил рядом с собой любимую лютню - и никаких следов старого друга. * Большие неприятности нагнали Лютика к концу лета в Блавикене. Это, конечно, было последнее место, куда заявился бы Геральт, а Лютика угораздило там попасться на жульничестве в карты. За неделю до того он притащился на рыцарский турнир, потому что где рыцари, там и дамы, вернее, очередная его любовь всей жизни, но, разумеется, влюбился в новую красавицу, решил пострадать от неразделённой любви, запил с горя и вместо того, чтобы подзаработать, ещё и трактирщику задолжал. Он как-то хотел поправить дело, но дрогнувшие руки подвели. И вот, когда зажатый в углу Лютик уже практически чувствовал входящую под рёбра сталь, в углу кабака из-за стола поднялась грозная фигура. - Оставьте его. Вот деньги. Всё в трактире на миг стихло. Замолк даже крестьянин, божившийся, как видел кобылу, превращавшуюся в красивую бабу, и его друзья, отпускавшие по этому поводу сальные шутки. - Г-геральт? - практически проблеял Лютик. - Как тебя занесло сюда? - Неважно. - Беги к войту, - шепнул сынишке трактирщик. - Как бы нас тут на вилы не подняли, - опасливо озираясь, прошептал Лютик. Местные, на удивление, начали потихоньку расползаться. Геральт лишь хлопнул его по плечу и потащил за свой стол. Что тоже было удивительно, учитывая, как они в прошлый раз плохо расстались. Минут десять спустя Лютик уже достаточно пришёл в себя, чтобы потребовать еды-выпивки и начать трепаться о своих приключениях. Геральт слушал его, подперев голову рукой, и смотрел так, что Лютик даже запнулся. Не ожидал он, что когда-нибудь ведьмак будет так его слушать и так смотреть. - Тебя, часом, не подменили? - спросил бард. Геральт покачал головой и загадочно улыбнулся. - Может, расскажешь? Подкинешь, так сказать, сюжет для новой баллады? - Лучше спой. Соскучился по твоему голосу. Лютик вытаращился и открыл было рот, но тут притащился местный войт. - Геральт, как я рад тебя видеть, - начал он медовым голосом, подсаживаясь к столу. Воистину, сегодня был вечер неожиданностей. Геральт слегка улыбнулся и покивал. - Неужели никто из господ рыцарей не взялся? - Так это ж мантикора, а не хрен собачий. Кому охота кишки потом по всему лесу собирать. - А я, к моему превеликому сожалению, в этом городе заказов больше не принимаю. - Геральт, она совсем обнаглела, на дорогу выходит, вчера целый обоз разорила. Один крестьянин только и спасся, да и тот сегодня помер, подрала она его сильно. А у нас урожай как раз, и ярмарка осенняя скоро, и свадьбы. Столь ненавистное слово, не про него будь сказано, заставило Лютика вздрогнуть и отмереть. - Геральт, да что с тобой? - он с силой дёрнул друга за руку. - Это же люди живые! Ты же всегда был выше этого! Геральт задумчиво глянул на него. - Что ж, если ты так хочешь, я согласен. Дальше он пел, и пил, в отличие от Геральта, который оставался трезв и ушёл пораньше в свою комнату, чтобы выспаться перед боем, заплатив за друга вперёд. На смену ему практически тут же явилась разбитная девица, готовая хоть до утра слушать песни Лютика и кувыркаться с ним на сеновале. - Ладно, милая, - сказал он под утро осипшим голосом. - Даже поэтам надо иногда отдыхать. Скоро мы с Геральтом отправляемся на подвиг. - Вот об этом нам и хотелось бы поговорить, - неожиданно посерёьзнев, произнесла девица, не на шутку его испугав. - Кто ты? - спросил Лютик, шаря в поисках чего-нибудь повнушительнее лютни и портков. - Не бойся нас, - улыбнулась девица. - Мы любим тебя. Мы готовы быть для тебя кем угодно. Даже им. И внезапно превратилась в Геральта. Лютик понял, что трезвеет, не то от ужаса, не от от вида ведьмака в женской сорочке. - П-почему сейчас? - кое-как выговорил Лютик, надеясь, что любовь этой твари не означает желания сожрать с потрохами. - Потому что завтра всё выяснилось бы так или иначе. Мы ведь не совсем он, не владеем магией, и с мечом так не управляемся, так что в бою против мантикоры нам не выстоять в этом обличье. - Так как же ты собирался? Собиралась?.. Лже-Геральт улыбнулся совсем не свойственной настоящему Геральту лукавой улыбкой. - Увидишь. Есть способ, который так или иначе меня бы выдал, поэтому мне бы хотелось поговорить спокойно. Совсем спокойно не вышло, потому что в этот момент на сеновал ввалилась кучка горожан. - Да здесь, здесь он, этот гад белобрысый, я голос его слышал, - увещевал один. - Нет, сбежал он, сука мстительная! - бесился другой. "Не думают, что зассал перед мантикорой, и то хлеб". Остальные молча сгрудились позади, глядя на полуголого Лютика. - Где твой дружок? - Вот мой дружок, ещё не отсох вам на радость. А, вы про ведьмака? Уж не со мной на сене тискается, - сердито ответил Лютик. - У него медитация перед боем. Утром будет здесь, как договорено. Он слов на ветер не бросает. - А бабу эту тоже с собой притащили? Что-то мы тут не видали её раньше. - А это та, что в кобылу превращается, - не моргнув глазом, соврал Лютик. - Проклятие на ней, а мы его и так, и сяк снять пытаемся. Может, я твоя истинная любовь, а, Плотва? - он притянул её к себе ближе и чмокнул в губы. - Тьфу, зараза. Наших девок тебе, что ли, мало? - один из горожан сплюнул под ноги. - Нет, ну вам никак не угодишь, - уперев руки в бока, совсем уж разошёлся Лютик. Во-первых, была задета честь дамы, а во-вторых, была надежда, что в критический момент она превратится в Геральта. - То не трожь их, то не хватает... Идите, идите отсюда, и подумайте... - он выпрямился во весь рост, сверкая тем, о загадочных притягательных свойствах чего задумывалась добрая половина Континента. Потоптавшись, горожане действительно вышли. * - Итак, - начала девица, - мы, как ты уже понял, не человек. Мы увидели тебя и захотели стать тобой. - Надеюсь, для этого не надо сожрать моё сердце или что-то такое? - Нам - нет, - рассмеялась девица. - Нам достаточно побыть рядом с кем-то, проникнуться им, и тогда мы можем повторить. Но есть и то, что нам недоступно. - Что? - заинтригованно спросил Лютик, придвигаясь ближе. - Мы никогда не сможем петь так душевно. И тем более, никогда не сможем написать ни одной песни. Талант нельзя скопировать, Лютик. Так же и с твоим приятелем, Геральтом. Мы никем не можем быть до конца, не можем до конца думать и чувствовать как они, в какой-то мере оставаясь самими собой. Поэтому мы и можем стать им для тебя... не совсем им... немного подыграть и дать тебе то, что он никогда не даст, - девица снова превратилась в Геральта и опустила голос до таинственного шёпота. - Чего это? - от интонаций в этом низком, хрипловатом голосе Лютика пробрала дрожь. - Ах, Лютик-Лютик, - лже-Геральт придвинулся ещё ближе и поправил сорочку на плече. - Мы можем проникнуть в самые тайные мысли и понять даже то, что ты сам запрещаешь себе осознать. В этом облике я могу предложить тебе мнооого интересного. Могу взять... а могу и отдаться... Лютик задохнулся, представив, как это могло бы быть, и что бы Геральт сделал с ним за одну тень этой мысли. - В его мыслях мы побывали тоже. Нам действительно немного пришлось побыть Плотвой, с ней он куда откровеннее, чем с... Он действительно неспособен полюбить тебя. Мечтать о том, что он что-то почувствует к тебе, - всё равно, что пытаться ухватить пустоту. Лютик так и не понял, как это существо провернуло с ним тот же трюк, что и он со своими девицами, то есть заболтало до такой степени, что он не заметил перехода от болтовни к занятию любовью. * - Туман - это хорошо, - довольно произнёс, вышагивая впереди, лже-Геральт. Был он куда разговорчивее оригинала, но в меру, так, чтобы Лютика всё устраивало. Ходить за ними двумя горожанам лже-Геральт запретил, бросив: - Всё узнаете из баллады. - ...Чем хорошо-то? - проворчал Лютик. - Ни зги не видно, мантикору заметим, только когда она схватит кого-то из нас за... Всё произошло в одно мгновение. Тварь выскочила из тумана, но в прыжке её накрыла струя пламени, превратив в жаркое. - Борк? - спросил, недоумевая, бард. - Или его... сын? Перед ним стоял золотой дракон, правда, поменьше размером, чем тот. Дракон расхохотался басом и превратился в Геральта. - Нет, мы не дракон. - А во что ты ещё можешь перекинуться? - с азартом спросил Лютик, не обращая внимания, что перо на шапке дымится. - В мышь не стану, - ухмыльнулся лже-Геральт совсем как настоящий. - В любое живое существо, у которого есть душа. Ты знал, что у травы и деревьев тоже есть души? - Как красиво... Расскажешь мне про них? - Когда-нибудь. Могу ещё во всадника на лошади, но только не получится с неё слезть. Или могу превратиться вместе с одеждой, но тогда её отодрать можно будет только вместе с мясом. - Как это интересно, - глаза Лютика восторженно заблестели. - Как бы я хотел услышать... - Я тоже хотел бы тебя послушать, - закидывая обугленную мантикору на плечо, перебил его лже-Геральт. - Спой мне, скрась дорогу до города. Настоящий Геральт никогда бы такого не попросил, тем более в лесу, где за туманом могла притаиться ещё парочка мантикор и вообще какие угодно твари. А попросил бы заткнуться, не топать и не сопеть. - Погоди, погоди, - остановил его Лютик. - Пока я не забыл. Ты же говорил, что колдовать не умеешь. А как же драконье пламя? - Просто пламя. Чистая физиология, без магической составляющей, - пожал плечами лже-Геральт. - Идём? - Постой, - туман окутывал их уютным коконом, приглушая голоса, и казалось, что кроме них в целом мире никого не осталось. - А какой ты... какие вы настоящие? Покажетесь? Мантикора со стуком упала наземь. Там, где стоял Геральт, была только пустота. - У меня нет ни вида своего, ни голоса, - прозвучало у Лютика в голове. - Я пустота, но пустота особенная, способная заполнить другую, сосущую пустоту в твоей душе, которую не заткнуть ни бабами, ни водкой... И вот Геральт снова перед ним. И снова закидывает мантикору на плечо. - Давай сочинять балладу, что ли, - улыбнулся Лютик. - Поможешь? С фантазией у лже-Геральта оказалось всё в порядке, а вот складывать слова и мелодии он действительно не мог. В город они вернулись, на два голоса распевая вновь сочинённую песнь о великой битве под Блавикеном и громко хохоча, к удивлению местных, никогда не видавших веселящихся ведьмаков. * - Это ещё что за хуй? - прозвучало за спиной, и Лютик резко обернулся. Он и забыл за прошедшее время - сколько, кстати? - как по-настоящему звучит этот голос, как на самом деле выглядит это лицо. Он не считал дней, он был пьян от любви, и в кои-то веки не смотрел ни на кого вокруг. По левую руку от Лютика стоял лже-Геральт, аккуратный, отмытый, одетый несколько даже щеголевато, по последней тимерийской моде, пахнущий розовой водой. Он походил на улучшенную версию того, что стоял справа. Настоящий Геральт, осунувшийся, потрёпанный, с давно не мытыми белыми патлами и седоватой щетиной, вонял костром, луком, своим и конским потом, а также останками какой-то недавно уделанной твари. Которая, возможно, на тот момент уже была чьими-то ещё останками. Кожаный доспех был далеко не нов и потрёпан, а одежда - явно отдана за ненадобностью добрыми людьми. В лице его было что-то неприятное, и уж точно не было той изысканности и утончённости, которая была присуща лже-Геральту. И грязью он был заляпан, как все нормальные люди, прошедшиеся по раскисшей немощёной улице, кроме... кроме того, который мог оказаться голым, не раздеваясь. - Геральт... - опешив, прошептал Лютик. И добавил с вызовом: - Это тоже... Геральт. Фальшивый ведьмак зашёл за спину Лютику и положил руки ему на плечи. - Нам хорошо и без тебя. - Ага. Йен говорила, но лучше один раз увидеть. - Так уходи. Ты нам не нужен. - А что же вам нужно? Что же вы такое? И не допплер, и не вампир, и не суккуб... что-то совсем новое. Приговаривая это, ведьмак осторожно подкрадывался ближе. Руки на плечах Лютика сжались крепче, и он с ужасом почувствовал прорывающие одежду когти. - Ты его выброссссил... - прошелестело над ухом. - Он мой... - А от него ещё что-то осталось? Меч сверкнул в воздухе, но рассёк лишь пустоту. - Где он? - Лютик завертел головой. - Рядом, - Геральт повёл вокруг тела Лютика серебряным мечом. - Сам не уйдёт. Бард вглядывался в загорелое, обветренное лицо. Неужели у Геральта было столько шрамов, столько морщин? Неужели руки у него всегда были такими грубыми? - Геральт, не убивай его. Он хороший. Разве он виноват в том, что любит меня? Разве он виноват в том, что я тебе был не нужен? А теперь стал нужен вдруг. У тебя в башке всё перепутано хуже, чем у пьяных горожан, - Лютик молол чушь, надеясь, что настоящий Геральт отвлечётся, дав лже-Геральту сбежать. - Он ничего плохого мне не сделал. Он считает меня талантливым. Я... я люблю его! Ведьмак молчал, жуткими, потемневшими глазами вглядываясь во что-то, заметное только ему. В какой-то момент меч тонко, едва заметно завибрировал, и Геральт левой рукой быстро изобразил Ирден. В тот же миг рукав новой малиновой куртки Лютика лопнул, и на мостовую вывалилась отвратительная тёмно-серая шевелящаяся масса. Бард невольно дёрнулся в сторону, а Геральт воткнул в центр кучи серебряный меч. Нечто заверещало не своим голосом, забилось, расплёскивая вонючую городскую лужу, и наконец затихло. Лютику показалось, что от него самого отсекли половину. С криком он повалился на руки Геральту и потерял сознание. * - ...А о чём думают деревья? - Они мечтают стать птицами и улететь в небо. Шучу. Они думают о насущных вещах, о воде, и солнце, и пропитании, им тоже бывает больно. - А ведьмакам бывает больно? Физически, я имею в виду. Народ болтает, что они боли не чувствуют, а настоящего Геральта я как-то постеснялся спросить. - Они просто игнорируют боль и усталость, потому что зачастую без этого не выжить. Но если сделать вид, что боли нет, она никуда не денется. - А ты? Что чувствуешь ты? - То же, что и те, кого мы повторяем. Если я притворяюсь деревом, я хочу сделаться птицей... - А говорил, что не поэт. - Я слишком много времени провёл с тобой. Я стал слишком тобой и слишком им... "Прости, я не смог тебя защитить". - Прости, я не смог тебя защитить, - прозвучало как эхо собственных мыслей Лютика. Ведьмак приложил ему ко лбу смоченную в прохладной воде тряпку. - Он любил меня. - Да, по-своему. Ты бы себя видел, Лютик. Он почти досуха тебя выпил. - Он говорил, что ему ничего такого не нужно. - А ты бы на его месте что сказал? - Он говорил, что не имеет ни вида, ни голоса, даже показался мне. - Пиздёж. Ты ж блох на себе не считаешь. Благодари Мелитэле, что он в рукав заполз, а не в ухо. - Он мне ничего плохого не сделал. - Повторишь, когда привязка отойдёт. Какого хуя ты вообще с ним связался? - Сначала из любопытства, а потом... - Лютику было совсем плохо, и он не замечал, что несёт. - Он говорил, что ты никогда и ничего ко мне не почувствуешь. На это Геральт только крепко стиснул его руку в своих.