Не совсем волшебный шкаф или Огги и Тараканы

— Веди себя естественно и раскованно. — Вы не подскажете, что это за улица? — так, дружелюбно улыбаемся, и ничего, что глаз дергается. Мужчина недоуменно уставился мне за спину. Я неловко обернулся. «Бейнер-стрит» — гласила надпись на фонарном столбе. И на следующем. И на всех, блять, столбах на этой улице. Нахуя, спрашивается? Что за склерозники здесь обитают? — Говори четко и без запинок, вот увидишь, он поверит. — Ой, так я это, правильно пришёл. Ну короче, знаете, тут это самое, того ну это. — ослепительно улыбнулся я. Мужчина моей радости от встречи не разделял. Внимательные зеленые глаза не выражали толком нихрена, а потому определить близость к собственной смерти пока не являлось возможным. Аура пошел-нахуй-сука вокруг расчудесного брюнета с легкой проседью не вдохновляла на подвиги, наоборот, жить захотелось. Пиздец как захотелось. — Если ничего не приходит в голову, скажи, что ты помощник какой-нибудь звезды, и она приглашает его на вечеринку. — Можешь сказать, что ты Соня из компании Орифлейм! — Заткнись. — Я Линдси Лохан из компании Орифлейм, моя помощница Соня приглашает вас на вечеринку. — с умным видом изрёк я. Собеседник удивленно приподнял свои соболиные брови. — Прости? — хриплым голосом поинтересовался он. А я уже прикидывал, хватит ли на гроб моей стипухи. Вообще-то выглядел он уже не так устрашающе, скорее был каким-то…помятым? Как если бы его долго жевали, жевали, но не доели и выложили на тарелку. А если я его разбудил? — заработал, наконец, мой мозг. И года не прошло. «Пошёл нахуй» — обиделся он и снова прекратил работу. До феерического звездеца оставалось немного. Я с грустью думал, что моей стипухи не хватит на гробик. Потом с радостью отметил постепенно закипающего мужчину и возможность того, что гроб и не понадобится. Реально, зачем, если хоронить будет нечего? Тогда Алёша заберёт стипуху себе и купит себе тот хренов принглс, который я ему задолжал месяц-другой назад. Душу захлестнула обида: я тут, блять, лапки собрался откинуть, а он на стипуху мою принглс жрать будет? Жить захотелось ещё сильней. Для этого надо было что-нибудь сказать, но что? Какая была последняя фраза? Мозг, какие предложения? «Тiкаем, Ярик». Мозг, сука! Что мне ему говорить? «Барабудайрабудирабудай» — Заткнись. — шикнул я. Лицо собеседника вытянулось, рот приоткрылся послать меня нахуй. — Простите! Я не то хотел сказать… Я просто… Я так волнуюсь. — беспомощно продолжил я. Мужчина помолчал, вдруг широко, как-то понимающе улыбнулся: — Подожди, ты, наверное из клуба? Стриптизер? Тебя Джейми прислал? К такому я готов не был и чуть не заорал. Остановил меня вновь проснувшийся мозг: — Жить хочешь? Хочу! — Танцуй. Не хочу! — А мне пох. Я выдохнул, проклиная и Алёшу, и Машу, которой мы помогли, потому что она его землячка «Хуячка» - флегматично добавил мозг. Дом у двухметрового пидорга был шикарный: одна прихожая с нашу квартиру. Пол расписной — ходить жалко, лестницы закрученные — смотреть красиво, наебываться больно, окна большие, много света и картин пиздливых художников. Кухня огромная, в ней ароматы специй, а смежная с ней гостиная пахнет цветами. Я покосился на мужчину. Зайчики на его домашних тапках зыркнули на меня. И согласились, глядя на мое беспомощное лицо, что я тоже зайчик, а хозяин говнюк, и его комок шерсти ссыт вечно и вообще он пидорг, его не жалко. Под удивленным взглядом Шкафа киваю его тапочкам. Приговор был вынесен: Шкаф наебнулся-таки на своей лестнице. Свалился на меня. Немного приподнялся, поморщился от боли — это ему ещё, блять, больно, сколько ты вообще весишь, центнер, сука? — затем завороженно уставился на мое лицо. Мне бы, по-хорошему, подыграть, посмотреть в ответ, как в фильмах. «Немецкое гей порно» — протянул мозг. — Я ща плюну. — пообещал я. Мужчина усмехнулся. — А я не брезгливый, — затем поспешно добавил, — Но давай не проверять. И встал. «У тебя?». — Пошёл нахуй. Мужчина вновь удивленно приподнял брови. Я испуганно принял сексуальную позу. — Это я типа тебя соблазняю. — пояснил я. «Да ты прям жжёшь сегодня. Слов нет. Ты просто секс.» Я неловко прикусил губу. Жри, блять, Алёшка, свой принглс. — Тебе не надо стараться, малыш. Ты и так мечта. — томно сообщил мне Шкаф с потемневшими глазами. «Мечта гея-педофила». Отвечать мозгу я не стал — чревато последствиями. И решительно встал с пола. Чтобы встретиться с ним носом. Мужчина не успел меня подхватить, как это бывает в фильмах, зато бережно прижал к груди и повёл в сторону ванной. Смыл кровь с носа, подхватил на руки. «А-ля принцесса» — Пошёл на-аху-у-уй. — обиженно завыл я. Мужчина сочувствующие посмотрел и прижал крепче. — Ну чего ты? Я ничего Джейми не скажу, не беспокойся. За его спиной на цыпочках прокрался Алёша. Громко скрипнул деревянный пол. Я испуганно посмотрел на мужчину и продолжил: — А я теперь некрасивый бу-уду! — и всхлипнул, смачно так. От запаха цветов, которыми была уставлена гостиная, защипало в глазах и заложило нос. Аллергия, мать её, сейчас была дохуя кстати. Глаза заслезились. Шкаф взволнованно оглядел меня, схватил обеими лапищами лицо и принялся покрывать поцелуями. — Ты самый красивый, честно, только не плачь! Алёха за его спиной замер. Весь вид его кричал «КАКОГО ХУЯ?». Разрушая тишину, прозвучала композиция Людовика Эйнауди из глубины дома. Долбанный будильник Жана. Мужчина нахмурился, а я, распрощавшись со своей натуральностью, как сок в нашем магазине — будто ее и не было вовсе — клюнул Шкафа в пухлые губы и тут же оторвался, наивно хлопая длинными ресницами: — Правда? Мужчина замер. Потом медленно облизнул губы. Перевёл горящий взгляд с моих глаз на губы. Медленно наклонился и принялся целовать уже их. Целовался Шкаф неторопливо, тягуче, но напористо. Обвёл языком губы, а затем толкнулся внутрь рта, но недовольно цокнул, наткнувшись на крепко стиснутые зубы. Ну, а хули? Я за девственность и двор стреляю в упор. Мужчина оторвался лишь на секунду, чтобы оглядеть мое лицо, а затем продолжил поцелуй, только теперь перекрыв своим какого-то хрена «по-кауказки» большим носом мой, не давая дышать. Через некоторое время, когда я уже начал задыхаться, я крепко стиснул его плечи и принялся толкать, а когда получилось, приоткрыл многострадальный рот, чтобы вдохнуть воздух. Шкаф принял это как приглашение, прижался сильнее и скользнул внутрь языком, прошёлся по кромке зубов и легонько погладил своим кончика моего языка. Я откинул голову — этот пездюк-таки перестал меня держать — и тихо застонал. Я взглянул на него и, увидев и почувствовав, насколько я в его глазах оказался красивым — блять, ну не носят люди днём дома в кармане домашних штанов фонарики, тем более, если карманов нет, «Пиздец ты умный» — беспомощно предложил: — Я тебе станцую? Шкаф сексуально — да нифига! «Пошёл в жопу. Я сказал, сексуально.» — улыбнулся. — Конечно, станцуешь. Обязательно. Парни, исследующие дом, что-то громко уронили. Шкаф снова нахмурился и едва приподнялся, чтобы встать, как я уселся сверху. «Тыгыдык, бля». Фонарик был вполне доволен жизнью. Мужчина застонал, запрокинув голову. Затем поднял на меня поплывший взгляд. На кухне раздался шорох. Я потерся о пидорга, его выгнуло дугой, он тихо заматерился. Шорохи переместились к дверям кухни. Я стал медленно стягивать кофту, прижимаясь своим пахом к его. Мат Шкафа стал громче. — Запомни, Шарль, — произнёс я, — Смотреть можно, трогать — нельзя. И начал медленно двигаться на его бёдрах, то прикасаясь к своему телу, то поднимая руки вверх, лохмача свои волосы, а затем проводя пальцами от губ по шее, груди и плоскому животу с хорошо выраженными мышцами, до собственной ширинки. Последнее добило мужчину, и он, громко выругавшись, вжался в мои бёдра, крепко обхватив их руками. — Я, блять, все оплачу. Сколько там у Джейми штраф? Да похер, только, блять, сделай что-нибудь. — протянул он. — Может, для начала хотя бы футболку снимешь? — насмешливо произнёс я, несмотря на внутреннее волнение. Желание горело огнём в глазах этого человека, и мне было приятно осознавать, что так сильно хотят именно меня. Но то, что это был мужчина и при том гораздо старше меня, сильно напрягало. Так что я немного неуверенно потянулся к его фонарику «Маяк, бля» и принялся дрожащей рукой развязывать шнурок. Мужчина вспотел, его грудь вздымалась, он постоянно облизывал губы и норовил вжаться в меня пахом сильнее, судорожно переводил взгляд с моих рук на лицо. Развязав шнурок, я замер. А должен ли я это делать? — Ну же, блять, — попросил мужчина, коротко чмокнув меня в губы, — Быстрее. Я восхищенно выдохнул. — Попроси лучше. — неожиданно даже для самого себя выдал я. «Немецкое гей порно» — обрадовался мозг. Мужчина напряжённо вгляделся в мое лицо, явно не желая уступать. — Давай же, Шарль, — при упоминании своего имени мужчина напрягся ещё сильнее и замер, явно сдерживая стон, — Я могу продолжить, — пальцы взялись за резинку штанов, мучительно медленно потянули вниз, но вдруг остановились и разжались, — И могу уйти, — произнёс я ему в губы. Стон вырвался из его груди, и он, словно падая в пропасть, горячо прошептал: — Пожалуйста, Огги. «Немецкое гей порно» — согласился я. И принялся методично двигать рукой. Мужчина, не стесняясь, стонал и не отводил цепкого взгляда зелёных глаз, но стоило мне сжать покрепче руку, тут же закатывал их. Шкаф был красив: грубые черты лица, мощная шея, грудь, чертовы ярко выраженные мышцы, выступающие даже через одежду, и живот с шестью кубиками, по одному из которых вниз стекала самая, блять, охуительная на свете капелька пота. Рот наполнился слюной, и я сам не понял, как наклонился и широко лизнул его живот. Мужчину немного потряхивало. Язык прошёлся по груди и вверх, к шее. Мужчина откинул голову, открываясь. Не прекращая движений рукой, я принялся смачно целовать чужую шею, облизнул кадык, поднимаясь к подбородку. Шарль потянулся к моим губам, но я лишь приподнял его голову и стал целовать его ключицы. В какой-то момент, оторвавшись и взглянув на него, я не смог удержаться и присосался к шее, втягивая кожу, оставляя яркую метку. Шарль как-то по-особенному, судорожно выдохнул мне в ухо и обмяк. В его последнем стоне утонул звук тихо закрывшейся двери. — Ты дрочил ему! — обвинительно произнёс Жан-Поль несколькими днями позже в супермаркете, с воинственным видом прижав к себе банку с консервированными ананасами. — Ты ревнуешь? — криво усмехнулся я. Алёшка взглянул с беспокойством. — Вы, блять, кинули меня с тем мудаком, а он подумал, что я стриптизер! — процедил сквозь зубы я, — Конечно, я ему дрочил, ты же кривожопый уебок и не способен даже будильник, сука, выключить заранее! Алёшка приподнял руки в успокаивающем жесте: — Зато мы все смогли! Я сник. — Ну что такое, Огги? — Он теперь думает, что я шлюшковатый стриптизер. — тихо сообщил я. «Сук, пздц» — философски изрёк мозг. — Сука, пиздец. — вторил я ему. Парни пожали плечами. — Хочешь принглс, Огги? — пытался вытащить меня из депрессухи Алёшка. Я маниакально улыбнулся. — С крабиком? Жан-Поль вздрогнул, Алёшка вздохнул. — С крабиком. — И не кривая у меня жопа, понял? —  обиделся Жан. Мы все ещё стояли в магазине, когда увидели Шарля, идущего к нам. «Тiкаем, Ярик?» — предложил я мозгу. «Пошёл на хер, Ярик?» — предложил он мне. Шарль подошёл ко мне вплотную и известил меня и заодно весь магазин: — Ты не стриптизер. — Шок контент. — закатил я глаза. Шарль схватил меня за плечо и выволок из магазина. — Я знаю, что ты со своими дружками ничего не взял из ценного, но зачем-то вы все-таки залезли в мой дом. — обвинительно прошептал мужчина и посмотрел так, что я почувствовал сегодня себя обосравшимся мальчишкой. Хотя, в принципе, я не далеко ушёл от этого понятия — мне, вообще-то, шёл только двадцатый год. — Мы ничего не взяли. — оповестил я, не отводя взгляда, прекрасно осознавая, что такой человек, как он, наверняка уже все проверил и перепроверил. — Я повторяю свой вопрос. За каким хуем вы пробрались в мой дом? — чуть громче и злее спросил Шарль. — За твоим, получается. — пожал я плечами. Мужчина вскипел, как кастрюля, которую придурошный Жан забыл выключить. Этот человек всегда все забывал: спроси у него его имя неожиданно — замнётся с ответом. — Думаешь, я с тобой в игры играю? Говори, на кой хрен приперлись в мой дом? — орал он. Я только поморщился. — Да ещё и с таким профессиональным шлюшонком. Документы какие-то? Нашли, что искали, пиздюки малолетние? Хотелось сжаться в клубочек, но я лишь сильнее выпрямился и уставился ему в лицо. — Мы у тебя ничего не взяли. — упрямо повторил я. Парень сузил глаза и гневно раздул ноздри. По лицу заиграли желваки. Меня прорвало. — Ему, блять, подрочили под Людовика Эйнауди, а он ещё и не доволен! Ещё скажи, что ты пострадавшее лицо! Это все я, понял? Это я тут несчастный! А знаешь почему? Потому что твоя сестра — вы, кстати, оба ебнутые — уебала какому-то своему хахалю, он оскорбился и собирался ее отпиздить. Мы, долбоебы, ринулись ее защищать, твой ублюдский сыщик сделал ебанные фотки той драки, из-за которой нас могли попереть из колледжа, и нам было бы суждено сдохнуть на улице голодной смертью, так что мы решили просто выкрасть эти фотографии! Я должен был просто тебя, мудак, отвлечь, а ты принял меня за стриптизера, и я решил им побыть, окей? Мужчина схватил меня за плечи, отчего-то мгновенно успокоившись. — То есть, ты не стриптизер? Я непонимающе на его уставился. — Ты пиздец какой тупой, знаешь? Мужчина выдохнул и крепко обнял меня. — Ты вор. — О, нет… — Ты все же украл кое-что. — упрямо продолжил Шарль. — Только не тупой подкат про украденное сердце. — умоляюще просил я. — Мое сердце. — романтик, бля. — Пошёл нахуй, говнюк. — мечтательно улыбаясь, произнёс я. — А что? Шлюшата из колледжа тоже умеют обижаться. — Не злись, — попросил Шарль, — Я искал тебя. Душу из Джейми выбил. Я нахмурился, но обнял его в ответ. В воздухе повисло напряженное молчание: мужчина ждал ответа на своеобразное признание. — Ты говнюк. — мужчина поморщился, но кивнул, признавая мою правоту: — Говнюк. — И старый. — не сдавался я. — И старый. — И лестница у тебя отстой. Мужчина изогнул бровь. — И в гостиной будто цветочная фея обосралась. — Можем убрать их, если хочешь? — осторожно предложил он. — Нет. Не надо цветы… — запнулся я, но продолжил. — Лучше я уйду. Теперь настала очередь Шарля хмуриться. — Почему? Я взглянул на Шарля, медленно выпутываясь из объятий, и, как бы переступая через зарождающуюся первую влюбленность, тихо признал вслух: — Ты плохой человек. Шарль пытался сказать что-то ещё, но я не слушал и, коротко кивнув ему, развернулся и ушёл. Внутри все горело, и мучительно хотелось развернуться, посмотреть хотя бы раз и желательно больше никогда не отворачиваться от этого человека. Но нормальной жизни я хотел не меньше, чем попробовать построить отношения с Шарлем, так что просто направился в сторону дома. Пусть немного бандитская внешность и не показатель, тогда откуда у человека в тридцать лет такая машина и дом? Почему он всегда напряжен на улице, будто наготове к чему-то? В конце концов, зачем ему в нашем небольшом городе оружие? Его я нащупал, когда он меня обнял. Сомнения были и по поводу ориентации. Может, еще не поздно одуматься и поискать девушку? Этот случай следовало оставить позади. В общем-то правильное решение, но сердце в груди продолжало ныть. «Не ной, бля, ты же не девчонка.» Я, к собственному удивлению, согласился с мозгом. «Да. Не девчонка» И позорно разревелся на скамейке возле родного подъезда. С того момента прошло несколько недель. Моя жизнь ничуть не изменилась. Жан-Поль оставался таким же тормозом, Алёша — говнюком, а соседский кот по прежнему гадил у нас на пороге. Вчера ночью мы купили немножко «Множко.» алкашки и засели в гостиной на полу. Я пил из-за Шарля, Жан-Поль пил из-за парня и девушки с нашего колледжа, которые до этого встречались, а после встречи с Жан-Полем оба умудрились влюбиться в него и перессориться из-за этого. Алёша пил, потому что пили мы с Жаном. Вообще, Алёша хоть и был похож на меня, но похуистом было несколько больше, оттого и жилось ему проще. Я уже час исповедовался Алёше в том, какой Шарль все-таки пездюк, какой у него приятный на ощупь и большой фонарик, в том, что это не делает Шарля пездюком меньше. Алёша лишь кивал и на все отвечал: — Да! Я то радовался, то снова грустил: — Я такой урод, да? Настолько, что он на минуточку, даже на секундочку не задумался бы о том, чтобы бросить свои грязные делишки? — Да! — бодро ответил Алёшка. Я обиженно завыл. Алёшка спохватился, обнял меня и стал раскачивать из стороны в сторону в жалкой попытке успокоить. Душевно успокаивало, да, но и блевать тянуло пиздец. Жан-Поль, сидящий чуть поодаль, вдруг крепко задумался, потом удивленно посмотрел на меня: — Погоди, ты че это, запал на него, что ли? Я замер. Медленно выпутался из рук Леши. — Жан, а как этих двоих звали? Ну, с колледжа. Жан приуныл. — Кэссиди и Фред. — А фамилии случайно не сцепление и газ? — Э-э… — Тогда откуда, сука, между ними взялся такой тормоз? — заорал я. Жан замер и, как я подумал, обиделся. Прошло несколько секунд, и он пьяно засмеялся. — Я только ща понял, что ты сказал. — пояснил он, покатываясь на полу со смеху. Мы с Алёшей переглянулись: дебил, конечно, но наш бро. Наше появление в колледже после новогодних каникул было фееричным, и если ранее нас называли «Огги и тараканы», то к этому теперь прибавилось название «Светофор»: Жан-Поль — обладатель рыжих, почти красных волос — тормоз, остановка «В развитии.»; златовласый, но почему-то смуглый красавец Алексей, который всегда своим спокойствием нас вытаскивал из жопы и оберегал — «желтый»; и я, покрасивший одну прядь чёрных волос в полюбившийся цвет — цвет глаз Шарля — зелёный. При появлении Жана послышался громкий отчаянно-грустный вздох парня с четвёртого курса. Его девушка, с которой они коллективно запали на Жана, уже нашла себе новую любовь на всю жизнь, а он все смотрел за Жана зачарованно, порой врезаясь во-что нибудь, и вздыхал с грустью, как сейчас. Алёша повернулся к Жану и тихо попросил: — Ну ты хотя бы поздоровайся с ним, видишь же, как он мучается. — Я с педиками не здороваюсь. Я остановился. — Привет, Жан. Жан мгновенно улыбнулся лучезарной улыбкой. — Привет, Огги! Осознание, как и всегда, пришло к Жану несколько позже. — Ну и хуй с тобой, пидор. —  обиделся он почему-то. Но повернулся к парню, подошёл и тихо поздоровался. Фред вдруг запутался в собственных ногах, чуть не упал, попробовал опереться на подоконник, но сделал это столь яростно и от души, что тот треснул под напором, а потом вдруг размазался по стене с блаженным видом и мечтательно протянул: — Приве-ет. Жан-Поль обернулся к нам, ища в нас поддержки, которую я засобирался ему оказать, но был оттащен за локоть Алешкой. На спокойную улыбку Леши Жан ответил неприличным жестом. Лёша пожал плечами и потащил меня дальше. Теперь я почувствовал себя Жаном — ничего не понимающим долбоебом. — Прости, Фред, я не могу быть твоим парнем или даже другом. — Почему? — тихо спросил парень. — Ну… Ты гей! — я, слушавший этот разговор, поперхнулся колой. — Да ты охуел уже! — заорал я. Глаза Жана округлились. — То есть не поэтому, просто не могу! — типа объяснил он свой отказ, глядя на меня испуганными глазами. Фред погрустнел. Алёшка наклонился к его уху и тихо прошептал: — Сможет. Ты только не отступай. Фред расцвёл и покивал, как болванчик. — Ничего, Жан, я подожду ещё. — Не надо ждать, понял? Не надо! Я не смогу все равно! Никогда не смогу! — вопил Жан-Поль тогда. Чтобы через два месяца искать с нами подарок на месяц их отношений. Мы шли по торговому центру, пытаясь найти хоть что-то подходящее для Фреда. Лучшим подарком, конечно, был бы сам Жан-Поль, но на это предложение Жан мучительно покраснел и сказал, что пока не готов к третьей базе. Решено было искать что-то пиздец оригинальное. Именно поэтому Жан взвизгнул, едва завидев вывеску, и понёсся в сторону магазина плюшевых игрушек. Мы вздохнули и пошли за ним. Чтобы, блять, застыть у входа, увидев Шарля, который расставлял плюшевых мишек и зайчиков по полкам. Жан нашего удивления не разделял, задавал улыбающемуся Шарлю тысячу и один вопрос на тему подарка. Сверкая карими глазами, он принялся рассказывать Шарлю, какой Фред замечательный, какие у него ручки, ножки 46 размера и распрекрасная родинка на попе. Фейспалм Алёши услышала, наверное, вся Вселенная, лично моя Вселенная услышала и повернулась. Посмотрела удивленно, а потом усмехнулась. — Огги и тараканы? За каким хуем, простите, пришли в мой магазин? — Зато тараканы могут жить без головы. — зачем-то сумничал я. — И, да, теперь получается, за плюшевым. Шарль пытался скрыть тоску в глазах за равнодушием и небольшой злобой, но у него это не получалось. — А без сердца тараканы живут? Наступила тишина, разрушаемая тиканьем часов. — К слову о сердцах, Жан, ты не думал подарить ему плюшевое сердце? — прервал Лёха тишину. Щебетание Жана немного разрядило обстановку. Фреду было решено подарить лисёнка, держащего в руках звёздочку, хотя Лёша и сорвал себе голоса, крича, что лучше выбрать коалу с сердцем в руках. Но Шарль явно был опытен в таких делах и, загадочно улыбаясь, уговорил Жана на покупку. Шарль упаковывал лисёнка, когда Жану позвонил Фред, который чудом услышал смех своего парня, приехав в тц. Жану пришлось срочно убегать в другой конец этажа, чтобы сделать вид, что он выбирал себе шмотки в магазине одежды. — Штирлиц, это провал, — сообщил Алёша, — Он ничего не умеет скрывать. — Ничего-о, — махнул я рукой, — Выкрутится. Шарль, пакуя, пояснил, почему уговорил на лисёнка. — Приходил сюда недавно парень по имени Фред. Долго пялился на лисёнка, потом любовно погладил его мордень и сказал, что он пиздец похож на его сказочного Жан-Поля, у которого даже имя волшебное. Потом прошёлся по магазину и вернулся с той самой коалой в руках. Мы засмеялись. Эти двое были...Просто были, да. — Спасибо, — улыбнулся я, — Ты, оказывается, Ларисочка Гузеева. Улыбка сползла с лица Шарля. Я сказал не то? Ему не нравится давай поженимся? — Что ты имел ввиду тогда? Сказав, что я плохой человек? — Ну, ты похож на бандита. Внешность, ствол, куча денег откуда-то и шикарный дом. А петь песню Бритни Спирс мне не улыбалось. — Какую песню? — вмешался Алёшка. — Мама, айм ин лов виз зе криминал. — пропел я, кривовато улыбаясь. — Какой нахрен, криминал? — заорал Шарль, вставая с дивана, — Я много работал! За тридцать девять лет жизни можно много успеть. — Ты хочешь сказать, что упорно продавал плюшевые игрушки? — ехидно поинтересовался я. — И какие, к черту, тридцать девять? Ты на столько не выглядишь! — Но ты сам сказал, что я старый. И это, блять, мой магазин. И не один, а сеть магазинов. Иногда я выхожу на работу, если какой-то работник не находит себе замену, как сегодня. Ствол я ношу после того, как какой-то псих напал на меня из-за плюшевого зайчика и оставил шрам на бедре. Снова наступила тишина. Шарль, хмурясь, закончил упаковку и передал ее Алешке. Друг многозначительно на меня посмотрел и поспешно вышел, озираясь по сторонам в поисках в Фреда с Жаном. — Тебе что-то… — начал Шарль. — Я тебя люблю. — сознался я, пожимая плечами. — Я не знаю, как это получилось, и не знаю, что с этим делать, но точно знаю, что ты — самая прекрасная вещь, которая случалась со мной в жизни. — и выскочил из магазина, бегом направляясь к эскалатору. Я почти спустился, когда услышал позади голос разъяренного Шарля: — Если ты сейчас спустишься на этом долбанном эскалаторе, я тебя трахну. Я посмотрел на него и, невинно хлопая ресницами, сделал последний шаг с эскалатора. Спускался Шарль с завидной скоростью. Схватил меня на ворот рубашки и звонко поцеловал. Потом тихо начал: — Я не так уж красив. — Пошёл в жопу, у меня отличный вкус. — Я действительно плохой. Ревнивый и вредный, ты понимаешь? — Понимаю. Это ничего. Глаза Шарля засверкали ярче. — Я уже не молод. — Вот это уже проблема, да. — сказал я с серьезным лицом. — Вдруг не сможешь исполнять супружеский долг? — За это не беспокойся. А «супружеский» мне нравится. Хорошо звучит. А вообще-то, да, я согласен. — улыбнулся он. — На что согласен? — глупо улыбнулся я. — Наивняк. — пробормотал Шарль, целуя меня в висок. «Нас где-то наебали.» «Но мы подумаем об этом позже.»