Ясная осень - в крови, но, слава богу, в слезах

Глаз непроизвольно дернулся от попавшего в него света – яркий для тьмы, в которой сейчас находился Шень Цинцю. Дернулся, но не закрылся и уж тем более не отвел. Он будет продолжать смотреть на осколки, по неведомым причинам все еще отражавшим свет, которому даже неоткуда здесь взяться, смотреть до рези и слез – пока не умрет его тело. Это так отвратительно и невозможно – жить без души. Теперь. Иногда он отмечал краем сознания, что прямо перед ним на полу его тюрьмы зверь чертил какие-то знаки кровью – своей и чужой. О чем-то говорил вслух, уточнял, будто у него в голове есть какой-то самостоятельный голос. А затем подбородок Шень Цзю сильно сжали, и чужая нога в черных сапогах наступила прямо на осколки перед ним. - Учитель. Голос вызвал в его помутненной голове какие-то слабые отголоски ярости, презрения, страха и всего вперемешку. Но… и вправду очень слабые. Больше, наверное, обреченности. - Учитель, хотя бы перед смертью посмотрите на меня, - его все той же жесткой хваткой за подбородок повернули. Зачем. Если Шень Цзю посмотрит на зверя… хоть что-то изменится? Может быть, кто-то вернется к жизни. Достаточно того, чтобы кто-то просто вернулся. - Учитель, - тяжело вздохнул зверь. – Запомни мои слова сейчас и ты не испытаешь снова то, что испытываешь сейчас, - его голос стал тише. – Просто взгляни на меня. Похвали один раз. И толкни в Бездну с капелькой сочувствия, вины или жалости, без разницы. Все. Мне больше ничего не нужно было. Его отпустили, и Шень Цзю обратно шлепнулся на грязные от крови камни. - У тебя есть один шанс. Я никому его не давал. А затем зверь рывком воткнул свой проклятый меч в центр всех кровавых пентаграмм. Краткая вспышка заставила все таки закрыть глаза, но открыть их после он не смог. Все тело было невероятно слабым, а давно разрушенные меридианы болели, как после искажения ци. И сам он лежал на кровати, а не на полу. Он чувствовал конечности, а не постоянную ноющую боль. А еще… Его руку держали в своей. Шень Цзю впервые в своей жизни поблагодарил звереныша. Умереть в подобной иллюзии, не видя тех ярких, как луна, осколков и с ощущением собственной нужности.

________________________

Через какое-то время Шень Цинцю пришел в себя, как будто бы проснулся от тяжелого сна. Он все еще чувствовал свежесть простыней под собой, слабый запах бамбука… и тепло чужой руки вокруг его. Шень Цинцю нахмурился и открыл глаза. - Цинцю-шиди! Юэ Цинъюань обеспокоенно вглядывался в него. Шень Цинцю перевел на него ошарашенный взгляд… …и с внезапной отчетливой ясностью осознал, как прекрасен его Юэ Ци, живой, дышащий, зовущий его. Он сжал своими пальцами руку мужчины, все еще покоящуюся на его ладони. Юэ Цинъюань невольно кинул взгляд на их сцепленные руки, но затем снова вернул лицу обеспокоенность и облегчение. Он открыл рот, видимо, чтобы осведомиться о его самочувствии, но тут же распахнул глаза в небольшом шоке и еще большем волнении. - Цинцю, что… Что случилось, ты… Почему ты… Шень Цинцю, не мигая смотрел на него, и несколько капель чертили себе прозрачный путь от уголка глаза до простыни. - Прости меня. Еле слышно, шепотом. Юэ Цинъюань смотрел в каком-то неверии и страхе. - Нет, нет, Сяо Цзю, что произошло, ты никогда не должен передо мной извиняться!.. – он вновь осекся, почувствовав, как рука в его собственной выпуталась из пальцев и пробежалась до локтя. А затем поднялась еще выше – здесь Юэ Цинъюань невольно сам опустился ниже – и дотронулась до его скулы. Шень Цинцю улыбнулся. - Ци-гэ поцелует меня? В конце концов, это то, чего они оба всегда хотели. За Юэ Цинъюаня Шэнь Цинцю готов был относиться к зверенышу… Ло Бинхэ чуть-чуть лучше. И послать эту Бездну куда подальше.