***
Ты опять, словно змея, впускаешь в мои вены яд лишь одним укусом, следы от которого будут отходить ещё как минимум дня 2. Ты всегда способен разбивать сердца остальных, предпочитая самые хрупкие и безнадёжные, — как у меня. Хотя и были моменты, в которых ты отдавал всего себя на растерзание совести, думая о своих ошибках и недостатках, несмотря на то, что ты идеален, даже когда просыпаешься по утрам, преподнося свою настоящую натуру булочки с корицей. Ты очень вреден, но, когда твои желания удовлетворены, ты способен быть мягким и пушистым комочком, со сверкающими карими глазами и совершенно невинными позывами. Тебя зовут Женя, и тебе всего лишь 19, и эти 2 года бурных отношений скорее всего лишь начало крышесносных ссор и бесконечных примирений. Иногда ты похож на маленькую, 14-тилетнюю девочку, которая всё больше и больше ноет, прося невозможного. Исполняя любой твой малейший каприз, я с каждым разом всё больше уверяюсь, на сколько ты хороший манипулятор. Из тебя бы вышла хорошая мать. Я уверен в этом. Голубое небо затягивает почти что тёмными тучами. Ты снова срываешься на мне и с гордо поднятой головой, покидаешь квартиру. Тишина в последнее время стала моим лучшим другом, с которой я молча перекидываюсь словечками, рассказывая, как ты мне дорог и, что никогда не брошу. Я просто не в силах отпустить тебя. Но если ты скажешь, «Уходи» — я уйду. Скажешь «Прости» — я прощу. Таковы мы, — такие разные, но такие родные, закадычные.***
Мне иногда кажется, что я тебе бываю слишком противен. Но ты вновь опровергаешь этот факт, и с обиженной миной идешь в нашу совместную спальню. Я не стою столбом, ожидая твоих, не к месту, извинений, я иду за тобой, попутно закрывая дверь на замок, дабы наши совместные стоны приглушал всего лишь какой-то кусок дерева с ручкой, который, кстати, прекрасно исполняет свою роль — «Никого не впускать». — Игорь, отвали, надоел. — ты вновь заставляешь меня уйти. — Тебе не кажется, что ты слишком эмоционален? — я стою на своем, в очередной раз пытаясь тебя воспитать. Ты неизменен. — Не твое дело. — ты меня ничуть не удивляешь, въевшимися в твои губы, словами. Но я всё равно злым тоном, каждый раз тебе повторяю: — Ах, значит не мое дело?! — я резко поднимаю тебя с дивана и притягиваю к себе вплотную. Ты опять сверкаешь той злосчастной ухмылкой, а я смотрю на вожделенные губы и слишком соблазнительную шею. Я всегда изображаю злого парня, что бы ты меня боялся. Но ты лишь проводишь шаловливой рукой по изгибу моей спины, тяжело дыша мне в шею. Я не сдерживаю себя, лишь касаюсь твоих губ своими, а ты переходишь в глубокий, более страстный поцелуй, требующий слишком горячего продолжения. И я соглашаюсь. Стягиваю с тебя мешковатую одежду, шепчу грязные пошлости, заставляю вздрагивать, грубо кладя свою руку тебе на пах. Ты меня просишь жестче, а я медлю. Медлю, чтобы научить, заставить выучить тебя на зубок манеры, которые ты потерял ещё до встречи со мной. Или скорее их у тебя не было. Я вжимаю тебя в стену, когда твои стоны плавно переходили в рваные, не скупясь на голос, крики. Ты вновь кончаешь раньше меня, а твое хрупкое и разгоряченное тело бьется в легких конвульсиях. Ты кусаешь мое плечо, и я с рыком заполняю тебя без остатка, целуя тонкую шею. Ты уходишь из комнаты, прихватив свежую одежду. А я устало смотрю тебе вслед, не в силах дотянуться даже до шорт, которые лежат в полуметре от меня.***
Ты ненавидишь, когда я курю, но сам каждые выходные уходишь выпивать с давними друзьями. Я готов терпеть твои капризы, которые с каждым разом становились всё навязчивее, но ты ссылаешься на усталость, что ты тоже человек и тебе нужно расслабиться, — как и мне. Зачастую, я безжалостно прижимаю тебя к стенке, не разрешая выходить из квартиры ни на шаг. Ты бьешь, материшь меня за мой властный, ни в чём неповинный характер, но вскоре отдаёшься накатившим порывам страсти, выцеловывая каждый миллиметр бледной кожи на моей, искусанной прошлой ночью шее. Ты любишь быть желанным, поэтому я всегда показываюсь в грубой форме, заставляя тебя дрожать и выкрикивать хриплое и неполное: «Игорь», когда бьешься в приятных, оргазменных судорогах. Ты любишь быть невинной жертвой, в лапах опытного охотника, когда он душит тебя, заставляя задыхаться в исступлении, медленно и мучительно цедить страсть, в попытках получить желанный результат. Ты вновь смотришь своими тёмными глазами на бледные губы, которые я в желании прикусываю. Ты бурчишь что-то невнятное, и уходишь в сторону ванной, оставляя меня наедине со своими мыслями. Я сажусь на неприметный для кухни диванчик и закрываю уставшие глаза. Ты заставляешь меня уставать. Я лишь в полусне выдыхаю от ноющей боли по всему телу, и чувствую твою руку на моем плече. Я полуоткрытыми веками смотрю на тебя, лишь одним взглядом спрашивая, что случилось? — Пошли со мной в ванну. — я лишь тяжело выдыхаю и кивком с легкой улыбкой соглашаюсь на твое предложение, встав с нагретого места, оставляю незначительный поцелуй на твоём лбу.***
Я вышел с внезапно остановившегося поезда, и вдохнул свежий воздух неизведанных полей. Ты выбегаешь за мной, скорее всего опять пропустив мою просьбу, — посидеть в вагоне, пока я выйду покурю, мимо ушей. Но я всё равно приобнимаю тебя за плечи, притягивая к себе в плотную. Ты почти что мурлыкаешь мне в шею что-то незначительное, и я выдыхаю клуб дыма куда-то в противоположную сторону от твоего лица. Ты морщишься от хлёсткого запаха, но всё равно жмёшься ближе к моей туше, явно вдыхая сладкий запах нового одеколона. — Жень. — ты сразу переводишь взгляд с незначительного столба, на мое лицо. — Ты опять меня не услышал? Или придумал отмазку получше? — ты слегка толкаешь локтем мой бок, а я тихо смеюсь твоей дерзости, и целую в лоб. — Если я и захочу придумать отмазку на любой случай жизни, то мне опять же таки будет всё равно, поверишь ты или нет. — ты всегда знал, что я люблю, и всегда с охотой исполню любой твой каприз. Ты каждую ночь шепчешь мне ласковое «Люблю», зная, что я поверю, и снова повторяешь, ненавязчиво, но наивно, как 10-я школьница. Это звучит безумно, немыслимо, абсурдно, но ты повторяешь. Даже сейчас, выкидываешь из уст мне в шею слова, обвитые горячим дыханием и твоим привычным «А давай…». Я не хочу больше повторять своих ошибок. Но разве с тобой это возможно? Мы единственные в этом чёртовом купе. Но кто как не мы решимся зимой поехать в другой конец России, зная, что нам там делать особо то и нечего? Я опять втрахиваю тебя в кровать, пока ты оставляешь багровые отметины везде, где только можешь, грубо целуешь мои губы, ласкаешь руками мой торс, иногда переключаясь на твой, колом стоящий член. Нам и вправду повезло, что людей в вагоне мало, если вообще имеется, а ты стонешь и не стесняешься, как последняя прошмандовка, от чего мне всё больше хочется излиться в твой узкий проход. И ты не против. Мы совокупно кончаем, где под конец я падаю рядом с тобой, тяжело дыша, и не имея малейшего понятия, каким смыслом ты наполняешь мою жизнь. Твое худощавое тело, словно леденец для ребенка. Ты кажешься бесконечным, и тотчас на тебя достаточно надавить, что бы ты треснул на части. Мне это определенно нравится.***
Когда я застал тебя в одной постели с Эдом, твоей реакции не последовало, но твой “друг” разразился яркими эмоциями в виде многочисленных матов и извинений. Я лишь стоял, оперевшись о дверной косяк. Доставал последнюю сигарету из пачки, окидывая тебя взглядом. Я всегда умилялся, когда ты спал; когда твоя грудная клетка слегка приподнималась, а твое сопение заполняло комнату неким уютом. Сейчас же совершенно другое ощущение. Я ничего не чувствовал. Лишь какая-то неизвестная мне пустота, которая заполняла меня, с каждым разом, когда пытался вдохнуть. Несмотря на это, я всё равно закурил, пропуская Эда к выходу. Наглость, которой в тебе было чересчур много родилась раньше тебя, — это факт. Ведь ты открыл глаза и с развязной ухмылкой начал смотреть на меня. Будто не ты мне только что изменил, — а я. Ты сел на кровати, взъерошивая свою и так лохматую макушку, а я продолжал разглядывать тебя, словно впервые увидел. — Может хотя бы объяснишься, для приличия? — ты помахал головой в стороны, вероятно отпугивая сон. Я подошёл к тебе и впился в губы мелочным поцелуем. Я почувствовал твою самодовольную улыбку, и резко отстранился, направляясь к выходу. Ты никчёмен. После этого, мы не виделись с тобой неделю. Эти плавно перетекающие дни в окружении друзей, ничтожно добивали меня до последнего. Меня вечно спрашивали: «Где Женя?», «Почему один?» и прочее, прочее, прочее. Я отмахивался от столь глупых вопросов, продолжая напиваться до беспамятства. Ещё через три дня, я не смог ещё раз перенести этот гул голосов, и непрекращающуюся музыку. Я сбежал. Я настойчиво стучал в дверь, ожидая знакомых шагов, я хватался за голову, каждый раз, когда очередная попытка достучаться была бесполезной. Или же безнадёжной. Но ты открыл дверь. Я осмотрел тебя с ног до головы, твои каштановые волосы казались непривычными, словно это более светлый оттенок. Тёмные глаза сверкали неким энтузиазмом, а на лице светилась хитрая улыбка, скорее напоминающая линию тоски и соболезнования. Я простил тебя, по глупости прижимая к стенке, рвано целуя и срывая домашнюю одежду. Ты был не против, а я продолжал кусать и облизывать алые губы, когда ты ненароком царапал мои затылок и спину. Теперь ты точно никуда не денешься. Уж слишком сильно нужен.***
Твоя игра на гитаре и стремление быть чуточку добрее убивали всё живое во мне, в обмен на заполненную чувствами пустоту. Я вижу, как твои мышцы на лице напрягаются, и хочу слушать тебя вечно. Словно я какой-то ненасытный волк. Ты левой рукой зажимаешь струны, в то время, как правой забвенно играешь интересную мелодию. Я хочу, чтобы ничего больше не было, лишь ты, я и гитара, которая так эстетично смотрелась в твоих руках. Твой взгляд спокоен, а тело напряжено, создавая вокруг тебя возбужденную атмосферу. Ты доигрываешь последний аккорд, и откладываешь инструмент в сторону. Твои глаза заинтересованно оглядывали мое тело, пока я нервно грыз ногти. Ты беззвучно открыл рот, а потом засиял хитрой ухмылкой. Встав с дивана, ты подошёл ко мне и сел на колени, обхватив мою шею руками. Я соглашаюсь с твоими жестами, и ответно обнимаю за талию… Ты обнимал меня, прижимаясь всё ближе. Я изредка целовал тебя в висок, выдыхая какие-то незначительные фразы. Ты приподнялся на локтях смотря твёрдым взглядом на меня. — Что-то не так? — спросил я, повторяя движение за тобой. — Тебе не кажется, что наша жизнь слишком однотипна? — я перевел взгляд на стену перед собой, задумавшись. Потом уверенно помотал головой, отрицая твои слова. — С чего это? — ты повел рукой по воздуху, явно говоря, «Оглянись». — Тебе не надоело всё это? — ты опять упал на кровать и сипло выдохнул. — нам надо меняться. — я лег рядом и проигрывал в голове твои слова. «Нам надо меняться» А возможно ты прав. Иногда и вправду хочется до изнеможения в ногах бежать по миру, видеть непроглядную даль и смотреть только вперед. Ведь назад пути уже не будет. Как бы ты не хотел.***
Ты смотришь в иллюминатор и теребишь в руках лямку от рюкзака. Я слышу, как гул голосов постепенно стихает, а ты начинаешь нервничать. Я приобнимаю тебя за плечи и мягко целую в висок, слушая твоё сбитое от испуга дыхание. Ты устраиваешь свой подбородок на моём плече, целуя мою шею, а я покорно вдыхаю запах твоих волос, который впился когтями в лёгкие, обжигая приятным амбре. — Волнуешься? — спрашиваю я, когда ты кусаешь губу, неистово сжимая мою руку в своей. — Очень, — выдаешь ты, на мгновение скосив глаза в сторону входа в самолёт. Люк уже закрыли, а пилоты, скорее всего, уже готовились ко взлёту. Ты утыкаешься носом мне в шею, медленно обдавая её горячим дыханием. — Поцелуй меня, — почти что беззвучно прошептал ты, посмотрев мне прямо в глаза. Сзади нас была стена, а вокруг неугомонные люди, щебет которых разносился по всему самолёту. Я прикоснулся к твоим губам своими, а ты резко вцепился в них, углубляя до невыносимого давления в лёгких, я умело отвечаю, кладя ладонь тебе не затылок. Казалось, сотни душ, которые разносили свои голоса по всему помещению, непоколебимым взглядом уставились на нас. Я соглашаюсь на такой расклад событий, плавно отстраняясь от твоего лица. Ты сквозь зубы цедишь что-то вроде «Спасибо», обнимая меня ещё сильнее, словно какую-то плюшевую игрушку. Я чувствую как ты становишься спокоен, и судорожно выдыхаю в сторону иллюминатора. Нас ждёт буря эмоций, где мы с тобой от неба до земли счастливы, где страсть по венам хлещет и заставляет рвано дышать, безостановочно идя туда, где мы ещё не знаем.