***
Следующий раз случается на совместной (наконец-то!) миссии, из мирной внезапно превратившейся в боевую, когда после всего они, ещё не отойдя от сражения, кидаются друг к другу, спеша убедиться, что всё хорошо и никто не ранен. Адреналин кипит в крови и требует выхода, как и чувство, с каждым днём обуревающее Энакина всё сильнее. Он не сводит глаз с Оби-Вана, стоящего напротив – взлохмаченного и запыхавшегося, но всё такого же прекрасного. Кажется, даже воздух между ними начинает искрить. Энакин делает маленький шаг навстречу, сокращая расстояние, и слегка наклоняет голову, чтобы… затрещавший до неприличия громко комлинк к ситховой матери разрушил всю магию, не оставляя и шанса, явив следом голопроекцию вечно недовольного лица Винду. Ничего. Ещё столько возможностей впереди.***
Энакин не может с точностью отследить цепочку событий, которые привели к этому, но тем не менее они здесь: в самом разгаре древней падаванской игры в бутылочку. Ни Энакину, ни Оби-Вану ещё не выпадал ход, и Энакин считает, что такова воля самой Силы, ведь они предназначены только друг другу. Именно поэтому, когда одного из участников внезапно вызывает его мастер, а ход переходит к Оби-Вану, Энакин абсолютно уверен в том, на кого укажет горлышко. Сомнений быть не может. Он незаметно злоупотребляет Силой лишь потому, что и без этого всё случилось бы именно так, как должно. Это даже не жульничество. Всё идёт не так. Внезапно бутылочка, дери её сарлакк, оказывается устойчивой к воздействию Силы, медленно движется мимо Энакина и останавливается, по-честному (нет) указав на сидящую по соседству отчего-то очень довольную и раскрасневшуюся Сири Тачи. – НЕТ! Это вырывается непроизвольно, а все участники игры глазеют на Энакина в немом ожидании, особенно Сири, которой он своими воплями, видимо, тоже разрушил момент. Оби-Ван смотрит вместе со всеми, и в его взгляде Энакин видит что-то ещё. Нечто тёплое, слегка насмешливое, но в то же время… нежное? Щёки предательски краснеют, а молчание затягивается. Нужно исправлять ситуацию, в чём Оби-Ван ему помогать явно не собирается. – Да он же больной! Подцепил тускенский криффалит на Татуине, а теперь сидит тут, заразу разносит! – Энакин решительно подскакивает с места и под дружное падаванское «ого!» хватает под руки Оби-Вана, старательно маскирующего смех кашлем. – Сутки в бреду провалялся, мастер Джинн ночь не спал, обтирания ему делал. Весь свой запас коррелианского виски истратил! Энакин продолжает громко причитать до тех пор, пока они не оказываются на безопасном от игры расстоянии, и лишь тогда замолкает, выпуская Оби-Вана из цепкого захвата. – Энакин, – голос Оби-Вана звучит мягко, а на его губах играет та особенная улыбка, которую Энакин очень любит, и которой Оби-Ван не улыбается больше никому. – Что это было? – Я... – он шумно вздыхает и возвращает ладонь на плечо Оби-Вана, облизывая вмиг пересохшие губы. – Я хочу… – Скайуокер! Быстро отойди от него! Кеноби! Почему больной шатаешься по Храму? – в коридоре появляется сама Вокара Че, недовольно уперев руки в бока. – Сколько раз вам говорить: никакого самолечения! Оба за мной! Кто знает, кого ты ещё успел заразить своей… что ты там, говоришь, подхватил на Татуине? Да, Энакин и не представлял, насколько быстро в Храме джедаев разлетаются слухи.***
Вечернюю медитацию они давно закончили и теперь неторопливо гуляют, наслаждаясь природой и друг другом. Ночи на Корусанте прекрасны, а в садах у Храма – особенно. Здесь нет места суете вечно не спящего города, а его яркие неоновые огни сияют вдалеке, не ослепляя, но оставляя множество отсветов. Воздух наполнен ароматом распустившихся ночных цветов и сладких набуанских дынь, достигших того самого пика спелости, когда их нужно срывать и есть, иначе потом будет поздно. Энакин думает, что его чувства к Оби-Вану такие же, как эти дыни – достигли того самого момента, когда нужно срывать поцелуи с его губ. И они, Энакин уверен, не уступают в сладости ни одному фрукту. – Оби-Ван, – тихо и трепетно произносит Энакин, останавливаясь возле невероятно густой живой изгороди. Оби-Ван замирает и смотрит ему в глаза. Где-то на дереве заводит песню ночная птица, а из темноты со стороны кустов резко раздаётся: «Занято! Проваливайте отсюда!». Голосом Квинлана Воса. Да йодить твою дуку.***
Энакин думает очень много, даже пытается над этим медитировать. А потом резко всё понимает: зачем ждать какого-то там момента, когда можно создать его самому? Зря он, что ли, Избранный? Этим чудесным открытием он тут же спешит поделиться с Оби-Ваном, а заодно получить свой долгожданный поцелуй. В комнату Энакин врывается ураганом, сметая всё на своем пути, опрокидывая на пол своего же наполовину собранного дроида (у себя-то его держать уже места нет). Он разворачивает сидящего за столом и ещё не успевшего понять, что к чему, Оби-Вана и без лишних слов наклоняется к нему, целуя. Осознав, что он наконец это сделал, Энакин чувствует, как подгибаются колени и шумит в ушах. Поцелуй выходит коротким и совсем неумелым, но и этого достаточно. И даже через шум в ушах Энакин слышит деликатное покашливание, которое заставляет его в прямом смысле отпрыгнуть куда подальше. Всё это время Оби-Ван в комнате был не один. И теперь, когда со стола на них нечитаемым взглядом смотрит голопроекция Дуку, становится, мягко говоря, не по себе. Решения лучше, чем резко вырубить комлинк, у Энакина нет. Когда они с Оби-Ваном по-настоящему остаются наедине, Энакин ждёт чего угодно, только не того, что его снова притянут ближе и поцелуют. В это мгновение, отвечая на поцелуй Оби-Вана, Энакин абсолютно счастлив, а с Дуку они уж как-нибудь разберутся.