8 апреля 18:57
Мы ехали недолго — во всяком случае, так показалось мне. Финн же выглядел не очень: как только мы вышли из машины, он облегчённо выдохнул и оперся об автомобиль корпусом. Я быстро потрясла руками и ногами, из-за чего по телу прошлось стадо мурашек — они мерзко захихикали и пересчитали позвонки. В икры словно вкололи тысячу игл — колени непроизвольно согнулись, и я чудом осталась в вертикальном положении — в последний момент руками я схватилась за дверцу машины. Выглядело это жутко неловко, но Финн даже не заметил, продолжая сверлить взглядом местность. Он хотел что-то сказать, когда я быстро пробежала по периметру дома и, уткнувшись в окно, сказала: — Тут никого. Только… — взгляд зацепился за какое-то движение, и я, наполненная воодушевлением, тут же вгляделась, но через пыльное стекло заметила только мужчину в отключке. А рядом бутылки водки. Пустые. — …нет, всё-таки никого. Шприцы, разбросанные по всему полу, тоже не подавали надежды. Кажется, мой энтузиазм только что застрелился. — Можно я скажу? Раздражённый голос Финна вывел меня из транса и я повернулась к парню. — Слышишь? — Что? — непонимающе уточнила я. — Музыку. Действительно. Прислушавшись, я смогла услышать не только громкий храп, но и приглушённую музыку. — Откуда?.. — прошептала я одними губами. Вулфард пожал плечами и ринулся на звук. Я двинулась за ним, разглядывая местность. Пошатанные дома стояли почти вплотную, а некоторые и вовсе были искривлены. От такой картины становилось до жути страшно за себя и своё будущее. Знали ли люди, живущие здесь, что в один момент их жизнь станет такой? Финн пропетлял между домом, в конце концов остановившись перед стеной. Обычная стена, подумала бы я, но не когда дело идёт об убежище сумасшедшего убийцы. Я потыкала по стене, но кудрявый аккуратно перехватил моё запястье и потянул на себя, заставляя отойти. Недовольно глянув на парня, я собиралась возмутиться, когда он резко толкнул***
8 апреля 19:13
Финн потянул меня куда-то к бару, но мы резко свернули, поменяв направление. Глаза каждые пару секунд закрывались, не выдерживая яркие вспышки, попадающие прямо в зрачки, поэтому я доверяла парню с черничными кудрями, который вёл меня, будто знал это место наизусть. Когда мы остановились, я открыла глаза и тут же зажмурилась от яркого света. Привыкнув, я опустила взгляд в пол и встала на носочки и, удерживая себя путём сжатия угловатого плеча ладонью, спросила: — Что мы ищем? — Что-нибудь? — ответил Финн, тряся волосами. Они защекотали мне лицо, и я отстранилась. Нехотя, задерживаясь у точёного мраморного лица. И если бы Вулфард был статуей, я бы провела возле неё вечность, разглядывая каждую деталь. А после, тёмными одинокими ночами, работала бы в таких местах, ничем не брезгуя, чтобы накопить миллионы долларов и купить это чудесное изваяние, словно оно — одно из чудес света. — Разделимся, — прокричала я и отправилась куда глаза глядят. Мне показалось, что он буркнул в ответ «плохая идея», но, возможно, мне лишь показалось. Я разглядывала посетителей столь сомнительного места, а когда пересекалась с ними взглядами, то тут же опускала глаза и стремительно исчезала в толпе, чтобы не навлечь на себя кого-то. Было страшно. До дрожи в руках, если быть честной. Страшно находиться здесь, зная, что большинство людей — в хлам накурены или употребили более трёх бутылок виски (я краем глаза видела мужчину с двумя пустыми бутылками, который успешно добил третью, а после разбил её себе о голову и даже не дрогнул), а когда человеческий разум затуманен, ты не знаешь, что можно ожидать. Я быстрыми, рваными движениями обошла большую часть клуба, но ничего не нашла. Усталость навалилась на голову, заставляя сесть в кресло. Но я тут же встала — кажется, на сидении были осколки… Спустя полчаса мы вновь встретились. Вымотанные и с пустыми руками. Финн обвёл моё лицо обеспокоенным взглядом и уточнил: — Тебя кто-то обидел? Таким же тоном это спрашивала Алекса. Так по-домашнему, словно она моя мать. — Адель? Адель! В комнату вошло торнадо под именем Алекса. Она мгновенно оказалась возле кровати, где лежала я, свёрнутая в клубок. — Милая, кто тебя обидел? Что произошло? — обеспокоенный тон подруги заставил приподняться и показать опухшие глаза и тушь, стекающую по щекам. Слёзы стекали по шее, ключицам, прямо под футболку, а дыхание обрывалось каждые пару минут. — Майлз… Он… — я не могла говорить внятно, но ей не нужны чётко выстроенные предложения. Девушка их и не ждёт. Алекса — мой соулмейт, а родственные души понимают друг друга без слов.Она была первая, кто узнал об ужасающем поступке моего бывшего парня.
Я быстро качаю головой, не зная, отгоняю ли я воспоминания, так некстати решившие напомнить о себе, или отвечаю парню. Финн кивает, но я замечаю знакомый проблеск в карих глазах — хочет спросить ещё что-то, но читает меня, как открытую книгу — понимает, что сейчас разговорить меня — не вариант. Я выдавливаю улыбку и кричу: — Всё правда в порядке, Финни, — от прозвища его лицо искажается в смешной гримасе. — Тогда пошли, Рыжик, — пихаю его в бок и следую за парнем. Мы направляемся к бармену. На бейджике неонового фиолетового цвета я замечаю «Джерри» белыми кривыми буквами. — Виски и… — Вулфард кидает на меня взгляд. Я пожимаю плечами. — Два виски. Округлив глаза, на секунду сжимаю бледную холодную ладонь под стойкой, но он улыбается и сжимает в ответ, мол, не волнуйся, всё под контролем. Ох, Финн, я не сомневаюсь. — Слушай, — он опускает глаза и тут же поднимает их, выцепив нужную деталь, — Джерри… Тут не появлялся Билл? — Билл? — переспросил тот, видимо, не расслышав из-за музыки. Но по блеснувшим в полутемноте глазам я поняла, что он всё услышал и понял. Вулфард кивнул. — Я только Билла Монтгомери знаю, ребята, — ответил Джерри. — А вам зачем? — Не знаешь, где его можно найти? — проигнорировав последний вопрос, вновь спросил Финн. — На такие темы я не распространяюсь, парень. Вздохнув, Вулфард достал пару купюр. Глаза бармена вновь блеснули, но тут уже из-за алчности и суммы. — Пенти-стрит, 13. Билл покинул клуб пару часов назад. У двери на ковре нарисован череп. Это отличительный признак. — Спасибо, — кинул Финн, тут же ретируясь из клуба и таща меня за собой. Неожиданная радость побежала по венам, заставляя улыбнуться. Мы опять на шаг впереди!***
8 апреля 19:48
Красный телефон, лежащий возле бутылки, оказался в руках мулата. Он мгновенно набрал заученный наизусть номер, не тратя время на поиск оного в контактах. Ловкие пальцы скакали по цифрам, и в конце концов парень приложил телефон к уху, удерживая его плечом. — Алло, Билл? — Джерри нахмурил брови, сведя их к переносице. — Чего тебе? — грубый голос на том конце трубки звучал раздражённым и мулат подавил желание отключиться и передать всё в смс. — Приходили парень с девушкой. Интересовались насчёт тебя. Как ты и говорил, передал им сведения о доме. А, — спохватился бармен, — рыжая и кудрявый. Я сравнил с фото, — кинув взгляд на фотографию на барной стойке, парень продолжил, — точно они. — Отличная работа, Джерри, — голос смягчился. — Грядёт финал. Билл отключился. Мулат положил телефон обратно и принялся разливать напитки.***
8 апреля 20:01
Финн припарковался за три дома от нужного нам адреса, чтобы не привлекать лишнего внимания. Лёгким касанием ладони, он открыл багажник: я взяла складной нож, который нашла в том ящике, и положила в задний карман брюк, а Вулфард, недолго думая, темный пистолет. Раздался скрежет, после которого парень сказал — «Заряжен» и убрал оружие в карман ветровки. Тремор сковал конечности. Наши движения подобны командам робота: механичны, строги и просчитаны. Хладнокровно, без лишних сантиментов, мы делаем то, что должны. Обязаны. Себе и близким нам людям, ради которых и пришли сюда. Потому что, смотря в чужие коньячные глаза, в голове жутким выстрелом проносится мысль. Оглушающая, пугающая до дергающегося века. Мысль о том, что либо мы выйдем из здания с ними, либо в черном мешке из под мусора в качестве трупов. И если быть честным, второй вариант мне был крайне не по душе. Оглядываясь назад, я вижу путь, который мы с ним прошли. Сколько боли и ужаса было увидено. Сколько препятствий было воинственно пройдено. Скольким было пожертвовано. И сколько сил было потрачено на дорогу сюда. Каждый шаг в направлении к тому дому вонзался острыми иглами в душу. Страх сковывал, но надежда заставляла идти. И мы шли без всяких заминок или пауз. Шли дальше сквозь «не хочу» и «мне страшно», потому что иначе никак. Лишь идя мы сможем помочь, лишь заглушая в себе эту беспощадную боль мы сможем найти спасение. Лишь начав путь его возможно закончить. Трехэтажный, пепельного цвета дом, немного схожий архитектурной задумкой с тюрьмой или прочим местом чьего-то заточения, предстал перед нами неожиданно. Оба погрузившись в свои мысли, мы не заметили, как пришли. Каково смотреть на место, понимая, что в нем прятали твоего близкого человека всё это время? Каково смотреть на место, догадываясь обо всём, что могло происходить с этим человеком в нём? Каково смотреть на место, которое в теории может стать последним в твоей жизни? Паршиво. — Мы не зайдем через главный вход, — озвучила свою думу я, указывая на алую дверь — мало ли. — Не спорю, идея не из лучших, но как иначе? — парень подхватил мою мысль и медленно подошел к одному из окон. На нем была решетка. — Так, ты слева, я справа, — подала команду я, и кивком головы указала Финну направление. Звук шуршащей высокой травы, огибающей мои ноги, затрещал под ступнями. Мы обходили дом с разных сторон в поисках еще одной двери или окна, на котором чудом бы не была поставлена решетка. Медленными шагами очерчивая здание, я обошла весь дом, как и Финн — мы встретились у задней части строения, переглядываясь друг с другом разочарованными взглядами. Немного приподняв голову вверх я заметила небольшого размера балкон. Он находился приблизительно на втором этаже. Окон не было, а дверь, ведущая в одну из комнат, была приоткрыта. Шикнув, я привлекла внимание Вулфарда и ткнула палец в направление этого балкона. Он понял мою идею, но не оценил. Парень посмотрел на меня немигающим взглядом и мотнул головой: — Как мы туда залезем? Призадумавшись, я пошла обратно. Вулфард лишь непонимающе фыркнул и двинулся за мной. — Во время обхода дома я заметила лестницу, — и в этот момент она оказалась прямо перед нами. Парень заметно повеселел и, улыбнувшись слишком ярко, перед этим негромко хлопнув в ладоши, взял деревянную переносную лестницу и понес её к нужному месту. Шли мы довольно медленно, хотя бы потому, что трава шуршит громко, а тяжелая лестница и без того приносит много шума. Поставив её примерно возле балкона, Вулфард полез первым. Когда он остановился на последней ступеньке, тот заглянул в тьму комнаты и, не найдя там подвоха, ступил на пол. Двумя руками придерживая лестницу сверху, парень кивнул мне, разрешая лезть. Ступня коснулась первой перекладины — не самая надежная опора. Крепко вцепившись в деревяшку, я полезла наверх. Лестница покачивалась, а волосы лезли в лицо, но преодолевая ступенька за ступенькой, я, неожиданно для себя самой, оказалась наверху. Финн подал мне руку, и я наконец оказалась на устойчивой поверхности. Он взглянул на меня перед тем как войти. Безнадежно, больно, сухо. Будто понимает, что всё это не просто игра в детективов. Будто понимает, на что идём. Будто знает, что мы не уйдем прежними. Будто, будто, будто... Парень включил фонарик на телефоне и неуверенно шагнул вперед, свободной рукой пряча меня себе за спину. А я, как любопытная школьница на концерте любимого певца, поглядывала из-за его спины, стоя на носочках. Тёмная комната, полупустая, без мебели, в углу одиноко стоит маленький столик с серовато-пепельной вазой и засохшими анемонами в ней*. Обои в некоторых местах порваны, на полу содран линолеум. Тихо. Впереди мелькает обычная деревянная дверь. Та была закрыта: на замок или просто — без понятия. Тихо. Мыльное зеркало на стене, в отражении я вижу напуганную себя и настороженного Финна, блики от фонаря и что-то ещё. Где-то справа от нас, если верить зеркалу, блестит что-то металлическое. Тихо. Вулфард медленно водит фонариком в разные стороны, а я продолжаю глядеть в зеркало. Мягкое движение его руки и теперь я понимаю, что в углу не только что-то блестит, в углу еще и кто-то сидит. Тихо. Кромешная тишина. Я дергаю головой и шепчу парню: — Ты видишь? — Да. Взгляд чистых голубых глаз поразил меня разом. Чужой океан внутри медленно умирал, погасал ежесекундно. Это был не штиль, это был не шторм — вода высыхала. Рыбы давно покинули эти воды, ведь тут негде больше плескаться. Угольные лохматые волосы стекали блеклыми ручейками по тонким плечам, прикрывая исхудалые бледные скулы. Пару царапин на лице и кровоподтеки на руках — она не была сильно покалечена, выглядела так, будто попала в обычную школьную передрягу, но от этого не легче. Белоснежное платье — таким оно, вероятно, было — стало грязно-серым с пятнами по краям. Ожерелье из мелких камушков болталось на шее плеткой, от него сейчас было только тяжелее дышать. Она была как мертвая принцесса, похороненная в стеклянном гробу. Она была как мертвая принцесса, которую заставили проснуться от вечного сна. Она была как мертвая принцесса, которая умерла живя. — Кто вы? — хриплым, будто сонным голосом, спросила незнакомка. Взглядом потухших глаз она медленно осматривала нас. Её руки были обездвижены. Они были прикованы цепями, наручниками к стене, на которую девушка опиралась. — Мы.. — Убирайтесь отсюда! — перебив меня, резко прошипела она. — Убирайтесь! — Прошу ты мож... — Убирайтесь или умрете! Он убьет вас! Он убьет всех! — слезно умоляла она, повторяя последние фразы раз за разом, пока я не опустилась на колени и не подняла руки в примирительном жесте. — Всё будет хорошо, если ты поможешь нам. Просто ответь на пару вопросов, идет? — пошла на компромисс я. Девушка медленно подняла на меня запуганный взгляд, а потом, хлопнув ресницами, едва заметно кивнула. Я не знала с чего начать. Сердце билось в бешеном ритме, отбивая чечетку, и мне казалось, что этот стук биения о грудную клетку слышат все, потому что меня это оглушало. Один неверный шаг, лишнее слово, ошибочный взгляд и всё будет зря. Я глубоко вздохнула и, не желая заставлять её ждать, начала: — Как тебя зовут? — Мэри. Имя показалось мне очень знакомым. «Мэри Ноккн». Двадцать третье января. Быстро оглянув её с ног до головы, я узнала в ней ту счастливую девушку на фотографии. Там её волосы были выпрямленными, руки обвивали талию подруги, чьё лицо вырезали на фотокарточке в доме Билла, нога приподнята, а улыбка освещала аристократичные черты лица. Фонарь отсвечивал ей в лицо, направляя в ночной тьме, а позади виднелось огромное здание. Я запомнила фотографии каждой выжившей девушки, причем настолько хорошо, что те то и дело мелькали перед глазами, не желая покидать мою измученную память. — Хорошо, Мэри, я Адель, а это Финн, будем знакомы. — представилась я. — Угу, — скомкано согласилась та и вновь кивнула. — Хорошо, тебя похитили, верно? — начала с очевидных и уточняющих вопросов я. Так лучше подобраться к Мэри, чтобы заполучить её расположение. Больше очевидных вопросов, на которые можно ответить только «да» — золотое правило для разговора с психически неуравновешенными людьми. — Наверное.. — Ты помнишь что-нибудь до этого места и времени? — Смутно. — Тебе делали больно? — Не знаю. Невнятные ответы, притупленный взгляд и уклончивость. Меня начинало это раздражать. Она помнила, знала, но просто боялась и не давала мне даже шанса. Смахнув рыжий локон с лица, я вновь посмотрела на девушку, а потом решила перейти к чему-то более серьёзному. Я давала ей возможность привыкнуть к моим вопросам, но у нас мало времени, и ходить вокруг, да около в мои планы не входило. Инстинктивно пододвигаюсь ближе и продолжаю: — Как ты познакомилась с Биллом? У меня в голове всегда была одна и та же догадка. Перескакивая с жертвы на жертву я все больше в ней убеждалась, и сейчас я практически уверена в том, что Уильям был абсолютно точно не самым обычным маньяком. Он был другим. Действовал не так как типичные серийники. Для начала он всегда выбирал девушек одинаковой внешности, что уже похоже на своеобразную извращенную шутку. Не убивал всех направо и налево, не набрасывался сразу, а словно кошка — ходил, выхаживал, вынюхивал, поджидал. Только эти вещи уже напрягали. Про изящность его преступлений и говорить страшно, но дело в другом. Моя догадка заключалась в том, что главным отличием Билла от обычных маньяков-серийников стало то, что он знал своих жертв. И они знали его. — Это.. это случилось, наверное, за два месяца до этого, — наконец обмолвилась Мэри. - Он подписался на меня в инстаграмме, а потом подсел на паре и всё... — Хорошо, — я завершила её речь, когда та испуганно забегала взглядом по мне, — как это произошло? — Что произошло? — непонимающе взглянула она — Как тебя похитили? — в лоб. Мечется, сомневается, закусывает нижнюю пухлую губу и в тишине комнаты я слышу, как что-то лопается. Она ойкает, а потом поднимает взгляд на меня. И желание помочь оказывается сильнее страха. — Я хотела приехать на выходные к родителям. Они живут в двух часах езды, в соседнем штате. У мамы был день рождение, я хотела устроить сюрприз, — сказала она, — и попросила Билла меня отвезти, а потом..всё..? Противные мысли сковали меня изнутри. — Кто-нибудь знал, что ты собираешься уехать к родителям на выходные? — спросила я. — Да. — Кто-нибудь знал, что тебя отвезет Билл? — Нет. Чёртов ублюдок. Предугадал всё. Её никто не искал до февраля, потому что кто-то знал, что она уезжает к родителям и может задержаться, мало ли. Подозрения не пали на Билла, потому что никто не знал, что он последний, кто мог её видеть. Захотелось истерически засмеяться. Какой же он психопат, больной и мерзкий кусок дерьма. Сглотнув ком, я подавила в себе желание пуститься в истерический смех и стала вновь настраивать себя на серьезную и уверенную волну. Собеседник расположен ко мне, Финн уже не сможет меня подменить — это займет слишком много времени. Она привыкла ко мне, а не к нему. Пока контакт налажен, а она может отвечать на вопросы — я должна действовать. И, глубоко выдохнув, я опять вернулась к вопросам: — Билл здесь? — Вероятно, он заходил некоторое время назад. — Что ты знаешь о нем? — Все, что я знала о нем раньше было ложью, — поведала она, как-то медленно и ритмично покачивая головой. Сожалея. — Он иногда разговаривает со мной. Я знаю, что ему двадцать семь и он закончил университет. Он как-то подделывает года поступления. Ежегодно они обновляются в электронной базе данных, и у него есть доступ к ней. Он умело этим пользуется. Для своих целей. — немного отрывисто и вдумчиво произносит Мэри. — Это всё? — Пожалуй. — Финн, — я обратилась к парню, стоящему позади, — пожалуйста, позвони в полицию. У нас, вроде бы, достаточно данных. Вулфард кивает и, не выключая фонарик, набирает три цифры, а потом начинает вызов. Гудки идут недолго, ему что-то говорят, а парень молчит. Сбрасывает. Опять звук набора цифр. Всё те же гудки вновь прерываются женским голосом, но почему Финн молчит и дважды сбрасывает номер, набирая цифры в третий раз? Когда парень проделывает операцию четырежды, я не сдерживаюсь. Подскакиваю и оказываюсь рядом с ним, недовольно шикая, мол, что за шутки, звони в экстренные службы, иначе мы трупы. В какой-то момент он вдруг смотрит на меня слишком раздосадовано и разочарованно. Боль читается в его глазах, отражаясь зеркалом печали в моих. Его ресницы и руки дрожат, а губы шепчут: — Связи нет. Совсем. — Тут не ловит, во всем районе не ловит, — подтверждает девушка, сидящая на полу. — Билл говорил, что даже если мы чудом получим доступ к телефону, то ничего сделать не сможем. Вам не спасти меня. Уходите, — горечью отзываются её слова на моем искалеченном сердце. Быстро-быстро моргаю, а потом сажусь к ней. Глажу чужие худые запястья, успокаивая. Шепчу, повторяю словно мантру, что все будет хорошо и мы что-нибудь придумаем. Дарую надежду, а сама понимаю, что здесь все и кончится. Здесь и возможно сейчас. Чувствую как рушатся скалы из уверенности и опоры из айсбергов трескаются, тают на солнце. На его солнце. — Все будет хорошо, но пока скажи, по какому принципу он выбирает, кого из девушек убивать, а кого похищать? — я попыталась отвлечь себя и её от всего происходящего и задала очередной вопрос, на что брюнетка склонила голову вбок и уставилась на меня. — Ты же в курсе, что тут не одна? Девушка кивнула, а потом уставилась в пол то ли размышляя над чем-то, то ли вовсе обрабатывая информацию. Может она вспомнила что-то — я точно не могла сказать, её взгляд был не виден мне. Медленно, словно ленивец, подняв голову, она неохотно, будто попутно собирая паззл, принялась отвечать на мой вопрос: — Он говорил, что я похожа на Кэтти. Наверное все, кто похож на Кэтти, остаются живы. — Кэтти? Кто она? — Я не знаю.. — очень искренне и разочарованно завершила девушка. Холод прошёлся по ребрам, пересчитывая косточки. Стало жутко, страшно и противно. Кэтти. Чужое имя застряло на языке. Я должна узнать, кто она. За спиной раздались приглушённые шаги. Обернувшись, я увидела Финна, который хотел мне что-то сказать, но сейчас, вероятно, только обдумывал свою мысль. И пусть в данный момент я не имею ни малейшего понятия о том, что занозой вертится в его голове, но чужое дыхание, прохладной дымкой бродя сквозь белые лилии мои тревог, даёт понять, что сказанное вряд-ли заставит меня улыбнуться. — Адель, мне нужно выйти из комнаты, — оглушительно, заполоняя сознание. — Что?... — И ты остаешься здесь. Открываю рот, но все слова вмиг теряются. Видеть его таким серьезным, решительным было ново для меня. Видеть его таким обреченным, безрассудным было больно. Очень больно. Невыносимо разрывая внутренности, потроша сердца и вырывая легкие. Все сковывалось и не желало продолжать работу, а я отчаянно продолжала кричать и просить их прекратить всё это. До самых горьких слёз мне было больно. До самого жалобного крика моих демонов. — Финн, почему? — заторможено выдаю я. Смотрю на него, непонимающе моргая и тряся головой. Парень медленно кладет дрожащие ладони на мои плечи и, тяжело вздыхая, точно грохот падения тысяч снежных лавин в горах, говорит: — Я.. просто.. просто доверься мне, хорошо? — и мы делим тишину на двоих. Долгую-долгую тишину. Все течение времени подчинилось нам в эту секунду. Склонило фантомную голову и опустилось на одну ногу, прижимая руку к груди. Такие интересные слова «просто доверься мне». Звучит легко и воздушно. Слишком много гласных, чередующиеся звонкие и глухие звуки, да невесомое окончание на последнем слоге. Но как много боли в этих словах, как много воспоминаний, душевных травм уже минувших дней. Минувших, но — увы — не забытых. Сколько раз я так просто доверяла? Тысяча наберется? А сколько это оказывалось равноценным, чем-то стоящим? И звуки сверчков вместо ответа, какая жалость. И самое главное — он понимает. Поэтому стоит и смотрит на меня, ждет ответа. Потому что спрашивает, а не диктует. Его шоколадные глаза с золотистой медовой оболочкой такого странного цвета. Цвета паники, скорости, чего-то неизведанного и немного пугающего. Чего-то, что увидеть дано лишь раз в жизни. Внутри радужек не маячит туман, нет, все достаточно четко, но именно это не позволяет мне разглядеть суть. Искра, игривый огонек по центру зовет за собой. Просит поверить. Вглядываюсь в него еще сильнее. Напрягаю глаза так сильно, насколько это возможно, а внутри появляется ощущение что те сейчас выпадут из орбит. Смогу ли довериться? Стоит ли мое доверие этого? Нет — твердит нутро. Умоляет отступить, уйти, убежать, скрыться от его пытливого взгляда. Разрезать наконец эту чертову нить, что бережно связывает нас друг с другом. Все твердит мне отказаться прямо сейчас, пока есть возможность. Пока все еще хотя бы немного под контролем, все еще не зашло так далеко. Но почему я цепляюсь взором за покусанные персиковые губы и воспроизвожу на них чужую ухмылку? Почему слежу за каждым движением коньячных глаз? Почему не даю ему опустить руки с моих плеч? Потому что он весь — от кудрей и до точек причина того, что я жива. Потому что я киваю. Потому что уже совсем поздно что-то менять. Ведь выбор сделан давно. Мой выбор старше, чем жизнь, мудрее, чем время. И сделан он не сейчас и даже не секунду назад. Сделала я его еще в первый день, когда зашла в ту кладовку и с хлопком закрыла за собой дверь. Когда впервые взглянула в эти глаза, поделила одно безумие на двоих, дышала чужим дыханием не стесняясь. И когда наши жизни стояли перед обрывом, когда мы оба балансировали на ниточке смерти, когда воздух был пропитан болью, Финн совершил огромную глупость — сказал «доверься мне». Но я не лучше, совершила не меньшую — доверилась. Где-то на периферии сознания мелькнула мысль. Такая неприятная и жуткая. Мысль о том, что это всё было похоже на прощание.***
8 апреля 21:33
— И ты остаешься здесь, — сказал я чётко и жестко. Не просьба. Факт. В родных малахитовых глазах читался испуг. Животный страх, не иначе. Лунный свет бликами отсвечивался в её радужках, дополняя красоту её лица, придавая светлую невинность и без того нежному взгляду. Смотрит на меня и требует ответа. Выжидает. — Финн, почему? — всего два слова, но сколько тяжести в её взоре. — Я.. просто.. просто доверься мне, хорошо? — на одном дыхании выпаливаю я, кладя руки ей на плечи. В воздухе висит напоминание о личном пространстве, чужом в первую очередь, но ладони убирать не хочется, ни в коем разе. Не сейчас. Напряжение оседает на стенках сознания, но дышим мы чистым безумием. Где-то за нашими спинами сейчас ходит человек, чьи руки выпачканы в крови до ушей, а мы просто стоим. Делим жалкие метры и смотрим друг другу в глаза так искренне и аккуратно, боясь лишнего движения, шума. Сейчас слышен шелест ресниц, слышна сама тишина и звук шестеренок в её голове. И я знаю, что играю неправильно, ставлю на кон всё еще в самом начале, но не могу иначе. Я обрекаю себя на провал автоматически, даже не задумываясь о ином решении. Потому что иначе проиграю не только я, проиграем мы вместе, а такой исход меня не впечатлял. По глазам вижу — эта девчонка уже все для себя решила. Придумала безумный план, который обязательно приведет к действию, если я не помешаю, если не вмешаюсь. Броситься в бой, спасти всех, зажечь солнце над головой других, а самой сгнить в деревянной коробке где-то на два-три метра пониже. Она уже всё решила. Своя жизнь никогда не была у неё в приоритете. Она не говорила мне об этом, но я знал. Это не было гипотезой, это было вполне подтвержденным фактом, проверенным и самым логичным. Но меня это не устраивало. Попытка вмешаться, внести свою лепту совершена. Шаг в пропасть сделан. В её ярких зеленоватых глазах плещется мир. Тополиная роща, мамин лаймовый пирог, мята, собранная в саду. Все уголки планеты здесь, вся моя вселенная уместилась в них. Смотреть в них стало моим любимым занятием, читать их, узнавать что-то новое, вечно неизведанное — традицией. Пальцами зарываться в огненные локоны и не обжигаться, чувствовать приятное тепло, как от камина. Долго смотреть, перебирать пряди и улыбаться. Улыбаться, как улыбался сотни раз до этого. Улыбаться, как в первый раз. И жить. Жить с ней как никогда не жил. Дышать иначе, говорить по-другому, быть едва похожим на себя раннее. Любой фильм интересный, книга увлекательная, телешоу занятное, прогулка потрясающая, природа живописная, минута бесконечная, вечер приятный с ней. Проснуться, чтобы разбудить её. Заснуть, чтобы проснуться. Адель зачарованно смотрит на меня, а я вновь читаю её как открытую книгу. Уже открытую книгу. Некогда она была для меня самой огромной загадкой во вселенной. Первое время я постоянно задавал себе один вопрос, повторял его каждый день — «Кто такая Адель Грин?». И вот сейчас мы стоим, не отрываясь, глядя друг на друга, а я вспоминаю этот вопрос. Кто такая Адель Грин? Хороший вопрос, хороший. Ответ таился в моей душе уже долгое время, но я бережно лелеял его, хранил, что и продолжаю делать. Девушка разжала кулаки, а потом едва улыбнулась, одними губами шепча: — Пообещай мне, что это роман с хорошим концом. Хмыкаю, рассматривая чужие веснушки на носу. Сорок три. — Обещаю. Медленным, тихим шагом направляюсь к двери, с быстрым скрипом отворяя её. Кидаю последний взгляд на Адель, а потом достаю из кармана джинс ключи от машины и бросаю их девушке. Отвечая на очевидный немой вопрос в её глазах, бурчу что-то типа — «На всякий случай». Подмигиваю как-то очень жалко и неправдоподобно, а потом закрываю за собой дверь. Безжалостно и резко. И, могу поклясться, я слышу чужой мимолетный, но такой вымученный писк. Сердце замирает на мгновение, а я, прижимая кулак к груди, начинаю свой новый путь в ужасающую неизвестность. Передо мной открывается вид на темный длинный коридор с винтовой лестницей в конце. Она, словно кусочек чего-то прекрасного, родного, стоит здесь, в этой пропитанной отчаянием дыре, напоминая о лучших моих вечеринках в элитных клубах страны. Воспоминания прохладным ветром промчались стремглав, немного веселя меня своим ностальгически-приятным послевкусием. Куча дверей с двух сторон коридора, между ними большое расстояние и возле каждой есть небольшое, размером с голову или чуть больше, стекло. Идеально чистая поверхность, ни пылинки, ни пореза — мечта перфекциониста, вот только мне почему-то не по себе. Делаю пару шагов вперед, параллельно включая фонарик на телефоне. Провожу блеклым белым огоньком по всяким поверхностям рядом: пол, стены, потолок, какая-то тумбочка, дверь — все отполировано до блеска. Мурашки забрались под кожу, устроив там дискотеку. Медицинская стерильность пугала, напоминала больной фетиш психопата. Он был помешан на самых жутких вещах. Жутких, потому что простых, простых до ужаса. То, что мы все воспринимаем как что-то обычное, нормальное, заставляет того трепыхаться от экстаза, извращенного удовольствия. С дрожью на теле делаю пару шагов вперед, придавая своему ходу медленную ритмичность. Слежу за любым своим движением, боясь совершить ошибку. Дышу тихо, иду почти на носочках, наступая неспешно и аккуратно, быстро озираюсь по сторонам, подмечая любые детали. Как это делает Адель. Сам я так не умею, зато она еще как. От её глаз не спрячется ни одна загадка, пылинка не пролетит. Я всегда был немного невнимателен и посредственен, смотрел на всех очень поверхностно, сразу подводя общий итог, делая вывод после первого же просмотра. В этом определенно был свой плюс, но то, что делала Грин, изумляло меня до сих пор. Дай ей полностью белый паззл с кучей мелких деталей и она соберет его за час — в этом было её преимущество, которое выработалось собственноручно. Аналитический склад ума, критическое мышление, внимательность к мелочам, повышенная наблюдательность, логика, вшитая в её организм слишком прочно и хладнокровность, созданная посредством подавления эмоций. Она пила успокоительные пачками, но в самых скользких и нервных ситуациях ей не было равных. Уголки губ поползли вверх: куда бы я не шел, где бы не был, в моей голове всегда будет она, перед глазами вечно будет мелькать зеленый огонек её глаз. С каждым своим движением я все стремительнее двигаюсь к концу коридора, к той лестнице, по которой я могу подняться на этаж выше. Моя идея заключалась не в импульсивном поступке убить этого гада, нет, я не знаю, вооружен ли он, да и на его территории сделать это не так уж легко. К тому же, не стоит забывать про полицию и возможный срок если это обнаружат, хотя, признаться честно, это волновало меня в последнюю очередь. Пока Адель разговаривала с той жертвой, я ходил по комнате, пытаясь взглядом наткнуться хоть на что-то дельное. В какой-то момент ноги привели меня на балкон, наверное, сразу после того, как Мэри сказала про связь. Какого было мое удивление, когда я увидел провода от сотовой вышки на крыше дома. Не знаю, что служило причиной отсутствия связи в районе, может подзаброшенность домов, может еще что, но конкретно в этом здании связь была, вот только до нижних этажей та не доходила по таким же неизвестным мне причинам. Но как только в моей голове мелькнула мысль о том, что на верхнем этаже или же крыше возможность дозвониться копам появится, я решил её проверить. В стеклах, по разные стороны от моей головы, я вижу нескольких девушек, в каждой комнате по одной. Все они практически идентичны и лишь некоторые, отдельные черты в них различны: кто-то чуть выше, кто-то тоще, у кого-то волосы длиннее, у кого-то кожа смуглее. Рядом с дверьми наклеены стикеры с именами, что выглядит слишком пафосно и глупо. И все бы ничего, свободная рука уже касается перил лестницы, но моя голова, совсем не слушаясь меня, точно по чьему-то велению, поворачивается вправо и взгляд проносится мимо двух слов: «Белла Вулфард». Мне кажется, что я моргаю три сотни раз, прежде чем начинаю подходить к двери, медленно укладывая телефон в карман брюк. Перед глазами темнеет, будто от пониженного гемоглобина, когда я дотрагиваюсь кончиками пальцев до стекла рядом со стикером. Девушка, чем-то явно недовольная, сидит на полу, надув губы. Отросшие длинные смоляные волосы надоедливо липнут к лицу, волнами укладываясь на плечах. Темно-синие джинсы с завышенной талией и моя, моя футболка до сих пор были на ней. Немного потрепанный, взлохмаченный, местами измученный, но такой родной вид ввёл меня в ступор. Телефон, плохо вложенный в карман, немного скатывается вниз и ударяется о поверхность двери, на что я автоматически шикаю. Голова Беллы резко поворачивается в сторону звука, а потом брюнетка, еще сильнее надув губы, очень возмущенно вякнула: — Ты там? Да, конечно, как же иначе. Заходи, чего стоишь на пороге, как не родной! — я хихикнул и решил войти, уже не выдерживая. — Я шучу, придурок! Пошел вон отсюда, урод, чтоб глаза мои тебя больше не видели! — Какой радушный прием, сестренка. Я так посмотрю, с гостеприимностью у тебя никаких продвижений не наблюдается, — мои глаза слезятся, а уголки губ расплываются в улыбке, когда я вижу удивленное лицо сестры. Закрываю за собой дверь, а потом вновь смотрю на немой шок девушки. Не жалея брюк, падаю на колени и подползая к Белле, прижимаю её, обнимая. Та, до сих пор не веря в происходящее, но надеясь в его реальность, приобнимает меня в ответ, настолько, насколько ей позволяют цепи. Проходит секунда, две, три и нас обоих уносит. Далеко и надолго. Чувствую, как она зарывается носом в мои волосы и, кладя голову на плече, плачет. Бесшумно, тихо, содрогаясь от всхлипов. Так горько, так больно. Изливая всю душу, все те недели отчаяния, что она здесь пережила. — Все хорошо, Бельчонок, я вытащу тебя отсюда, клянусь, — глажу её по голове и повторяя эти слова точно мантру. А она плачет, плачет. Как плачут самые бедные люди, как люди, которым плюнули внутрь, как люди, душу которых осквернили, как люди, которые только кажутся пуленепробиваемыми. Прижимаю её сильнее, будто пытаюсь окончательно вжать в себя, чтобы больше не потерять. Я где-то читал, что сиблинги всегда должны быть где-то неподалеку друг с другом, для душевного спокойствия и ментального здоровья. И я не претендую на научность этого факта, но у нас с Беллой все было именно так. Похитив её, он украл вместе с ней кусок моей души, кусок меня самого. Без неё тяжелее дышать, тяжелее жить в общем. И сколько бы ссор, споров и длительных «я-с-тобой-не-разговариваю» периодов у нас не было, жизнь без неё я видел с трудом. Мы те самые близнецы из фильмов про подростков, которые лезут не в свое дело, думают, что умнее всех и занимаются непотребством, но, что удивительно, вдвоем. Мы не были зависимы друг от друга, но жить в одиночку уже не могли. — Ты тут хватку не потеряла, уже маньяком командуешь, — шучу я, отлипая от неё. — Получается плохо, но я стараюсь и веду себя как самая плохая девочка из всех плохих девочек, — парировала она. — Горжусь, — и в правду гордился я, — но нам нужно выбираться. — Подожди, Финн, обрисуй мне всю ситуацию вкратце. Я же понимаю, что ты сюда не на чай зашел. — Если коротко, то мы вели собственное расследование, которое привело нас сюда, и сейчас мы устраиваем импровизированную спасательную операцию без плана и подготовки. — Мы? — уточнила Белла, а я был готов закатить глаза. Это было слишком похоже на неё. — Из всего, что я тебе сказал тебе удивило только слово «мы»? Шутишь? — Так кто «мы»? — не теряла линию разговора та. — Я и еще одна девушка, но дело в т.. — Девушка? Что за девушка? — Белл, я все понимаю, у тебя последние несколько недель из собеседников был только похитивший тебя психопат, но не в таком месте нужно расспрашивать меня про мою личную жизнь, милая. — Потом договорим, — пошла на компромисс девушка, все же решив дослушать мою речь до конца. — Сейчас мне нужно на крышу или верхний этаж, чтобы дозвониться до полиции и всё такое. Адель, ну, та девушка сейчас в комнате в другом конце коридора. У неё рыжие волосы, низкий рост, глаза цвета малахита, да и она вообще неплохо так выделяется среди других, — немного заговорился я, тут же отругав себя за беспечность. Белла же лишь ухмыльнулась, но тактично промолчала, дожидаясь окончания реплики. — Ты лучше иди к ней, а я сам как-нибудь доберусь. — по глазам вижу, что идея ей не по душе, но та лишь кивает, и я вдруг вспоминаю про одну маленькую деталь. Цепи и наручники. — Черт-черт-черт, наручники, у меня с собой даже ничего острого.. — Тихо, без паники, ключи от наручников в вазе на столе, — абсолютно спокойно выдает она, словно это что-то очевидное и нормальное. — Что? Я все же нахожусь в своем уме, поэтому и без тебя запоминаю все, что вижу, готовясь к моменту, когда побег будет маячить на горизонте. Быстрыми шагами приближаюсь к столу, а потом вытряхиваю засохшие анемоны, точно такие же, как в комнате Мэри, из вазы и на самом её дне замечаю что-то маленькое и серебряное. Бинго. Переворачиваю вазу вверх тормашками и небольшой ключик, размером меньше моего мизинца, падает мне на ладонь, а я резко сжимаю её, будто боюсь, что кто-то прямо сейчас выскользнет из-за угла и выхватит безделушку из рук. Делаю один поворот ключей в мелкой замочной скважине и слышу быстрый скрип — наручники раскрылись. Белла потирает покрасневшие запястья, а потом вновь кидается в уже более крепкие объятия. Она обвивает руками мою шею, кажется, до хруста костей, причем не ясно чьих, но меня это не сильно заботит. Смеюсь и сжимаю её спину в ответ. Чувствую, как та треплет мои кудри и не дает выбраться из удушающего кольца, а сам качаю головой. Через минуту девушка успокаивается, а потом пробует встать, потирая затекшие ноги. — Мне нужно идти, а ты дуй к Адель, — скомандовал я и направился к двери, как вдруг меня дернули за руку. — Либо мы оба остаемся здесь, либо я иду с тобой, гаденыш, — переиграла ситуацию та, сверкнув карими глазами, а потом переведя взгляд на наручники, что покоились в соседней её руке. — Шантаж — факт. — Упрямство — истина. Я вздыхаю, но все же киваю ей: эту девчонку переубедить сложно, особенно, если та уже все решила. Мысль о том, что это кого-то мне напоминает, мирно маячит где-то на самой корочке сознания, а потом исчезает. Напоминаю Белле идти тихо и молча, а потом отворяю дверь. Мы выходим из комнаты и направляемся к лестнице. Я иду первым и свечу фонариком, чтобы Белла видела ступеньки. Если кто-то из нас запнется или вовсе упадет — шума будет много, чего сейчас нужно по максимуму избегать. Третий этаж мало чем отличался от второго: тот же коридор, только чуть длиннее, здесь было на одну комнату больше и из той горел свет, те же стекла, наклейки на дверях и мрачнейшая атмосфера. Тишина витала в воздухе и тут, что неудивительно, но та комната с включенным в ней светом немного напрягала. Белла коснулась моего плеча и немного пододвинула к себе. — Я была тут всего раз, но знаю, что на этом этаже есть комната Билла. Я не помню, какая из них, но смею предположить, что вон та, — девушка указала пальцем на ту самую комнату со светом. — Так что действуем аккуратно, плывем как лебеди по озеру, мягко и почти бесшумно — прошептала та, на что я просто кивнул. Разблокировав телефон, устремляю взгляд выше, в правый верхний угол: связь нестабильна, иногда полоска появляется, иногда исчезает. Я разочарованно выдыхаю и, повернув голову, вижу такой же расстроенный взгляд сестры. Мы оба понимаем, что нужно лезть на крышу. Я наивно надеялся, что придется только подняться по лестнице вверх, что не нужно будет даже заходить на третий этаж, что все будет вот так легко и радужно. Сжимаю рукой перила лестницы, а потом в один миг разжимаю ладонь. — Есть идеи как попасть на крышу? — после затянувшегося молчания, спрашиваю я. — Увы... Я свечу фонариком вперед в глупых попытках увидеть хоть что-то, но вдруг и в самом деле вижу. В самом конце коридора есть лестница, похожая на ту, по которой мы с Адель залазили на балкон, и дверца люка на потолке. Киваю в сторону всего этого безобразия, намекая Белле, что мы сейчас пойдем туда. Я делаю первые два шага и ощущаю, как сестра делает тоже. Мы медленно ступаем ногами по третьему этажу, боясь лишний раз шелохнуться. Идем неспешно и аккуратно. Каждое движение держу под контролем и про себя считаю количество сделанных шажков: где-то прочитал, что это должно успокаивать, хотя сомневаюсь, что речь там шла про подобные случаи. Про случаи, когда от тебя зависят жизни многих и ты, словно перышко, перемещаешься по дому убийцы, отбитого психопата, позади тебя сестра, еще дальше — целый мир, и ты просто не можешь быть спокойным сейчас, потому что одна единственная, самая мизерная ошибка может сломать всё. И она сломает. Но ты идешь, танцуешь танго на ножах и грациозно передвигаешься дальше по этажу, минуя комнату, в которой, возможно, прямо сейчас сидит твоя смерть и ждёт, ждёт, пока ты оступишься. Точит длинную косу, проводя чем-то неприятным и острым по ней, создавая противный звук металла, и поглядывает на часы, чтобы во время выйти из своего убежища и свернуть тебе шею, пока ты будешь биться в смертельной агонии. Мурашки пробежали по коже. Я уже почти не смотрел по сторонам, не заглядывал в стекла. В конце концов, что я там увижу? Тех же бедных зашуганных девушек? Мне хватило. От этого мой рассудок туманится и хочется прямо сейчас сесть в позу эмбриона и никуда не идти. Но так нельзя, ни в коем разе. Я дойду. Делаю двадцать седьмой шаг и наконец останавливаюсь. Хрупкая обветшалая лестница, немного пыльная и потрепанная, предстала передо мной в своём крайне уродливом очаровании. Та покачивалась от малейшего ветерка и выглядела не особо прочно. В обычной жизни я бы, вероятно, обошел её стороной, ведь она бы точно слилась с фоном, но не сейчас. В этот момент та даже светилась, сияла своими пылинками в затемненной комнате. Порой мне казалось, что я точно сошел с ума. Немного пододвигаю лестницу, чтобы она стояла в нужном нам месте и киваю сестре. Придерживаю деревяшку и осматриваюсь по сторонам, пока Белла начинает бегло ступать по дощечкам. Те пошатываются, но я каждый раз шепчу, что все хорошо, а потом сжимаю лестницу крепко-крепко, уверяю себя и её, что держу. Когда вес вдруг исчезает, а держать лестницу становится уж больно легко, я понимаю, что девушка уже залезла и ждет меня. Глубоко вздыхаю и почти без поддержки начинаю взбираться вверх, надеясь, что сейчас не упаду вместе со всем этим хламом на пол. Сестра подает руку и я, чувствуя опору, взваливаюсь на поверхность крыши, параллельно цепляясь ладонью за чужую руку. Не успев даже отдышаться, я тянусь вниз и отодвигаю лестницу от люка, а тот, в последствии быстро, но максимально тихо, прикрываю, в надежде на то, что никто не заметит наше с Беллой присутствие. Отряхиваю штанины и встаю. — Сотовая вышка, — озвучивает сестра и указывает ладошкой на предмет. Я чувствую себя в телепрограмме для малышей, в которой взрослые сначала показывают на предмет, а потом называют его название, натягивают улыбочку и повторяют это по два раза. Достаю телефон и подхожу ближе к вышке. И я клянусь, готов прыгнуть, когда вижу три полоски вверху, но на деле лишь издаю сдавленный хрип и набираю телефон службы спасения. Гудок за гудком и я молюсь, молюсь, чтобы это не было моей фантазией, чтобы трубку взяли и ответили, чтобы прислали бригаду, чтобы я успел, чтобы Адель была в порядке. — Оператор 911, что у вас произошло? — раздается по ту сторону и я спокойно выдыхаю. — Пенти-стрит, 13, — сразу же говорю адрес, в случае потери связи. — Вы услышали меня? — Да, сэр.. — Повторите, что я сейчас сказал, — перебиваю женщину я. — Пенти-стрит, 13, что у вас произошло? — продолжает она. — Похищение, удержание в заложниках и убийства, по этом адресу проживает человек, совершивший все эти преступления с пятидесятью девушками, если называть приблизительные числа, конечно. Трупы некоторых даже не были найдены, а тут находится минимум десять, пока ещё, живых жертв, но если вы не вышлите наряд прямо сейчас, количество мертвых пополнится, — вынося всю злобу, немного несвязно выливая её, я на одном дыхании говорю всё, что, пожалуй, даже не думал говорить сотруднику правоохранительных органов в любой момент жизни. Но сказал. Проходит пару секунд молчания, я слышу копошения, звуки клавиш, щелчки и шепот на линии, а потом мне все же отвечают: — Помощь выслана, сэр, где вы находитесь? — На крыше этого здания. — Зачем вы вышли на крышу? — Не поверите, поболтать с сотрудником службы спасения, — съязвил я, но быстро опомнился, когда услышал смех сестры. — Вы можете уйти или найти более безопасное место? — продолжает девушка по телефону. — Нет, не могу. — Есть раненные? — Здесь? Понятия не имею, но если вы не приедете, то наверняка, — уже спокойнее отвечаю я. — Наряд в пути, вы можете оставаться на линии? — Нет, не могу, лучше скажите, как близко этот ваш наряд, — пытаюсь уточнить я, делая пару шагов в сторону края, чтобы увидеть дорогу. — Четыре минуты максимум, сэр, вы.. — Супер, проверим ваш таймер через пять минут, спасибо за помощь, — и я сбрасываю вызов. Диалог вышел немного грубым, но за невежество я себя не корю: если бы экспертная служба работала лучше, то мы бы все сейчас тут не стояли. На душе становится немного спокойно: помощь едет, мы в безопасности, я до сих пор жив, сестра найдена, всех спасут и вся эта кутерьма с расследованием наконец закончится. Сегодня мы все станем свободны. Все. Жизнь придет в норму и мы наконец сможем решать свои проблемы, а не загадки безумного психопата. Этот месяц был достаточно нервным и вымучал нас всех. Остался один день до конца мук. Один вечер до конца кошмара. Я подхожу к люку и открываю его, немного заглядывая вниз: все чисто. — Финн.. — слышу позади себя и оборачиваюсь. Видеть сестру такой шокированной и застопоренной было весьма необычно и ново. Та медленно двигалась ко мне, бегая взглядом по поверхности крыши. — Неужели, всё правда закончилось? — Надеюсь на это, — мечтательно вздыхаю я, а потом вновь кидаю взгляд на лестницу. — но расслабляться рано, мы все еще в доме этого ублюдка, и помощь только в пути. Убить нас всех для него дело минуты, а служба спасения приедет минимум через четыре, так что сейчас спускаемся и мчим к Адель. Белла кивает, а я начинаю спускаться. Считаю каждую дощечку и надеюсь, что ни одна не провалится под моей ступней. Когда правая нога ощущает под собой твердую опору, я спокойно ставлю левую на пол и отхожу от лестницы. Машу рукой в свою сторону, чтобы сестра начала лезть и та повинуется. Пока я опять крепко держу деревяшку, невольно осматриваюсь и вдруг замечаю возле себя дверь с очень знакомым именем на ней. «Алекса Робертс». Я не знал фамилию подруги Адель, вернее знал, слышал уйму раз, но запомнить не запомнил. Рядом со мной приземляется Белла и, поправляя футболку, смотрит в направлении моего взгляда, немного недоумевая. Мой глухой объяснительный шепот разносится по коридору, когда я подхожу к стеклу подле двери: — Алекса, так звали подругу Адель, ради которой она и начала это расследование. Я не знаю её фамилию, но что-то мне подсказывает, что это она. На девушку по другую сторону стекла надета темно-синяя футболка с бирюзовой бабочкой посередине и та мне кажется очень знакомой. Я видел её на фотографии в комнате Адель, в общежитии. Толкаю дверь и вхожу в комнату, ничего не говоря Белле. Та просто плетется за мной, видимо, понимая. — Скучно стало, дорогой? Ну давай, славная бабуля Леся расскажет тебе сказочку об одном очень прихуевшем принце, — девушка говорит это насмехаясь и звякая цепям, все время направляю свой взгляд вниз. Она не ждала молчания и тихих шагов в ответ, поэтому спустя пять-шесть секунд вздернула голову. — Здравствуйте, гости, простите, что не прибрано, я не готовилась. — шутит она, а я ухмыляюсь. Белла закрывает за нами дверь, пока я переворачиваю вазу на столе и достаю маленький ключик. Тот падает мне на ладошку, под удивленные взгляды Алексы. — Фокусы да и только, — выдает она и хихикает. Наручники щелкают и освобождают её руки, пока я начинаю представляться: — Финн Вулфард. — Да мы вроде знакомы, Алекса Робертс, — все равно называет свое полное имя она, потирая запястья. — А ты его сестра, Белла, я права? — уточняет девушка и когда моя сестра кивает, растягивается в улыбке. — Чудно, но в любом случае, вы что тут забыли? Я ничего не говорю, спасибо, вроде как, но в самом деле, вы тут..как? — Я пришел сюда за сестрой и за тобой.. — Спасибо, конечно, но мы ведь едва знакомы, — ухмыляется Алекса. — Да, но я пришел сюда не один, а с Адель Грин, поэтому эти вопросы излишни. — Я так и знала, что если меня кто-то и вытащит отсюда, то этим кем-то будет она! — грандиозно произнесла та, вставая с колен. — Она еще тут? — Да, второй этаж, комната в конце коридора.. — Догоняйте! — девушка выскользнула из комнаты и, вероятно, понеслась к подруге. Мы с Беллой застываем на секунд десять, а потом медленно переводим взгляды друг на друга. Секунда, две и стены комнаты сдерживают наш общий хохот. Где-то вдалеке я слышу приглушенные быстрые шаги, которые постепенно становятся все тише и удивляюсь: Адель как всегда права, эта девушка тот еще ураган. Не прошло и минуту с её освобождения, как она уже упорхала по своим делам. Теперь я охотно верю в слова Грин о том, что та как-то успела за двадцать минут сдать зачет, съесть яблоко, бросить парня, заказать пиццу в честь этого и сесть в такси. Сестра, всё ещё хихикая, двигается к выходу, а я иду за ней. Закрываю за нами дверь, когда выхожу в коридор. Минуту назад меня накрыло чувство легкой эйфории: Адель будет рада увидеть подругу живой и вполне невредимой, та вообще выглядела более чем спокойно и свежо, будто этот месяц провела в оздоровительном центре, а не в доме маньяка. С минуты на минуту приедет полиция и уже они будут разбираться с Биллом, а мы останемся в выигрыше: близких спасли, сами живы, проблемы решены. Вот только напряжение все равно маячило где-то перед глазами и ощущение чего-то непонятного настораживало. Что-то определенно меня нервировало. Что-то было не так и я не мог дотянуться до ответа. Мой взгляд бегает от комнаты к комнате и вдруг мозг подкидывает воспоминание о том, что ранее в одной из них горел свет. Сейчас весь коридор был во мраке. Ни в одной из комнат света не было. Делаю пару неуверенных шагов вперед и замечаю то, что так отчаянно кусало меня изнутри, скреблось острыми когтями по спине, залезало глубже. Я заметил комнату Билла: возле неё не было стекла. Да, все верно, свет в ней был потушен. Вот только суть была не в свете. Подойдя ближе я понял, что дверь была приоткрыта, а из самой комнаты не просачивается ни звука. В комнате никого нет. — Белла, как давно эта комната открыта? — надеясь, что все это мои бредни, спрашиваю то ли у сестры, то ли у тишины я. — С тех пор, как мы вернулись с крыши, а что? — Из неё раньше горел свет, — шепчу я. Оглушающе. — Нет... — дрожащим голосом отрицает Белла. — Эта комната Билла и его там больше нет, — факт. И сейчас, в этот самый момент, я думаю: куда он мог уйти, если на третьем его нет, а на второй только что побежала Алекса? Мы оба сорвались на бег.***
8 апреля 22:46
Тишина обволакивает меня с двух сторон, и я словно в вакууме: ничего не слышу, не чувствую, перед глазами только отдельные темные пятна, выделяющиеся из общей картины. Кажется, что внутри пустота, но на деле я ощущаю слишком много в этот самый момент, что не могу выловить ничего из-за световой скорости сменяемости эмоций и чувств. Я стою, оперевшись на стену, уже минут пятнадцать, с тех пор как за Финном захлопнулась дверь. Слушаю каждый шорох по ту сторону и пытаюсь уверить себя, что это он идет. Но он не шёл. Перебираю в руках мокрые, несмотря на температуру в комнате, горячие ключи от машины и думаю, невероятно много думаю. О себе, о Финне, об этой девушке, что сейчас утомившись, спала, об Алексе, о будущем, о Билле или Уильяме, хотя все в итоге сводится к одному. А выживу ли? Уйду ли я отсюда живой? Свободной? Уйду ли вообще..? Когда спина пробирается мурашками даже изнутри и становится невероятно холодно, я отхожу от твердой поверхности и медленными, немного дёрганными и неуклюжими шагами, добираюсь до центра комнаты. Останавливаюсь, всё ещё прижимая к себе ключи, и смотрю в приоткрытую дверь, ведущую на балкон. Небо, какое же красивое сегодня небо. Обычно я любуюсь только на закаты, реже рассветы, ведь те чаще всего пропускаются по разным причинам, да и завораживают не так сильно, как первые. Но сегодня ночное небо было поистине прекрасно. Четкий, ровный, невероятно яркий полумесяц, освещал дорогу заблудшим и оставлял свои лучи лунного света на чужих окнах, подоконниках, чертил узоры на стенах домов. Облака скрыты от чужих глаз, кажется, будто вовсе исчезли, уплыли далеко-далеко и перед нами только чистое сапфировое небо с проблесками чего-то ясного и пурпурного в середине. Ультрамарин светил сегодня так ярко, как никогда не светил, переливался пурпурным, блистал во мраке ночи и, никого не смущаясь, искрил самым благородным цветом индиго. Однородное небо было украшено мелкими звездами, небольшими, крошечными бриллиантами, что точно также сверкают на красивых дамских кольцах. Их было так много, что я не успевала и взглядом поприветствовать всех, поэтому быстро скользила с одного на другое, чтобы бегло рассмотреть самые красивые. Глубоко вздыхаю: почему эта ночь так прекрасна? В своей преступной тьме, из окон кровавого дома, из клетки. Она так прекрасна именно здесь, на этом самом месте, в этом самом доме. Зачем? Мне было... жаль? Жаль, что я так много не успела сделать, сказать? Жаль, что я так и не увидела Алексу, не попрощалась с ней тогда, не захотела поехать вместе? Жаль, что я так и не съездила в те кафе, которые советовала подруга? Жаль, что я так и не сказала Майлзу всё, что о нем думаю в последнюю встречу? Жаль, что я так и не решилась признаться Финну во всём, что чувствую? Да, мне определенно было жаль. Всё вокруг будто кричит мне, что всё, это конец. Друзей здесь не бросишь — слишком преданная. Отсюда ты уже не уйдешь — слишком самонадеянная. Всё вокруг кричит, что настало время прощаться. Позади меня резко отворяется дверь и я почему-то совсем не чувствую запаха надежды в воздухе, но все равно оборачиваюсь. — Финн, ну наконец, что ты хотел сдела... — фразу я уже не договариваю, потому что руки начинают трястись, а голос вмиг пропадает.Потому что передо мной стоит Билл Монтгомери.
— Вот ты и попалась, крошка, — протягивая гласные, слишком противно, слишком натянуто и самодовольно, выплевывает он, поправляя кожаную куртку. Заглядываю в чужие, туманно-серые глаза и вижу желчь, яд, вытекающий липкими струями из радужек. Никогда я не видела в них столько ужаса и темноты, как прежде, и даже в первую встречу смотреть в них мне было не так страшно. Делаю медленный шаг назад, пячусь. — Не думала, что мы встретимся вновь, — делаю ударение на последнем слове, пытаясь собраться с мыслями. — Я тоже. Думал, побегаете, поиграете в сыщиков и успокоитесь, но вы решили узреть гранд-финал, — усмехается, гадко хохочет. — Не бойся, ты скоро увидишься со своей подружкой. — Обязательно, а ты с тюремной камерой, — перехожу в наступление я. — Как скажешь, — театрально разводит руками и строит глупую рожицу, а потом резко останавливается. Мне показалось, что этот мир на секунду сломался, точно старая онлайн-игра, которая ежеминутно подвисает. Он стоит, смотрит на меня, замерев во мгновенье. Его руки так же разведены, улыбка натянута, но глаза… Безумный взгляд режет насквозь. А потом улыбка тянется вверх, шире-шире, еще шире. Кажется, что уголки губ сейчас разрежут ему лицо. «Псих» — проносится в голове, когда я сталкиваюсь с ним взглядами. Медленно, тягучей патокой склоняет голову вбок и продолжает смотреть. Делаю еще один маленький шаг назад и вздрагиваю, когда мужчина срывается с цепи и мчит в мою сторону. Рывками двигается на меня, пока я пытаюсь сообразить, что вообще происходит. Голова еще не до конца понимает ужас происходящего, но вот тело непроизвольно дергается куда-то вправо, вероятно, включая свой инстинкт самосохранения или чего-то подобного, что невероятно актуально в данный момент. Обобщить увиденное или как-то предугадать его действия у меня не получается — всё происходит слишком быстро и настолько туманно, что застилает сознание. Единственное, что я вижу в темноте комнаты — это его горящие глаза, громадное мужское тело, блондинистые кудри, испуганную девушку, ерзающую на полу в каком-то приступе и.. платок? Билл резко взмывает руку вверх, а перед моим лицом в миг проносится белый мокрый платок. Стукаюсь спиной о стену. Дело дрянь, я чувствую бедрами подоконник и что-то мне подсказывает, что парень загнал меня в угол. Усмешка кривых губ и новая попытка приставить ко мне этот паршивый платок, под оглушающие биты моего сердца. — Каждое действие имеет противодействие, ублюдок! — рявкаю я, перехватывая его руку, своей дрожащей ладонью. Дрожит, трясется, но держится крепко. Жаль ненадолго, и я это понимаю, но пока стараюсь отодвинуть его самого вместе с тряпкой от себя. В комнате раздается шипение, а глаза автоматически закатываются от боли. Мою кожу скрутили и прижали. Рука отдернулась. — Не ты здесь устанавливаешь правила, — слышу в ответ. Хочу потереть руку, но понимаю, что потеряю время. Если сейчас что-то не сделаю, то проиграю без борьбы. Собираю всю свою силу, коей выработалось слишком много за пару секунд из-за выброса адреналина, в нижней части тела и с размаху попадаю тому коленом в живот, слыша глухой болезненный стон, как доказательство моей меткости. Билл согнулся, немного отодвинувшись от меня. Толкаю того посильнее, пока он не соображает, и двигаюсь к выходу в надежде, что сбегу. Секунда, две, я отчаянно не желаю снимать розовые линзы с глаз, но те сами выпадают, как только меня дергают за хвост и тянут назад. «Падать на спину нельзя» — выучила я еще со временем тренировок по фигурному катанию, коим я прозанималась от силы года два, но правило заучила навсегда. Времени чтобы повернуться и грохнуться на локти нет, поэтому я необдуманно выставляю ногу назад. Глухая боль, лодыжка подворачивается и я валюсь на пыльный пол с грохотом. Нога ноет от растяжения, но спина и позвоночник целы. Как упала, так и поднимусь. Падение ещё никогда не означало конец игры. Пытаюсь принять положение полулежа и получаю пинок в район груди, падая обратно. Серия интенсивных пинаний продолжилась, я тяжело дышу и после очередного удара чувствую холодную струйку, скатывающуюся по виску. Не успеваю лишний раз вдохнуть воздух, что уж говорить о каком-то ответном ударе. Защита из рук с каждым разом слабеет, а запястья становятся красными от саднящей боли. Хочется кричать, выть от безысходности, я не ощущаю ничего и одновременно всё. Боль. Боль. Боль. Чёртова боль, она не уходит, её, как назло, всё больше, той не убывает. «Хватит уже защищаться» — проносится в голове, после очередного пинка. В этот раз я не блокирую удар, трачу время на то, чтобы обхватить ладонями его голень и потянуть на себя. Он, видимо не ожидая моего движения, не успевает даже подставить руки и падает, ударяясь головой от пол. Кровь отпечатывается под ним, но мне нет никакого дела, сейчас единственная моя задача – встать. Еле дыша, запыхавшись, я опираюсь руками о пол и медленно поднимаюсь, пока Уильям лежит, потирая ушибленный лоб. Перед глазами темно, более чем прежде, но пока я вижу – со зрением все в порядке. Когда я окончательно принимаю стоячее положение, то обнаруживаю его перевернувшемся и лежащим лицом к потолку. Меня накрывает приступ бесовой ярости. Я становлюсь так зла, как никогда и ни на кого прежде. Сейчас у меня было два варианта, один из которых был до сей поры очевидным: уйти или остаться здесь. И всё таки со зрением проблемы были, раз демон вселившийся в меня увидел здесь возможность для расправы. Вновь сажусь, только быстрее и резче, приземляясь на чужое тело и заношу кулак для удара. Попадаю в челюсть и слыша хруст, уверенно продолжаю. Движение за движением, мои рявканья и ругательства смешивались воедино с его стонами и цоканьями. Звук моих ударов стал мелодичен и мне так не хотелось прерывать эту музыку. Я выпускала всю ярость, напитанную за месяц. Выпускала и чувствовала невероятнейшее из блаженств в тот самый миг, когда увидела количество ссадин и выбитых зубов, разлетевшихся по комнате. Кровь, что стекала с его губ и щек была не кровью — вином. Красным и самым благороднейшим из всех вин, а вместе с тем и настолько ядовитым, что могло бы убить всё человечество. В глазах пламенеет огонь, а в сердце бушует месть. Сладостная и такая порочная. — Запретный плод сладок, так почему бы не вкусить? — зачарованно произношу я, а потом рука сама тянется к столу и звук разбитого стекла разносится по комнате. Отрезвляются в секунду. «Я только что.. разбила вазу об его голову? Я?» — и мои зрачки вновь зеленые, и вижу я так же как и всегда. Нет и бесов перед глазами, да и демоны-подстрекатели не летают. Безумство. С моих пальцев струйками стекает кровь, осколки вонзились внутрь, но боли я почему-то не чувствую. Уставившись на свои руки, я замираю, верно, на бесконечность в кубе. — Что за чёрт... — как-то неуверенно говорю я, продолжаю осматривать руки. Щеку поражает что-то холодное и вдруг взгляд останавливается на мужчине, что держит осколок в руке и пытается вспороть мне скулу. Молниеносно отшатываюсь и вновь к подоконнику, пока кровь каплями льется на пол, рисуя замысловатые рисунки из красной жидкости на поверхности под ногами. Весь этот дом пропитан болью, кровью и страхом, так пусть здесь побывает и моя боль, и моя кровь и мой страх. Клеймом пусть висит на груди. Кошмаром проносится во снах. И потом крадется по спине. Пусть монстром будет моим во тьме, но я не принцесса из сказки, принца не будет. И я останусь с монстром наедине, поиграю с ним в шашки на жизнь за обедом. Пусть это станет моим развлечением, будничной рутиной. Вот только победить каждый раз я смогу, потому что я не принцесса. В воспоминаниях резью проносится кадр из сегодняшнего дня: …Лёгким касанием ладони он открыл багажник: я взяла складной нож, который нашла в том ящике, и положила в задний карман брюк… Крайние меры для крайних ситуации? Тогда эта таковая. Тянусь в карман за ножом и вдруг спохватываюсь, что карман не тот. Высовываю трясущуюся руку и заглядываю в другой. Бинго! Ладонь нащупывает что-то острое и железное, и я пытаюсь это «что-то» вытащить. Мой протяжный стон, царапаюсь пальцем о нож и выдергиваю руку из кармана, когда понимаю, что оказалась прижатой к стене. Угол, подоконник, тяжелое тело надо мной, какой-то химозный запах в воздухе и… Глаза округляются. Всё это время у меня не было времени сложить паззл, но сейчас всё показалось по-детски очевидным. Мокрый платок, химозный запах и те бутыли, что мы нашли по домашнему адресу. Он усыплял всех своих жертв именно таким способом. Заманивал к себе в машину или же просто в безлюдное место, а потом, пока жертва не видит опасности, прикладывает тряпку к носу и девушка засыпает. Проблема в том, что жертва сейчас я. Грязный, промокший платок оказывается у моего лица, а я дергаю ногами и руками, стараясь отпихнуть Билла от себя. Силы с каждой секундой покидают меня. Я считаю секунды в голове и понимаю, что с каждым мгновением у меня всё меньше шансов вырваться из клетки, в которую я загнала себя собственными руками. — Я люблю сказки про принцесс, а ты? — совершенно умалишённым голосом, протягивает он. — Мы решили начать со спящей красавицы, верно? Люблю эту сказку… и ты полюбишь… Перед глазами всё плывет, противные мужские руки обхватывают меня за талию, когда ноги подкашиваются. Тряпка наконец исчезает из поля зрения, но только перед тем, как я и сама проваливаюсь в сон. Ухмыляюсь. Однажды я перестану вступать в заранее проигрышные битвы. Однажды, когда разучусь выигрывать войны.