Мы все уронили

      Первого кота Вэй Усяню притащил брат.       Цзян Чэн только устроился ассистентом в ветклинику, а Вэй Усянь — съехал на квартиру, доставшуюся от родителей.       — Ты все равно живёшь один, — Цзян Чэн поставил в прихожей роскошную переноску, — а так хоть живое существо будет тебе радоваться. Не повторяй ошибок моих родителей, прежде чем жениться и завести детей — тренируйся на кошках!       Обалдевший Вэй Усянь пялился в переноску, из которой на него глядел красавец ангорец с хвостом-пипидастром. Кот был в шоке, Вэй Усянь — тоже.       — У дяди Цзяна же был кот.       — А у мамы нет и посмотри, что вышло! Слушай, я же не собаку тебе предлагаю!       — На собачью шерсть у меня аллергия…       Именно поэтому и отдали в другие семьи цзянчэновых собак-оборотней. Вэй Усянь сразу покрывался пятнами, чихал, кашлял, а когда к нему подбежала знакомиться прекрасная тибетская мастифиха — чуть не умер от анафилактического шока. С тех пор собачий вопрос для него был закрыт раз и навсегда.       Но если Цзян Чэн чего-то решил… проще переспорить курьерский поезд.       — Вот! А на кошачью — нет! Выручи, будь человеком, — Цзян Чэн смотрел на него, как революционный прокурор на несознательные классы, —какой красавец, совсем молодой, только год исполнился. А его в клинику принесли усыплять, говорят, не подходит под цвет обоев. Я что, должен стоять и смотреть?       Вэй Усянь уже, в общем, согласился: Цзян Чэн слишком хорошо знал, куда давить. Так и подмывало сказать: «Зачем мне кот, я же дома не бываю», но Вэй Усянь еще раз посмотрел на бедную зверюгу — и пропал.       Кот сидел в переноске с независимо-аристократическим видом, одинаково равнодушный и к смерти, и к возможному хозяину.       — А госпожа Юй? — Спросил он скорее для очистки совести, заранее зная ответ.       — Мама терпеть не может кошек.       Телефон Цзян Чэна затрезвонил очень вовремя. Не терпящим возражений тоном госпожа Юй спросила, где сына носят гули, и велела ехать домой на семейный ужин с ее родителями. Это означало каторгу часа на четыре самое меньшее. Весь разговор Цзян Чэн делал щеньчьи глаза. Вэй Усянь проклинал все на свете.       — Как его зовут?       Цзян Чэн уже вызывал лифт.       — В ветпаспорте посмотри. Я ему корма и засыпки на неделю оставил!!!       Понимая, что ввязался в проблемы, и забот у него точно не было, Вэй Усянь открыл переноску.       — Ну, вылезай, твое величество.       Величество минуту изображало отмороженность и царственность, а потом сигануло в ванную и по стояку залезло на потолок.       — Ладно, — сказал Вэй Усянь, расчехляя приданое, — еще ни одна кошка не умерла у миски с кормом и водой.       Кота звали Цзэу-цзюнь, происходил он из какого-то пафосного питомника и имел родословную длиннее китайской стены. Неделю он сидел под потолком, сверкая из-за трубы зелеными глазами. Изредка выбирался пожрать, сделать свои дела и поточить когти, через семь дней затворничество ему надоело.       Вэй Усянь делал контрольную по обращению ци и шунтированию меридианов, как вдруг почувствовал деликатнейшее прикосновение к штанине.       — Вя! — Кот смотрел на него умилительными глазами.       — У тебя же полная миска жратвы!       Взмахнув хвостом, как веером, кот прыгнул Вэй Усяню на стол и полез бодаться. Зверь тыкал в нос роскошными усами и непрерывно тарахтел, как заведенный трактор, а в девять часов вечера погнал Вэй Усяня спать и чуть ли не колыбельную спел.       Обалдевший Вэй Усянь, который сроду не ложился раньше часу ночи даже после трех суток бессонницы (сейчас шли четвертые и это был не предел), отрубился сразу. Подняли его, правда, в пять утра: их белое величество хотели жрать, на ручки и общаться.       — Слушай, — Вэй Усянь тер заспанные глаза, — ты точно ангора, а не сиамец?       Кот изобразил недоумение: где это мое великолепие, а где кошачий концлагерь, оручий наглый выкидыш американских селекционеров? Вэй Усянь на автопилоте потопал его кормить. В семь утра белое величество вытолкало его на учебу, и Вэй Усянь только поражался человеческой глупости. Вот как можно было принести на усыпление такого умнющего кота?       Спустя неделю он знал ответ. Нет, величество вел себя идеально, как английская королева и благородная супруга из императорского гарема вместе взятые, не драл мебель, не пел песен, но очень любил засунуть любопытный нос в конспекты, краски, кисти и талисманы Вэй Усяня, мыть лапы в ванне и в унитазе (все с невинно-умильным лицом, то есть мордой), обожал поговорить (особенно ему нравились передачи про политику) и каждый раз норовил отважно спасти непутевого хозяина из душа! Окончательно Вэй Усяня добила игрушечная мышь в своей тарелке. Образцово придушенная и убитая игрушечная мышь.       — Это намек на то, что я нерегулярно ем?       — Вя!       — Или на то, что я плохо питаюсь?       — Вя-вя!       — Или на то, что я не умею охотиться и готовить?       — Вррррр!       — Хочешь сказать, что я так умру с голоду?       — Фр!       Крыть было нечем. Не то, чтобы Вэй Усянь не умел готовить, просто получалась у него откровенная бурда, которую он заправлял тремя ложками сычуаньского перца. Если было совсем влом, заказывал доставку готовой еды, либо его спасала Яньли, которая говорила, что Сянь-Сянь доведет себя до гастрита.       Мышь лежала в тарелке. Кот загадочно улыбался и месяц повторял тот же номер.       Вэй Усяню ничего не осталось, как научиться готовить, спасибо ютубу всемогущему, кулинарным передачам и поваренным книгам. Спустя год Яньли удивлялась тому, что в холодильнике прописалась приличная еда, которой нельзя отравиться, а белое величество ело первоклассный канадский корм и консерву.       — Какой у тебя хороший креветочный суп получился.       — По-моему, пресноват.       — Можно добавить еще щепоточку шафрана, ой…       Вот здесь и обнаружилась ахиллесова пята белого величества. Обычно воспитанный и безупречный, засранец сошел с ума и теперь запускал лапу в остывший суп. Вэй Усянь запустил в него прихваткой. Кот и ухом не повел, а сожрал десятую по счету креветку с абсолютно блаженной рожей!       — Тебе же нельзя острое, дубина!       — Вя!       — Придурок белоштанный, срань болотная!       Вэй Усянь пошел на репрессии и напоил кота касторкой, но в ветклинику — к счастью, была смена Цзян Чэна — съездить все же пришлось. Белое высочество оказался слабым на печень и от непомерного обжорства уподобился синему киту. Тому самому, который блю вал.       Кота посадили на строгую диету. Он тосковал и страдал, лежа на кресле в прихожей, и не замечал Вэй Усяня, но стоило прийти гостям, как хвост задирался вверх, урчание слышалось на три этажа, а на девичьих или юношеских коленях величество прописывалось по факту.       Еще эта срань была настоящим вуайеристом и только что советы не давала.       Не то чтобы у Вэй Усяня была бурная личная жизнь, но иногда к нему приходили суровые барышни и не в меру трепетные юноши, которые хотели хорошо провести время. Все оставались довольны. Вэй Усянь порой занимался благословением через постель. Досталась ему от покойной матушки такая способность, о которой он предпочитал помалкивать, чтобы не влипнуть в неприятности.       Белое величество об этом если не знал, то на своем кошачьем уровне догадывался, и порой подсказывал: вот тому хватит двух встреч, а этой — неделя, не меньше.       Вот только заниматься такими вещами под взглядом кота было неловко, поэтому он изгонялся в коридор. Что характерно, к порно и хентаю эта срань была равнодушна, она предпочитала живых людей и иногда просачивалась в комнату, а после ходила с таким видом, будто вылакала канистру валерьянки.       — Ну и что с тобой делать, Цзэу-цзюнь?       Кот делал печальное лицо и уползал под диван, изображать стыд и раскаяние. До следующего раза.       Второго кота — он же Полкан, он же Бандитская Рожа, он же Чифэн-цзюнь — Вэй Усянь притащил с работы. Он устроился фельдшером на «Скорую» и теперь понимал: все, чего рассказывают в прозекторской старшекурсники — не гон, не вранье, а суровая правда жизни, и то изрядно отцензуренная.       Однажды их вызвали разлеплять нага-нелегала и любителя экзотики. Вэй Усянь писал протокол и порой подавал инструменты, доктор Вэнь Цин — аспирантка второго года, суровая женщина и отличнейший специалист — задорно ругалась, потому на ее памяти такое случилось первый раз. Вдобавок, наг обожрался тушеных с лавром побегов бамбука, что для его брата запрещенный афродизиак, и теперь ничего не слышал. Любитель экзотики грустно хрипел. Голос он сорвал еще до приезда «Скорой».       Вэнь Цин жевала губу.       — Вот так наши судмедэксперты и пишут мемуары. Вэй Усянь, тащи пилу.       Вэй Усянь мгновенно ее понял.       — Циркулярную? Номер восемь? Она же для трубчатых костей!       — Десятую. Для эрегированных тканей. Другого выхода нет, будем резать. Без наркоза.       Вэй Усянь метнулся во двор и услышал горестный рев: наг так перепугался, что у него все опало. Оба его, прости Будда, осадных бревна. Старый-добрый трюк: напугай клиента как следует, и он сам все сделает как миленький.       — Я буду жаловаться, — всхлипывали в окне второго этажа, — я на вас в суд подам!       — У вас множественные разрывы прямой кишки, — холодно возразила Вэнь Цин, — ректальная ампула…       Ровно посредине обличающей начальственной речи под ноги Вэй Усяню, дыбя шерсть, выпрыгнул хвостатый камикадзе помоечной расцветки.       — Ты кто?       На бешеного кот не походил, но и вел себя странно, не пуская Вэй Усяня дальше в подъезд.       — Мяяяяяяяууу!       Он как будто хотел что-то показать.       — Ты хочешь, чтобы я с тобой пошел… в подвал?       Кот распушил хвост трубой и сурово кивнул. Чувствуя себя полным идиотом, Вэй Усянь отправился за дворником и тетками из управляющей компании. Те поначалу уперлись, но Вэй Усянь напомнил, что подвалы — зона повышенной опасности, и мало ли что там завелось. На всякий случай он взял из машины Суйбянь, потому что ничего пристойного кошак с такой бандитской рожей показать не мог!       Он ждал чего угодно. Но не расчлененки.       — С прокуратурой, — сказала ему добрая Вэнь Цин, — сам разбираться будешь.       Так Вэй Усянь стал свидетелем по делу об убийстве преступника Сюэ Яна, познакомился с неулыбчивым стажером прокуратуры, который больше слушал, чем задавал вопросы, и обзавелся вторым котом, в родне которого точно пробегали бенгалы. Весило это сокровище, несмотря на бездомность, добрые десять кило, гоняло конкурентов и трахало всех симпатичных кошек, который натурально выстраивались в очередь. Папашей, к слову, он был вполне приличным.       Здешние собаки его ненавидели.       Знакомство с Цзян Чэном он начал с того, что три раза выдал названому брату Вэй Усяня по морде, но тот лишь восхитился.       — Ты смотри, какой удар левой!       Вэй Усянь думал, что социализирует и пристроит это чудовище, но бандитская рожа неожиданно спелся с белым величеством, освоил лоток и приучил хозяина к порядку, просто таская в гнездо разбросанные вещи. И не отдавал, мерзавец!       — Между прочим, это была ценная библиотечная книга!       Бандитская рожа обшипел Вэй Усяня и показал ему задницу. Книгу пришлось покупать за свой счет и долго извиняться перед тетушкой Ган.       Гладиться эта серая морда не приходила, мурлыкать не умела, зато внезапно возлюбила Не Хуайсана — однокурсника Вэй Усяня. Любовь выражалась в демонстративном присвоении гравюр с птичками и вееров. И милостивом разрешении иногда себя погладить.       — У этого кота ко мне что-то личное!       Вэй Усянь уныло кивал. Бандитская рожа первое время пытался бороться за его моральный облик, но понял, что дело бесполезное, и стал требовать себе лучшие места. Дверь он вышибал широкой грудью, а потом с гордым видом сидел на тумбе, щуря дымчатые глаза. Очень уж он не одобрял постельную круговерть.       После этого Вэй Усянь попробовал встречаться в гостинице, но тогда бандитская рожа, учуяв чужой запах, изображал приступ ревности и рычал.       «Ты где шлялся, у тебя своя квартира есть, а в ней коты, вот дома и трахайся, а не по притонам!»       Но дома творился дурдом.       Новый Год Вэй Усянь встречал у дяди Цзяна. Яньли официально представила своего ухажера — редкостного придурка, похожего на павлина, но, кажется, искренне в нее влюбленного. Цзян Чэн объяснял матери и бабушке, что это нормально — учиться на ветврача, вести блог в интернете и заниматься просвещением, и нет, ему не стыдно, что он не пошел в заклинатели, потому что тогда бы он любил людей еще меньше. Дядя Цзян и господин Юй утащили Вэй Усяня запускать во дворе фейрверк из дракона и феникса… В общем, было хорошо, пока госпожа Юй на правах хозяйки дома не подняла тост:       — Желаю тебе, Вэй Усянь, найти такого спутника жизни, которого не напугают твои сорок кошек!       — Их пока только два, и мы счастливы! — Не удержался Вэй Усянь. Утром он проснулся от встревоженного пиканья часов: в его квартиру кто-то залез.       Прокляв воров последними словами, Вэй Усянь отправился через полгорода, который будто переживал зомбоапокалипсис.       По-хорошему, красть в квартире было нечего, кроме его мозгов и нового компьютера.       Но дома все лежало на местах, а вот в кладовке… в ней он обнаружил двух перепуганных насмерть воров, стучащих зубами и расцарапанных в хлам. Бандитская рожа сидел на кресле в коридоре и намывал гостей.       Вэй Усянь вызвал милицию, а те турнули его в районную прокуратуру.       — Магические кражи со взломом — туда!       Приехал тот самый молчаливый стажер со старшим следователем, который, увидев воров, захохотал, как безумный.       — Да это же наши старые друзья! Никак на гастроли приехали? Вы, молодой господин Вэй, просто магнит для подобных личностей.       — Это не я, это бандитская рожа!       — Ну какая же это бандитская рожа, это целый Полкан! Одолжите на пару дней, этот кот мне половину следственного отдела заменит. Стажер Лань, что думаете?       — Мгм. Вздор.       Вэй Усянь не мог отпустить двух порядочных людей утром нового года просто так, поэтому напоил чаем и накормил вонтонами от души.       Третьего кота — томного шоколадно-пойнтового тонкинца — Вэй Усяню приволок ухажер Яньли.       — Ты же любишь кошек? — С надеждой спросил он. — У мамы в питомнике лучший производитель отличился, нагулял на внеплановой вязке. На выставки мы его не таскаем, это чистый пет-класс, а пристроить год не можем. Выручи, а? Его остальные коты задирают, чувствуют мамино отношение.       — А у меня что, не будут?       — У тебя их меньше.       Вэй Усянь хотел послать павлиньего придурка куда подальше, но тут кот поднял на него аквамариновые глазищи.       Конец был немного предсказуем, да.       Правда, выложить за страдальца пришлось кругленькую сумму: просто так павлинчик даже некондицию отдавать не стал. Бла-бла-бла, труд заводчика, ночей не спать, роды принять, прививки сделать, рекламу дать, неадекватов отвадить… Вэй Усянь заплатил бы этому треплу уже за то, чтобы он заткнулся.       — Ну, здравствуй, Лянфан-цзунь. Это что же тебя, за привычку метить и оставлять кучки где попало так обозвали?       Кот глядел искоса, низко наклоня голову. Решив, что орать с утра пораньше на всю квартиру такое имя просто ужасно, Вэй Усянь переименовал кота в Яо.       Он еще не ведал, какие беды вызвал на свою голову.       Во-первых, у этой пакости оказался высоченный социальный интеллект и отличная память. Белое величество он расположил к себе два приема, принеся играть любые шарики из фольги и поделившись стащенной креветкой. Бандитская рожа шипел и дрался, но сдался через неделю, решив, что эта бестолочь цвета молочного шоколада, конечно засранец, но — свой, часто его ловил, умывал и обгрызал усы. Яо стойко терпел.       Во-вторых, Яо отличался невероятным умом и изобретательностью. На людях он буквально жил, а стоило Вэй Усяню сесть в кресло, его плечи тут же оккупировали и начинали топтать и только что не показывали бандитской роже язык. Быстро сообразив, что от людей можно получить множество угощений и игрушек, он принялся использовать свое обаяние на двести процентов. Теперь каждый гость Вэй Усяня нес дань трем скотам, будучи при этом совершенно счастлив.       Осознав, что ему нравится наблюдать за хозяйскими играми в постели (Вэй Усянь как раз поменял дверь в спальню и поставил новые замки), но не нравится часто меняющийся состав участников: новые запахи, новые привычки, всякий раз другие голоса; Яо начал всеми лапами ратовать за моногамность.       Например, он стащил чулки Вэнь Цин и спрятал в гнезде бандитской рожи, а потом ходил с самым невинным видом, будто он здесь вовсе не причем. Вэй Усяню пришлось бежать в соседний магазин за новыми чулками, а Вэнь Цин, которая только-только выкарабкалась из болезненного развода, заливисто хохотала и чесала за ушами белое величество.       — Да у тебя коты — фетишисты!       На лоджии бандитская рожа как раз выдавал по заднице Яо, показывая, кто здесь старожил и дед, а кто — сынок. Яо истошно вопил, будто его насиловали всей Поднебесной.       Вэй Усянь взял его за шкирку.       — Красавчик, операцию «Чулки» ты провалил. Дальше что?       — Мяяяяяуууууу!       Яо сделал печальные глаза и горестно заплакал, рассказывая, как груб и несовершенен этот мир, какие бессердечные пидорасы в нем живут и как его, бедного котика, никто не любит.       — Скажи спасибо, — Вэнь Цин приняла суровый вид, — что он не стащил мои кружевные трусы и лифчик.       По морде Яо было понятно, что он принял эту идею на вооружение. Котов Вэй Усянь из спальни выставлял, но троица извращенцев либо пялилась на грозовой фронт на диване сквозь стекло, либо неведомо как просачивалась и все равно совершала диверсии. В следующий раз они сперли из сумки Мянь-Мянь дорогущие французские духи (в пирамидке была указана валерьянка) и с гиканьем и воплями гоняли ее по полу, стремясь переорать хозяина. Особенно усердствовало белое величество, которому охи и стоны нравились куда больше выступлений Вэнь Жоханя по телевизору. Дошло до того, что соседи Вэй Усяня — милейшие люди — вызвали милицию, слишком уж на очевидные мысли наводили утробные вопли в два часа ночи. Пришлось платить штраф и дарить Мянь-Мянь новый флакон духов.       Свое четвертое приобретение Вэй Усянь притащил из университетского морга, из которого как раз сбежали пятеро лютых мертвецов — футбольных фанатов. Все бы ничего, но эти утырки впали в буйство и проломили череп сторожу Пао Яню — тихому алкоголику, который таскал с работы охранные талисманы. Ожидаемо, Вэй Усяню пришлось вызывать прокуратуру и объясняться с тем же самым стажером.       — Я могу все объяснить, — сказал вусмерть уставший Вэй Усянь и зевнул, — я не проклят, это статисти…       Под нос ему сунули стаканчик с отличным кофе, так, что рука стажера почти касалась его губ.       — Один цилинь — случайность, два — закономерность, три….       — Тенденция.       Вэй Усянь очень старался не залипать на красивые руки и на все остальное, но получалось плохо. Он порадовался, что сидит, иначе бы с вероятностью девяносто процентов превратился в безмозглое желе и пристал бы к стажеру Ланю прямо на рабочем месте.       …. Любопытно, а кожа на внутренней стороне ладони мягкая или уже огрубела от постоянной писанины и оружия? Вэй Усяня так и норовил проверить и попробовать языком, даром, что убирать руку стажер Лань не спешил. Провокация, ужасная провокация.       — Спасибо за кофе.       — Ты сейчас уснешь. Сахар принести?       — Неси…       Что и говорить, а вой с лестницы раздался очень вовремя.       Вэй Усянь высунул голову за дверь, стажер Лань — за ним.       На лестнице, ведущей в подвал, творилось страшное. Пятеро лютых мертвецов в синих футбольных шарфах в ужасе тряслись перед дверью. Прямо на них пер страшный зверь — блохастый шестимесячный полутаец, который громко и грустно орал на весь морг, требуя навести порядок.       Что вы хотите: кошки — стражи подземного мира, это даже дети знают.       — Прогуливаем? — Строго спросил стажер Лань, и Вэй Усянь понял, что вот этого он хочет себе лично.       — Так мы это, — старший из лютых мертвецов стушевался, — на матч ходили, господин помощник следователя. Нельзя было такое пропустить.       — Человека зачем убили?       — А он несун был. И нас не пускал. Ну как так можно с людьми, матч за третье место. Мы так хотели его увидеть!       — По столам. Быстро.       — Господин помощник следователя, так мы это….       — Бирки на ноги. Одежду снять.       Мертвецы пробовали бузить и скалить зубы, Вэй Усянь уже вытащил Чэньцин, а старжер Лань — свой гуцинь, чтобы сыграть «Покой», и тут шестимесячная нелепость громко заплакала и выдала чистейшую арию из «Пионовой беседки». Мертвецы задрожали и наперегонки побежали к секционным столам.       — Да ты прямо Призрачный Генерал, — Вэй Усянь подхватил кота под тощее пузо и почесал за ушами, — обращающий врагов в бегство. Пойдешь ко мне жить, красавчик?       — Мгм, — ответил стажер Лань. — Я подумаю.       И посмотрел таким горячим взглядом, что хоть сам раздевайся вместе с мертвяками.       Это был момент. Вэй Усянь с трудом уложил в голове, что кофе — это такой подкат, и с трудом удержался от ехидного вопроса о том, что объединяет стеснительную фиалку и бронешкаф.       Несмотря на нелепость и дурь происходящего, отчаянно хотелось флиртовать и целоваться прямо здесь.       — Гэгэ, — он кокетливо улыбнулся, наслаждаясь тем, как у доблестной прокуратуры покраснели уши, — ты такой холодный и суровый. Ты бы еще несчастных мертвецов заставил объяснительную написать: не был, не состоял, не привлекался….       Он думал, что хорошенько раздразнит и разозлит эту статую, но вместо этого стажер Лань отобрал у Вэй Усяня кота и ответил так холодно, что Диюй бы вспыхнул.       — А ты согрей.       Призрачного Генерала они везли Цзян Чэну вместе, и вместе же, под злорадный ржач дорогого братца (шиза начинается только с пятой кошки), оплачивали пребывание в стационаре.       Через две недели этот мелкий клоп переехал к Вэй Усяню, а события понеслись на третьей космической.        Прижился он на удивление легко. Бандитская рожа взял над ним шефство и выпасал, как дядюшка бестолкового племянника. Яо пробовал бычить и изображать депрессию, но быстро смирился. Призрачный Генерал умел страдать не хуже.       До дивана они с Лань Чжанем добрались только через полгода, потому что сначала на обоих навалилась великая и ужасная сессия, пропади пропадом топографическая анатомия и общая теория фармакологии с экзаменом по уголовному праву, а потом — отчеты по практике по новым стандартам. Экзамен по введению в нервные и психические болезни Вэй Усянь еще долго не мог забыть: в самой середине семестра им сменили преподавателя, а новый толком не мог сказать, чего хочет. И это во время государственной аккредитации!       Какой, к гуям, секс, в своем бы уме остаться!       Вэй Усянь сроду не отличался впечатлительностью, он вообще считал себя человеком толстокожим, но при мысли, что родной университет могут слить с конторой «Чешуя и перья» или вовсе расформировать, оставив их всех без нормального диплома, покрывался холодным потом. Сколько успокоительного он тогда вылакал — и не сосчитать.       Коты смотрели осуждающе. И на пузырек валерьянки, который хозяин присвоил себе и не делился с ними, и на бойфренда, который пока довольствовался поцелуями и изображал британского джентльмена в девичьей ванной. Все, даже Призрачный Генерал!       Наконец, гроза миновала, проверки кончились и великий день настал.       Вэй Усянь приготовился, выставил из-под дивана затаившихся котов, которые ухитрялись быть в ста местах одновременно: особенно усердствовали Яо и белое величество, которые при виде Лань Чжаня сошли с ума. Полчаса вместо того, чтобы предаваться разврату с человеком, которого очень хотел, Вэй Усянь пытался поймать хвостатых сволочей, грозя пустить их на муфты и шапки, но коты все равно просачивались из кухни в спальню.       Тогда он едва не стал котоубийцей.       — Попустись, — сказал, наконец, Лань Чжань и по-прокурорски вежливо вытурил всех, плотно прикрыв дверь. — Иди сюда.       — Лучше ты иди сюда.       Начали они прямо на полу, стащив с дивана одеяло, и были правы. Потому что Лань Чжань состоял из одних мышц и точно не весил, как пушинка. Диван бы их акробатических этюдов не пережил.       А так… им было до головокружения хорошо друг с другом. Вэй Усянь, конечно, рассчитывал оказаться сверху, как чаще всего и бывало, но в роли младшего брата была своя прелесть. В том-то и дело, что была…       Потому что когда Вэй Усянь, стоя на четвереньках, в самый проникновенный момент увидел, как все четыре его кота с порядке иерархии и старшинства — величество, Бандитская Рожа, Яо и Призрачный генерал — прилипли к стеклу и неотрывно пялились на происходящее, он не выдержал и заржал. А потом полчаса доказывал Лань Чжаню, какой тот замечательный, и что смеялись вовсе не над ним.       Коты за дверью сначала орали в знак протеста и солидарности, а потом подозрительно затихли. Вэй Усяню было не до того: он, наконец, дорвался и ни в чем себе не отказывал. Угомонились они с Лань Чжанем лишь глубоко за полночь.       Утро началось в пять часов с пакостных воплей и грохота. Ощупью нашарив трусы и выскользнув из объятий Лань Чжаня, Вэй Усянь помчался на кухню. И обалдел.       В кухне и коридоре царил помесь Нанкина и Красной Скалы. Все было перевернуто вверх дном, крупы разлетелись по всему полу, ножи и ложки торчали из самых неожиданных мест, воняло валерьянкой. Коты Вэй Усяня были пьяны по уши. Увидев его, Яо заплетающийся походкой и пятясь задницей, полез целоваться. Несло от него, как от заправского пьяницы.       — Мяяяяяя….       «Мы все уронили Вэй Усянь, честно. Даже герань с окна!»       Это уже с гордостью выводил бандитская рожа, а величество просто и безыдейно полез бодаться. Призрачный Генерал возлежал рядом с разбитым горшком герани.       Вэй Усянь мысленно решал два вопроса.       Первый: как не прибить засранцев. И второй: как их, гуй побери, протрезвить?       Ответ пришел сам собой.       — Цзян Чэн, скажи, чем лечить котов от пьянства?       — Напусти на них мою маму.       — Без членовредительства.       — Поставь порнуху или включи хоррор.       Цзян Чэн повесил трубку. Вэй Усянь потянулся за мухобойкой.       На полу его кухни валялись четыре абсолютно счастливых котовьих рожи.