Surface

1. Это четверг. Он должен был наслаждаться своим свободным днем, но вместо этого он в арт-студии рисования с Акааши и все потому, что он хочет усовершенствовать свое мастерство рисования. Ему нужно было знать правила анатомии, чтобы нарушить их, так сказать. Он никогда не чувствовал себя комфортно в реализме, но сейчас он просто заставляет себя и это, вероятно, не очень хорошая идея, учитывая тот факт, что он не делает что-либо, что ему навязывают. — Ты снова размышляешь, — говорит Акааши сзади него. Сакуса, закатывая глаза, готовит карандаши. — Хорошо. Я ненавижу реализм. — И все же мы здесь, — пришел невозмутимый ответ. —Разве ты не пригласил Бокуто? — Он может снова рассмешить модель и сломать позу. — Ах, я вижу.       Их учительницей на сегодняшний день была женщина по имени Киёко, и она, казалось, привлекала всех в комнате только своим присутствием, но она просто не беспокоилась об этом. Она на мгновение проверяет свои часы, прежде чем выйти из комнаты, вернувшись через несколько секунд с другим мужчиной, который был немного ниже неё. Он огляделся с вежливой улыбкой на лице, но в целом выглядел немного скучающим и холодным. Рядом с ним он слышит, как Акааши издал растерянный звук. — Шоё? Облачённый в халат человек смотрит в их сторону, затем лучезарно улыбается, когда он узнает Акааши. Он быстро побежал в их направлении, несмотря на отсутствие слоев одежды и босых ног. — Акааши! Привет. — Ты модель? — спросил Акааши. Кивок. — Мне было... скучно? Бокуто здесь? Ты с ним?       Кажется странным, что Сакуса хочет быть Бокуто именно в тот момент, хотя бы для того, чтобы увидеть более широкую улыбку на уже взволнованном лице парня, но, по правде говоря, выражение волнения на самом деле не дрогнуло, когда Акааши покачал головой, а затем указал на Сакусу. — Это мой друг - Сакуса Киёми. Хината смотрит на него, сначала любопытно, а потом приветствуя. — Здравствуй, я Хината Шоё. — Привет, — говорит Сакуса, его глаза смотрят вниз, затем вверх, а затем в сторону. Акааши прочищает горло. — Должны ли мы начать рисовать позже? — Ах... ах да! Наверняка, — сказал Хината.       Глаза Акааши обращённый на него, он чувствовал интенсивность его взгляда, но он просто таял, когда он смотрел на Хинату, который был обнажен под халатом, но ходил так, словно на нем было много слоев одежды.       Сакуса думал, что он был красив, когда стоял на импровизированной сцене с застенчивой улыбкой на лице. Хината казался совершенно неуместным и, если бы он не разговаривал с Акааши (и если бы не халат и босые ноги), Сакуса подумал бы, что он был случайным учеником, который вошел случайно. — Так как вы хотите меня? — он спрашивает, его руки все еще играют с галстуком его одежды. Киёко говорит ему взаимодействовать с белой коробкой на сцене. — Как я захочу? — Как ты захочешь, — повторяет Киёко, кивая. Она поворачивается к Сакусе и ее другим ученикам. — Готовы?       Хината на мгновение смотрит на коробку, прежде чем расстегнуть халат и отмахнуться от него одним легким движением. Это заставляет Сакусу задуматься, насколько гладкой должна быть его кожа, чтобы ткань так плавно соскользнула с него и что у капель воды должно быть всего несколько секунд, чтобы цепляться за него, прежде чем они бегут по его бедрам. Тогда он задается вопросом: Почему это его так заботит?       Второе, что он замечает - это его загар, то есть линии, которые отделяют свет от темноты, почти размыты. Вероятно, прошло время с момента его последней «солнечной ванны», но, тем не менее, линии были, а расстояние и стандарты, вероятно, были единственной вещью, которая мешала ему провести эти линии пальцами или, возможно, чем-то еще.       До него быстро доходит, что он, вероятно, не был готов к образу, который ему открылся, потому что Хината сидел на коробке спиной к Сакусе, медленно и осторожно приспосабливаясь, прежде чем лечь. Голова висит на краю коробки с изящно изогнутой спиной. Одна рука лежит рядом с ним, в то время как другая свисает с коробки рядом с его головой, словно пытаясь схватиться за простыни. Это было так похоже на секс.       Коричневые глаза встречаются с ним взглядом и Сакуса чувствует, как мурашки бегут по его руке, он изо всех сил пытается представить, что Хината был кем-то не тем, кем он был на самом деле, но он терпит неудачу, прежде чем он даже может попытаться обмануть себя. Хината просто смотрел на него, как будто он чего-то ожидал, как будто он просил его прийти. Что ты делаешь так далеко, Киёми? Ответ: Я не знаю. — Всего 20 минут, — говорит Киёко, эффективно отсекая мысли Сакусы.       Сакуса чувствует необходимость облизать губы, когда он начинает формировать основные формы тела Хинаты на своей бумаге. Его расстраивает то, что он чувствует, что заикается, когда его руки просто отказываются делать то, что обычно делают. Они словно спотыкаются о свои метафорические слова. Когда он оглядывается на Хинату, их глаза снова встречаются, но на этот раз Хината очень мило улыбается и Сакуса быстро отворачивается, прежде чем «сгореть».       В следующий раз, когда он смотрит на него, он сосредотачивается на нижней половине тела, а не на лице, все худые мышцы и грудная клетка выглядывают из-за того, как его спина так изогнута. Медленного движения, вызванного его дыханием, достаточно, чтобы раскрыть и скрыть некоторые аспекты себя и Сакуса задается вопросом, сколько он видит и сколько скрыто от него?       Впервые он видел модель живого рисунка как... человека. Обычно он быстро объективирует их, визуально просто отрезает конечности, чтобы более эффективно рисовать их, но тело Хинаты просто существовало так хорошо, что Сакуса не может просто игнорировать что-либо в пользу чего-либо. Если бы кто-то создал его, потребовалось бы несколько часов, чтобы придумать такие тонкие детали, чтобы даже придумать такую ​​красоту - будто он нашел что-то, что не должно было появиться из-за страха потерять его в существовании.       Руки, которые сгибались также, как и пальцы. Волосы, которые скручивались и торчали во все стороны. Спина, изогнутая, как будто пытаясь встретить что-то с энтузиазмом. Ноги, которые первыми дрожали, когда он пытался удержать позу. И глаза, которые смотрели на него, как будто зовя. Он хотел каждый его кусочек.       Было сложно и ужасно расстраивать то, что ни одна из его нарисованных линий не чувствовалась правильной. Казалось, трудно перевести то, что он видел на бумагу, потому что то, что он видел, было прекрасным произведением искусства само по себе, а то, что он рисовал, было всего лишь дешевой имитацией. Чувствовалось, что он плохо копирует чьи-то произведения. Ничто из того, что он когда-либо создаст или вдохнет в жизнь, никогда не сравнится с человеком перед ним сейчас. Он просто должен был признать, что были лучшие создатели, чем он и на короткое время он хочет спросить, существует ли такое произведение искусства и почему он слышит об этом только сейчас? Сейчас лучше, чем позже, — предположил он.       Но легко потерять себя, когда он внимательно наблюдал за Хинатой, плененный даже тем, как его тело дрожало от слишком долгого удержания позы. Сколько времени нужно, чтобы образы прилипли к его разуму? Сможет ли он запомнить это даже во сне? Глаза Хинаты были все еще на нем, но его брови были нахмурены в концентрации. Сакуса хотел помочь ему, придержать его, поддерживая его бедра. Но, разве это не привело бы к чему-то еще? При мысли о том, что Хината наблюдает за ним, было небольшое волнение, потому что, если глаза Хинаты сказали ему: «иди сюда», тогда он получил ответ Сакусы: «Я хочу и буду, но повторяй мне снова и снова, чтобы я мог быть уверенным». Можно ли все это прочитать? Он просто задавался вопросом, и он просто надеялся. — Время вышло, — Хината падает на спину с громким выдохом. Момент ушел. — Пожалуйста, усовершенствуйте свои детали. 2. — Рисунок выглядит хорошо, — говорит голос позади него. Сакуса рад, что его было нелегко испугать. — Это потому что это ты? — Нет, — смеется Хината, лед в его напитке звенит от его внезапного движения. — Я просто думаю, что ты рисуешь красиво. Ты даже запечатлел мои волосы, большинству людей это тяжело. — Это был тяжелый труд. — О, правда? — спросил он, с внезапным самодовольством. — Это была моя поза? — Ты прекрасен, — сказал Сакуса. Хината поперхнулся. — Прости? — Ты прекрасен, — повторил он, наконец поворачиваясь, чтобы посмотреть на него. Хината снова был в белом халате и выглядел меньше, чем раньше. Затем Сакуса задается вопросом, хотел ли Хината услышать это или просто не знал, что он красив. — Вот почему это было нелегко. Хината отводит взгляд, щеки окрашиваются в нежно-розовый. — Спасибо. Сакуса возвращается к своему эскизу. — Я мог бы сделать лучше. Звон льда о стекло. — Я здесь... В то же время на следующей неделе, — бормочет Хината. — Если... Если ты... Он снова поворачивается к нему, замечая родинку на груди. Он задается вопросом, какие еще детали он упустил и что еще можно было открыть? Ему даже дали бы шанс открыть их. — ... прийду сюда, хорошо? Другой парень пожимает плечами. — Больше денег для меня, — а дальше тихо продолжает. — Но если ты будешь, я покажу тебе одну из моих лучших поз.       Сакуса мысленно обдумывает варианты, пытается выяснить, может ли это в конечном итоге привести к чему-то, о чем он знает, о чем он пожалеет, но затем он видит изображение в своей голове Хинаты под теплым золотым солнечным светом, и он хочет воссоздать это своими руками. На бумаге. На простынях. На поверхности снаружи этих четырех стен. Одетый. Неодетый. — Я буду здесь на следующей неделе.