Тайное всегда становится явным

Несколько часов мучений… и стерильную палату пронзил громкий детский крик. Облегчëнно выдохнула и рассмеялась. — Девочка, два с половиной… — улыбнулась акушерка, держа на руках маленькое чудо. — Ева… — выдохнула и вымученно улыбнулась. Внезапно дверь открылась и в палате появилась… Анна, облачëнная в халат. — Забирайте Вашу дочку, — улыбнулась акушерка и протянула женщине кричащего ребëнка. — Вы охренели?! Это мой ребëнок! — возмутилась охрипшим голосом, привстав на локтях, — Отдайте мне Еву! Но врач, словно не слыша еë, продолжала протягивать ребëнка счастливой Анне. Та подошла, чтобы забрать девочку. — Мама, мама, не отдавай меня! Мама, я хочу быть с тобой! — вдруг закричала Ева и повернулась в руках акушерки. Из жалобных детских глаз текли слëзы. Анна аккуратно забрала ребëнка и направилась к выходу. — Нет! Отдайте-отдайте! — рыдала, пытаясь встать, но еë удерживали на месте. — Ма-а-ама!!! — за Анной закрылась дверь. Ирина проснулась от собственного крика. Она села на кровати и разрыдалась. Прошло пять лет. Такие сны снились ей не первый раз после того, как она совершила этот поступок. — Боже… — всхлипнула и, выбравшись из постели, направилась в ванную. Умывшись холодной водой, чтобы успокоиться, Аллегрова вернулась в спальню и, накинув кардиган, вышла на балкон. В лицо пахнуло ночной природой. Тем временем на другом конце города, в таком же частном доме не спал ещë один человек. Лепса снова будто что-то вытолкнуло из сна, заставив проснуться, и теперь он уже не мог уснуть. Он бездумно лежал рядом со спящей Анной. Вздохнув, осторожно выбрался из постели, чтобы не разбудить жену, и направился в комнату, где спала маленькая Ева. Тихо зайдя в спальню дочери, мужчина остановился, глядя на спящую девочку. Через незадвинутые шторы в комнату пробивался лунный свет и освещал детское личико. Григорий часто приходил сюда ночью, чтобы полюбоваться спящей дочкой и подумать. Последнее время, разглядывая черты еë лица, которые были почти полностью копией его, он стал замечать в них удивительное сходство с лицом Аллегровой. Григорий осторожно присел на краешек детской кроватки и улыбнулся, глядя на его маленькую спящую принцессу. «Почему она так похожа на Иру?.. Нет, мне, наверное, просто кажется уже, я слишком много о ней думаю…» — пронеслось у него в голове, и Лепс, наклонившись, легонько чмокнул Еву в щëчку. Та что-то пробубнила во сне, но не проснулась. Григорий заботливо укрыл еë одеялом и, последний раз посмотрев на дочку, тихо покинул спальню. Мужчина не знал, что Ирина сейчас так же, как и он, не спит и думает о нëм и об их дочери, которая сейчас так сладко спит в своей кроватке, подсвеченная лунным светом... — Гришка-Гришка, как бы я хотела сейчас быть рядом с тобой, рядом с нашей малышкой… Я видела её два месяца назад, когда приходила к вам, но… Но полчаса — это так мало, — грустно выдохнула. Ирина разговаривала сама с собой, размышляла над тем, что можно изменить и как ей побыть с дочкой побольше. Решение пришло в голову не сразу, но то, что пришло, сначала показалось огромным бредом. Да, собственно, и не сначала тоже. Аллегрова отправилась в гараж за канистрой с бензином. Решение было принято, и со словами: — Пусть дом сгорит, да во спасенье жизни! — женщина подожгла свой особняк. План Ирины был до смешного прост и абсурден: жить негде, пустишь к себе? Она вышла из дома тогда, когда уже частично была измазана в саже. Дом подлежал долгому восстановлению, если подлежал вообще. Женщина спешно позвонила пожарным, те приехали и потушили дом, а она, подписав все необходимые бумаги, вызвала такси и отправилась к Лепсу. Аллегрова пару раз нажала на звонок, и дверь распахнулась. — Гриш… Это я… — прошептала, увидев мужчину на пороге. — Боже, Ира! — его глаза расширились от удивления и ужаса, когда он увидел еë, перепачканную в саже, стоящую перед ним буквально в одной пижаме, — Что произошло? — обнял еë за плечи и завëл в дом. — Дом… сгорел… кажется… — разделяя слова от неожиданности. Как давно она не чувствовала его прикосновений… — Поджог? Или несчастный случай? — он повëл еë в гостиную и, усадив на диван, укутал в лежавший рядом плед. — Да, забыла выключить утюг, — кивнула, потверждая одну из его версий. Женщина замёрзла, пока шла, поэтому, когда оказалась укрыта пледом, задрожала. — Давай я тебе чай сделаю, — предложил и ушëл на кухню. Вернулся через двадцать минут с подносом, на котором стояли две дымящиеся чашки, блюдо с наскоро сделанными бутербродами и лежали влажные ватные диски. — Спасибо большое, — кивнула и взяла в руки чашку. Губы попробовали температуру чая, и Ирина смело отпила добрую половину содержимого. Лепс взял с подноса ватный диск и, чуть отжав его, потянулся к еë лицу. — Зачем? — подняла на него глаза. Никогда он не видел в них столько боли. — Ты вся в саже, — пояснил, — Можно? Женщина молча кивнула в ответ и поставила чашку на столик, чтобы не мешалась. Он стал осторожно, даже нежно протирать следы сажи на еë лице, меняя ватные диски по мере загрязнения. Аллегрова прикрыла глаза, наслаждаясь этим моментом, его мимолётными касаниями. — И как тебя только угораздило, а… — вздохнул с едва заметным укором, приподнимая еë лицо за подбородок. — Жива и хорошо. А большего мне и не надо, — отстранённо. — Ничего, у меня поживëшь. Заодно помогу тебе дом восстановить, если это вообще возможно, — произнëс, заканчивая обработку еë лица и беря в руки свою чашку. Сделал несколько глотков чая. — Надо сначала спросить у Ани, как она к этому отнесётся. Неудобно всё-таки… — выдохнула и допила свой чай. Чашка вновь оказалась на столике. — Пойду разбужу еë, — кивнул и вышел из гостиной. Минут через пять он вернулся обратно, а следом за ним вошла недовольная, заспанная Анна. — Гриш, вот чего тебе… Ой, привет, Ира, — удивилась, кутаясь в шаль, — А ты как здесь? — Ань, у меня… Я сейчас пойду, — не решившись сказать, встала с дивана. — И куда ты собралась? Ань, у Иры дом сгорел, она будет жить с нами, — заявил Григорий, пресекая попытку Ирины сбежать. — Боже… — ужаснулась, — Конечно, оставайся, Ир, столько, сколько потребуется, — села рядом с Аллегровой и, взяв еë за руки, тепло сжала их. — Спасибо, — улыбнулась. Даже грустно было обманывать их, ведь пожар не был случайностью. Но другого выхода у неё не было. — Так, дамы, если мы всë решили, предлагаю пойти и доспать оставшиеся часы. Ань, отнесëшь? — кивнул на поднос. — Да, я всë равно в ванную собиралась, — согласилась и, забрав поднос с пустыми чашками и нетронутыми бутербродами, вышла из гостиной. — Пойдëм, — протянул Ирине руку, предлагая встать с дивана. — Пошли, — устало взяла его за руку. Он помог ей подняться с дивана. Они вышли из гостиной и стали подниматься по лестнице на второй этаж. Когда шли по этажу, прошли мимо комнаты, где спала Ева. — Гриш, можно я зайду к ней на секунду? — попросила шёпотом. — Конечно, — улыбнулся и, приоткрыв дверь, пропустил её вперëд, а затем тихо зашëл сам. — Привет, малышка, — тихо-тихо, присела рядом с кроваткой дочери и, улыбаясь, смотрела на неё, — Люблю тебя, — чмокнула маленькую детскую ручку. Ирина наклонилась к спящей Еве и жадно втянула ноздрями запах её волос. Запах её родного, любимого тепла. Как же она скучала по ней… — Садись... — шепнул ей на ушко и сел на край кроватки. — Проснётся... — шепнула в ответ, но села рядом. — Она крепко спит, я каждую ночь к ней прихожу, — улыбнулся и погладил дочь по плечику. Та вдруг заулыбалась во сне и неразборчиво произнесла: — Мама… Всего одно, такое маленькое, но значимое для этих двоих слово. — Это не мама… — грустно протянула. Но девочка, будто бы упрямясь, вновь произнесла: — Мама… Глаза Ирины наполнились слезами, и она отвернулась лицом к стене, чтобы успеть сдержать эмоции. — Пойдëм, а то действительно проснëтся, потом не уложишь и капризной весь день будет из-за недосыпа… — шепнул ей на ушко, погладив женщину по спине. — П-пойдём, — кивнула, по телу побежали мурашки. Ирина поднялась и направилась к двери. Они вышли в коридор, и Лепс тихонько закрыл дверь в комнату дочери. — Она будет очень рада тебя видеть. Два месяца уже ходит и канючит: «Где тëтя Ила? Я хочу тëтю Илу!» — передразнил тонкий детский голосок и тихо засмеялся. — Угу… — грустно выдохнула, — Куда мне? — слабо поинтересовалась. — Заходи, — открыл дверь ближайшей комнаты; отметила, что еë комната находится рядом с комнатой Евы, — Это твоя комната, — зажëг свет. Обстановка немного напоминала еë собственную спальню. — Красиво, — отметила. — Тут вроде были какие-то твои вещи. Ты ничего с собой не брала? — поинтересовался. — Ой, рюкзак! — напугалась, — Я забыла его в такси… Блин! — ложась на кровать. — Ничего страшного. Ты помнишь, в какую контору звонила? Завтра позвоним и они тебе всë вернут, — успокоил, — А пока отдыхай. Спокойной ночи, — улыбнулся и собрался уходить. — Подожди. Подойди, Гриш, — позвала. — Чего? — удивлëнно повернулся. — Просто подойди, — присела на кровати. — Хорошо, — подошëл к ней и сел рядом. — Спасибо, за то, что не прогнал, — улыбнулась, глядя в его глаза. Собралась с силами и быстро чмокнула Григория в щёку. — Ну что ты, Ириш, — улыбнулся и обнял еë, — Я рад, что ты будешь с нами, со мной… Евка будет просто счастлива. — Я тоже буду счастлива… — шепнула ему на ухо, осторожно провела рукой по мужской спине. — Она такая непослушная, иногда просто вешаешься с ней. Аньку вообще не слушает, меня только если, я для неë авторитетом стал после того, как она увидела папу по телевизору, — усмехнулся, — Говорит, тоже певицей будет. А поëт-то как! Заслушаешься! — хохотнул. — Обязательно послушаю, — улыбнулась, — Надеюсь, она не откажет мне в песне, — усмехнулась. — Кстати, Ир, Аня завтра по делам куда-то уезжает, а меня на студию вызвали срочно, не побудешь с Евой? — попросил. — Конечно, с радостью, — кивнула, улыбаясь. — Спасибо тебе большое, — чмокнул еë в щëку, — Надеюсь, ты с ней справишься. Кстати, позанимайся с Евой музыкой. Она, когда поëт, на тебя становится похожа, — улыбнулся. — Правда? — удивлённо рассмеялась. Пара смотрела друг другу в глаза. — Сама увидишь. И услышишь. Она мой репертуар исполняет, но на тебя похожа. Выучи с ней что-нибудь из своих песен... — выдохнул. Оба не заметили, как расстояние между их лицами медленно, но верно начало сокращаться. — Хорошо, выучим… — прошептала ему почти в губы. — Вечером проверю… — это была последняя фраза перед осторожным, нежным поцелуем. Как только их губы соприкоснулись, обоих словно прошило током. Они углубили поцелуй и прижались друг к другу, женские руки обвились вокруг шеи Григория, а он обнял еë за талию. Этот поцелуй не был жадным, они целовались так, словно делали это всегда, словно живут вместе уже давно. — Добро пожаловать в мой дом, Ириш… — усмехнулся ей в губы и, аккуратно чмокнув их и проведя рукой по еë пояснице, поднялся с кровати, — Сладких снов… — подмигнул ей и вышел из комнаты. За ним закрылась дверь. — Боже, да как же так жить-то можно? — откинулась на постель и вскоре беспокойно уснула. Утро Ирины началось с того, что она сквозь сон услышала обрывок разговора в коридоре, который тут же заставил еë проснуться. — Ну пап, я хочу к ней! — Ев, тëтя Ира устала, дай ей поспать. Она проснëтся и сразу придëт к тебе. — Ну ладно-о-о… — протянула девочка. — Ева! — неосознанно выкрикнула, подскакивая на постели. — Слышала? Ты тëтю Иру разбудила… — раздался недовольный голос Лепса. — Ула, тëтя Ила плоснулась! — дверь распахнулась, и в комнату ворвался маленький ураган по имени Ева. — Привет, дорогая, — улыбнулась и крепко обняла девочку, подбежавшую к её кровати, — А кто это у нас такой непослушный, а? — повалила её на кровать и стала щекотать. По комнате разнëсся сначала заливистый детский, а потом и смех Ирины. — Доброе утро, — улыбнулся Григорий, заходя в комнату вслед за дочерью, — Ев, ну ты сейчас еë задушишь, — рассмеялся, увидев, как Ева, обхватив женщину за шею, пытается завалить еë на кровать, — Кто петь тогда будет? — А тëтя Ила тоже поëт? — удивилась девочка, сразу же отпустив Аллегрову и усевшись на кровати, — Тебя тоже по телевизолу показывают? — заинтересованно посмотрела на неë. — Ага, показывают, — кивнула, — У нас с твоим папой даже несколько общих песен есть. А мы с тобой сегодня будем новую песню учить, будешь петь со мной? — улыбнулась, поглаживая девочку по голове. — Да! — активно закивала, — Пап, ты пел с тëтей Илой? И мне не сказал?! — возмущëнно посмотрела на отца. — Ты не спрашивала, — подмигнул ей, присаживаясь рядом, и получил детским кулачком по плечу. — Ну-ну-ну, не надо так. Это не хорошо, — строго посмотрела на Еву, — Хочешь я тебе видео покажу, как мы с папой выступали? Только вот рюкзак свой найду. — А у меня телефон с собой, — усмехнулся Григорий и вытащил из кармана джинсов свой смартфон. Открыв Ютуб, набрал в поисковике выступление и повернул Еве экран для просмотра. — Какая тëтя Ила класивая! — восхитилась та, с интересом смотря запись. Когда та дошла почти до припева, Лепс подмигнул Ирине, чтобы подыграла ему, и запел: — Смотришь мне в глаза, сколько можно лгать? Проще самому сказать об этом. Что любовь была Перестрелкой душ, Мне стало скучно!* Женщина, улыбаясь, подпела Григорию, внимательно наблюдая за реакцией дочери. Девочка сначала удивлëнно посмотрела на обоих, словно не веря, что это они поют, а не играет запись в телефоне, а потом с визгом кинулась обнимать Ирину, всë-таки повалив еë на кровать. — Помогите-е-е!.. — засмеялась, обнимая Еву. — Евка, зверëныш! — усмехнулся Григорий и, стянув дочь с женщины, запутал еë в своих объятиях. — Пап, я хочу петь, как тëтя Ила! — заявила Ева. — Учись и будешь петь, как тëтя Ира, — усмехнулся, — Выучи с ней сегодня песню, устроишь нам вечером свой концерт. — Да! — радостно закивала, — А тëтя Ила меня накласит? — посмотрела на Аллегрову. — Ев, ты песню сначала выучи, — засмеялся, — К тому же ты и так принцесса. — Ты и так самая красивая девочка в мире, — улыбнулась Ирина и чмокнула дочь в щёчку. — Гриша, веди Еву на кухню! Завтракать будем! — раздался с первого этажа громкий голос Анны, который будто порвал пелену идиллии в этой комнате. — Не хочу! — закапризничала девочка. — Ева, это что такое? — нахмурился Лепс, — Мама сказала, что надо идти завтракать. — Я с тëтей Илой останусь! — заявила и, выбравшись из объятий отца, перебралась к Ирине. — Малышка, надо пойти покушать. Иначе животик заболит, — пыталась уговорить. — Не заболит. Я сильная! — сжала кулачок. — Ир, ну еë, а? Пусть эта вредная девочка одна тут сидит. А мы с тобой пойдëм позавтракаем, — подмигнул Аллегровой и, поднявшись с кровати, протянул ей ладонь. — А пошли, — кивнула ему и взяла за руку. Они направились к выходу из комнаты. — Стойте-е-е-е! — раздалось жалобное сзади, и к ним присоединилась обиженная Ева. — Лицо попроще сделай, — усмехнулся, — Возьми тëтю Иру за руку и веди еë на кухню. Девочка поймала женскую руку и зашагала рядом. — А ну-ка иди сюда, принцесса, — Ирина подхватила дочь на руки, — Сейчас позавтракаем, а потом мы что делать будем? Гулять пойдёшь со мной? — А песня? — удивилась, перебирая пальчиками белоснежные локоны. — Нельзя петь сразу после еды, это вредно для связок, солнышко, — наслаждалась её прикосновениями. Когда-то точно так же делал Григорий… — Ну ладно. Тогда пойдëм гулять, — улыбнулась и обняла Ирину за шею, уткнувшись личиком в еë волосы и вдыхая их аромат, — Почему они так вкусно пахнут? — спросила. — Не знаю, — пожала плечами, — Может, духами? — усмехнулась, заходя в кухню. Анна, увидев столь милую процессию, улыбнулась чуть грустно и расставила тарелки. — Садитесь, — пригласила, — Ир, ты что будешь? — Я не хочу ничего, Ань, спасибо, — посадила девочку на стул и направилась к выходу из кухни. — Ты куда? — удивилась Ева. — Ир, посиди с нами, — попросил Лепс, — А то она есть не будет… — произнëс одними губами. Та кивнула и села рядом с девочкой. Григорий поднялся со своего места и, налив кофе из турки во вторую чашку, протянул еë Ирине. — Спасибо, — тихо. Аллегрова улыбнулась Еве и откинулась на спинку стула. — Евусь, ты помнишь, что надо сделать после еды? — ласково поинтересовался Анна, начиная мыть посуду. — Съесть витаминку! — бойко ответила девочка. — Молодец, — улыбнулась, — Гриш, достань ей из шкафа упаковку, пусть сама выпьет. Лепс поднялся и, открыв навесной шкаф, вытащил оттуда упаковку с разноцветными таблетками, похожими на леденцы. Аллегрова размешала сахар в кофе и залпом выпила. Тут раздался звонок в дверь. — Пойду открою, — пожала плечами Анна и, сняв фартук и вытерев руки, пошла в прихожую. Когда она открыла дверь, на пороге стоял мужчина средних лет. Он был несколько смущён. — Здравствуйте, я вчера женщину подвозил. Она у меня в машине рюкзак свой забыла. Вот, — отдал вещь Анне. — Да, спасибо, я ей передам, — улыбнулась и, закрыв дверь, вернулась на кухню. — Ир, это, кажется, твоë, — протянула Аллегровой еë рюкзак. — Ой, откуда он у тебя? — удивлённо. — Я с утра, пока ты спала, позвонил в ту контору, где ты вчера такси заказывала, — улыбнулся Лепс. — Когда успел только? — рассмеялась и, открыв рюкзак и удостовершившись, что всё на месте, закрыла его. — Ань, ты кажется, опаздываешь? — хихикнул Григорий, взглянув на часы. — Боже, да! — спохватилась, — Всë, я побежала! Ева, выпей витаминку и слушайся тëтю Иру! Милый, до вечера! — наскоро чмокнула мужа в щëку и унеслась собираться. — Пока, Ань! — крикнула. — Пока, Ир! — раздалось из прихожей, а затем хлопнула входная дверь. — Малышка, ты доела? Пойдём собираться? — улыбнулась. — Сначала витаминка, — заявила Ева и, взяв предложенную отцом упаковку, неумело выдавила из неë одну таблетку и положила еë себе в рот. Упаковку вернула мужчине, а тот убрал еë обратно в шкаф. — Умничка, беги собираться на прогулку с тëтей Ирой, — улыбнулся и чмокнул дочь в макушку, — Что надо сказать при выходе из-за стола? — Спасибо! — выкрикнула и, подпрыгнув на месте, убежала. — Какая прелесть, — расплылась в широкой улыбке, убирая со стола. — Ириш, мне тоже пора бежать, иначе опоздаю, — улыбнулся Лепс, допивая свой кофе и вставая из-за стола, — Вечером узнаем, какой из тебя педагог, — пошутил и, чмокнув еë в щëку, покинул кухню. — Удачи, солнце… — негромко произнесла и стала мыть посуду. Когда с приборкой было покончено, женщина отправилась в комнату дочери. — Ев, ты собралась? — Да, пойдём? — Полетели-и-и!.. — посадила девочку к себе на плечи и побежала вниз. Ева громко хохотала. — Ила, а ты со мной в мяч поиглаешь? — поинтересовалась, когда Ирина поставила её на ноги. — Конечно, любимая, — улыбнулась, обуваясь и надевая спортивную куртку Лепса, зная, что он не был бы против, — Иди сюда, — помогла Еве обуться и надеть курточку, затем обулась сама. Они вместе вышли из дома и побежали на задний двор. Целых три часа они играли в футбол, Ирина качала дочку на качелях, они лепили «тортики» в песочнице и многое другое. — Солнышко, пора домой. Надо приготовить обед и пообедать. — Не хочу! Хочу ещё в футбол! — топнула ножкой. — Прелесть, давай мы сейчас пойдём домой и вместе приготовим обед и… и торт. А потом будем заниматься, ты же хочешь удивить папу? — лукаво усмехнулась. — Да-а-а, пошли! — кивнула, а потом резко побежала, — Догоня-я-яй! Аллегрова, смеясь, рванула за ней. Они приготовили обед и даже ужин, ну и, конечно, обещанный Ириной Еве торт. Лакомство выглядело невероятно вкусным. — Ну что, заниматься идём? — Идём! — кивнула и улыбнулась, — Ила, а мы налядимся для папы и мамы? — взглянула Аллегровой в глаза. — Обязательно, — кивнула. — Мы будем двумя плинцессами? — пританцовывая, шла за Ириной в комнату, где стояло небольшое пианино. — Будем пЛинцессами, — передразнила и счасливо засмеялась. Они стали готовиться к вечернему выступлению: распевались, учили слова, запоминали музыку, разделяли текст на двоих и много-много пели. Лишь спустя несколько часов всё стало хорошо получаться, и после нескольких финальных дублей они отправились наряжаться. — Ил, а что ты наденешь? У тебя же всё сголело, - любопытничала. — Не всё, — улыбнулась, — У твоего папы осталось моё старое платье, я его надену. — А какого оно цвета? — поинтересовалась, задумавшись. — Бежевого. Ну что, по комнатам, собираться? — Ага, — рассмеялась, и они разошлись. Наступил вечер, приближалось время возвращения Анны и Григория. Ева волновалась, это было её первое такое выступление, ещё и с Ириной, которая так хорошо поёт. — Не волнуйся, котёнок, — сжала ручку дочери и чмокнула еë в щёчку. — Ила, а у меня такое же платье, как у тебя, только маленькое… — протянула. — Да, здорово получилось, — широко улыбнулась. — Мы вернулись! — раздалось из прихожей, — А чего никто не встречает? — Идём-идём, — весело крикнула Ирина и, вновь посадив Еву себе на плечи, спустилась вниз к Анне и Григорию. — Пливет, а вот и мы, — хихикая, обвивала ручками шею Аллегровой. — Ой, какие красавицы! — улыбнулся Лепс, — Ев, автограф потом дашь? — подмигнул дочери. — Конечно, — усмехнулась, — Вы лаздевайтесь и плоходите. Мы петь будем! — радостно возвестила, — Ила-а-а? — М? — улыбаясь, подняла лицо вверх; девочка тут же чмокнула её в губы, — Пойдëм готовиться? — Пойдём, малышка. Гриш, Ань, вы в гостиную проходите, — проговорила и побежала в комнату, заставляя девочку хохотать на весь дом. — А они хорошо ладят… — усмехнулся, снимая пальто и уличную обувь. «Ещë бы! Она же еë настоящая мама…» — грустно подумала Анна, а вслух сказала, улыбаясь: — О да. Сейчас посмотрим, что они нам там приготовили… Оба прошли в гостиную и уселись на диван. — Готовы? — улыбаясь, — Поехали! Ирина включила музыку, затем взяла микрофоны и один дала девочке. Они начали ритмично покачиваться под музыку. — Как часто ошибалась я… — Как мотылëк, летя на пламя… — Забыв про всё И растворяясь в самообмане. — Скажи мне, где ты ланьше был И где судьба тебя носила. Искала я тебя в длугих И не находила… — Не находила… Подпела Ирина, а припев обе пели уже вместе: — Любовь накроет, смоет всё, что до тебя Во мне болело, тлело, просто я ждала. Моя корона с головы не упадёт, Опять волна меня к тебе несёт. Опять меня к тебе несёт… Второй куплет начинала Ева: — Я не забуду этот миг, Когда сомкнулись наши взгляды. Пусть за мечтой душа летит Поёт селенады. — И как же мне самой смешно, Что клятвы я себе давала — Жить лишь умом, но всё равно Их всегда нарушала. — Всегда налушала… Снова полилась музыка припева. Ирина взяла Еву за руки, и они кружились в танце. — Любовь накроет, смоет всё, что до тебя Во мне болело, тлело, просто я ждала. Моя корона с головы не упадёт, Опять волна меня к тебе несёт…** Женщина и девочка словно танцевали восточный танец, их руки красиво извивались, изображая собой некие волны. Они покачивали бёдрами, и под конец Аллегрова присела на одно колено, на которое приземлилась Ева. Они счастливо улыбались, восстанавливая дыхание. — Браво! — захлопал Лепс, улыбаясь. Анна последовала примеру мужа. — Ева, ты умничка! — улыбалась. — Артисткам полагаются цветы, — усмехнулся Григорий и, выйдя из гостиной, через несколько минут вернулся с огромным букетом цветов. — Ула-а-а! — радостно закричала Ева и побежала к отцу. Ирина стояла и счастливо улыбалась, глядя на своё чадо. — Держи, — вручил дочери букет и, присев на корточки, обнял еë, — Такие же большие букеты я дарю тëте Ире каждый раз, когда она выступает на сцене, — улыбнулся. — Плавда? Какой он тяжелый… — протянула Ева, еле-еле держа букет в ручках. Букет был настолько велик, что скрывал девочку за собой целиком. — Правда-правда, — расмеялась Ирина, подходя к ним и помогая дочери держать букет. — Ила, а пойдём гулять, как днём? — попросила. — Ну не знаю, малышка… — неуверенно протянула, — Тебя папа с мамой целый день не видели. Побудь с ними, успеем ещё, — грустно улыбаясь. — А что вы сегодня делали на улице? — поинтересовался Григорий, присаживаясь на диван и усаживая Еву на свои колени. — Можно мне сказать? — посмотрела на Ирину; та кивнула, — Мы иглали в футбол! — весело. Ирина в это время держала в руках букет, который ей отдала Ева. — Кто на воротах стоял? — Ила, — усмехнулась. — Много ты ей забила голов? — подмигнул Аллегровой. — Два, — преувеличенно гордо, высоко подняла голову. — А я как съем сейчас маленькую и гордую… — шепнула Ирина на ушко дочери и чмокнула её в щёчку. Ева весело завизжала. — Победителей не судят, — хохотнул Лепс, насмешливо глядя на женщину. — А она проиграла, — усмехнулась, — Когда она стояла на воротах, я шесть раз забила. — Ага, — не спорила, — Ил, отдай папе букет, — попросила. Аллегрова непонимающе отдала букет в руки мужчине. — Лови-и! — оглушительно крикнула и прыгнула на Ирину. — Евка! — захохотала, поймав дочь, — Проказница! Лепс с Анной хохотали, наблюдая за тем, как девочка барахтается в объятиях Ирины. — Кстати, артистки, вы только пели или ещë приготовили нам что-нибудь поесть? — усмехнулся. — Мы плиготовили ужин и толт! — выкрикнула, щекоча женщину. — Эй, ну перестань! — пыталась остановить еë, смеясь, — Евка, уроню ведь! — Пошли есть толт! — Торт — это хорошо, — хохотнул, — Ев, ну всë, оставь бедную тëтю Иру в покое. — Нет, моя Ила! — крепко обняла Ирину за шею. — Ты же хотела есть торт. Принцесса не боится запачкать красивое платье? — лукаво усмехнулась. — А ты, плинцесса? — передразнила. — А я не боюсь, — усмехнулась, — Ну тогда полетели мыть руки и есть? — Да! — активно закивала. — Полетели-полетели! — побежала в ванную с радостно визжащей Евой на руках. — Ань, иди посмотри, что там на кухне происходит, а я пока вазу для букета достану, — улыбнулся, и Анна, кивнув, ушла из гостиной. Лепс остался в комнате один и задумался. «Боже, как же они похожи! У Евки даже манера петь и двигаться такая же! Но с чего бы это? Простое детское пародирование? Но не настолько же оно совершенно… Дети чаще всего просто дурачатся, когда копируют, а тут это явно происходит неосознанно…» — думал он, сидя на бортике дивана. Ирина оставила Еву на кухне с Анной и отправилась передеваться. Не хотелось портить любимое платье, да и домашний концерт давно закончился. Она шла мимо гостиной и увидела Григория, задумчиво сидевшего на диване. — Гриш, всё хорошо? — поинтересовалась, подойдя к нему. — М? А, да, — вырвался из размышлений и внимательно посмотрел на Аллегрову, словно изучая черты еë лица, в которых давно уже знал каждую ямочку, каждую морщинку. — Ты чего? Что-то не так? — присела на корточки около него. — Да нет, показалось… — выдохнул и потëр лицо руками, чтобы привести мысли в порядок: «Бред, бред!» — кололо мозг. Ирина же поняла его жесты по-своему. — Не мучайся, пойдём, — встала и потянула его за руку. — Куда? — удивился, но послушно поднялся с дивана и пошëл за ней. — Тс-с-с, пойдём… — повела его в свою комнату. Они зашли в помещение, и Ирина закрыла дверь. — Не нервничай, это вредно, — провела рукой по его волосам, — Никого нет, — констатировала факт; она подумала, что мужчина мучается из-за того, что не может быть вместе с ней, не может делать то, что хочет, — Ну? — вопросительно посмотрела на него. — Что «ну»? Аллегрова не понимала, почему он так странно себя ведёт. — Целуй… — прошептала, подойдя к нему, и пожала плечами. — Ир, ты чего? — удивился. — А, — запнулась, — Ты не это хотел, прости, — отошла от него и отвернулась в замешательстве, — Я неправильно тебя поняла. Ладно, ты иди, не кисни, — сказала бодро, но на душе было как-то неприятно. «Дура!» — кричало сердце. — Подожди, я ничего не понимаю, — прислонился к стене, — О чëм ты подумала, когда привела меня сюда? — Я… Я думала, ты расстроен, что… что не можешь касаться меня, когда Анна рядом. Я думала, ты хочешь сделать то, что сделал вчера ночью, — объясняла; было трудно говорить, женщина постоянно сглатывала и пыталась мысленно собраться, — Прости, глупости несу, забудь… — выдохнула, присев на тумбочку. — Ну почему же глупости… — задумчиво почесал бровь, — Я хочу этого, но… — прошëл к кровати и сел. — Нет, правда, зря я это сказала, — покачала головой, — Ева уже, наверное, потеряла меня, — вспомнила, что собиралась переодеться, и, достав пижаму, стала расстёгивать замочек на платье. — Давай помогу, — поднялся с кровати и, подойдя к ней, встал у неë за спиной и положил свои руки поверх еë. — Хорошо, — кивнула, вздрогнув от неожиданности. Он медленно потянул молнию вниз. Платье с тихим шелестом упало к еë ногам, оставляя свою хозяйку в одном кружевном белье. Ирина перешагнула платье, а потом подняла его с пола и повесила на вешалку в шкаф. — Спасибо, — улыбнулась. Обошла Лепса так, что оказалась к нему спиной, и, сняв лифчик, выворачивала футболку, которую собиралась надеть. Подошëл к ней сзади и осторожно положил ладони на еë талию. — Помнишь, как всë начиналось шесть лет назад?.. — тихо произнëс у неë над ушком. — Конечно, помню… — шепнула, по телу побежали мурашки. — Париж, элитный номер на двоих, ванная комната, бортик ванны… — чуть усмехнулся, — Ты от неожиданности уронила бритву… Твои ножки на моих коленях… — Гриш, не надо, пожалуйста… — выдохнула, пытаясь выбраться из его объятий. — Я так и думал, — грустно улыбнулся, — Именно поэтому я не делаю с тобой то, что хочу и должен, — его руки чуть сжались на еë талии, а затем он отпустил женщину и отошëл в сторону. — Господи, почему всё так сложно? — села на край кровати, забыв о том, что собиралась переодеться и идти к Еве. — Действительно, почему? — повторил эхом, — Может быть, потому что ты не хочешь так же, как тогда? — О чём ты? — повернулась к нему, — Ой, прости! — спохватилась. Вспомнила, в каком виде она сидит, и спешно натянула майку и штаны. — За шесть лет что-то изменилось? — грустно пошутил, глядя на неë. — Да скажи ты нормально, я тебя не понимаю! — начинала злиться. — Хочешь услышать нормальное? — усмехнулся, — Хорошо. Чего я там не видел, Ириш? — хмыкнул, глядя на неë. — А, ты об этом… — смутилась, — Проехали, прости, — уже не знала, за что извинялась, — Надо идти, пока нас не потеряли совсем. — Может, хватит уже извиняться, а? — поинтересовался, — Тебе не за что. — Ладно, пошли, — взяла себя в руки. — Подожди, — подошëл к ней и крепко прижал к себе. Решительно посмотрел ей в глаза. — Что? — стушевалась. — Если всë-таки убедишься в том, что я хочу, найдëшь меня ночью в гостиной… — выдохнул ей в губы и, слегка чмокнув их, отпустил Ирину, — Пойдëм. — Можно подумать, я в этом сомневалась, — хихикнула, спускаясь вниз. По дороге на кухню Лепс задержался, захватив с собой забытую вазу и сам букет. — А вот и мы-ы-ы! — улыбнулась, узрев Еву, перемазанную шоколадным кремом, — Я так понимаю, торт тебе понравился? — рассмеялась, усаживаясь за стол. — Я шоколадный заяц… — запел Григорий, весело глядя на дочь и ставя цветы в вазу, куда успел налить воды. — Я ласковый мелзавец, — пропела Ева, подражая отцу. Ирина и Анна хохотали, глядя на этих двоих. — Ила, а ты почитаешь мне сказку? — Я думаю, у мамы получится лучше, — поедая ужин. — Почитай ты, раз она хочет, — улыбнулась Анна, — К тому же я сегодня очень устала… — зевнула. — Уверена? — уточнила, — Может, тогда сначала ты, а потом я? — предложила компромисс. — Ула, две сказки! — радостно. — Ир, я бы с радостью, но с ног валюсь... Сейчас поужинаем и я спать пойду. — Я могу почитать, — пожал плечами Лепс. — Ой, Гриша, я тебя умоляю! — усмехнулась Анна. — Ну, а что, неплохая идея! — рассмеялась, — Между прочим, Лепс очень даже хорошо читает, — отвесила шутливый поклон. — Только все предыдущие разы после его чтений у Евы живот от хохота болел, — пошутила Анна, — Ну ладно, попробуйте. Может, вместе с тобой у него получится уложить Еву, а не смешить. — Если ты её рассмешишь, будешь неделю мыть пол в детской сам, — шутливо пригрозила Ирина. — Ну я так не играю… — протянул, как ребëнок. Ева засмеялась. — А ты не иглай, ты кушай быстлее, — смеясь. Смех девочки подхватила и Аллегрова. — Отстаёте, Григорий Викторович, — отодвигая пустую тарелку и пододвигая блюдце с кусочком торта. — Это кто ещё отстаёт, — усмехнулся, — Вам ещё посуду мыть, Ирина Александровна, — начал быстро есть. — Вы ещë посоревнуйтесь, — усмехнулась Анна. — Когда ты домоешь посуду, Ева уже спать будет, — победно заявил Лепс, отставляя пустую тарелку и кладя себе кусок торта. — А ты… ты… Ты не ел торт! — показала ему язык, коричневый от шоколадного крема, и побежала к раковине. — Ила, я тебе помогу и мы выиглаем! — весело подбежала к женщине и принялась помогать ей. Получалось, что Аллегрова мыла посуду, а Ева вытирала. — Так нечестно! — заявил, отдавая Ирине последнюю грязную тарелку, — Победила дружба, — усмехнулся. — Договорились, — подставила ладошку, чтобы дал «пять». — Всë, айда чистить зубы и читать сказку, — предложил, легонько хлопнув еë по ладони. — Я пелвая, я пелвая! — Ева выбежала из кухни и рванула в ванную. Анна, пожелав всем доброй ночи, ушла наверх, в их с Лепсом спальню. — Значит, помнишь… — усмехнулся, лукаво взглянув на Аллегрову. — Смотря о чём ты, — рассмеялась, направляясь в ванную следом за дочкой. — Как я читал тебе эротические рассказы, — хихикнул, идя рядом с ней. — Такое не забывается, — усмехнулась и, подмигнув ему, рванула в ванную. Мужчина, хохотнув, догнал еë возле двери, и они в обнимку ввалились в ванную. — И снова победила… дружба, — усмехнулся. — Вредный, — повернулась и щёлкула его по лбу, — Мог бы мне и уступить. — Ну вы как маленькие, плямо цилк какой-то, — засмеялась Ева. — Ты почистила зубки? — улыбаясь, погладила девочку по голове. — Ага. Смотлите, какие чистые! — улыбнулась, обнажая зубки. — Белоснежно, Ев, — улыбнулся и дал девочке «пять». — Тогда пусти меня теперь, — улыбнулась, подходя к раковине, — У вас нет лишней щётки? — обратилась к Григорию. — Твоя была где-то, — усмехнулся и, открыв настенный шкафчик и покопавшись в нëм, извлëк оттуда зубную щëтку в чехле. — Боже, откуда? — удивилась. — Мать, у меня есть всë, — хохотнул, протягивая ей искомое. — Удивил так удивил, — усмехнулась, забирая щётку и выдавливая на неё пасту, — Я быстро, вы идите, — намочила щётку водой и начала чистить зубы. — А, то есть мне зубы чистить не надо? — фыркнул, — А ну-ка двигайся. — Позалуста, — усмехнулась, не отвлекаясь. Они вместе быстро почистили зубы. — Ну что, сказка? — Да, да! — радостно затараторила девочка. — Пойдёмте, дети мои, — усмехнулась, выходя из ванной. — Очень смешно, — фыркнул Григорий. Они поднялись на второй этаж, и мужчина приложил палец к губам. — Идëм, как мышки, чтобы не разбудить маму, — подмигнул Еве. Троица зашла в комнату, и Лепс включил ночник. Девочка забралась в кровать. — Так, на чëм вы с мамой вчера закончили? — спросил, беря с маленькой тумбочки детскую книжку с надписью «Сказки» и присаживаясь на край кроватки. — Мы читали сказку про Колобка… — грустно протянула. — А чего так невесело? — поинтересовалась, присаживаясь рядом с мужчиной. — Мама её уже шестой день подряд читает. Постоянно забывает, что мы её уже читали… — переодеваясь и закутываясь в одеяло. — Ай-яй-яй, это нехорошо... — покачал головой, — Про что ты хочешь послушать? — спросил, пролистывая книжку. — Про Винни-Пуха, — зевнула, улыбаясь. — Ну давай про Винни-Пуха, — улыбнулся, открыв нужную страницу, — Ир, будем читать по ролям. Чур я Винни-Пух! — хохотнул. — Получается, что я Пятачок? — рассмеялась. — Ага. Милый такой Пятачок, — пошутил, подмигнув ей, — Двигайся ко мне, чтобы тебе удобно было читать. — Ближе уже только к тебе на колени, — засмеялась. — Вы читать-то будете? — поинтересовалась Ева. — Будем, — Григорий кашлянул, чтобы исчезла хрипотца, и начал читать свою роль. После него за Пятачка продолжила Ирина. Они так увлеклись, что не заметили, что девочка уже давно спит, закутавшись в одеяло и обняв подушку. — Ура, мы это сделали!.. — шëпотом порадовался Лепс, откладывая книгу и выключая свет. — Ну что, пойдём? — спросила, аккуратно поднимаясь с постели. — Пойдëм, — кивнул и, чмокнув дочь в щëчку, первым вышел из комнаты. — Спокойной ночи, доченька, — тихо-тихо, чтобы никто не услышал, затем наклонилась и чмокнула Еву в румяную щёчку. — Мама… — пробубнила та и улыбнулась во сне, — Мамочка… — Мама… — эхом отозвалась и вышла из комнаты. Лепса в коридоре не было. Оглянувшись, Ирина увидела, что на первом этаже из гостиной пробивается полоска света. — Ладно, я сама приду… — шепнула сама себе и, спустившись вниз по лестнице, вошла в гостиную, — Я пришла, — тихо. — Значит, всë-таки убедилась, чего хочешь сама, раз во мне была уверена? — усмехнулся, развернувшись к ней. Он сидел на диване. — Я не понимаю тебя. Весь день не понимаю, — подошла и села рядом с мужчиной. — А чего непонятного? Я не буду ничего делать, пока ты сама не захочешь этого, — хмыкнул, откинувшись на спинку дивана. — Я… Поцелуй меня, пожалуйста, — грустно выдохнула. Тот вздохнул и, подсев к ней поближе, потянулся к еë губам. Женщина пересела к нему на колени, и их губы слились в нежном поцелуе. Ласковые ручки мягко обвили его шею. — М-м-м… Как же я соскучился по тебе… — промурлыкал ей в губы, углубляя поцелуй. Его руки обвились вокруг еë талии, подтягивая Ирину поближе к мужчине, ладони пробрались под резинку штанов и завладели упругими ягодицами. — М-м-м, я по тебе тоже… — хрипло прошептала и прикусила мочку его уха. — Почему же раньше не сказала об этом? — улыбнулся, поглаживая еë ягодицы. — Потому что это неправильно, Гриш. У тебя семья. — Ну я ж не виноват, что ты у меня из головы не уходишь… — усмехнулся, чмокнув еë в губы. — Но ты же как-то спишь с Аней, — фыркнула. — С чего ты взяла, что мы с ней спим? — тихо хохотнул, — На одной кровати — да. — Потому что невозможно шесть лет терпеть, — усмехнулась. — А может, я все шесть лет тобой грезил… — втянул еë в новый поцелуй. — Охотно верю, но всё же совсем без секса ты бы не смог… — грустно вздохнула ему в губы. — Не хочешь делить меня с Анькой? — поинтересовался. — А ты бы хотел делить меня… с Басковым? — посмотрела ему в глаза. — А что, есть повод? — парировал. — Коля часто мне намекает, — усмехнулась, целуя шею мужчины. — Пусть только попробует, оторву ему всë, что болтается, — хмыкнул, уткнувшись носом в еë шею и слегка прикусив нежную кожу. — Ах-х-х, какой ты жестокий… Я вот твоей Ане ничего не делаю и не думаю об этом, — зарылась пальчиками в его волосы. — Это было бы неразумно с твоей стороны, — усмехнулся и прикрыл глаза, наслаждаясь еë прикосновениями. — А с твоей разумно? — рассмеялась, — По-моему, нет, — улыбнулась и начала покрывать мягкими, влажными поцелуями его лицо. — Ну, я не живу с Басковым под одной крышей, — хохотнул, — Пойдëм в спальню? Или у нас сегодня вечер откровений? — пошутил. — В мою спальню, — рассмеялась и, поднявшись на ноги, потянула его за ткань домашней футболки. — Да иду я, иду, — усмехнулся, поднимаясь следом за ней, и подхватил еë под бëдра, заставляя женщину обхватить ножками его торс. — Молодец, — усмехнулась и поцеловала его в шею, — Какие же мы глупые с тобой… — пробормотала себе под нос. — Что ты там бубнишь? — улыбнулся, неся еë наверх. На втором этаже быстро, но бесшумно дошëл до комнаты Ирины и, занеся еë внутрь, уложил на кровать. — Говорю, какие же мы глупые… Столько лет стену строили, чтобы не столкнуться, не коснуться, не дать волю чувствам… — грустно. — Ну, строили не мы, а ты, — усмехнулся, — Такая правильная — мол, у тебя семья… А я люблю тебя, понимаешь? Никого так не любил. — Я тоже люблю и тебя, и… — осеклась; успела вовремя замолчать, — И всё, что с тобой связано, — незаметно исправилась. — И я, Ириш. И я… — наклонился к ней и нежно поцеловал еë в губы. — Целуй меня так крепко, целуй меня так сладко, целуй меня, чтоб стало жа-а-арко… — пропела строчки из своей песни. — Буду, — кивнул и стал покрывать еë тело нежными поцелуями. Целовал подолгу каждый миллиметр кожи, будто стараясь вспомнить еë подзабытые вкус и запах. Его руки блуждали, очерчивая контуры еë талии, плеч, груди… Он заново познавал любимую женщину. — Ты мой родной, любовь моя… — ласково гладила его плечи, руки, спину, таяла от каждого его прикосновения, дрожала от соприкосновения кожи с кожей, когда Григорий снял с неё футболку. — Как же я соскучился по тебе… — выдохнул, — Хочу, чтобы ты меня раздела, — лëг рядом, позволяя ей быть главной. — И я раздену… Раздену, сладость моя… — стянув с него футболку, покрывала поцелуями каждый миллиметр его кожи. Поглаживала крепкую грудь руками, которые дрожали не то от возбуждения, не то от того, что не верилось в происходящее. Барьер преодолён, черта перешагнута! Ручки расстегнули поговицу на его джинсах, затем ширинку. Губы оставляли влажные поцелуи внизу его живота. Пальцы потянули джинсы вниз, глаза наполнились слезами. Чмокнула его в губы, затем сползла вниз по его ногам и, сняв с него джинсы, отшвырнула их в сторону. — Люблю тебя… — прошептала, стягивая с него боксеры. Провела ладошками по его бокам, нависла сверху и коснулась губами его губ. По щекам покатились слёзы. — Ты чего, Ириш? — удивился, отстраняя женщину от себя и глядя ей в глаза. Стëр с еë щëк бегущие слëзы. — Не верится, что можем снова касаться друг друга, касаться не как друзья, а как любящие люди… — выдохнула, поглаживая его щёки. — А плакать-то зачем? — усмехнулся, обнимая еë, — Ой, Ирка-а-а… Это я на тебя так плохо влияю? — Я не знаю… Оно само как-то получилось, — улыбнулась, опустившись к его животу, — Я тебя люблю… — прошептала и стала вновь подниматься вверх, касаясь своей пышной грудью его обнажённого тела, — Очень-очень… — целовала его плечи. Лепс перевернулся, увлекая Ирину за собой, и навис над ней. Стянул с неë штаны и кружевные трусики. — Сегодня без прелюдий, любовь моя, — усмехнулся и медленно проник в неë. Накрыл пухлые губы поцелуем, чтобы не было слышно громких стонов. — М! — простонала ему губы, — Знаю, родной, у нас мало времени, — сжала своими руками его. — Будь потише, хорошо? — чмокнул еë в губы, начиная двигать бëдрами, — М-м-м, как же в тебе узко… — чуть слышно простонал. — Нравится?.. — тихо простонала, — Это потому что я только с тобой и больше ни с кем. — Ты у меня умничка… — выдохнул, чуть приподнимаясь над ней, чтобы входить глубже. — Я никогда не смогу разлюбить тебя, — улыбнулась и довольно простонала, когда почувствовала, насколько глубоко он входит. — И я тебя, малыш, — ускорил темп. Его руки нашли еë и завели их ей за голову, их пальцы переплелись. Лепс опустился максимально низко, так что при каждом его движении их животы и грудь тëрлись друг о друга. — Поцелуй меня… — прохрипела, приоткрывая губы и глядя ему в глаза. — С удовольствием… — шепнул ей в губы, касаясь их нежным поцелуем. Ирина углубила поцелуй и развела ножки чуть пошире. Стремилась буквально врасти в него, слиться в единое целое, знала, что это счастье скоро кончится, но сердце упрямо кричало: «Навсегда!». Почувствовав наступающую кульминацию, Григорий, ускорившись и сделав пару финальных наиболее резких и глубоких толчков, застонал ей в губы и кончил. Следом за ним от ощущений оргазм накрыл и женщину. — Боже, Гриня… — выдохнула, сжимая мужчину в объятиях. В голове пронеслись воспоминания той поездки в Париж. Они несколько раз, каждый день… Неделя счастья, а потом… Потом она узнала, что беременна. «Только бы не снова…» — подумала, зарываясь носиком в шею Григория. — Ты бы хотела снова оказаться там? — шепнул ей на ушко, обнимая еë. Тяжело дышал, но словно читал часть еë мыслей. — Нет, — покачала головой, — Не хочу, чтобы всё повторилось снова. А чтобы быть вместе, нам не нужен никакой Париж, мой малыш, — покрывая поцелуями его лицо. — Это была волшебная неделя… — улыбнулся, ложась рядом и притягивая еë к себе на грудь, — Знаешь, я бы повторил. Чужая страна, чужой город, чужие люди… и мы с тобой вдвоëм. — Разве нам было плохо здесь, сейчас? — водила пальчиком по его груди, животу и чуть ниже. — Нет, это было волшебно. Каждая секунда, проведëнная с тобой, волшебна, — чмокнул еë в губы. — Я тоже так думаю, Гриня, — счасливо улыбнулась, — Но скоро карета превратится в тыкву, — печально усмехнулась. — Знаешь, Евка так любит тебя… Мне кажется, ещë чуть-чуть и она будет называть тебя мамой, — хихикнул, — Из тебя выйдет неплохой учитель по музыке. Как вы с ней сегодня спели! — Учитель… — грустно проговорила. Стало совсем не по себе от того, что опять поддалась чувствам, от того, насколько она сблизилась с дочерью. Слишком непозволительно. Опять она пришла и разрушила жизнь Анны, жизнь еë семьи. Но и Анна разрушила всю её жизнь, Ирина и сама впечатала себя в стену. Когда отдавала дочь, внутри будто всё вырезали. Будто упала с обрыва… Женщина поняла, что так больше нельзя, что надо уходить быстрее, пока у неё ещё есть силы уйти из этого дома. Из глаз Аллегровой потекли слёзы. — Гриш, тебе пора, — встала с кровати и отошла к окну. — Ты чего? — удивился, — Я тебя как-то обидел? — сел, глядя на неë. — Пожалуйста, я прошу тебя, уйди... — выдохнула, проглатывая стоящий в горле ком. — Хорошо, — пожал плечами и начал одеваться, — Я уйду, но обещай мне кое-что, — оделся и направился к выходу. — Что? — дрогнувшим голосом, не поворачиваясь. — Ты останешься в этом доме. Не из-за меня, из-за Евы. Не причиняй боль хотя бы ей, она этого не заслуживает, — тихо произнëс. Понял, что она ставит точку. Слишком хорошо знал эту женщину и еë принципы, но не предполагал, что сам столкнëтся с ними. — Гриш, будет лучше, если я уйду. Я поступаю плохо, понимаешь? Она стала отдаляться от Анны, это неправильно. Ребёнок должен любить свою мать, — потекла новая волна слёз, но на голосе это не сказалось. — Аня сама виновата, что так мало уделяет ей времени. Мы не в праве заставлять ребëнка выбирать, — возразил, — Обещай мне это, Ира. — Хорошо, я останусь, — твёрдо. — И, если захочешь уйти… скажи об этом самой Еве, — это была последняя фраза в этом разговоре, — Завтра трудный день, поедем на пепелище. Спокойной ночи… Ирина Александровна, — горько усмехнулся и покинул еë комнату. Оказавшись в коридоре, направился обратно в гостиную. Не мог после такого лечь спать рядом с женой, поэтому, спустившись на первый этаж, устроился на диване. — Что же это такое?! Ни остаться, ни уйти… — разрыдалась, закрыв лицо руками. Полночи проплакала, и лишь под утро её сморил сон. Она уснула на полу у подоконника, где и сидела всю ночь. На следующий день Лепс с Ириной с утра поехали на место пожара, чтобы оценить степень повреждения дома. Чуть позже Анна с Евой решили съездить в магазин. Женщина собрала девочку и посадила еë в машину, пристегнув. Они отъехали от дома и набрали скорость. Несмотря на то что Анна всегда водила аккуратно, именно сегодня случилась трагедия: на повороте их автомобиль подрезал неизвестный, и женщина не справилась с управлением. Машину на огромной скорости занесло и несколько раз перевернуло. Дальше дым, крики, вой сирены, белые халаты, яркий свет… Лепс с Аллегровой успели вернуться домой и вновь разойтись по делам: женщина осталась искать в Интернете планировки для нового дома, а Григорий поехал на студию. Там он и узнал про аварию. Сорвавшись и запрыгнув в автомобиль, он дал по газам. Оказавшись в больнице, из которой ему звонили, он потребовал главного врача. — Где моя семья?! Что произошло?! — кричал. — Григорий Викторович, успокойтесь, — осадил его врач, — Это больница, не надо здесь кричать, тем более что криками тут не поможешь. — Хорошо, чем я тогда могу помочь? — сразу перешëл к делу. — Ваши жена и дочь попали в аварию. С Анной всë обошлось, у неë сотрясение и многочисленные ушибы. Вашей дочери повезло меньше… — Что с Евой?! Она… жива? — больше всего на свете Лепс боялся услышать сейчас отрицательный ответ. — Жива. Но ей требуется переливание крови. Кровь Вашей жены не подошла, — заявил врач. — Возьмите мою, я готов, — произнëс. — Пойдëмте, нужно сделать несколько анализов. Они прошли в кабинет, где медсестра забрала у Григория немного крови и сделала несколько экспресс-тестов. — К сожалению, Ваша кровь тоже не подходит, - вздохнул, - Ева точно Ваша дочь? — Да как Вы смеете?! — взорвался. — Не надо кричать, Григорий Викторович. Если Вы с Вашей женой — родители Евы, тогда ей должна была подойти кровь хотя бы одного из вас, — спокойно объяснил главврач, сочувствующе глядя на мужчину. — Боже! — выдохнул, закрыв лицо руками, — Неужели моя девочка… — У Вас есть ещë родственники с первой отрицательной группой крови? — поинтересовался врач. — Нет, но… — и тут Григорий вспомнил про Ирину. Она не раз говорила, что у неë редкая группа крови, и они даже шутили на эту тему. — Что «но»? — переспросил мужчина. — Я привезу Вам донора для моей дочери, — твëрдо заявил и покинул сначала кабинет, а затем и больницу. Сел в автомобиль и помчался домой. «Почему наша с Анькой кровь не подошла? Кровь хотя бы одного из родителей…» — в голове всплыли абсурдные мысли про поразительное сходство Евы с Ириной: «Может быть, Ира… Да нет, бред! Но тогда почему Ева наполовину моя копия, наполовину еë?.. Ещë и группа крови такая же, как у Евки… Господи, почему всë так сложно?!» Он подъехал к дому и выскочил из автомобиля. Взбежал по ступенькам и, распахнув дверь, зашëл внутрь. — Ира! — громко позвал, — Ира!!! — А? — выбежала из комнаты, услышав крики мужчины, — Ты чего? — испуганно. — Собирайся быстрее и поехали, — без предисловий. — Ладно-ладно, не нерничай так, — забежала обратно в комнату, схватила рюкзак, накинула толстовку поверх футболки и выбежала, забыв убрать их фотоальбом, который рассматривала до прихода Григория. — Я всё, — быстро сбегая по лестнице. Обула кроссовки, куртку надевать не стала. — Отлично, — выдохнул, пропуская еë первой на улицу. Они сели в автомобиль, и Лепс дал по газам. — С ума сошёл?! — вскрикнула, — Жить надоело, Лепс?! Что вообще происходит?! — раздражало то, что ничего не понимала. — Еве нужно переливание крови, — без обиняков объяснил Григорий, — Мы едем в больницу. — Что?! Что с ней, Гриша?! — испуганно закричала. — Я тебя прошу, не ори! — оборвал еë, — Они с Аней попали в аварию. Мне позвонили на студию, и я сразу же помчался в больницу. Врач сказал, что с Аней всë более-менее, а Еве повезло меньше. Наша кровь не подходит для переливания, зато у тебя такая же, как у Евки. — Да это-то понятно… — пробурчала себе под нос, — Что ж ты тогда так медленно едешь, гони быстрее! — волновалась так, что тряслись руки. — Если будем ехать быстрее, превысим скорость. А тут везде посты ГИБДД, — возразил. — Лепс, а если она умрёт?! Господи, прости! — перекрестилась. — Не нервируй меня! — разозлился, — С ней всë будет ХО-РО-ШО, слышишь меня?! — Слышу… — сдали нервы, и по щекам потекли слёзы. Она может потерять свою девочку, единственное родное, что у неё есть. Её малышку… Женщина закрыла лицо руками, пытаясь заглушить рыдания. Пальцы проскользили дальше и крепко сжали волосы, причиняя боль. Отрезвляющую боль. — Не плачь, — положил ладонь на еë колено и успокаивающе погладил, — Мы уже почти на месте. — Всё будет хорошо, — очень твёрдо. Смогла собраться и внутренне, и внешне, утёрла слёзы, выпрямила спину, решительно смотрела вперёд на дорогу. Они подъехали к больнице и, выскочив из автомобиля, бегом направились в здание. — Главврача нам! — рявкнул Лепс медсестре на ресепшене, и та стала звонить. Минут через пять в холл спустился сам главврач. — Вот вам донор, только спасите мою дочь, — произнëс Григорий, кивнув на Ирину. Тот задумчиво хмыкнул, окинув внимательным взглядом женщину, словно что-то вспоминая или сравнивая. — Идите за мной. Сделаем тесты на совместимость, а затем будем готовить к экстренному переливанию, — произнëс и направился вперëд. — Я тебя провожу… — выдохнул и взял Аллегрову за руку. Они пошли следом за главврачом. Открыв дверь в какую-то палату, тот пропустил их внутрь. — Ирина Александровна, раздевайтесь и ложитесь. Сейчас придëт медсестра с препаратами, — предупредил и ушëл. — Можно подумать, я не знаю, какая у меня группа крови! — огрызнулась, когда врач ушёл, но послушно разделась и легла на кушетку, — У меня там ребёнку плохо, а они ерудой занимаются! — бесило, что время текло тягуче медленно. — Ир, это необходимо. Мне тоже делали всякие анализы, — сел рядом с ней, — Они хотят убедиться, что ты подходишь в качестве донора для Евы. Пожалуйста, делай так, как они говорят. Только ты сейчас можешь помочь Евке. — Я знаю, Гриш, знаю… — грустно выдохнула, а спустя минуту снова зло выкрикнула: — Нет, ну где они ходят?! После этих слов дверь открылась и в палату вошла медсестра с небольшой тележкой, на которой стояли разные препараты, палетки с какими-то жидкостями и лежали шприцы. — Ириш, удачи, — улыбнулся Григорий и сжал еë пальчики, — Всë будет хорошо, мы спасëм Еву, — чмокнул еë в щëку и, кивнув медсестре, вышел из палаты. — Боже, давайте быстрее!.. — молила. — Терпение, Ирина Александровна, — улыбнулась девушка и начала свои манипуляции. Через несколько минут она вновь улыбнулась и объявила: — Всë прекрасно, Ваша кровь идеально подходит для переливания. Я схожу за врачом. — Ещё бы моя кровь не подходила моей дочери… — тихо съязвила. Лепс тем временем проконсультировался у врача и, узнав, что Ирина будет лежать в больнице пару дней, поехал домой за вещами и документами для неë и Анны с Евой. Оказавшись дома, стал собирать самое необходимое. Когда очередь дошла до Аллегровой, он зашëл в еë комнату и увидел лежавший на кровати фотоальбом. Подойдя ближе, понял, что это тот самый, где хранятся их фотографии из Парижа. Перед глазами замелькали моменты шестилетней давности, и мужчина сел на кровать. Аккуратно открыв альбом, медленно листал заполненные фотографиями страницы, с улыбкой рассматривая изображения. В самом конце нахмурился, увидев незнакомый сложенный лист. Развернул его, и перед ним оказался снимок УЗИ с надписью: «Моя Евочка». В дате стоял ровно тот день, когда Анна сообщила ему из санатория, что у них будет девочка. — Не может быть! Ева… Ира… Боже, как?! Почему она мне ничего не сказала?! — закричал и, схватив альбом и кое-какие вещи, запрыгнул в автомобиль и помчался обратно в больницу. — Можно мне к Ирине? — спросил у проходившей мимо медсестры. — Придëтся подождать. Еë уже увезли на переливание, — возразила та и направилась дальше по своим делам. Лепс, чертыхнувшись, плюхнулся в кресло в зоне отдыха, сжимая в руках рюкзак с вещами и альбомом. Когда женщину привезли в операционную, она увидела Еву. Девочка была настолько бледной, что Ирина даже испугалась. Она боялась, что что-то может пойти не так. Но переливание прошло успешно. И после всех манипуляций их собирались развезти по палатам. — Нет… Пожалуйста, не забирайте мою девочку… — слабо говорила Аллегрова, словно находясь в каком-то бреду, пока их везли по коридору. Женщина увидела Григория и изо всех сил, коих было немного, закричала: — Гриша, не отдавай им мою девочку! Где моя девочка?! Где она?! — вертела головой по сторонам, пытаясь отыскать глазами дочь. Тот, услышав еë, бросился к каталке. — Тише, Ириш, всë хорошо… Она будет в соседней палате… — улыбнулся, сжав слабую женскую руку. — Ты её не отдашь? Клянись, что не отдашь!.. — шептала, глаза наполнились слезами. — Вколите кто-нибудь успокоительное ей! — крикнула медсестра, у которой, видимо, тоже сдали нервы. — Не надо успокоительное, всë хорошо, — остановил еë, — Обещаю, Ириш. Аллегрову завезли в палату, и Лепс помог переложить еë на кушетку. Затем сел рядом с ней и, взяв еë за руку, бережно чмокнул слабые пальчики. — Обещаешь... — прошептала и на секунду прикрыла глаза. Она начала постепенно приходить в себя. В палату зашла медсестра и, поставив Ирине капельницу, ушла, прикрыв за собой дверь. — Иришкин? — тихо позвал, поглаживая еë ладонь. — М-м-м? — протянула. — Я всë знаю про тебя и Еву, — произнëс, чуть улыбнувшись. Когда только узнал, хотелось кричать, но, видя, в каком состоянии находится Аллегрова, он понял, что это нецелесообразно. — Как?! Что?! — резко распахнула глаза и взглянула на него. — Ты наш альбом на кровати оставила, — мягко пояснил, — Почему ты мне ничего не сказала? Я уже думал — всë, крыша поехала, раз кажется, что вы похожи… — Я… не… Я не могла… — покачала головой, но она закружилась, поэтому пришлось тут же прекратить. — Тихо, лежи спокойно, у тебя слабость после переливания, — улыбнулся и погладил еë по голове. Его пальцы ласково перебирали пряди белоснежных волос. — Прости меня, я хотела как лучше… — на глаза навернулись слёзы, — Когда я узнала, что беременна, я очень испугалась. Потому что я не знала, что будет дальше. Мне было жаль Анну, я видела, как ты переживал из-за того, что она потеряла ребёнка. Я хотела, чтобы у Евы был папа, самый замечательный папа на свете, — заплакала, но продолжила: — Я предложила Анне забрать Еву, так, чтобы ты не знал. Я не хотела разрушать вашу семью и жизнь Ани, но… Но я разрушила свою, — закрыла лицо простынëй, сдерживая рыдания. Она рассказала всё. Всё, как есть. Не было смысла врать, если он и так знает, что Ева — их дочь. — Осторожно, у тебя капельница, — предупредил, аккуратно опуская еë руку, где стоял катетер, — Всë хорошо, не плачь, — улыбнулся, чмокнув еë в губы, — Ну вы с ней и наворотили, конечно… — вздохнул и осторожно прилëг рядом, вытирая ей слëзы. — Я виновата, во всём виновата… Моя малышка растёт без меня, а Аня… Аня не простит меня, за то, что ты теперь всё знаешь… Каждую ночь мне снится в кошмарах, как врачи уносят мою девочку, уносят насовсем… Я не могу с этим жить, Гриша! Я не ем и не сплю, когда Евы нет рядом… Я не знаю, что мне делать… — выдохнула. — Не спорю, ты глупо поступила, нужно было рассказать мне всë сразу. И не было бы сейчас этой ситуации, мы были бы вместе… — вздохнул, чмокнув еë в плечо, — Но это не самое ужасное, Ириш. — А Анна была бы несчастна… — вздохнула, — Что? Что-то с Евой? — встрепенулась. — Как мы ей это скажем? — поднял голову и посмотрел ей в глаза. — О чём ты? Зачем? — нашла его руку и сжала. — Как это «зачем»? Она имеет право знать, кто еë настоящая мама, — серьëзно, — Не надо обманывать ребëнка. — Лепс, ты вообще представляешь себе это? Неужели тебе не жалко Аню? Она ради любви к тебе согласилась взять Еву… Я знаю, мы оба знаем, что я тебя люблю, ты… Ты — мой воздух, но… Но это нехорошо. Чёрт! Чёрт! Почему всё так?! — злилась на жизнь и на саму себя. — Вы обе знали, на что шли. Особенно Аня. Тайное всегда становится явным, забыла? К тому же она не относится к Еве так, как к ней относишься ты, — возразил. — Она воспитывала её пять лет! Пять лет, Лепс, она воспитывала НАШЕГО ребёнка! — громко, — Я не смогу разрушить жизни Ани и Евы… Мне лучше уйти, убежать от вас всех, пока не поздно, — попыталась встать, дёрнула рукой, катетер выскочил, и брызнула кровь. — Аллегрова, ты совсем уже? Врача! — крикнул. В палату вбежала медсестра и недовольно поцокала языком. — Ирина Александровна, Вам нужно полежать спокойно, потому что стоит капельница. Вот зачем Вы дëргаете рукой? — заменила наконечник у катетера и поставила его обратно, — Или Вы лежите спокойно, или я вколю Вам успокоительное и будете спать, — пригрозила, — Григорий Викторович, проследите, чтобы она не дëргалась, — попросила и вышла из палаты. — Доигралась? — фыркнул. — Мне надо уйти… надо уйти… — бормотала, — Это невозможно, Гриш… — Успокойся! — чуть повысил голос, — Ты можешь перестать истерить, Ир? Женщина ничего не ответила, а просто замолчала. — Успокоилась? Молодец. А теперь слушай меня. Так продолжаться дальше, действительно, не может. Поэтому я развожусь с Аней и забираю Еву к тебе. Аня меня поймëт. — Это сон, просто сон, очередной кошмар… — прошептала, — Сейчас я проснусь, и не было ни тебя, ни ночи, ни Парижа, ни Евы, ни-ко-го… — отстранённым, без эмоций, голосом. — В дурку собралась? — усмехнулся, беря еë руку и сжимая в своей. — Куда угодно… Давно пора туда. Схожу с ума без тебя, будто наваждение какое-то… Оно отказывается биться без тебя и без Евы… — показала рукой на то место, где находится сердце. — Теперь будет обязано биться, потому что мы всегда будем рядом, — улыбнулся и, наклонившись к ней, стал покрывать еë лицо нежными поцелуями. — Что ты делаешь, Гриня? Что мы делаем? Господи, прости меня, если сможешь… — грустно, — Позволь мне быть счастливой, Господи, у меня нет ничего дороже в жизни, чем Ева и Гриша… Дверь палаты скрипнула, и вошла Анна. — Я… Можно я кое-что скажу? — Боже, Аня! Ты как сюда дошла? — Ирин, всё в порядке. Я изрядно устала от этого всего: от вранья, от того, что воспитываю ребёнка… Ир, прости, я больше не могу! С меня хватит! Гриш, Ева не моя дочь, её родила Ира. Когда она предложила забрать её, я так обрадовалась! Я думала, наша семья станет крепче, но… Но ты любил Иру, а я как была, так и осталась далеко не на первом месте в твоей жизни, в твоих мыслях. ОНА жила в твоих мыслях, ты постояно вспоминал ЕË, ты не давал мне покоя! — показывала на Аллегрову дрожащей рукой, — Даже тогда, когда мы пытались завести ребёнка, до рождения Евы, ты называл меня ЕË именем в постели! ЕË именем, не моим! Я так устала, устала от всего… Да, я любила тебя, но любить стену невозможно. Я устала бороться с тобой, с собой. Я решила, что мне надо уйти и подала на развод, — говорила, то повышая, то понижая голос. — Про Еву я знаю, — тихо произнëс, — Прости меня, Ань. Я рад, что ты меня понимаешь… Кстати, ты чего ходишь? У тебя же сотрясение. Пойдëм я отведу тебя в твою палату, там и поговорим, — поднялся со своего места. — Ань, осторожней. Прости меня… — выдохнула Ирина. — Это ты меня прости, Ира. Никогда бы так не смогла, как ты. Ты очень сильная, я благодарна тебе за всё. — Ирка, только попробуй в моë отсутствие двинуться с места, — пригрозил, подходя к жене и обнимая еë за талию. — Ладно, — цокнула и посмотрела на его руку, покоившуюся на талии Анны. — Не ревнуй, — усмехнулся и вывел Анну из палаты, поддерживая еë за талию. — Больно надо… — пробурчала, когда они ушли. Посчитала до двадцати и встала с кровати. Аккуратно придерживаясь за капельницу, пошлёпала к двери. Колёсики капельницы не скрипели, что было Ирине на руку. Женщина выглянула в коридор и, убедившись, что путь свободен, вышла. Пройдя по коридору, зашла в палату Евы. Последняя лежала с закрытыми глазами и, по-видимому, спала. — Прости меня, моя девочка, — подошла и, наклонившись, чмокнула маленькую детскую ручку, — Доченька моя… Поправляйся скорее, золотая… — присела на край кушетки. Через некоторое время дверь в палату открылась и туда заглянул Лепс. — Ира, мать твою, я тебе что сказал?! — тихо возмутился. — Тише, Еву разбудишь! — шикнула. — А я не сплю, — тихо сказала и улыбнулась, приоткрывая один глаз. — Привет, солнышко, — улыбнулся Григорий, подходя к кушетке и садясь рядом с Ириной, — Чувствуешь себя хоть немного Ириной Аллегровой? — пошутил. — Чего? — не поняла, — Мама, о чём он? — посмотрела на Ирину. Глаза Аллегровой удивлённо распахнулись, а на лице медленно расцвела улыбка. — Ев, она тебе, вообще-то, жизнь спасла, кровью своей поделилась, — обнял женщину за талию и чмокнул в щëчку. — Ты? Спасибо, — улыбнулась, — А… А ты сказала, что я твоя дочь, а… мама как? — непонимающе. — С Аней всë хорошо, — улыбнулся, — Она не мама, Ев, вот мама, — кивнул на Ирину. — Как не мама? Я думала, у меня две мамы… — пробурчала, — Мам, а… а ты меня любишь? — посмотрела на Аллегрову. — Конечно люблю, больше жизни люблю, солнышко, — аккуратно обняла девочку одной рукой. — Ев, мама одна и она тебя любит. Так же, как и папа, — наклонился и чмокнул дочь в носик. — А… А ты кого любишь? Маму или… Аню? Её ведь Аней зовут? — заинтересованно. — Да, твою бывшую маму зовут Аней. Ев, ты чего? Мы же учили с тобой, — удивился, — Меня как зовут? — Глиша, — быстро ответила, смеясь. — Молодец, — усмехнулся, — Ну, как твою новую маму зовут, ты точно знаешь… — Да, Ила! — кивнула, — Пап, а можно сельёзный воплос? — сосредоточенно. — Ну давай, сеЛьëзная ты наша, — хохотнул, передразнив еë. — Ты мне не ответил, — нахмурилась, — Кого ты любишь? Это пелвый воплос, — ждала, когда мужчина ответит. — Маму, — улыбнулся и, хитро посмотрев на Ирину, чмокнул еë в губы. — Чего ты так смотришь? Боишься, что ли? — рассмеялась, посмотрев на Григория. — А тепель втолой воплос, — продолжала серьёзничать, — Аня говолила, что дети появляются из животика. Из чьего животика появилась я? — широко раскрыла глаза, ожидая ответа. Она хотела знать правду. — Ев, вот твоя мама сидит, как ты думаешь, из чьего животика ты появилась? — засмеялся Лепс. — Почему ты тогда говолил, что Аня — мама? — не поняла. — А это уже надо у мамы Иры спросить, — посмотрел на Аллегрову с поднятой бровью, — Давай, дорогая, объясняй своему чаду, где ты пять лет пропадала, — хмыкнул. — Лепс! — возмутилась, — Ты чокнутый! Ев, понимаешь, я не могла быть с папой, поэтому я отдала тебя ему и его жене, чтобы ты могла видеть папу, — пыталась объяснить. — А чего я-то сразу? Знаешь, Ев, у меня такое же лицо, как у тебя сейчас, было, когда я узнал, что вот эта женщина — твоя мама, — усмехнулся. — Ты не знал? — удивлённо приподняла бровки. — Нет, знала только… только твоя мама, — виновато вздохнула Ирина. — Пелестань! — крикнула Ева во весь голос. — Тихо, Ев, не кричи, а то врачи сбегутся. Ты же не хочешь пить невкусные таблетки? — улыбнулся, — Если бы знал, ты бы жила с настоящей мамой, которой надо по попе за такое дать, — выразительно посмотрел на Аллегрову. Ева пропустила половину слов отца мимо ушей и продолжила своё. — Мама, — взяла её за руку, — Не называй Аню моей мамой. Аня говорила, что мама — это та, которая родила и которая в школу водила. Ты же будешь водить меня в школу? — чмокнула её руку и прижалась к ней щëчкой. — Конечно, малышка, обязательно, — тепло улыбнулась и поцеловала девочку в волосы. — Ев, а ты помнишь, что тебе снилось? — поинтересовался Лепс, — Ты всë время во сне говоришь: «Мама-мама…». — Мне снилось… Мне снилась Ила… Но я не знала почему, а тепель знаю, — улыбнулась. — Ну и отлично, двумя проблемами меньше: маму нашли, в снах разобрались, — пошутил, — Ну так что, чувствуешь силу аллегровскую? — пошутил. — Папа, ты глупый, — хихикнула, — Мама не сильная, мама плосто тебя любит, — улыбнулась. — Согласен, правильно мыслишь. Это я тебя проверял, — подмигнул, — Смотри, Ир, какое умное у нас чудо! — засмеялся, обнимая Ирину. — Вся в папу, — счастливо рассмеялась, обнимая его в ответ. — А поцеловать? — хитро усмехнулась малышка. — Ну точно в папу, — заливисто засмеялась и чмокнула Григория в губы. — А когда выступает, вся в маму, — улыбнулся, ответив на поцелуй. — Ну что, солнышко, пора баиньки, — улыбнулась Ирина, посмотрев на дочь. — Да, Ев, во сне сразу все болячки проходят, — кивнул Лепс, — Маме надо тоже отдыхать, а то она бегает по палатам с капельницей, — хихикнул. — Мама, не хулигань, слушайся папу, — улыбнулась, — Спокойной ночи, мама и папа, — прикрыла глаза. — Спокойной ночи, золото, — чмокнула дочь в щёчку. — Отдыхай, солнышко, — улыбнулся Григорий и осторожно, чтобы не задеть многочисленные катетеры, поправил на дочери одеяло и погладил еë по голове. Пара поднялась и, помахав Еве на прощание, вышла в коридор. — Слышала? Слушайся папу, — усмехнулся, — Я же тебе сказал, лежи спокойно. Нет, блин, понесло аж в другую палату… — произнëс с наигранной строгостью, поддерживая Ирину за талию и помогая ей дойти до еë палаты. — Гриша, ну это же моя дочь, как я могла к ней не пойти! Разве ты бы не сбежал? — О, вот Вы где, Ирина Александровна! — произнесла медсестра, встретив пару у двери в палату Аллегровой, — Где Вас носило? Вам пора капельницу снимать, — возмущённо. Они втроём вошли в палату. — Ир, ты после переливания. Могла ты потерпеть хотя бы пару суток? — вздохнул, помогая ей лечь. Медсестра ловко извлекла катетер. — Ирина Александровна, Вам нужно отдыхать. Хорошо что врач не знает, что Вы с капельницей из палаты вышли, — покачала головой и, забрав аппаратуру, ушла. — Всë, мать, у тебя тихий час, — усмехнулся. — Я терпела пять лет. Пять лет жаждала услышать в свой адрес тихое и доброе «мама»… — прошептала, глядя в потолок. — Теперь ты будешь каждый день слышать это, — улыбнулся, — И «любимая»… — шепнул ей в губы и нежно чмокнул их. — Спасибо тебе… — прошептала, улыбаясь. С момента аварии прошло три месяца. Григорий развёлся с Анной и жил с Ириной и Евой в новом доме, который они отстроили вместе. В один из осенних вечеров пара шла за руки по парку, улыбаясь падающим кленовым и дубовым листьям, которые ветер разносил по всему парку. Их дочка бежала впереди, пытаясь поймать листочки на лету. Пока они шли по дорожке, Аллегрова насобирала целую охапку огненно-разноцветных листьев. Ева забежала на небольшую возвышенность. — Мам, пап, идите сюда!.. — весело позвала, подпрыгивая на месте. — Догоняй! — крикнул Григорий и, отпустив руку невесты, побежал к дочери. Ирина, смеясь, рванула за ним. Мужчина прибежал первым и, когда Аллегрова догнала его, подхватил её на руки и закружил в своих объятиях. Женщина от неожиданности подбросила листья вверх. Она склонилась к будущему мужу, и их губы слились в долгом, нежном, наполненном любовью поцелуе. — Ула-а-а! — улыбаясь, крикнула Ева и, подбежав к ним, обняла отца за ногу. Томно я задержу дыханье… Всë невозможно, я ухожу в сознанье глубоко. Блики розового свеченья, Лучики солнца тихо ложатся на твоë лицо… Перепутанные взгляды наши, Ничего я не хочу терять! Около тебя мир зеленее, Около тебя солнцу теплее, Около тебя я понимаю, что счастье есть, Когда ты здесь около меня! Около меня… Около меня…