Я тебя люблю

      Над Неаполем сгущаются тучи, предвещая сильный дождь. Кто бы мог подумать, никто не мог предположить, что такой ясный и солнечный день внезапно переменит своё настроение в мрачную сторону. — Метеорологи опять в окно смотрели, что ли? — недовольное бурчание маленькой фигуры, что забыла свой зонт дома, смотрела синими глазами в мрачное небо. Город, будто бы умер, стихло всё; не слышны были ни птицы, ни голоса людей, ни шумы проезжающих мимо машин. Абсолютная тишина города сводила с ума. Девушку не покидало отчаянное ощущение, что что-то произошло… Что-то очень плохое, очень горькое, очень болезненное, сродни тысячи осколков стекла, что впиваются в спину.       Маленькая фигура сорвалась с места, игнорируя стену из дождя, что обрушилась также внезапно, как и то странное чувство, поселившееся где-то глубоко. Больно, страшно… Подступающая комом к горлу паника вырывается наружу слезами. «Нет-нет-нет, этого не могло случиться! Он вернётся, он обещал!», — отчаянно заверяла себя синеглазая, устремляя замутненный взор куда-то вглубь улицы. Она знала, чем он занимается, знала, что это опасно, но и не думала бросить всё, послать ко всем чертям. Она всегда была для него тут, на другом конце улицы, в скромных апартаментах, где даже одному-то не шибко просторно, а тут ещё и он. Заявляется к ней посреди ночи, чертыхается, когда встречает преграду в виде табурета или чего-либо ещё, спотыкается об ножку стола… Такой забавный, хоть и опасен до чёртиков снаружи. Такой неловкий, стыдливый, но весь принадлежащий только ей одной.       Капли дождя намочили плечи, короткие чёрные волосы, смешались со слезами на щеках, но девушка и не думает прятаться. Она бежит со всех ног, игнорируя суетящихся людей, что появились на улице, будто из неоткуда. Кто-то возмущается вслед маленькой фигуре в чёрном костюме, но ей всё равно. Только бы прибежать… Только бы убедиться, что он дома, что он ждёт её, и её чувство опасности — всего лишь паранойя, дурацкая шутка больного воображения, но нет… — Ты ведь Ресаллис? — раздалось откуда-то слева. От небольшого замешательства девушка с синими глазами едва не влетела в столик кафе. Ресаллис не чувствовала усталости, хотя пробежала добрых два квартала, не останавливаясь ни на мгновение. Её больше беспокоило то, откуда неизвестный ей человек может знать её имя. Лис не была из тех, кто заводит знакомства спонтанно, и совсем уж не была из тех, кто вообще заводит знакомства с кем-либо. Человек, стоящий под козырьком кафе, внимательно изучал взглядом Ресаллис, как бы пытаясь прикинуть: она это или просто ошибка вышла. — Допустим я, вам какое дело? — сразу с грубости. Такова была эта девушка с глазами цвета лазурита; отсеивала сразу тех, кто просто хотел позабавиться, ну, или тех, кому было просто скучно. Такие люди не нужны ей в компании. Лис прожигала взглядом неизвестного, чьё выражение лица было спокойным, как море в штиль, но было в нём что-то… Печальное?.. — Идём со мной, есть кое-что, что ты должна знать, — сухо и без лишних деталей. Так похоже на него… Приняв взвешенное решение, девушка похмурилась, но покорно прошла следом за юношей, что свернул в переулок и вышел на другую сторону улицы. Лис шла почти слад в след, всё ещё не понимая, что происходит.       С каждой секундой паника в груди всё росла, вытесняя надежду на лучшее. Страшно было подумать о том, что же такого хотел показать ей незнакомец. Поворот, ещё один и ещё один. Ресаллис застыла, увидев в окне машины его… Такого бледного, с закрытыми глазами и с дырой в груди. Она была огромной, зияющей, через неё можно было преспокойно разглядеть спинку сидения салона машины. Внутри всё похолодело, дыхание спёрло, оно так и застряло в горле. — Этого… Не может быть, — только и вымолвила девушка, падая на колени прямо в лужу. Она была в ужасе, дыхание было быстрым и частым, с каждой секундой Лис чувствовала, как холодеют её ладони, начиная от кончиков пальцев. Дверь машины открылась, побледневшая от страха и ужаса рука девушки невольно потянулась к холодной щеке Аббаккио. Слёзы градом потекли по щекам, из горла вырвался пронзительный женский крик. Её психика боролась с тем, чтобы принять как данность то, что её жених, её возлюбленный больше не придёт, его больше не будет рядом с ней, он не будет тихо материться, ударившись ногой об табурет, не будет припитый с мрачной усмешкой рассказывать ей о своём прошлом, проклиная себя каждый раз за смерть товарища, и с застывшими на глазах слезами, засыпать на диване, лёжа на её коленях.       Днём после она, несущая траур по нему, стояла вместе с его товарищами возле его могилы. Она не спала всю ночь, тихо плача. Она не могла смириться, не могла отпустить его, не могла… Она так любила его, любила его мрачный характер, любила всё в нём… Теперь Леоне Аббаккио больше нет с ней, и в её груди, как и в его, теперь зияющая дыра. Её не сможет закрыть ни алкоголь, ни кто-либо ещё. Буччеллати и его банда покинули кладбище, оставив Ресаллис совсем одну наедине с могильной плитой, на которой был портрет Аббаккио. — Лжец… — всхлипнув, прохрипела девушка, сжав руку в кулак. — Ты обещал, что вернёшься, обещал, что мы поженимся, обещал, что выживешь!       Она снова плачет, она всё ещё не может смириться с той болью, которая теперь заменила ей все тёплые чувства. Она вытесняет весь воздух из лёгких, вырывается слезами наружу и полным бессилием. Обручальное кольцо падает с безымянного пальца на левой руке, и Лис снова кричит что есть сил, падая вновь перед холодным мрамором на колени. Тишина давит на плечи, Ресаллис не хочет возвращаться домой. Каждый угол напоминает о нём, о любимом, о её ненаглядном женихе, который теперь смотрит на неё с холодной глади могильной плиты. — Забери… Забери всё, что хочешь! Мою душу, моё сердце, мои эмоции, — кричала навзрыд в мрачное небо брюнетка, не в силах остановить плач. — Забери всё, только верни… Верни мне его! Верни мне Леоне Аббаккио!       Девушка хотела верить, что она проснётся и увидит его широкую спину или его спокойное лицо, пока он спит. Он был таким мрачным и хмурым, лишь в моменты, когда он спал, он был абсолютно спокоен, расслаблен и… Печален. Всё это казалось самым настоящим кошмаром, от которого так хотелось очнуться, но всё происходящее было слишком реальным для плохого сновидения.       Возле могилы Леоне Ресаллис провела очень много времени. Ей было жаль, что она так и не смогла сказать ему тех трёх заветных слов, что так и рвались наружу. Вся их любовь была исключительно через действия. Они оба считали, что поступки говорят громче, и потому «Я тебя люблю» никто из них никогда не произносил. — Я люблю тебя, — хриплым голосом проговорила брюнетка, осторожно поцеловав холодную гладь мраморной могильной плиты.