Часть 1, Замыкая круг — фанфик по фэндому «Ведьмак»

Часть 1

10 августа 2020 г. в 14:49

Настройки текста

Он уже седлал Плотву, когда Цири неожиданно спросила: – Геральт, ты веришь в предсказания? Ведьмак пожал плечами. Это обычно означало все от «да» или «нет» до «я не хочу говорить», но пристальный взгляд меж лопаток никуда не исчез, и пришлось ответить вслух. Как всегда не то, что от него ожидали услышать. – Почему ты спрашиваешь? – Тут рядом живет гадалка. Вчера вечером она заходила, искала тебя. Сказала, ей есть что тебе рассказать. Геральт вздохнул. Он видел ее в трактирном зале прошлым днем, когда платил за обед и ночь вперед, – полная женщина средних лет в грязном платке. Она смотрела на него, думая, что делала это незаметно, но подойти не решилась, и Геральт позабыл о ней сразу после того, как хозяин постоялого двора сложил пальцы в охранный знак и обозвал ее «ведьмой проклятой». А «ведьма», оказывается, пока он бродил по городку и слушал сплетни, поймала за рукав Цири… – Ты зайдешь к ней? Девочка погладила Плотву по шее и заглянула ведьмаку в лицо. Ей, похоже, было ужасно интересно, что же такое предсказательница хотела рассказать. – Мне и без того хватит предначертаний, – проворчал Геральт, уже предчувствуя свое поражение в этой маленькой войне. – Неужели тебе не интересно? – Цири обежала лошадь, мимоходом проверив крепление стремени, и снова завертелась возле него. – А вдруг она скажет что-то важное? – Вряд ли. – Ну а если? Ведьмак снова вздохнул и поглядел на солнце. Край блеклого огненного шара едва-едва виднелся над далеким лесом: они собирались выехать как можно раньше. И от него не убудет посетить гадалку, конечно, но истинная причина задерживаться если и была, то в любопытстве Цири, которая изведет спутника до следующего привала, если он сейчас не согласится. – Хорошо, – подумав еще немного, произнес он. – Но ты со мной не пойдешь, останешься снаружи. – Вот еще! Я… – Ци-ри. Девочка отвернулась. Когда он говорил так – лучше было слушаться, она знала. Дуться ей это все равно не мешало. Гадалка жила в конце улицы, и дверь ее ветхого домишки нельзя было перепутать ни с какой другой: она была густо покрыта сажей и еще чем-то липким и дурно пахнувшим. Соседи не больно-то жаловали «проклятую». Геральт толкнул дверь, решив не стучать. Внутри оказалось чисто, сухо и тепло совсем не по-осеннему, когда почти каждый день моросил противный дождь, и солнце выглядывало только по утрам, да и то не всегда. От такой погоды в жилых стенах обычно становилось промозгло и зябко. Геральт увидел лестницу, ведшую на второй этаж, маленький огонек, разведенный прямо на камнях в углу, и женщину за тяжелым дубовым столом. Голова ее была не покрыта, угольно-черные волосы с заметной сединой падали на плечи. – Сказать по правде, ведьмак, я думала, ты не придешь, – произнесла она, глядя на него. У нее был низкий приятный голос. – Ты хотела мне что-то сказать, – Геральт сам отодвинул стул напротив, сел, окидывая взглядом вышитую скатерть. Миска с черными и белыми камешками, почти догоревшие свечи, капли воска на плотной ткани, чашка воды и длинные облезлые перья – он немало повидал таких «ведьм», чья дурная слава держалась только на умении пожелать человеку сдохнуть скорее, чем его приберет к себе возраст или болезнь. Медальон на груди лежал спокойно. – Я увидела тебя на постоялом дворе, – женщина взяла из миски черный камешек и сжала в кулаке. – Иногда так бывает, что видение идет вперед моего желания. Я хотела тебя предупредить. Геральт ухмыльнулся. – О чем? Об опасности? Не трудись зря. Он не любил предсказателей, но сколько повидал за годы и годы на большаке – не сосчитать. Все без исключения прочили ему долгий путь и новые знакомства и грозили близкой бедой. Гадалка внезапно засмеялась, откидывая голову, и от этого смеха колыхнулся огонек в углу. – Ты сам своя главная опасность, своя погибель и чужое спасение, – снова стала она серьезной. – Ты это знаешь с юных лет. Нет, я не о том… Да и вовсе не далекое будущее предсказывать я тебе собираюсь, а так… Рассказать, что вижу на твоей дороге. – Ну и что же ты видишь? Женщина подалась вперед, вглядываясь в желтые глаза. Произнесла медленно: – Я вижу могилу. В ней лежишь ты, ведьмак, и девочка с белыми волосами плачет и зовет. Еще я вижу двух всадников, едущих к этой могиле. Один из них – твоя жизнь, другой – смерть. Геральт сжал зубы. Он ожидал, что гадалка зажжет свечи или перельет воду из чашки в чашку, и вовсе не ждал, что слова, совсем не похожие на привычные «предсказания», прозвучат так неожиданно. Поэтому спросил, как бросился в бой – быстрее, чем понял сам: – Как узнать, кто из них кто? Она сложила руки перед собой и улыбнулась. Печально одними усталыми глазами. – Каждый наш шаг на этой земле подобен брошенному в воду камню: он меньше или больше, но тонет, оставаясь в прошлом и оставляя за собой рябь. Порой случается, что волна от камня, брошенного далеко-далеко позади, настигает твой нынешний шаг, – она искала что-то в его лице, искала и, похоже, находила. – Ты можешь встать из этой могилы или найти в ней последнее пристанище – ничто из этого не будет зависеть от тебя, ведьмак. И даже от девочки, сколь бы могущественна она ни была. Те всадники придут из твоего прошлого и решат, жить тебе в тот день или умереть. Геральт почувствовал, как по позвоночнику побежал озноб. Он не больно-то верил во всякие гадания, в основном потому, что в провидцы обычно рядились шарлатаны, охочие до чужих денег, а вовсе не настоящие колдуны. Эта женщина была другой… Он не чувствовал в ней магии, не было ее ни в одном предмете вокруг, но что-то шептало ведьмаку на ухо: «Слушай». – И все ж таки, это всадники – кто они? Женщина встала, сняла со спинки стула платок и накинула на голову. Геральту тоже пришлось подняться. Он думал, она уже не ответит, но у двери его догнал тяжелый вздох. – Ты ударил одного в спину, другого в грудь, и оба они слали много проклятий на твою голову. Это все, что я могу тебе сказать. Обернувшись, он увидел, как она взялась за пучки трав и котелок, и вытащил из кошеля мелкую монету. По его мнению, путь даже шарлатанские, но оригинальные предсказания должны быть оплачены. На улице ничего не изменилось, только солнце нырнуло в тучи, так и не поднявшись над кронами леса. Цири ждала в седле, и Геральт забрался следом. – Что она сказала? – Много всего. – Что-то интересное? – допытывалась девочка, глядя, как со скоростью мерного конного шага тянулись назад последние улицы городка. – Что-то важное? – Нет, – ведьмак повел Плотву в сторону, чтобы не затоптать мальчишку, кинувшегося наперерез, и выслушал несколько «добрых» слов от прохожих. Новых среди ругательств не было. – Она предрекла мне лежать в могиле и ждать двух всадников, которые будут решать, жить мне или умереть. – Звучит зловеще. – Все это глупости, Цири. Геральт встряхнул головой не хуже кобылы и устремил взор вперед. Предназначений в его жизни было довольно и безо всяких всадников из прошлого, кем бы они ни были. А чтобы ведьмак валялся и ждал, пока кто-то решит за него судьбу – вранье от первого до последнего слова.

Осень перевалила за середину, в лесах становилось холодней, но останавливаться в этой деревеньке Геральт не собирался. Вот еще: тут всего три дома, которые переживут грядущую зиму, и полтора десятка жителей, а до следующего города меньше двух дневных переходов. Там можно будет переждать грозу, которая гналась по пятам, и, если повезет, какую работенку найти… А если и нет, то хоть эликсиров купить – с прошлого города, почти в двух неделях пути, они четырежды встревали в неприятности, и делать остановку в обветшалой деревне ведьмак не хотел еще и по этой причине: уж больно много тварей лезло из леса осенью в этих краях. За крепкими стенами всяко надежней и сидеть, и лежать. Геральт потянулся. Вот лечь – это да, это было бы хорошо. Очень хорошо. Места вокруг неспокойные, и хоть старались на привал не отходить далеко с дороги, ночами он почти не спал. Несколько раз это спасло им с Цири жизнь. Но силы ведьмачьи не бесконечны, а зелья тем более. Сейчас Геральт радовался тому, что до постоялого двора два дня пути. И еще думал о том, что идти с караваном было бы спокойнее, но к выходу торговцев из города они опоздали на несколько суток, и понукать Плотву он не стал. Теперь, судя по следам, караван они почти догнали, и те наверняка встанут здесь на ночь. В общем говоря, останавливаться в деревеньке Геральт не собирался, но у судьбы были иные планы. Когда дымок над домами стал виден на фоне серого неба, им навстречу вышел человек. – Белый Волк. Здравствуй. Цири вздрогнула. Она привыкла дремать в седле, когда выпадал шанс. – Здравствуй, – ведьмак натянул поводья, цепко осматривая мужчину. Он был старше, по крайней мере внешне. Ниже на голову, а то и полторы, уступал Геральту в плечах и груди, волосы в осенних сумерках отливали позеленевшей медью. Куртка, несомненно, видала лучшие дни, ножны и подавно. – Мы знакомы? – Слегка, – усмехнулся мужчина, и Геральт отметил, как после смешка его рука дернулась к боку, но почти сразу изменила направление, скользнула за ворот, вытаскивая на свет медальон – брат тому, что болтался под рубашкой Геральта. – Мое имя Амро, ты вряд ли меня помнишь. – Не помню. Чего тебе? На этот раз Амро смог засмеяться, не выдав ни движением, ни лицом боли в явно помятых ребрах. – А ты все так же нелюдим, как прежде, и так же груб… Но мне тебя судьба послала, не иначе. – Я судьбу сам послать могу, на это большого ума не надо, – пожал плечами ведьмак. Он чувствовал, как подобралась окончательно проснувшаяся Цири. Девочка быстро выучила, что верить не стоило никому. – Ты прав. Ну а я буду прав, если скажу, что тебе, как всегда и всем нам, не помешают деньги. – Даром отдашь? – И хотел бы, да больно дорого они мне встали, – вздохнул Амро. И сделал шаг вперед. – Пойдем, расскажу, что за дело. Геральт прикинул расклад. По всему выходило, что завелась где-то рядом тварь – а может, и не одна, – и местные, поскрипев зубами, собрали деньжат для заезжего ведьмака. Деревенька беднее бедного, видно, тварюшка завелась из особо злых и голодных. А ведьмак не сдюжил. Леший знает почему, но Геральт ему здесь точно стал подарком судьбы: за сохранение собственной жизни плату и на двоих разделить не жалко. Жалко было тратить время за пару монет, но, с другой стороны, за те четыре раза, что он сделал мир чище по дороге от города сюда, ему и тех никто не заплатил. – И кто там? – Гули. Заброшенное кладбище в стороне, – Амро смекнул, что Белый Волк согласился, и кивнул в лес к западу. – Деревня редеет потихоньку, хоронить уже почти некого, а кто лежал – тех гули давно переварили. Теперь местные по грибы ходить боятся. Амро ступил с дороги под деревья, поглядел несколько мгновений в чащу и снова повернулся к Геральту. – Тут пару часов как караван прошел, так они даже в деревне на ночь встать побоялись. Дали селянам монет заплатить мне и пошли дальше. – А ты что же? – Подставился неудачно, а пить давно нечего. Я бы завтра еще раз пошел, но тебя сюда точно провидение прислало! Геральт поморщился. Амро где-то откровенно врал, но разбираться было недосуг. Гули – невелика проблема, и часа его не задержат. – Ты возьмешься? – тихо спросила Цири. – Возьмусь, – он потянулся к серебряному мечу. – Далеко кладбище? – От деревни прямая дорога, – отозвался Амро. – Поросла сильно, но еще торная. Пешему с полчаса пути. Кивнув, Геральт пустил Плотву вперед. Наклонился к уху Цири и произнес негромко, чтобы следовавший за ними уж точно не услышал: – В деревню заворачивать не буду. Останетесь неподалеку. – Геральт, стоит ли? – девочка повела плечами. – Там кладбище… – Что с того? – Та гадалка тебе могилу предсказывала, помнишь? Ведьмак фыркнул. – Она еще всадников обещала. Вряд ли у местных хоть одна лошадь осталась. Цири не ответила, но Геральт догадывался, что она не согласна. Дорога на кладбище шла от покосившегося плетня. Похоже, местные силились возвести хоть какую-то преграду между собой и опасностью. Геральт направил лошадь по тропинке. Амро присвистнул: – Эй, оставь девочку в деревне. Она тебе там не помощница. Ведьмак не стал оборачиваться и отвечать тоже не стал, и Амро бросил ему в спину: – Выпью за твою удачу, Геральт! Потом найдешь меня. Он оставил Цири с Плотвой под раскидистым дубом, откуда еще виднелся крайний деревенский дом. До кладбища оставалось не так далеко его широким шагом. Осеннее солнце не показывалось из-за туч, в лесу от этого было зловеще-сумрачно, кое-где на кустах клочьями лежал туман. Его рвали на части холодный ветерок и редкие капли прошедшего дождя, задержавшиеся на ветках и падавшие теперь на землю и за шиворот ведьмаку, тревожившему покой природы. Кладбище выпрыгнуло на него неожиданно, Геральт даже не разглядел той границы, которая разделяла лес и могильник: все было слишком заброшено. Место давно поросло травой, вереском и вьюнами, холмики могил сгладились, стали почти не видны, а кое-где и вовсе просели – дела гулей, дорвавшихся до еды. Ведьмак осторожно пошел по кромке, где на влажной земле виднелись следы сапог. Амро был тут прошлой ночью, скорее даже под утро. Сколько тварей он успел убить, прежде чем его прихватили и вынудили вернуться в деревню? Под обугленным стволом осины лежала мерзко вонявшая туша без верхней части, чуть дальше к центру – еще одна. Вряд ли живых тварей осталось больше: кладбище маленькое, все вдоль и поперек перепаханное, это и отсюда видно. В земле, наверно, никого уже не осталось, но до живых совсем рядом черед не дошел. А значит, гулей должно быть немного. Еще двое максимум, остальным тут просто нечего жрать. «Как пара гулей смогла помять ведьмака?..» За осмотром кладбища и думами он почти пропустил момент, когда на него бросились сзади. Спасли ужасная вонь и трепыхнувшийся медальон. Геральт не глядя упал на бок, перекатываясь вперед и в сторону, и выхватил серебряный меч. Развернулся на колене, полоснул перед собой. Гуль взвизгнул, поднялся на лапы-ноги, стремясь навалиться на еще не вставшего в полный рост ведьмака и подмять добычу под себя, и Геральт сложил пальцы в Знак, уже чувствуя сзади еще одну тварь и прикидывая: «Успею или нет?» Не успел. Чтобы не рухнуть под тяжестью давно мертвого тела, прыгнувшего на спину, пришлось отпрянуть, и вихрь пламени задел плечо вместо головы. Ведьмак повторил Знак, прикончив раненого гуля, мечом очертил смертельный полукруг для второго и огляделся. Его оттеснили от деревьев к пологому холмику, незнамо откуда здесь взявшемуся, и ведьмак хмыкнул. Оно и к лучшему, с этими тварями хорошо иметь возвышение. Тогда можно отойти, подождать, пока гуль подожмется для атаки у подножия, и прыжком вниз и вправо снести уродливую голову одним ударом… Меч еще завершал свое движение, сильно разогнанное широким замахом, когда все произошло одновременно: завибрировал медальон, затылок укололо близкой угрозой, и правый локоть прострелила резкая боль. Геральт охнул скорее от неожиданности, чем от ощущения, как плоть и кость разорвали острые зубы. Его дернуло обратно на возвышение, ведьмак разжал пальцы покалеченной руки, подхватил меч левой и, не вырываясь из тисков, с разворотом ударил острием точно назад. Тварь взревела, вцепилась короткими тупыми когтями ведьмаку в плечо, и он почувствовал, как земля ушла из-под ног. Буквально – холмик осыпался в самый неподходящий момент, и Геральт полетел вниз, успев увидеть только, что на этот раз ему попался гравейр. «Зараза… а ведь «Иволга» давно закончилась». Удара о землю он не почувствовал.

Не сиделось, и Цири металась туда-сюда под низко нависшими ветвями. Шаг-два влево, шаг-два вправо – так, чтобы не выпускать и не натягивать повод мирно стоявшей Плотвы. Кобыла объедала поредевший кустарник. Девочка прислушивалась. Она знала, как звучала битва с монстрами: оставлять ее слишком далеко Геральт не рисковал, как и подпускать слишком близко. Поэтому чаще всего она только слушала. Осенний лес готовился к холодам, засыпал, и звуки после ночного дождя были приглушенными. Настолько, что то ли рычание, то ли вой Цири приняла сперва за отдаленный рокот грозы. Но вот вой повторился, потом захлебнулся, и снова наступила тишина. Цири сжала поводья, вслушиваясь, но лес шелестел совсем обычно. Значит, все закончилось. Все должно было уже закончится, и Геральт должен был вернуться, но прошли минуты, десятки минут, а ведьмак не появлялся. Цири выждала для верности еще с полчаса или около того и дернула Плотву за поводья. Геральт обычно был категорически против того, чтобы она приближалась к таким местам, но сейчас его не было рядом, чтобы остановить. Идти в одиночку через подернутый туманом лес было боязно, несмотря ни на какие испытания, уже преодоленные или будущие. Цири втягивала в плечи голову, покрытую капюшоном плаща, и гладила лошадь по шее. Больше всего девочка боялась даже не того, что на нее выскочит какое-нибудь чудовище, а что это чудовище испугает Плотву и она вырвется, ускачет прочь… Если Геральт ранен, пешком они вдвоем далеко не уйдут. Кладбище открылось ей внезапно, сапожки заскользили по густо укрывавшим край поляны мокрым подгнившим листьям. Воздух горько пах паленым мясом. – Геральт? Геральт! – ее голос зазвенел над кладбищем, но в ответ ни донеслось ни звука. Цири оставила кобылу, прикрыла нос сгибом локтя и шагнула вперед. Туда, где валялась обугленная туша, почерневшая, еще источавшая едкий дымок. Вторая тварь погибла от удара меча, отсекшего голову, третья – оттого, что серебряный клинок вспорол брюхо насквозь до спины. Это чудовище, чем-то смутно отличавшееся от других, лежало ничком на холмике, раскинув когтистые лапы, и башка его свешивалась по ту сторону холмика вниз. Цири обошла кругом и ахнула. Меч выглядывал из-под туши одной рукоятью, блестящей над краем ямы. Свежевыкопанная могила с осыпавшимися стенками зияла чернотой, и в этой черноте белели седые волосы. Геральт лежал на дне, уткнувшись носом в землю, и разметавшиеся пряди закрывали лицо. – Геральт! Геральт!! Он не отзывался и, кажется, не дышал. Хотя с ведьмаками трудно было сказать наверняка, но Цири понимала, что дело худо: будь Геральт в порядке, будь рана не серьезной, он бы за столько времени уже пришел в себя… Присев у края, она заглянула в могилу. Глубокая, метра два, а то и больше. Спрыгнуть можно, а вот как обратно залезть самой, не говоря уже о том, чтобы достать оттуда взрослого мужчину без сознания? Цири стиснула кулаки. В одиночку ей никак не справиться. Однако в деревне ждал Амро… Оставлять Геральта одного было страшно. И необходимо. Обратно она неслась верхом. Ведьмак нашелся у самого большого дома. Стоя под навесом, он обтирал сеном бока худого жеребца. – Амро! – О, девочка, ты все же решила подождать здесь? – Геральт ранен! – Досадно, – ведьмак ухмыльнулся, и ухмылка его была неприятной. – Чтобы Белого Волка потрепали гули? Небывалый случай. – Ему нужна помощь, – Цири осаживала Плотву, которая вздрагивала, стремясь обратно, туда, где лежал бездыханно ее хозяин. – Ну же, пошли! Амро неспешно отбросил пучок сена, подтянул подпругу и взобрался в седло. – Ну же! Жеребец вышел из-под навеса, и Амро улыбнулся. А потом поднял руку. Цири видела, как это делал Геральт, но никогда не думала, что испытает Знак на себе. Словно ударом осадного тарана ее выбило из седла, пронесло по влажной грязи, и бревна дома больно ткнулись в плечо. Что произошло потом, она не поняла, но Плотва внезапно заржала, встала на дыбы и тут же рванула прочь, чуть не зашибив самого ведьмака. – Вот так-то лучше, – усмехнулся Амро, разворачивая коня. – Не держи зла, девочка, но раз уж выпал такой шанс, упускать глупо. Ты меня поймешь… когда-нибудь. Однажды, когда повзрослеешь и достаточно обозлишься на этот мир и тех, кто по нему ходит. На таких, как Геральт из Ривии. Ведьмак ударил пятками, и Цири оставалось смотреть, как он скрылся в лесу. По той дороге, которая вела к старому кладбищу.

Геральт чувствовал слабость и боль. Боль и слабость. Боль – в правой руке от локтя до кончиков пальцев, в затылке, в левом боку. Слабость – во всем теле. «Ай чтоб… всех… к чертям…» Мысли путались, перед глазами было черно, дышалось с трудом. «Ребра? И голова. Голова прежде всего… причем давно». Геральт повел плечом. Боль тут же угнездилась в шее, заволокла зрение красным туманом, оставила на щеке мокрый след. «Это земля мокрая». Он лежал на боку, и одна только радость – не на том, с которого ему прокусил руку гравейр. «Гравейр… Ох чтоб всех… дважды». Где-то наверху зашелестело. Геральт стиснул зубы и все-таки повернул голову. Чернота перед глазами слегка рассеялась, уступила место мутному мареву, серому, как осеннее небо. «Оно и есть. Вроде бы». Сказать точно было трудно, перед взором плыло. Над ним кто-то стоял. Голос шел издалека. – Приятно видеть, как жизнь расставляет все по местам. Все и всех… Убить тебя было бы милосерднее, чем дать медленно подохнуть от яда гравейра, но нас не делали милосердными, ведь так, Геральт? Хотя, по правде сказать, мне просто недосуг прыгать к тебе в могилу, еще навернусь… Жаль, право, что ты меня не помнишь. «Вспомнил я тебя, сволочь проклятая…» – Бывай, Геральт, – и вслед за смешком послышалось лошадиное ржание. «Всадник… над могилой, в которой лежу я». Ведьмак инстинктивно дернулся, покалеченная рука проехалась по чему-то колкому. Новый взрыв боли безжалостно вогнал его в тихую темноту. «Как я ненавижу предсказания…»

Цири брела по дорожке, кутаясь в заляпанный грязью плащ, и кусала губы. Ведьмак Амро оказался то ли предателем, то ли трусом, то ли давним врагом Геральта – а может, все сразу. Теперь это не имело значения. Плотву она догнать не сумела: обезумевшая кобыла снесла дряхлый плетень и умчалась туда, куда они держали путь. Попадут ли теперь – вот вопрос. Геральт догнал бы лошадь, нашел бы, успокоил… Цири вздохнула и прибавила шаг. Амро уехал по этой дороге, и ничто не мешало ему по ходу добить ведьмака. В таком случае Цири шла не к раненому, а к мертвому… Но все-таки шла. А вдруг судьба сжалилась? Вдруг отвела смерть, пугнув Амро прочь так же, как тот испугал Плотву? Цири уже вышла к кладбищу, когда вспомнила. Ведь все как предсказывала гадалка: Геральт лежал в могиле, и один всадник уже точно побывал у него… Все на кладбище осталось, как было, только у могилы прибавились следы сапог и копыт. Остался на месте и Геральт. Цири опустилась на колени, заглянула в яму. Ведьмак лежал лицом вверх, нелепо подвернув под себя левую руку, и был бледнее прежнего. – Геральт! Геральт! Он не отвечал, и только по редко вздымавшейся груди было ясно, что жив. Жив. Амро ушел, не дождавшись смерти врага или не став ее торопить, оставил бесчувственного в глубокой яме. Девочке в одиночку его ни за что не вытащить, а просить помощи деревенских без толку. Им главное, что от гулей они спасены, а что ведьмак сдохнет – не их забота. Гадалка предрекала двух всадников: один – жизнь, другой – смерть. Амро желал Геральту смерти, и в это было нетрудно поверить. А вот в то, что на заброшенном посреди леса кладбище сыщется всадник, желающий беловолосого ведьмака спасти… Цири всхлипнула.

Порядком стемнело, по траве поползла роса, и Цири плотнее запахнула плащ. На кладбище было тихо, только ухал вдалеке рано проснувшийся филин. Геральт не приходил в себя. Сколько она ни звала, сколько ни кидала вниз камешки, стараясь попасть по лицу – он не шевелился и не стонал. Лежал без движения, и дыхание его становилось реже. Цири успела еще раз сбегать в деревню, но все лишь затем, чтобы выслушать сначала отказ, а потом и посулы жителей добить ведьмака самим. Были бы деньги, она могла бы предложить плату за помощь, но мешочек всегда висел на поясе у Геральта. Цири не была уверена, что выберется из могилы, спрыгни она туда. Она была почти уверена, что не выберется. С громким треском сломалась ветка. Цири подняла голову. Всадник вылетел из-за деревьев, с трудом остановив коня, да так резко, что чуть сам не полетел через лошадиную шею. Цири встала на подгибавшихся от долгого сидения ногах, во все глаза глядя на нежданное чудо. Быть того не могло… Быть того не могло… Но все же было. – Плотва! – она кинулась к лошади, на мгновения забыв про ведьмака. – Плотва! Кобыла ответила тихим ржанием. Ее бока раздувались и опадали, как после буйной скачки, ноги не желали стоять на месте. Цири почти коснулась ладонью влажной от пота шеи, когда всадник спрыгнул на землю. Мужчина был довольно высок и вроде бы еще молод, одет как заправский франт – ярко-зеленая куртка с рукавами-фонариками, из-под распахнутого воротника виднелось белое кружево рубашки. Он выглядел нелепо посреди переворошенного монстрами кладбища с обугленными тушами тут и там. Он казался здесь ужасно лишним и чужим. – Где Геральт? Мужчина сделал шаг вперед, она – назад. Его синие глаза смотрели на нее пытливо, озадаченно. Девочка заметила на левой щеке чужака свежую красную отметину – след хлестнувшей по лицу ветки. Гадалка предрекала двух всадников: один – жизнь, другой – смерть. Цири, насупившись, смотрела на незнакомца. Вот это он – жизнь Геральта, что ли? Утонченный, с красивым, почти аристократическим, но осунувшимся лицом и дергаными движениями рук?.. – Кто вы? – Где Геральт? Он повторил вопрос, и она наконец заметила это – мужчина называл ведьмака по имени. – Кто вы?! Порыв ветра рванул ее плащ, Цири завела руку за спину, подхватывая полу, и чужак отшатнулся. – Эй, только спокойно! – выставив перед собой открытые ладони, он неотрывно следил за ней. Подумал, видно, что она потянулась за оружием. – Я друг. – Друг? Чей? – Ну… Геральта вроде… как… Цири еще раз оглядела его с ног, обутых в высокие сапоги, до взъерошенной головы, до вымученной улыбки, которая должна была бы красить его лицо, но не красила совсем. Он как-то не был похож на того, кто мог приходиться другом Белому Волку. – Я Лютик. – И что? Его улыбка поблекла, он поправил манжету куртки. Слишком легкой по нынешней погоде. – Так где Геральт? – поджав губы, спросил мужчина в третий раз. И Цири сдалась. То ли судьбе, которую обещала гадалка, то ли своей усталости, нервам и вечернему холоду. – Там. В могиле. – В-в могиле?! Он что… умер? – Нет… Он ранен и упал в выкопанную могилу, – Цири развернулась, указывая путь. Едва ли это место можно было пропустить, впрочем. – Мне его не достать, деревенские помогать отказались… Вы поможете? Это прозвучало совсем не так, как она надеялась. Слишком по-детски. Монстр, из-под которого Цири вытащила серебряный меч, валялся все там же, и она вновь обошла его по кругу. Лютик вел Плотву и по сторонам почти не смотрел. Он был бледен. У края ямы он осторожно опустился на одно колено и заглянул вниз. – Геральт! Геральт, ты слышишь? Ведьмак не ответил, не пошевелился, и только спустя несколько долгих мгновений Цири разглядела, как приподнялась и опустилась от вздоха его грудь. – Ой-ой-ой, это он его так, что ли? – Лютик брезгливо ткнул в уродливую голову твари. – Ой плохо дело! Цири поморщилась. У мужчины оказался звонкий, переходивший в причитаниях на крик голос. – Плохо? – Это вроде как гравейр… Ну, если я не путаю, конечно. А они ядовиты. Она вздрогнула. – Ядовиты? – Геральт от него «Иволгу» пил, – Лютик встал с колена и тихим свистом подозвал Плотву. – У него есть? – Не знаю… Зелий немного осталось. Но сначала надо его вытащить. – Надо. Держи. Он достал из седельной сумки веревку, кинул один конец ей, на втором принялся мастерить узел. Цири посмотрела на веревку в своих руках. – Да мы его и вдвоем не вытащим… – Мы нет, а вот Плотва запросто. Закончив с узлом, закрепил конец на рожке седла и сел на край могилы. Зеленые штаны тут же намокли. – А теперь что? – Теперь это мне. Лютик забрал веревку из ее рук и, обрушив за собой струйки земли, спрыгнул.

«Если судьба будет ко мне милостива, я умру сейчас». Правая рука болела ужасно, там дергало, и ныло, и пекло. Левого бока Геральт вовсе не чувствовал. «Надо же было так попасться… Амро, ублюдок, трахни его мать козел, наверняка знал. Точно знал, ему этот гравейр и помял ребра. А мне прокусил руку… Яд. Мне суток хватит, чтобы окочуриться». В бедро уперлось что-то тяжелое, потревоженную руку прошила колючая боль. – Ой-ой… – хлестнуло по ушам резким шепотом. Геральт не был в состоянии открыть глаза, но, судя по звуку, человек был близко. Очень близко – он почувствовал, как кожу на шее обожгло горячим прикосновением. Амро решил-таки спуститься добить? Цири нашла его и совершила глупость? Кто-то из местных по пьяни свалился к нему в личную могилу? Он не знал. Ведьмак улавливал голос, но не мог понять даже, мужской был или женский. Его дернули за волосы, грубо и чертовски неприятно, и Геральт услышал стон. Свой. «Либо добей, либо катись на край света, кто бы ни был. Без тебя тошно». На этот раз его дернули спереди за ремень, даже умудрились приподнять, и голова запрокинулась назад. Дышать стало труднее, грудь сдавило, будто в тисках. Геральт вдруг понял, что больше не выдержит. «Вот и не верь предсказаниям». Чужой голос звучал у самого уха и надоедливо звал по имени…

– Геральт, открой глаза, ну! Лютик затянул последний узел, удержавшись, чтобы с досады не пнуть лежавшего под ребра. Продеть веревку под спиной, да еще так, чтобы пропустить под ремень, стало почти нереальной задачей: поди подними такую тушу! Не с его силами. Но вроде бы получилось. Подергав для верности, Лютик взялся за веревку обеими руками. – Эй, там… как тебя зовут? – Фиона. Девочка смотрела вниз. На фоне потемневшего неба ее волосы казались лунным светом, и Лютик обязательно придумал бы еще более удачный эпитет, если бы не надо было спасать жизнь одного ведьмака. «Фиона, да? Похожа на мать». Кто бы что ни говорил, дураком бард не был. Непостоянным – конечно; ходячей неприятностью – частенько; гением – мало кто признавал, но уж он сам-то точно знал… Много чего говорили в глаза и за глаза о музыканте, околачивавшемся при всех дворах в разное время, и большинство все-таки правду. Кроме глупости. «Нашел-таки свое Предназначение. И умер. Вот прекрасный сюжет для баллады. Которая никогда не будет написана. Не мной уж точно». Лютик уперся ногами в осыпавшуюся стенку ямы и крикнул наверх: – Фиона, придержи Плотву! А то я свалюсь. Он и так свалится, он знал: не мастак поэт лазать по могилам в густых сумерках. Свалится раз пять, может, десять, прежде чем вылезет наверх, изгваздает штаны и курточку, оттопчет Геральту все хозяйство, поскольку на дне тесно… Переживут. Он купит новую куртку, Геральт поправится… – Чтоб тебя! – упав в третий раз, он оттер землю с подбородка. Ведьмак был белее белого, вся правая ладонь покрыта засохшей кровью, куртка на локте прокушена. Лютик присел на корточки, глядя на заострившиеся черты. Право слово, вытаскивать Геральта из этой ямы было делом хлопотным и даже в каком-то смысле неблагодарным. Во всех смыслах, наверно, и сейчас, делая передышку, Лютик впервые задумался: а стоило ли вообще упираться? И тут же устыдился этой мысли. Геральт был порой невыносимым спутником, не сильно жаловавшим барда. Но Лютик все же считал его своим другом – одним из очень немногих, самым из всех близким. И пусть даже Геральт этой мысли не разделял, оставить его с ребенком-Неожиданностью подыхать в лесу?.. Он не мог так поступить, не мог и все. Знал, что не сможет, с того момента, как к каравану выскочила перепуганная, взмыленная лошадь, в которой Лютик опознал Плотву. Черти ведают, ту же самую, что была, когда они прощались, или нет – он узнал не по масти, а по сумкам, по притороченному к седлу мечу. Кобыла дергалась и хрипела, торговым возницам стоило труда ее успокоить, и Лютик почувствовал бессильный гнев, когда они начали шарить по вещам. Нет всадника – лошадь ничейная. Поэтому ему не хотели ее отдавать, и Лютик не помнил, чтобы прежде так быстро взбирался в седло. Плотва поначалу фыркала, норовила унести прямо в лес. Потом успокоилась, побрела обратно, довезла его до деревеньки. Караван не решился оставаться в ней на ночь, ходили разговоры о гулях, и Лютик тогда еще подумал: «Вот бы сюда Геральта!» Накликал, похоже. Караван встал дальше, в паре часов неспешным обозным шагом, а местные рассказали ему о кладбище и о ведьмаке… И вот теперь Лютик сидел в могиле, по уши перемазанный в мокрой земле и, кажется, крови Геральта. Ему совсем не было страшно. В конце концов он, конечно, выбрался. Княжна павшей Цинтры смотрела на него во все глаза, и что-то кольнуло у барда в груди. Девочке ничего не сказало его имя, а значит, Геральт о нем не упоминал. Ни разу. «Вот пусть и лежит тут дальше», – подумал Лютик с едкой обидой. И взял Плотву под уздцы. Хорошо бы веревка не оборвалась, узлы не развязались – не хотелось второй раз прыгать в яму. Чтобы взвалить ведьмака на лошадь, пришлось попотеть, даже опустившаяся на землю Плотва не слишком помогала. Наверно, Лютик просто выдохся. – И куда теперь? – спросила девочка, послушно удерживая нервную кобылу, пока он потрошил седельные сумки. Эликсиров и правда почти не осталось, и все на более экзотические случаи. «Иволги» не было. – К каравану, – Лютик плечом вытер что-то влажное со щеки. – С нами путешествует одна чародейка. Из плохеньких, но уж это зелье должна уметь.

Цири шла слева, присматривая, чтобы голову Геральта мотало не слишком сильно. Лютик шел с другой стороны. Они миновали деревню, когда она наконец решилась спросить. – Так… кто ты? – Я же сказал – друг. За лошадиной шеей ей не было видно его лица. – Ты ведьмак? – Упаси Боги, нет! Не ведьмак, не чародей, не рыцарь… Я бард. Цири споткнулась. – И только?! – А что еще надо? – фыркнул он. – Брожу по миру, сочиняю и пою песни, получаю за это деньги… Иногда. Чаще по шее. – Откуда ты знаешь Геральта? – Оттуда, откуда и все, кто его знает, – познакомились. – Давно? Цири повернула голову, и в опустившейся на лес темноте ей показалось, что из носа Геральта текла кровь. Нет, обошлось. – Тебя еще на свете не было. Он отвечал бойко, с задором, и оттого это звучало ужасно фальшиво. К тому же, по сути, он не рассказывал ничего, трепался без остановки обо всем понемногу: о себе, о встрече с ведьмаком, о своих странствиях, о рифмах и идеях для песен… А еще ничего не спрашивал о ней. Они дошли к каравану, когда там все уже улеглись. Чародейку пришлось будить, потрясая перед лицом монетами, и оказалось, что бродячий бард беднее их с Геральтом. У него были только одна легкая сумка и лютня, которые он тут же пристроил к седлу. К счастью, чародейка не послала их лесом.

Эликсир был готов под утро. Втроем они сумели напоить Геральта и пристроить его в повозке на жестком полу меж угловатых сундуков. Цири сидела в голове, глядя назад сквозь прореху в укрывавшей воз накидке. Там тянулась дорога, колыхались деревья, и брел Лютик с Плотвой в поводу. Торговец, в чей караван бард напросился почти месяц назад, его едва терпел, но закрывал глаза на характер и вечное нытье лишь потому, что остальным купцам, охране и приставшим пассажирам нравились его песни. Но никакое творчество не могло спасти от гнева за «украденную» из-под носа лошадь, ночной переполох и просьбы довезти бессознательного ведьмака, перемазанного кровью. После скорого завтрака дюжий охранник съездил Лютику в зубы. Тем и кончилось: их двоих пустили в последнюю повозку, а барда оставили плестись позади. Путь до города, в котором Геральт собирался пережидать ненастье и искать работу, показался Цири долгим, как вся прошлая жизнь. Ее мотало из стороны в сторону, повозка подскакивала на размытой земле, моросил мелкий дождь – предвестник скорой и сильной грозы. Геральт не приходил в себя. «Иволга» спасла его от яда, но времени было упущено достаточно, чтобы отправить ведьмака в долгое забытье. Не говоря уже о покалеченной руке. Чародейка промыла и обработала рану, но выглядела та все еще скверно. Лютик к вечеру первого дня перестал смотреть под ноги, на второй – залез в повозку. Сказал: «От дождя», а сам пристроил на колене лютню. В основном он бренчал по струнам, подбирая мелодию, и единственным, что спел, стала почему-то баллада о битве при Хочебуже. Цири была вынуждена признать, что у Лютика прекрасный голос. В городе на первом же постоялом дворе они простились с торговцами.

В комнате было тесно и душно, стоял запах пива из таверны внизу, ливня с улицы и крови, смешанной с травами – после перевязки ран ведьмака. Геральт лежал на единственной кровати, укрытый одеялом по грудь. Цири сидела за столом, глядя, как у окна Лютик оттирал грязь с замызганной куртки. Он делал это не слишком успешно и не слишком усердно, уже переодевшись в другую одежду, и девочка подозревала, что единственная причина заняться чисткой была в том, чтобы потянуть время – хозяин постоялого двора в часть оплаты за комнату и еду потребовал от барда выступать каждый вечер. Учитывая публику, Цири не смогла бы винить Лютика, даже если бы он отказался. – Безнадежно испорчена, – бросил он куртку на стол. – Мне пора вниз. Фиона, не открывай никому. – Я не ребенок. Лютик осмотрел ее неожиданно цепко, в свете свечей и отблесках молний его глаза были ярко-голубыми. Пожал плечами и подхватил лютню. Цири заперла дверь, подошла к окну и долго смотрела на домишки за пеленой дождя, на черное небо, по которому за тучами должен был ползти убывающий месяц… Когда она обернулась, ее встретил желтый расфокусированный взгляд. – Геральт! Ведьмак слабо поморщился. – Не кричи, – его голос был сиплым, очень тихим. – Где… мы? Цири опустилась на колени у кровати, чтобы он мог не поднимать голову. – В городе, на постоялом дворе. Брови Геральта взметнулись вверх. – Как? – Все было, как предсказала гадалка: ты лежал в могиле, и тот ведьмак бросил тебя там умирать… А потом приехал другой всадник. Он помог. Цири непроизвольно нахмурилась. Она уже представляла, что Геральт выскажет за беспечное отношение к незнакомцу, который даже ей не внушал доверия. Наверняка слабость не помешает ему тут же потребовать седлать Плотву и уматывать куда подальше… – Ладно, – прошептал ведьмак, глядя мимо нее. – Спи. И закрыл глаза. – Эм, Геральт? – растерялась она. – Хм? – Насчет второго всадника… – Завтра. Спи. Цири подождала еще немного, но его дыхание стало спокойнее, и будить она не решилась. Геральт, конечно, был вымотан и ранен, но чтобы совсем не волноваться о нежданном спасителе? Это было странно и непохоже на него, если только… Взгляд Цири, блуждавший по комнате, наткнулся на стол, свечи на нем и буро-зеленую куртку с рукавами-фонариками. Во время разговора Геральт смотрел мимо нее, куда-то назад и выше… Было ли такое возможно, что этот бард действительно был другом?

Геральт чувствовал тупую пульсацию в висках, слышал шелест дождя, гром и то, как устраивалась где-то рядом Цири. На полу – кровать в маленькой комнате была одна, как он успел заметить. Одна кровать, одно окно, один стол с кувшином, свечами и ужасно грязной курточкой знакомого кроя. Такие носили сотни и сотни людей по всему Континенту, но сколько из них могли оказаться в лесу на кладбище одновременно с ведьмаком с дурной репутацией? Сколько из них взялись бы вытаскивать раненого мужика в полтора раза тяжелее себя из могилы и везти в город? У скольких из них был знакомый до последней интонации тенор? Он вспомнил Амро – ведьмака, которому всадил локоть стали промеж лопаток лет сорок назад. За дело, как считал сам. Из-за чистоплюйства, как думали другие. Разумных нелюдей Геральт не трогал, в отличие от некоторых, а загнанный с этими разумными в угол, без жалости огрызался на братьев по цеху. Забыть Лютика он не смог бы при всем желании, кое малодушно посещало в минуты тишины. Они действительно пришли из его прошлого. Гадалка оказалась права и в описании: если Амро получил от Геральта мечом в спину вполне однозначно, то метафору лучше, чем «удар в грудь», для их с бардом прощания придумать сложно. Даже сам Лютик наверняка бы оценил… Геральт устроил голову удобнее, стараясь не думать, что завтра ему предстоял долгий разговор с недоверчивой Цири и невыносимо-тяжелый – с преданным другом. А еще думал, что круг Предназначений, кажется, наконец-то замкнулся.