Бессмертна ли любовь?

Тишина была всепоглощающей, будто в их жизнь проникло что-то, питавшееся звуками, и каждый шорох казался почти святотатством, пятнавшим царившее молчание. Рюуко искал Широганэ несколько минут и сейчас оказался на пороге библиотеки, думая, что не найдёт его и там. В помещении было слишком тихо, чтобы вообразить, будто кто-то в нём был. Лишь маятник равновесия беззвучно замер в одном положении, успокаивающе демонстрируя баланс света и тьмы во Вселенной. Скрытый маятником, на кушетке у окна обнаружился и Широганэ, увлечённо читавший что-то и беззвучно закатывавший глаза в ответ на прочтённое в книге. Вид его немного удивлял: молчаливый, он всё равно демонстрировал своё мнение язвительными гримасами, пришедшими на смену словам. Рюуко несколько минут наблюдал за ним, улыбаясь и любуясь, и лишь после этого решился нарушить тишину. — Что тебя так увлекло, что ты даже не слышал моих шагов? Широганэ чуть обернулся, глядя на приблизившегося Рюуко, хмыкнул и показал ему аляповатую обложку. — Не понимаю, как эта ерунда оказалась здесь. Возможно, прилипла к подошве, когда ты возвращался из мира людей. Широганэ чуть подвинулся, освобождая место на кушетке рядом с собой. Видимо, книга была не настолько ужасна, как он пытался показать, потому что, стоило Рюуко подставить ему плечо, как Широганэ откинулся на него, но читать не перестал. — Дай угадаю, — Рюуко веселила такая сосредоточенность, — это роман о любви? Широганэ фыркнул, показывая этим своё презрение, но Рюуко сложно было обмануть. Несмотря на кажущуюся брезгливость, Широганэ глотал глазами строки и страницы так быстро и внимательно, как мог. Его голова удобно устроилась на плече Рюуко, длинная коса упала прямо в руки. Рюуко намотал на палец кончики волос, чуть потянул, но Широганэ не отвлекался. Рюуко заглядывал в книгу через его плечо, но сюжет оказался совершенно непонятен, и ему это быстро наскучило. Гораздо интереснее казалось продолжить отвлекать Широганэ, и не нашлось ничего лучше, как расплести тяжёлые волосы, разгладить их шёлк рукой и пропустить сквозь пальцы. Широганэ чуть дёрнул плечами, хмыкнул, но возражать не стал. Рюуко немного подвинулся, освобождая больше места для себя, сел за Широганэ, позволяя ему читать, а сам коснулся губами гладких прядей на затылке. — Не отвлекайся, — подначивая, попросил он, но Широганэ и без того не думал отвлекаться. Волосы скользили между пальцами, когда Рюуко расчёсывал их, ласкали кожу, и от их блестящего серебра невозможно было оторваться. Широганэ позволял ему это, замкнувшись в чтении, и в тёплой тишине согретой огнём камина библиотеки их нежная близость будила самые глубокие чувства. Рюуко купался в этом спокойствии и комфорте, движения его были тягучими и ласковыми. Дыхание Широганэ стало чуть чаще, от прикосновений к волосам он едва заметно вздрагивал, отдаваясь нежащим его рукам, а в сердце Рюуко становилось горячо и колко. — Тебя так захватила человеческая любовь, что ты не обращаешь внимания на нашу? Широганэ фыркнул, заложил страницу пальцем и закрыл книгу. В обращённых на Рюуко лазоревых глазах была насмешка и даже вызов, но они меркли под поволокой томной неги, которая окутала его от прикосновений Рюуко. — Человеческая любовь? Её не бывает. Это же… Это же люди! Их жизнь мгновенна, как щелчок пальцами, разве может в ней быть что-то настолько вечное, как любовь? Широганэ скрывал за острыми словами гораздо больше, чем мог бы признать, но для Рюуко в нём не было секретов. Чуть наклонившись, он коснулся его губ своими, легонько обвёл по контуру языком и подул, охлаждая увлажнённую кожу. Глаза Широганэ стали темнее, ресницы дрогнули, бросая на них тень. — Я перерождался человеком, — напомнил Рюуко, — и в моей человеческой жизни точно была любовь. Огонь, вспыхнувший в глазах Широганэ, обжёг яростной ревностью, но Рюуко улыбался, встречая её. — К тебе, — напомнил он. Широганэ с подозрением смотрел на него ещё несколько мгновений, но улыбнулся в ответ и оттаял, снова сдаваясь ласкавшим рукам. Рюуко отпустил его волосы, обнял за плечи и прижал к себе. Широганэ снова доверчиво расслабился в них, позволяя баюкать себя. Рюуко потянул зубами оказавшуюся опасно близко мочку его уха, а после, продолжая игру, втянул её в рот. Широганэ сорвано выдохнул, прикрыл глаза, и его сбившееся дыхание было лучшим стимулом продолжать. — Человеческие жизни коротки, но любовь — вечна. Словно бусины на нить, эти жизни нанизаны на любовь, и от её вечности они сами становятся вечными. Сколько бы лет ни прошло, сколько бы жизней люди ни проживали, всё это живёт на любви, делая и самих людей бессмертными. Широганэ наблюдал за Рюуко, не возражая, лишь внимательно слушая. Рюуко говорил тихо, облекал свои слова всем убеждением, что у него было в запасе, обкатывал их, словно вода — камни на пляже. Ему хотелось, чтобы Широганэ услышал его и поверил ему, оставив позади своё пренебрежение. — Так стоит ли презирать их за то, что в своей любви они подобны нам? Широганэ прикрыл глаза, молча принимая слова Рюуко. Его красивое лицо разгладилось, смягчилось под нежной речью и нежными же прикосновениями. Рюуко, утопающий в этой же неге, коснулся губами его лба, провёл кончиками пальцев по шее, обвёл изящный абрис подбородка. — Я люблю тебя. — Вечно? — тихо спросил Широганэ. — Бессмертно, — подтвердил Рюуко. Широганэ вздохнул, отложил книгу и развернулся к нему, прижимаясь грудью к груди. Рюуко обнял его крепче, положил его голову на своё плечо и продолжил убаюкивать, одновременно с этим снова разглаживая пряди светлых волос. Широганэ умиротворённо дышал, подаваясь под его руку, таял в объятиях и позволял ласкать себя. Рюуко массировал его затылок, едва заметно касался губами щеки, теплевшей от прикосновений. Такой Широганэ — разомлевший, спокойный — не был похож на себя другого: стального и сильного. Его хотелось обожать, поклоняться душой и телом, и понемногу на смену нежной ласке к Рюуко приходили другие желания. Прикосновения стали более плотными, телесными. Теперь Рюуко не просто убаюкивал своего Широганэ. Он всё более уверенно ласкал его, и ласки эти становились жарче с каждой разделённой на двоих секундой. Широганэ не смог этого не заметить. Он поднял голову, чуть склонив её, и посмотрел на Рюуко через приопущенные ресницы. Взгляд его стал чуть коварным, даже соблазнительным. От него не укрылась истинная причина изменившихся прикосновений. Рюуко потянулся за поцелуем, а Широганэ, кокетничая, несколько секунд уклонялся от него, будя собственничество и усиливая этим желание. Когда же в итоге их губы сомкнулись, Рюуко сдался первым. Первый стон был его, первый сорванный вздох тоже принадлежал ему. Широганэ будил в нём множество разных эмоций, оттенявших главное — чувства Рюуко. Широганэ освободился из горячих объятий, но стоило только Рюуко безмолвно возмутиться этим, как он тут же вернулся, оседлав его бёдра. Теперь весь Широганэ был в руках Рюуко, смотрел на него с улыбкой чуть сверху, ловил каждый всплеск эмоций и таял под обожанием во взгляде. — Ты лучше знаешь людей? — Я жил среди них. Пусть и недолго. Рюуко гладил кончиками пальцев запястья Широганэ, заставляя его всё чаще терять выдохи. Нежные розовые губы чуть приоткрылись, и между ними скользнул розовой тенью язык, манивший Рюуко. — А я наблюдал за ними. Слишком долго. Почему ты так уверен, что они понимают любовь? — Потому что кто же, как не люди, не их любовь, не их песни, книги, фильмы — всё то, что пропитано любовью, — окружало меня в человеческом мире? Рюуко потянулся к губам Широганэ, но замер на расстоянии одного выдоха от них. — Если бы они не окружали меня любовью, разве бы я смог испытать её к тебе? Широганэ замер, в напряжённом ожидании глядя ему в глаза. Он ждал, ждал последних, самых дорогих слов, и предать его ожидание было невозможно. — Я люблю тебя, — прошептал Рюуко. Лазоревые глаза сверкнули, обдавая его жаром. Лицо Широганэ было так близко, что ресницы скользили по коже, заставляя Рюуко дрожать всем телом. — Вечно? Губы Широганэ, розовые, манящие, блестевшие от влаги поцелуев, двигались перед взглядом Рюуко, и ничего не хотелось больше, кроме как целовать их. Вечно. — Бессмертно. Водопад волос скользил под пальцами Рюуко, когда тот прижал к себе Широганэ. Тяжёлые пряди струились по одежде, ставшей в один момент мешающей и ненужной. Рюуко распахнул мантию Широганэ, открывая его своему взгляду, сбросил её с его плеч, и теперь Широганэ казался одетым только в серебро своих волос, околдовавших Рюуко так много вечностей назад. Широганэ чуть раскачивался, сидя на его бёдрах, раскрывался перед ним, заманивая белизной кожи, отзывчивостью тела, и Рюуко каждым касанием словно вплавлялся в него, будто в янтарь, застывал на мгновение, чтобы снова заглянуть в глаза и поймать ответный взгляд, наполненный любовью. Вечной. — Возможно, ты прав, — вдруг произнёс Широганэ. Рюуко замер. — Возможно, ты прав. И любовь действительно снисходит к людям. Ведь почему-то они живут в этом мире так долго. Почему-то они могут быть вместе. Маятник за спиной Широганэ застыл, замкнувшись в балансе света и тьмы, и эта неподвижность словно была отражением их собственного баланса. Истинный король света. Истинный король тьмы. Равносильные, равнозамкнутые друг в друге, бесконечно равные в общей любви, они проникали друг в друга уже не телами, а душами, сплавлялись воедино и замирали в этом балансе. Истинное согласие — пик настоящей любви, и сейчас они оба сошлись на нём, чтобы остаться в этом единении навсегда. Широганэ не нужно было слов о любви, когда Рюуко дарил её телом, всем собой, глядя снизу вверх в прикрытые от неги глаза. Любовь между ними перетекала, как бесконечная река, не требуя больше слов подтверждения. Пока у них была любовь. Вечная. Бессмертная.