Кто кого?

— Да, да, трахни меня! Взъеби мои внутренности так, будто от этого зависит судьба мира! Будто планета взорвется, если я не кончу! Давай! А теперь ударь меня. Ударь меня по лицу. Еще раз! Сильнее. Я сказал сильнее! Вот теперь точно останется след. Я всем буду рассказывать, что в одиночку уложил одного из этих блядских ному, но ты, только ты будешь знать, как было на самом деле! Тебе нравится? Нравится оставлять синяки на мне? Видеть меня таким? Боже! Кончаю! Я… Блять! Кейго изливается на живот. Кишечник перевернут, вздернут, перепотрошен. Внутри не осталось ничего — органы смыла сперма, и гребанный извращенец кайфует от этого: лежит, откинув голову назад, пошло и громко перепрыгивает со стона на хрип, затем сдабривает это полукриком, с таким смаком, точно Старатель все еще ебет его, точно Энджи вовсе не собирается останавливаться. Номер один медленно выходит, ложится рядом и пытается укрыть Хоукса рукой и поцеловать. — Не-не-не, что это ты удумал? — крылатый герой уворачивается от проявления нежности и вспархивает с двухместной кровати, нащупывая ногой валяющиеся на ковре джинсы. Хоукс не станет принимать душ и приходить в себя. Он не останется на ночь и не разделит с Энджи завтрак. — Я здесь, чтобы ты драл меня, а не ласкал. Мне не нужны эти извинительные ласки, тем более после такого, черт его дери, охуительного секса. Старатель хмурится и что-то бурчит себе под нос. — Ты мне таким не нравишься. Пожалуйста, никогда не меняйся, — Кейго коротко целует его в губы и на прощание награждает похотливым взглядом всегда будто не то уставших, не то скучающих карих глаз. — Я бы не запал на тебя, будь ты очередным хорошим парнем. Мироточащей иконой. Добродушным соседом из дома напротив. Не-е-т, — Кейго по-хозяйски, так дерзко, как никто еще не делал со Старателем, проводит сомкнутыми указательным и средним пальцами по легкой щетине на подбородке того. — Я запал на психопата, который любит подпалить нерадивых детишек и периодически насиловать свою свихнувшуюся женушку в погоне за золотом. Вот такой мужчина мне по душе. И сейчас, — пряжка клацает, молния дребезжит, — когда ты потерял такое удовольствие… Круто ведь иметь под рукой меня? Обещай, что еще не один раз размажешь меня по стенке, как когда-то… — Замолчи, — все же не выдерживает Тодороки и срывается с места, тоже начиная одеваться. — Ты можешь сколько угодно лыбиться в камеру и врать всему миру, — и самому себе — что изменился. Что стал «вторым Всемогущим». Но ключевое слово здесь «вторым», смекаешь? Ой, задел? Попал в точку. Кто, если не я, — Кейго врезается в торс Старателя и наслаждается тревогой клокочущего сердца мужчины, который весь в два раза больше вечно острящего вчерашнего подростка. — По правде говоря, — он неприятно облизывается, отчего внутри у Энджи что-то сжимается, — они все еще боятся тебе слова лишнего сказать. Признай, ты так себе актер, — Таками упирается обеими ладонями в грудь Номера один. — Тебе далеко до меня. Что ж. Деньги на тумбочке. Знаю, ты не возьмешь их. Сделаешь вид, что это чаевые для уборщицы. Однако мы оба знаем, что это — моя плата тебе. Ведь ты тоже своего рода проститутка, мой славный, славный антигерой Номер один. Не успев натянуть рубашку, Хоукс хлопает дверью, оставляя темноволосого мужчину наедине с тяжелыми мыслями, перемешавшимися с запахом крови, пота и спермы. «И кто еще кого выебал, Энджи?»