Сквозь строчки

Однажды его привычный мир качнулся и начал стремительно переворачиваться. В какой-то момент показалось, что он пришел в равновесие, гонимый целью, а сейчас застыл в одном шаге от пропасти, медленно склоняясь в зовущую чёрную бездну. Он очнулся в парке, сидя на траве под вековым дубом, практически в центре города. Города миллиарда огней, который никогда не спит. Один. Как всегда один. Странная боль зудела в груди, словно под ребра всадили миллион острых иголок. Неужели так болит душа? Не может быть. Души у него нет. Он так решил… И всё-таки там что-то отчаянно ныло. Смешавшиеся в невероятно едкий коктейль эмоции: гнев, ненависть, досада, раздражение — переполняли, душили его. Мозг проигрывал события вечера и недавний разговор, перепрыгивая с одной реплики на другую, меняя лица участников как кадры старой кинохроники. В затуманенном разуме билась всего одна фраза: «Какой же ты идиот…» Кто-то когда-то сказал: месть — это блюдо, которое подают холодным. И он свято верил в эту теорию, терпеливо готовясь к подаче, предвкушая сладкий вкус триумфа. Жаль никто не пояснил — это блюдо — яд, и отравляет в первую очередь тебя самого. Ну и что… Он не отступит. Слишком долго ждал шанса. Много лет тая искру обиды, оберегая её от порывов ветра прощения, взращивая. Искра крепла, тускло разгорался огонёк, пока не превратился в пламя, жаждущее мести. Пламя, что затмило собой его настоящего. Вот только одна, единственная ошибка, и идеальный, продуманный план, буквально в трех шагах от завершения оказался под угрозой. Как крепкая, туго натянутая струна, что оборвалась, лопнула на финальном аккорде — он сам чуть всё не испортил. Сорвался. Он с сомнением посмотрел на бутылку в руке, не понимая, где и когда её взял. Отвинтил пробку. Ноздри немедленно заполнил аромат виски, убеждая, что это не галлюцинация. «Ну что ж, — подумал он, — самое время напиться». «Но ты же дал себе обещание… — подсказывал внутренний голос. — Ни капли. Пока не дойдешь до конца». — Плевать… Он медленно поднял бутылку, поднес горлышко к губам и замер. Потому что увидел её. Мишель. Она шла по освещенной аллее, от озноба кутаясь в рубашку. Обхватив себя руками, растирая ладонями за плечи, будто пытаясь сжаться и стать как можно меньше, незаметнее. Рыжие волосы, рассыпанные по плечам, казались ещё ярче в свете фонарей. Сердце его мгновенно ухнуло куда-то, а затем застучало так быстро, что дышать стало невыносимо. — Мишель… — одними губами прошептав её имя, до боли в пальцах он сжал кулак, словно зажимая в нем своё желание. Девушка остановилась. Пропустив свои волнистые волосы сквозь пальцы, она тряхнула огненной копной, словно сбрасывая напряжение. Она подбежала к фонтану и оперлась на бортик. На секунду замерла, всматриваясь в прозрачную гладь, коснулась воды и резко отбросила руку в сторону, подняв в воздух вихрь брызг. Затаив дыхание, он смотрел как она начала танцевать, не понимая, почему каждое её движение отражалось новой ссадиной в сердце. В его сердце, о существовании которого он давно забыл. Почему именно она? Почему её боль возвращается к нему в двойном размере? Что в ней такого особенного? Вроде бы самая обычная девушка, но сумевшая разбередить внутри что-то, что подчас просто парализовывало его. Вот и сейчас. Каждый её жест — мольба о помощи. Хотелось броситься к ней, сжать в объятиях и до хрипоты просить прощения… Он не мог. Она взмахнула руками, точно птица. Птица, попавшая в сети. Он пучками дергал траву, портя идеальный газон, будто это помогало удержаться в границах сознания. Он был одним из птицеловов. Афера с контрактом, которую затеял лидер и поддержала вся команда, казалась забавной и правильной, но быстро перестала быть просто игрой. Как минимум для двоих. Он слишком хорошо знал Джастина и сразу увидел то, чего не приметили остальные. Конечно, ведь он почувствовал то же самое. Он видел, как мечется этот самонадеянный, самодовольный индюк (его бывший друг), считая, что контроль над ситуацией до сих пор в его руках. Этот олух не заметил, как попал в собственноручно расставленные сети, и с каждым новым рывком запутывался всё сильнее. Он ехидно усмехался, хотя сам бился где-то рядом. И пока мысли эти бродили в его голове, Мишель продолжала выплескивать боль и сумбур, отдавая всю себя танцу. Она поднялась на цыпочки и потянулась вверх, к звездам. Схватившись за голову, отпрыгнула в сторону, опустилась на колени и плавно перекатилась на асфальт. Выпрямилась, разбежалась, подпрыгнула, развернулась в перекидном прыжке… «Такая грациозная, сильная, гордая, страстная»… Девушка села на шпагат, затем, притянув ноги к туловищу, обняла колени и сжалась в клубок. «…хрупкая, нежная, ранимая, люб…» — Черт, черт, черт… — Он несколько раз ударился затылком о ствол дерева. От боли перед глазами расцвела звёздная карта, он сцепил зубы, чтоб не взвыть. Что за сила скрыта в ней? Каким чудом она, в который раз, пробивает его глухую оборону? Насквозь, несколько линий сразу, разрывая на куски прочные стены льда и сарказма. Он старался оградиться вновь, но тщетно… В качестве детонатора срабатывала любая, даже самая пустяковая деталь: щелчок пальцев, поворот головы, перекрестный взгляд или легкое движение плеч, с первой минуты знакомства, сейчас и несколько часов назад… тот танец в клубе, что сорвал последние предохранители… И он перешёл границы. А потом… растерялся. Вспылил. Сбежал, оставив всю команду разбираться с этим дерьмом. Ноги сами несли его бесконечное количество лестничных пролетов вниз, минуя шумный проспект наперерез несущихся автомобилей. Знать бы еще, от чего он так отчаянно сбегал, от того, что хотел, или так боялся захотеть? Злость и бессильная ревность раздирали его до истерического смеха, до слёз. Он еще больше ненавидел Джастина за то, что тот каждый день может быть рядом с ней, называть своей, ощущать вкус её губ, такой же неповторимый, как она сама. А у него был шикарный шанс сделать бывшему другу еще больнее. Но он остановился. Почему? Всё она. Будь на ее месте другая, он не дал бы себе ни минуты на раздумье и с легкостью включил бы в свой план этот «пунктик». Но он не мог так поступить… только не с ней. Он поднял глаза в поисках Мишель. Она стояла, оглядываясь по сторонам, будто пыталась разглядеть кого-то в темноте, затем на мгновенье устремила взгляд в небо, где огни огромного мегаполиса сливались в нечто похожее на северное сияние, после чего, посмотрев на часы, уже уверенной походкой направилась в отель. Тогда, глядя ей вслед, он понял одно — его желание отомстить сильнее всего ударит по нему. Но пути назад нет. Настоящий актёр не выйдет из роли, пока ведет свою игру на сцене. Он выпустил бутылку из рук, и янтарная жидкость, булькая, полилась из горлышка, исчезая в траве. Он с тоской посмотрел во тьму аллеи и тихо прошептал: — Прости, лапуля…