Путь во тьме

Это оказалось сложнее, чем Ханзо мог себе представить. Всю жизнь он воспринимал зрение, как абсолютную часть себя: остро отточенную, чётко подчиняющуюся, небесный дар, который способна отнять лишь Леди Смерть. Но он не рассчитал, что эту привилегию она делит напополам с Судьбой. Ханзо никогда не был близок с глуповатым, по его мнению, американцем. Джесси МакКри всегда мозолил ему взгляд своим странным видом, вызывающим поведением, чересчур громким голосом и странным акцентом. Ханзо всегда говорил: "я буду прикрывать тебя, как снайпер, но никогда — как напарник". Каждый раз, становясь за спину МакКри, лучник был уверен, что этот ковбой знает — если того будет требовать задание, Шимада возьмётся за убийство цели, но не за убийство потенциального убийцы Джесси. Это не соответствовало рабочей этике команды, но Ханзо решительно ставил цель превыше средств. Так он думал. В трансфере, на полуразрушенной крыше трясущегося от взрывов здания, на лестнице, крошащейся под ногами, стоя перед дырой выпавшего окна: тетива была натянута до предела, подсаживая на острие голову террориста. Дуло его пистолета было взведено аккурат на спину МакКри. Между ног Ханзо, к дальней стене, прокатилась граната, но он не выпустил из рук стрелы: сфокусировался, чувствуя, как крепко вместе с оружием натянулись его нервы. Стрелку понадобилась секунда, чтобы спустить тетиву, выпуская в голову вооруженного стрелу, и ещё одна — чтобы сделать прыжок в сторону лестницы. Это не спасло его от взрывной волны гранаты, скатившейся по ступеням вниз. Шимада оказался без сознания под завалами обрушившегося здания, едва ли радуя полевого врача жизненными показателями. Шум взрыва ещё долго пищал в ушах, перед глазами всё плыло, то ли от дыма, то ли из-за травм головы. Ханзо не знал, он ничего не видел сразу после взрыва. Слышал, как вокруг собирались агенты, чувствовал обжигающе теплый свет Кадуцея, но, как бы широко он не раскрывал глаза — ничего не видел. Агентам пришлось быстро покинуть город. Они несли потери, незапланированные взрывы со стороны террористов привлекли слишком много внимания. Вокруг собирались полицейские вертолеты. Те агенты, что не были задействованы в миссии, уже готовили медицинский блок для пострадавших. Гендзи был первым, кто встретил прибывших на базу. Воцарилась суета: Ханзо не был единственным, кому прямо сейчас нужны были врачи Overwatch. Единственный, кто не вторил суматошному ритму, выходя с трансфера — Джесси МакКри. Но на все вопросы младшего Шимада, тот только молча покачал головой. Гендзи, возможно, только на мгновение показалось, как в сумраке ночи блеснули от влаги глаза стрелка.

***

Много времени прошло, прежде, чем буря стихла. Долгое время общее настроение агентов было таким же мрачным, как и сезон дождей, бушевавших вне стен организации. По телевизорам вещали цифры пострадавших от взрывов, Уинстон и Трейсер отслеживали любое бурление общественности, заметая следы правдами и не правдами. Гендзи дежурил в кабинете Ангелы, наблюдая за тем, как его брат, как и он когда-то, борется за право жить. Он видел, как Ханзо открыл глаза впервые после того, как оказался здесь. Как исказилось страхом его лицо, когда он не смог ничего увидеть. Гендзи видел, как старший брат давал волю своим чувствам, не видя, что он был не один. Видел и то, как часто МакКри украдкой сидел рядом, не подавая голоса. На долгий месяц каждый, кто участвовал в операции, погрузился в продолжительную тяжелую задумчивость. Но, как и сезон дождей, серая мрачность разбитости и непонимания покидала героев. Тучи расходились, впуская в жизнь каждого немного солнца: Уинстон стал больше спать, Трейес уже во всю могла бегать, расставшись с бинтами, а Ангела перестала содрогаться от каждого писка коммуникатора внутри команды. Только лишь лучник так и не смог расправиться со своим горем от потери. — Лучше бы я умер. — Глядя в никуда, Ханзо произнёс это так чётко, что не могло не привлечь внимание сидящего рядом Джесси. С тех пор, как они вернулись с задания, МакКри ошивался рядом с лучником, как побитая собака. Сначала, из чувства благодарности, после — сочувствия. А сейчас... Он не мог сказать точно. На этот вопрос находилось множество ответов, от солдатской солидарности, до вины. — Ты спас мне жизнь. — И был при этом достаточно плох, чтобы не избежать последствий. Шимада был безутешен. Прямо сейчас, он особенно хорошо осознавал, что даже малейшая часть той боли, что он подарил Гендзи, могла свести с ума. Переломы и ушибы зарастут, отложатся рубленными шрамами на коже, но потеря зрения выбила лучника из колеи. Как глупо было жалеть себя сейчас: он своими руками отнял нечто большее, чем глаза, у своего младшего брата. И то, что происходило с ним сейчас, было полностью заслужено. Как бесславно закончился его путь воина. — Опять драматизируешь. — Невесело усмехнулся Джесси и содрогнулся, когда Ханзо повернул голову в его сторону. Его глаза всё такие же глубокие и тёмные, но в них — ни капли жизни. Шимада ничего не ответил на слова ковбоя. Больше не реагировал на его глупые выпады, перенося своё горе в гордом одиночестве. И, сколько бы ему не предлагали помощь, сколько бы Гендзи не взывал к разуму брата, тот только упорнее воздвигал вокруг себя ледяные стены. Он не хотел слышать об учениях омника-монаха, о силе духа. — Жизнь каждого человека — рассвет. — Нарушая молчание, Ханзо продолжил смотреть вперёд. Перед ним простирались горы, в глазах — по-прежнему ничего. Блики и отражения того пейзажа, который зрячий Джесси не сможет описать ни одними словами. — Но закат мне увидеть не суждено. Закатное солнце окрашивало перед обоими мужчинами воду предгорного озера в жгучие рыжие оттенки. У самого горизонта волны пускали марево, сверкающее, словно чистое золото. Где-то плескалась рыба, разбрызгивая воду, как пузырьки игристого шампанского. — Ты видел его сотню раз. — Каждый закат — уникален, МакКри. Выпуская изо рта сигарету, Джесси подсаживается ближе к мужчине. — Хочешь, я буду твоими глазами? Ханзо ничего не ответил, продолжая медленно моргать и смотреть вперёд. Джесси аккуратно коснулся руки лучника, чтобы не напугать его внезапной близостью. Глаза лучника неизменно смотрели вперёд, но куда-то мимо, а вот сам Джесси прекрасно видел лицо лучника: бледное, осунувшееся, рассеченной паутинкой тёмных волос, выпавших из общей копны. Рука Ханзо отрывается от земли, и стрелок крепко сжимает холодную ладонь в своей. — Сегодня очень теплый закат. Теплое дыхание обдало грубую кожу рук. — Как огонь. Всё озеро залито огнём... Очень теплый. По полю внизу, скрываясь в высокой траве, бежал заяц-русак. Видя это, МакКри быстрым ритмом отстукивает подушечками пальцев по тыльной стороне ладони Ханзо. — Заяц пробежал. Ханзо сидел неподвижно, не до конца понимая, что вытворял этот глупый ковбой. Поднимаясь выше, пальцы МакКри, играючи, пощипывают тонкую кожу на запястье лучника. — Чайки на берегу. — Улыбается Джесси, и эта улыбка, совсем лёгкая, передаётся Ханзо, разглаживая напряженную морщину на его лбу. Он начал понимать, в какую игру с ним играли. Подушечки пальцев проводят неровные линии от запястья до локтя и обратно. МакКри смотрит вниз с холма, передавая с помощью касаний всё, что он видел там, на берегу. — А это что? — тихо уточнил Ханзо. — Ветер гонит песок. Джесси подносит руку лучника к своему лицу и целует доверительно раскрытую ладонь. Напряжение мгновенно отпечатывается на лице Ханзо. Он ждёт ответа на невысказанный вопрос, но МакКри только закрывает пальцы мужчины в кулак и оставляет ещё один поцелуй на согретой руке. — Что это? — Просто я. Ещё одно касание губ к запястью колет Ханзо. — Джесси. На чувствительное запястье отчетливо опустилась слезинка с чужих глаз. — Ты не должен был. Ханзо снова напрягся. Игра быстро приобрела новый оттенок, грязный, неприятный. Оттенок обломков и стены из пыли и строительной крошки, кружившей серым снегом над головами агентов в тот самый день, когда Ханзо навсегда погрузился во тьму. — Но я сделал. — Почему? — не унимался Джесси. — Это был мой долг. — Ты не был мне должен. — Это был мой долг перед самим собой. — Всё также сдержанно парировал лучник. Оба погрузились в молчание. Вдалеке пролетела птица, силуэт которой МакКри плохо различал, но Ханзо точно слышал её. – Он бы выстрелил. – Ты всегда говорил, что это не остановило бы тебя. – Я лгал. Лоб стрелка упирается в плечо Ханзо, и рука лучника внезапно вплетает пальцы в эти отросшие засаленные волосы. Страшно представить, как выглядел Джесси. И, может, оно и к лучшему, что Шимада не мог знать этого: как сильно выделились его скулы, потемнели глаза, какие синяки ещё расплывались по телу, скрываясь под повязками. Их жизни никогда не были спокойными, и такой вечер, как это — яркое пятно на их военном гобелене. Каждый закат в самом деле был уникален. И тот, что Ханзо не мог видеть собственными глазами, но чьё тепло мог ощутить в присутствии рядом Джесси — лучший из тех, что ему довелось увидеть.