mein Engel (#даркбуратино)

В жизни было несколько абсолютным образом неизменных вещей, без которых мир наш, по мнению его святейшества герра Штефана, не существовал бы. Идеи не слишком философские, скорее даже простого бытового уровня, но без них земной шар просто бы перестал вращаться для герра Лихтгештальта. А раз для него, то и для остальных. Епископ слишком странен, сказали бы вы, бросив взгляд на мужчину. Резок в суждениях, в движениях, в голосе. Отвечает кратко, порою вовсе кивает головой, зачастую отмалчивается или вовсе отворачивается, делая шаг в сторону. Сжимает ладони до побелевших костяшек пальцев, задумчиво хмыкает или бормочет что-то на родном языке. Говорит всем, что родом из Франкфурта-на-Майне (что в корне неверно, но кого потянет проверять?), любит черный кофе и курит на голодный желудок. Хранит под подушкой «Молот Ведьм» и мечтает повторить времена Святой Инквизиции, чтобы вершить свои собственные благие намерения, но… Были моменты, когда он становился будто бы беззащитным. Словно новорожденный, умиленно оглядывался по сторонам, приподнимая губы в искренней улыбке. И нет, дорогие дамы и господа, это происходило далеко не во сне (честное слово, во сне этот человек еще сильнее сжимает кулаки, а порой и шипит что-то сквозь зубы). - Все в порядке, падре? Вы как-то неважно выглядите, - обеспокоенно поинтересовался епископ, наклоняясь чуть ближе. Который день путешествовали они по его родной стране, ворохом всплывали обрывки мучительных и дурацкий воспоминаний у герра Лихтгештальта, и, в довершении всего, его спутник был подозрительно тих и молчалив сегодня. Их многое связывало, Штефан забрал Кассиэля из духовного училища совсем мальчишкой, тот вырос на его глазах в замечательного церковного служителя, которого Штефан всегда держал при себе. Будто бы маленького щенка на коротком поводке, о, да вы только взгляните в его глаза! Такие большие и светлые, наивные, добрые и столь доверчивые, что у любого бы екнуло сердце. Нельзя было оставлять такое сокровище на произвол судьбы, ох, нельзя. - Быть может, мы сделаем остановку? – вновь начал Штефан и уже было поднял руку, чтобы дать сигнал водителю, как падре Кассиэль поднял свой растерянный взгляд. - Мне снилась женщина, епископ, - неуверенно начал он, кусая губы и чуть хмурясь, - она была такая странная. Рыжая. Вся в огне. Предупреждала о чем-то, - тихий голос превратился в робкий шепот, - это же грех, епископ. Почему мне приходят такие видения? Значит ли это, что я недостаточно… - но Штефан тут же покачал головой, положив ладонь на его плечо и этим резким жестом заставив Кассиэля замолчать. - Сын мой, - ох, как же он был красив в этом отблеске мелькающих за окном огоньков ночного шоссе, - замолчи, - невероятно, невыносимо красив, - и даже не смей никому об этом рассказывать, - в который раз епископ ловит себя на мысли, что он точно будет гореть в аду, но, наверняка это того стоит, - помолимся. Все пройдет, - по щелчку пальцев опускается звуконепроницаемая шторка, ограждающая их от водителя. К слову, водитель сопровождал герра далеко не в первый раз и прекрасно знал, что ни в коем случае нельзя задавать лишние вопросы, а просто помалкивать. Меньше слов и больше дела. Рука мужчины медленно поднимается от плеча к шее, на секунду замирает у щеки, а потом Штефан мягко улыбается и берет его ладони в свои. - Просто повторяй за мной, - начал он молитву, не сводя глаз с краснеющего Кассиэля. Ему чертовски это нравилось. Нравилось, когда он краснел и опускал глаза. Нравилось, когда он вставал перед ним на колени, складывая ладони в молитве, или просто скромно прятался за шторкой конфессионария. Нравилось, когда он едва слышным шепотом повторял за ним молитвы, останавливаясь для прерывистого вдоха. Герр так хотел сломать его. Потому что был сломлен сам, а знаете, у тех, кто сломался однажды, душа уже была черствой. Им хотелось, чтобы и остальные были такими же: выпотрошенными, поломанными, страдающими; так, по их мнению, и достигалась справедливость. Хотелось, чтобы все вокруг кричали от боли, хватались за голову, сходили с ума, но… желаний своих он боялся. Впервые в жизни он встретил будто бы родную душу, такую невинную и чистую, и, словно коршун, отбросил на нее свою огромную черную тень. Он не мог, не имел права причинить ему вреда. - Хватит, - резко оборвал свои слова Штефан, чем вызвал испуганный взгляд у падре, - на сегодня все, сын мой, - уже гораздо мягче, улыбаясь той самой, надломленно-усталой усмешкой, - завтра у нас будет сложный день, тебе нужно поспать, - ладонь в таком уже привычном жесте поглаживает его по шее и опускается на плечо, мягко надавливая, - отдыхай, mein Engel. «А я буду охранять твой сон», - думал он, внимательно наблюдая, как Кассиэль опускается вниз, устраиваясь поудобнее и кладя голову на его колени. Переведя задумчивый взгляд на пустое шоссе за окном, он запускает пальцы в его волосы, медленно перебирая темные пряди. И, знаете, ему впервые в жизни так хорошо и спокойно.